Эгоизм во благо

Лен ощущал себя странно. Все это было очень непонятным. В один момент он посчитал, что вовсе может происходить не с ним. Вечером, когда он возился на кухне, чтобы приготовить поесть Лизе и себе, в голове только вертелись слова его нового знакомого. Свобода. Понятие, которое для него было таким же невозможным, как и прошлые попытки получить ее. Он думал, что после восемнадцати все станет проще, что он нагонит свои желания, спрячет собственные амбиции, хоть чему-то научится. Но вот он. Все там же. Стоял на кухне в маленьком домике в худшем районе, какой мог сам себе представить. Он все еще был здесь, опасаясь за сестру, опасаясь за свою собственную жизнь, пока был на свободе отец. За все. Вероятно, предложение этого Гудмана было лучшим из решений, которые были у него сейчас. По привычке Лен представил все варианты событий, которые могли бы случиться. Этот парень мог оказаться прав, а мог и ошибаться. И во втором случае Лен окажется в тюрьме, а Лиза в детском доме. Будущее… Лен мотнул голову в сторону. Нет. У него был только один вопрос: он согласен пойти на эту сделку с Гудманом? Он согласен провернуть дело, подставив собственного отца и Эйтмана, чтобы освободить себя и Лизу? И если согласен… Тогда что? На утро Лен отправил сестру в школу, выслушивая ее щебетания об учительнице, девчонке, с которой она дружит, об уроке счета. Лиза только-только начала хоть как-то любить свою новую школу, только-только привыкла к ней, к одноклассникам. Лен не хотел ее лишать обычного детства, ведь у самого его не было. Отец ушел еще ночью. Он слышал, как стукнула дверь, слышал, как тот пьяно что-то прокричал пришедшему в полночь человеку, но после ушел вместе с ним. Это хорошо. Именно поэтому их утро было таким спокойным. Лиза с веселой улыбкой ушла на занятия, а Лен в голове составил свой личный план действий. Следовало зайти в бар, где он брал задания у одного знакомого вора, и отказаться от ювелирки. Если он собирался заняться экспонатом для Эйтмана, а после очистить собственное имя перед полицией, новая кража была не лучшим решением. И стоило бы сходить к самому Эйтману. Лен еще помнил, что тот предпочитал лично получать согласие от каждого, кому приходило подобное письмо «счастья». Конечно, с Ларри Снарт хотел бы встречаться в последнюю очередь. Лучшим вариантом было его отсутствие в жизни Лена до конца его дней, но правила есть правила. Преступный мир не любил, когда его законами пренебрегают. И уже потом его ждала встреча с Гудманом в том же кафе, где они вчера встретились. Лен, конечно, надеялся, что вчерашний разговор был правдой, что каждое слово его нового знакомого было настоящим и он не угодит в очередную ловушку. Лен надеялся, что у него был шанс на спасение. Как бы это ни было странным, хотя Лен за эти пару дней уже привык ощущать себя непонятно, будто в каком-то сюрреалистическом сне, но день шел спокойно. Лучше, чем вчерашний, и уж тем более лучше, чем за день до этого. Вор в баре, конечно же, удивился возврату. Обычно Лен брал мелкие кражи и возвращал процент стабильно, как отбойные часы на башне городской ратуши. Пришлось сослаться на другие дела, так, по мелочи. Знакомый окинул его в тот момент странным взглядом, но все же кивнул, напоминая, что всегда будет рад работе с одним из лучших молодых воров города. Следующим по делу шел Эйтман. И с ним все было намного сложнее. Лен не знал, как правильно подступиться к «хозяину» города. Совершенно не представлял, даже после одного случая их работы, какие слова подбираться для разговора. На пороге еще одного бара, который держал сам главарь мафии, его встретил охранник. Лен сдержанно оглядел его, заметив по привычке и спрятанный под пиджаком в кобуре пистолет, и нож, который едва заметно торчал на щиколотке. Так себе охранник, если даже такой молодой в этом деле Лен видел легко его защиту. К Эйтману его пропустили только после предъявления того самого письма «счастья», своеобразного приглашения на личную встречу с Ларри. В полутемном помещении, еще закрытом для посетителей в этот час, из людей были только приближенные к самому Эйтману. Пара головорезов у изрезанной каким-то непонятным образом стойки, пара проституток где-то в глубине бара возле бильярдного стола, да бармен, крутившийся у зеркальной стены с выпивкой. Только последний и обернулся, когда входная дверь легко щелкнула смазанными петлями. Сам Эйтман сидел за одним из столиков на кожаном сидении. Возле него, склонившись к самому уху, стоял мужчина, незнакомый Лену, хотя тот считал, что узнал уже порядком преступников в этом городе. На него подняли глаза, когда охранник подвел Лена к самому столику главаря всей этой театральной сошки. И если бы Лен так хорошо не знал подобных Эйтману преступников, он бы и правда поверил удивлению в его глазах, будто тот и не ждал его прихода. — Леонард! Какие люди! — растянулся старый хрыч в улыбке, отмахнувшись от мужчины рядом и тут же поднимаясь к самому Снарту. — Рад, рад! Ты все же пришел! Неужто мое дело тебе пришлось по душе? Лен на эти слащавые речи только поморщился. Эйтман не производил впечатление ужасного монстра, каким его описывают молодым преступникам, чтобы те боялись перейти ему дорогу. Он был низким, почти потерявшим свои когда-то темные волосы, староватым и одевался, как последний модник района. Вечные его костюмы-тройки, разноцветные галстуки и ботинки, совершенно не подходящие под вроде бы строгий в основной наряд. Когда Лен в первый раз увидел его, решил, что связался с очередным богатеем, который спит и видит, как получит желанную побрякушку, не потратив на нее свои кровные миллионы. Но вот хладнокровия этому самому богачу было не занимать. Несмотря на общий любезный вид и широкую улыбку, Эйтман мог легко проходя кому-нибудь перерезать глотку и бросить беднягу в ближайшую канаву. При этом он будет продолжать разглагольствовать о добре с каким-нибудь мальчишкой в подворотне. Вероятно, поэтому он уже получил свое звание «хозяина» Централ-сити, но от этого отношение Лена к нему не менялось. — Давайте без лишней мишуры, — спокойно бросил Лен, чуть отходя от приблизившегося к нему Эйтмана. — Я пришел сказать, что беру дело. Дайте мне две недели, и товар будет у вас. — Две недели? Леонард, родной мой, через две недели моя статуэтка укатит назад в ручки к хозяину, — разочарованно прогнусавил мужчина, задумчиво осматривая Снарта с головы до ног. — Неделю могу тебе дать. На прошлое дело тебе этого хватило, так что и в этот раз будет вполне достаточно. Вероятно, Лен на такую дурость согласился бы. Что ему стоит за пару дней изучить план музей, найти нужных людей и своровать чертов экспонат? Но вспомнился Гудман, который с улыбкой разглагольствовал о том, что сам будет делать, чтобы освободить Лена от его отца и этого мафиози. Он что-то говорил про связь с полицией. Это все не провернуть за пару дней. — Полторы недели. Прошлое дело было дрянью. Не мне вам напомнить, чем закончилось. Нужно больше времени. Эйтман почесал гладко выбритый подбородок и понимающе покивал. Возможно, он бы был согласен и на две недели, если бы Лен продолжил гнуть свою линию, но сил разбираться с этим у Снарта не было. Он хотел сохранить ту непонятную легкость, которая засела у него с утра. То странное чувство, что поселилось, когда он без отца спокойно готовил Лизу к школе, завтракал с ней и собирался по своим делам. Может, так бы выглядела его жизнь, если бы еще в совсем детском возрасте не пошла под откос. — Что же… Полторы недели, Леонард. Я на тебя рассчитываю, — одобрительно хлопнул Эйтман Лена по плечу и тут же отступил. Больше от Снарта ему ничего не нужно было. — Не подведи меня. Ты ведь все понимаешь. Он вернулся на свое прежнее место, мужчина, что возился до этого чуть поодаль с кипой бумаг, тут же подошел к Ларри и снова склонился. Эйтман вновь стал тем самым боссом мафии, который решает дела одной рукой, а другой перечеркивает людям жизнь. Лен понял, что аудиенция с ним закончена. В общем-то был этому даже рад. Часы, висящие чуть поодаль на стене возле бара, показывали половину двенадцатого. Ему стоило поторопиться на встречу с Гудманом. Лен не мог точно объяснить, откуда где-то глубоко в его груди поселилось чувство тревоги. Он знал его. Обычно оно поднимало голову перед важным делом. Лен по несколько раз мог проверять свой план, все инструменты и помощников, но тревога обычно уходила только после завершения дела. Но у этой тревоги было какое-то другое начало. Он тревожился не из-за самого дела, но из-за возможной связи с Эйтманом или собственного будущего, которого наступит, если Гудман его обманул или он просто провалится. Лен потер грудь под курткой ладонью. Тревога никогда не приходила рука об руку с каким-то восхищенным ожиданием. Он будто собирался встретиться не с парнем, о котором узнал только вчера, а с близким другом. Будто не видел его несколько лет и сейчас был рад идти на общую встречу. Что-то в этой тревоге Лену не нравилось. Она была странной. Она была… счастливой? От последней мысли Лен удивленно замер прямо перед входом в кофейню, где должен был встретиться с Гудманом. Вихристая макушка уже была заметна сразу из окна кафе. Его новый знакомый сидел за тем же столиком, где они вчера и встретились. Гудман чуть сгорбился над столом, голова будто вжималась в плечи, и от этого образа в груди Лена зародилось непонятное чувство счастья, смешанное с радостью от скорой встречи и ожиданием снова увидеть ту улыбку, от которой, казалось, сверкал весь район. Это напугало Снарта. Он не мог понять, откуда вовсе появилось это чувство. Почему с таким диким интересом он тянулся к Гудману? Они виделись только раз, Лен бы запомнил эти оленьи глаза и яркую улыбку. Такого просто невозможно было забыть. Снарту захотелось сбежать. Не впервые на его памяти, но впервые с таким ворохом чувств. Будто он не на встречу с возможным партнером по делу идет, а на настоящее свидание. Бред какой-то. Лен махнул головой, глянул на двери кафе, из которых как раз выходила темноволосая девушка с ребенком. Гудман в этот момент начал озираться, будто почувствовал, что Снарт где-то рядом, и уже через секунду эти большие глаза с радостным блеском смотрели прямо на Лена. В нескольких десятках метров от него, почти за поворотом, где толком-то невозможно было кого-то увидеть, но этот пацан заметил Лена, выхватил сразу и безошибочно. У Снарта пошел холодок по спине. Чего-то он не знает о своем новом знакомом. Что-то в нем есть, что следовало бы опасаться. Но вопреки собственным мыслям, Лен все же ступил в кафе, хлопнув за своей спиной дверями, будто закрывал на замок возможность отступить. Он не слабак и уж точно не может поддаться какой-то тревоге или еще кипе чувств, бурливших в его груди. Поэтому он уверенно подошел к столику, за которым сидел Гудман, и сразу же забрался на стул напротив него. Тодд довольно улыбнулся. Не той яркой улыбкой, которой он светил в прошлый раз, заставляя Лена каждый раз вздрагивать. На этот раз улыбка была спокойной и будто приглушенной. Она тоже нравилась Снарту, чем вызывала злость. Он совершенно не мог понять, откуда могли появиться эти чувства к какому-то мальчишке. — Я рад, что ты пришел, — как-то слишком радостно произнес Гудман, тут же поднимая руку и подзывая к ним ходившую между столиками официантку. У Лена в горле застрял комок, стоило ему услышать чужой голос. Еще вчера вечером таких чувств не было, а стоило приблизиться к Гудману, как вчерашний ворочавшийся в глубине его сознания восторг снова начал поднимать голову. Снарт провел ладонью по лицу, совершенно не заметив, как подошла к их столику девушка и как Тодд что-то быстро произнес, делая заказ. Из-за вороха своих мыслей он не слышал ни разговоров вокруг, ни даже тихой музыки из автомата чуть поодаль растянувшейся стойки. Все как-то очень гармонично сузилось на одном только Гудмане. Тот как раз закончил перебрасываться фразами с официанткой и перевел взгляд на Снарта. Лен чувствовал его взгляд. Он был как легкое касание пера к коже. И все же… какой-то бред. — Ты в порядке? — послышалось обеспокоенное со стороны Гудмана. Лен убрал руку от лица и взглянул на сидящего напротив парня. В его зеленых с прожилками коричневых всполохов глазах и правда было беспокойство. Тонкие губы парня были чуть приоткрыты, из-за чего взгляд Лена по непонятной случайности так легко скользнул по ним. — Да… — прохрипел он и тут же зашелся кашлем. — Да. В порядке. Гудман скептически приподнял бровь, но ничего не сказал. Лену было странно видеть подобное молчаливое беспокойство от почти что незнакомого ему человека, но вспоминалась мать Лизы, которая тоже, хоть и была ему чужой, но с заботой относилась к загнанному в обстоятельства ребенку. Лен тряхнул головой, отгоняя от себя бессмысленные чувства и воспоминания. Он пришел сюда разбираться с делами, а не превращаться в разнывшуюся лужу. — Я дал свое согласие Эйтману. У нас полторы недели, чтобы провернуть то, что ты задумал. Я не собирался вовсе лезть во все это, поэтому тебе стоит рассказать мне шикарный план, чтобы я не передумал. Гудман как-то странно усмехнулся, будто знал что-то о Лене, о чем он сам никогда бы не догадался. Но в ответ на слова Снарта тот только произнес: — Хорошо. Все же это ты жертвуешь своим возможным будущим. Вполне имеешь право. К их столику подошла официантка с двумя чашками кофе. Лен удивленно взглянул на придвинутое к нему латте, уже отмечая знакомый легкий запах корицы. Удивился он больше не тому, что Гудман вовсе ему заказал кофе, а то, что вместо привычного американо, которое заказывали ему знакомые, считая, что строгий и холодных Снарт пьет только его или, на худой конец, эспрессо, он увидел именно латте. Подняв взгляд на улыбающегося Гудмана, Лен выдохнул сквозь зубы. Что происходит… — Я ведь угадал? — радостно произнес этот непонятный парень со щенячьим взглядом. Лену показалось, что, прикрепи к этому недоразумению собачьи уши и хвост, последний тут же бы затарабанил по ножке стула. — Хотя, думаю, если бы не угадал, кофе оказалось бы на моей голове. Лен хмыкнул. Хорошо. Они сработаются. И плевать уже на то непонятное чувство, что угнездилось в его груди. Он умеет отлично игнорировать любые глупости, которые так любит выдавать его сердце. — Я согласился на твое дело и дал согласие Эйтману. Если ты меня кинешь… — угрожающе начал Лен, но вдруг осекся, снова натыкаясь на эту чертову улыбку. — Не беспокойся, — весело произнес Гудман, отпивая из своей чашки кофе, но тут же морщась — явно местный напиток ему не пришелся по вкусу. Лен хмыкнул в свою чашку и прикрыл глаза, когда горечь кофе прошлась по языку. Давно он не позволял себе просто на секунду замереть в этом моменте, чтобы просто выпить хотя бы кофе. Странное чувство, что разрасталось в груди, почему-то было радо простому вниманию со стороны Гудмана, да и его извечной улыбке, которую тот дарил направо и налево. Лен его не понимал… Заниматься таким делом и так спокойно улыбаться детям, пробегающим по кафе, благодарить официантку за принесенный ею десерт и дарить Лену снова и снова это завораживающее чувство спокойствия. Что же все-таки было не так? Когда они закончили обсуждать самые основы дела, за окном кофейни уже начал спускаться вечер. Часы рядом со входом четкой линией показывали шесть. Лен со странностью подумал о том, что засиделся. С Тоддом было легко. Он прост был на подъем, легко обсуждал даже самые глупые идеи и постоянно улыбался. Та пара мгновений, когда Снарт случайно касался чужой ладони рядом с салфетницей или принесенными заново чашками с кофе, казались жаркой волной, пересекающей их небольшой островок в кафе. Гудман на такие касания реагировал смущенно, чуть склонял голову к плечу, и его юркий розовый язык проходился по губам, заставляя Лена цепенеть. Сам он ощущал тот самый ком в горле, который распрямлялся тут же, когда их руки расходились. Лену стоило бы признать… Парень точно был в его вкусе. Он дал себе прочувствовать эту мысль, когда прощался с Гудманом у кофейни, договариваясь о следующей встрече в парке возле музея. Стоило бы осмотреть место, в которое им вскоре придется проникнуть. Но расставаясь с новым знакомым, Лен все время заглядывал в чужие глаза, будто пытался там что-то увидеть. Что-то, что могло бы ему подсказать ответ на столь простой вопрос: почему все это происходит? Почему он влетел, будто в стенку, в этого незнакомого ему человека? Почему его к нему тянет, будто только рядом с ним можно было ощущать спокойствие? Что происходит… Лен махнул на прощание рукой и пошел в сторону района, где располагался его дом. Пока его от кафе не скрыл стоящий неподалеку на углу банк, он постоянно ощущал между лопаток чужой обжигающий взгляд. И может, обернись он в последний момент, уйти в тот день у него не получилось бы.