Море мечтаний

      Мостовая была усыпана разбитыми авто, которые побросали люди.       Он рассекал пыльную траву. Цветастый флажок трепыхался на раме машины. Только вот он не чувствовал ветра, бьющего в лицо, что щурилось от каждого блика, брошенного солнцем в его сторону.       Эйден ждал его дома.       Дома.       Он усмехнулся.       Такое тёплое слово. Такое манящее в счастье, где тебя любят. Такое притягивающее, что машина будто сама ехала в сторону дома.       Милого дома, где его ждёт не менее милая улыбка мальчишки, что сбежал вместе с ним.       Сбежал от всего. От тянущей ответственности до ядовитой войны, что оба пытались предотвратить, желая помочь каждому, но...       В груди разрастался корень теплой лёгкости, когда колёса затормозили по мокрой траве, поросшей по всему дворику. Он тишины не слышал, но она так тихо ему нашептывала, что нужно бежать.       Он, скользя по земле, подошел к старому деревянному домику, и тогда хруст надежды породил в этом корне трещину.       Кровавые лужи, отпечатки целых рук были разбросаны по всему крыльцу. Боль с каждой секундой всё сильнее отзывалась на их попытки выдернуть всякую надежду из сердца.       Но его ноги понеслись в дом, когда он сам оставался один в тонущем счастье из колючего разочарования и такой лживой надежды.       От вида развороченного трупа, хотелось завизжать, как маленькая девочка, чтобы выплеснуть всё, но шок схватил его за вены и не давал сдвинуться с места ни ему, ни крови.       Лицо Эйдена, некогда такое детское и улыбающееся, было изуродовано красными жилками, желчными брызгами и тенью страха, который он так сильно не желал испытывать.       Он хотел сделать шаг, но трава схватила его крепче, чем Эйден стискивался в его объятиях. Его тело будто провалилось сквозь красный от ужаса пол, оказавшись в свете фиолетовых ламп.       Грудь будто сшивало самыми крепкими нитками, судороги хватали когтистыми лапами за конечности, не позволяя пошевелиться, а проевшая жизнь дорожная пыль, вылетала через каждую щель чердака и отвратно больно впивалась в кожу, в глаза, прямо в сердце, затопляя его все больше и больше Эйденом.       Мальчишка заставлял его вспоминать все свои мучения в разводах, но так ярко вливал в память каждый кошмар, что снится в ночь без него, лежащего хотя бы в другой стороне того же чердака.       Не отпускает. Проклятая дрожь не отпускает его, когда тот пытался вспомнить, как избавиться от оков фантомного страха.       Нужно поверить. Поверить в то, что Эйден жив. И он жив, потому что рация звала его.       Проглатывая хрустящую слюну, Хакон дрожащими руками прикоснулся к темному корпусу и попытался прочистить горло от дрожи.       —Да, малыш? — спросил Хакон, подавляя в себе какой-либо страх и пытаясь вернуть голосу привычный добрый тембр, который бы показал всё желание заботить и всю глубину его любви.