Птичка

Тренировка почти подходила к концу, сегодня силовая, после немного хореографии и растяжка на финал. Соня стояла, закинув ногу на станок, и легла животом на бедро, захватив стопу ладонью. В таком положении она могла провести очень много времени, не замечая потягивания мышц. Она думала о предстоящем чемпионате СССР, который должен был пройти в конце декабря. Оставалось чуть меньше двух месяцев, и она чувствовала — Сорока воспринимает их как лидеров, если все получится, они смогут поехать и на чемпионат Европы, которым она так грезила. Тренер вошла в зал мрачная, как грозовая туча. Девочки тут же начали растягиваться вдвое усерднее, хотя до этого гоняли балду, уже уставшие. Некоторые парни вообще покурить тайком выбежали, и, если бы все было нормально, Сорока заметила бы это сразу и непременно вскипела бы. Сейчас женщина окинула зал то ли рассеянным, то ли равнодушным взглядом. — Закончили тренировку, — сообщила она громко. Соня взглянула на настенные часы и удивилась: оставалось еще пятнадцать минут, не похоже это на Антонину Михайловну — в преддверие соревнований отпускать подопечных пораньше. Двери открылись, и в зал вошли незнакомые люди, одетые в кожаные плащи. От их тяжелых взглядов хотелось спрятаться, Соня выпрямилась, коротко осмотрев присутствующих, бандитов в них она узнала сразу, на преступный контингент у нее теперь был глаз наметан. Мужчины были словно на рынке и, казалось, выбирали товар, от этого мгновенно стало не по себе. — Вот, господа, мои подопечные. Есть пары. Есть одиночники. — Не, никаких пацанов. Нам только девчонок. У Сони чаще забилось сердце. Одного из них она вдруг узнала, именно он тогда на свадьбе Оли и Саши не сводил с нее глаз. В дневном свете он теперь казался ей еще более грозным, у мужчины был небольшой, но глубокий и некрасивый шрам на щеке, тонкие губы, изогнутые в неприятной полу усмешке и наглый, тяжелый взгляд, который заставлял ее сжимать плечи и сутулиться. Он вновь смотрел на нее. Когда за ними закрылись двери, Антонина Михайловна повернулась к спортсменам лицом, ее стан вновь стал твердым, ведь юные дарования смиряли ее непонимающим, взволнованным взглядом. Еще секунда, и они бы взбунтовались. — У нас заказали показательное выступление. Как вы слышали, только женское фигурное катание. Мальчики могут быть свободны на сегодня, завтра тренировка по плану. В девять утра. — Выступление сейчас? — спросила Нина, девочка-одиночница. — Да, сейчас. Идите на склад, найдите костюмы. Никто перечить тренеру не решился. Соня не завидовала тем, кому сейчас нужно было выступать перед такой сомнительной публикой. Им, порой, приходилось выступать на ледовых шоу (помимо отчетных концертов), но Сорока давала свое согласие только в крайних случаях, на самом деле она презирала подобные мероприятия, ведь они не имели к спорту никакого отношения. Это, видимо, было то самое редкое исключение из правил. — Я тебя провожу, — сказал Ваня, который, очевидно, тоже ничего хорошего в ситуации не видел. — Да, давай, — она взяла свою спортивную сумку, что лежала в углу на полу вместе с остальными. — Сурикова, куда собралась? Новикова, а ты? Остаемся все. Саша, ты тоже. — Так мы же парницы, — Юля, которая не понаслышке знала преступный мир благодаря Космосу, испугалась не на шутку. За всей его привлекательностью, шиком и льющимися рекой деньгами скрывалась огромная жестокость. Соня остановилась уже у двери и взглядом, кричащем о помощи, уставилась на тренера. Кататься на виду у этих головорезов, да еще и без Вани... Ей было страшно. — А у вас что, мало номеров? — ее голос прогремел на весь зал, развеивая все сомнения. Сороку спортсмены боялись куда больше бандитов. Но не Соня. Ей было жутко от одной мысли, чем это «показательное выступление» может закончиться. Пусть она лучше получит по шапке от тренера, чем выйдет на лед. — Быстро за костюмами. И перестаньте задавать вопросы! — Подожди меня в коридоре, — шепнула она Ване и против потока пошла к тренеру. — Антонина Михайловна! — Что, Сурикова? — она даже не повернулась к ней лицом, что-то записывая в ежедневнике, согнувшись над столом в дальнем углу зала. — Не надо нас туда отправлять, пожалуйста! Это очень плохие люди. Тренер замерла, не дописав даже слова, от испуга у Сони онемели ноги, и она будто бы вросла в пол, стараясь даже не дышать лишний раз. Антонина Михайловна медленно выпрямилась и повернулась к подопечной лицом. В ее глазах горел такой гнев, какого Сурикова прежде никогда не видела. Мысленно она попрощалась со своей карьерой. Сорока выгонит ее прямо сейчас. Точно выгонит. У Сони почти заслезились глаза. — Ты у нас что, самая умная, Сурикова? Думаешь, я не знаю, кто они такие? — ее голос заполнил собой все пространство и зазвенел у Сони в ушах. Она вся сжалась. — И именно потому что я знаю, кто они, ты сейчас подожмешь хвост и откатаешь программу! И не дай бог мне покажется, что ты халявишь — вылетишь отсюда к чертям собачьим! — Но... — Милая моя, — она вдруг качнула головой, и голос ее стал тише, а буря в серых глазах, окруженных морщинками, начала успокаиваться. — Ты уже взрослая, так что пора понять кое-что. Ты женщина в мире, которым управляют мужчины. Тебе придется подстраиваться и выживать, особенно если хочешь чего-то достичь. Они, — она указала за дверь. — Звери. Я это знаю. Но если вы сейчас не будете кататься, завтра они купят ледовый и превратят его в кабак или офис, а мы с вами останемся на улице. Это ясно? — в обычно таких строгих и холодных глазах тренера плескалось отчаяние. Соня не могла представить, что будет, если в этих стенах зазвучит иностранная попса, а в воздухе будет витать сигаретный дым, что вместо льда кто-то поставит бильярдные столы, а может, сделает танцпол, где будут происходить нелицеприятные вещи. Тем более она не могла представить, что будет, если им негде будет тренироваться, это был самый худший кошмар, это была катастрофа. Но в словах Сороки она не сомневалась — эти люди и глазом не моргнут, сделают то, что пообещали. — Ясно, — она кивнула. — И не думай, что мне происходящее нравится, — устало проговорила женщина, а перед глазами ее будто бы вновь появился пистолет, которым ей пригрозили. — Я пойду переодеваться. — Вот и молодец. Когда Соня вышла из зала, Ваня верно ждал ее в коридоре, в ответ на его вопросительный взгляд она лишь разочарованно мотнула головой. Не получилось. У Соколовского поникли плечи, парень надеялся, что ей удастся тренера переубедить, про угрозы они, конечно, даже не подумали. — Я не уйду. Парни тоже не собираются. Мы вас не дадим в обиду. Соня задумалась на мгновение, и тут решение само собой возникло в ее голове. — Ваня! — она судорожно закопошилась в сумке, достала оттуда небольшой блокнотик, куда записывала заметки, иногда номера телефонов или напоминания. — Набери вот по этому телефону, — на паре последних цифр она задумалась, кусая губы, пытаясь вспомнить точно. — Это Валеры Филатова, помнишь его? — парень кивнул. — Объясни ему ситуацию, скажи, что один из тех мужиков был на свадьбе. Он сам решит, что делать. — Уверена? — Сто процентов. И на рожон не лезьте с парнями. Кто знает, на что они способны. Все, я побежала переодеваться, — сломя голову, она понеслась по коридору. Для выступления София выбрала самый скромный свой костюм. Черный, с длинным рукавом и пришитыми на груди жемчужинками, правда, сейчас она очень жалела, что юбки у всех нарядов такие короткие и спина у нее открыта. Очень не хотелось лишний раз провоцировать братву. Волосы забрала в култышку, и когда последняя шпилька была вдета в прическу, они с Юлей, оставшиеся вдвоем в импровизированной гримерной, пересеклись взглядами в зеркале. — Это из-за нас, да? — спросила она тихо, дрожащим от страха голосом. — Ну, из-за танца на свадьбе. Зачем я только придумала всё это? — сокрушалась она. Соню начинало потряхивать от волнения. Они выиграли себе минут двадцать со всеми сборами, какова вероятность, что Ваня успеет дозвониться Филу? Она горько вздохнула, но смело расправила плечи. — Да какая уже разница? Надо работать с тем, что есть. Сейчас надо идти откатывать. — Не могу. Я их боюсь, — Юля почти плакала. Может, она видела и знала куда больше Суриковой, потому что ее страх был почти животным. Соня же все-таки старалась ограничивать свое общение с бригадой Белого после взрыва гранаты. — Я тоже боюсь. Но нам нельзя это показывать. — Они и без того знают, как нам страшно, как собаки чуют, — Новикова постаралась собраться и сжала руки в кулачки. — Сонь? Они причинят нам боль, как думаешь? Соне не было суждено ответить, дверь в комнату открылась, и в проходе появился мужчина. Тот самый, со шрамом на лице. Сурикова вжалась в стул, у Юли задрожали губы. Он спокойным взглядом осмотрел комнату, и губы его тронула улыбка. Некрасивая, косоватая. Мужчина словно наслаждался своим превосходством и силой. — Привет, девчонки. Рад снова вас видеть. — Здравствуйте, — лучше было его не злить. Он сделал шаг вперед, сосредоточив свой взгляд на Соне. Она побоялась отвести взгляд, как боялась дышать, говорить, двигаться. — Ты еще краше, чем на свадьбе, звездочка, — он остановился прямо около нее. — Меня зовут Кот. Алексей Котов. — Соня, — неожиданно твердо ответила она, хотя колени ее тряслись. Пульс отдавался у нее в висках, мешая думать. Был ли шанс сбежать, можно ли было в случае чего звать на помощь? — Встань, я на тебя погляжу, — он взял ее за плечи и буквально заставил подняться. — Я не музейный экспонат, чтобы на меня глядеть, — вырвалось у нее. Соня сама себя испугалась и готова была сама себе по губам надавать, Юле казалось, что она сейчас потеряет сознание. Но Кот лишь усмехнулся. Его все это забавляло. — Музеи — это скучно, звездочка. Но то, что ты — произведение искусства — это не обсуждается. Он коснулся ее лица сухими пальцами, Соня дернулась инстинктивно, на лице ее отразилось отвращение, но Кот не дал ей увернуться, ухватил за руку. — Отпустите ее! — Юля шагнула в их сторону, сама еще не понимая, что будет делать, но мужчина второй рукой достал из кармана пистолет. Сначала он наставил его на Новикову, та застыла на месте. Затем холодное дуло уперлось Соне ниже ребер. Она, конечно, перестала вырываться. — Хорошая девочка. Не шевелись. Он медленно отпустил ее руку, Соня не посмела двигаться. Кот довольно улыбнулся, провел все-таки пальцами по нежной коже, коснулся пухлых губ, затем повел ниже, по шее, груди, животу. У Сони в глазах застыли слезы, она смотрела куда-то вверх, в потолок, и лампочка слепила ее. Это было так страшно, так унизительно, так мерзко. Но дуло пистолета упиралось в нее, а жить по-прежнему хотелось, и она молчала, не шевелясь. Когда его рука забралась под юбку, двери вновь распахнулись. — Девочки. На лед, — Сорока видела, что происходит, и сейчас это было единственное, чем она могла помочь. Он замер, и его пальцы на ее бедре тоже. — Увидимся позже, звездочка, — Кот улыбнулся и сделал неохотный шаг назад, а затем вовсе покинул комнату. Соня, казалось, впервые за все это время вдохнула. Закрыв рот рукой, чтобы не закричать от удушающего страха и не доставлять ему еще больше удовольствия, она медленно опустилась на стул и закрыла лицо руками. Юля коснулась ее плеча в поддерживающем жесте, но Сурикова лишь дернулась. Ей не хотелось, чтобы кто-то трогал ее. Тем более успокаивал. Она не хотела плакать на людях, а слезы сдавили горло. — Надо идти. — Я лучше умру, — она подняла на тренера горящие ненавистью глаза. Внутри словно открылось какое-то второе дыхание, страх отступил, и настоящий гнев теперь кипел в ее груди, и, казалось, вместо крови тек по ее венам. — Умрешь точно, если не выйдешь, — строго проговорила тренер. — Если будешь слушать, что они говорят, есть шанс выжить. Она молча кивнула головой в сторону выхода и, развернувшись на пятках, пошла в сторону льда. Сюсюкать сейчас не имело смысла, Соня должна была сама принять решение, тренер как никто другой знала ее характер. — Идем, Сонь. Давай, вставай, — ласково проговорила Юля. — Если что убьем его потом его же пушкой. Как бы она этого хотела... Она точно смогла бы нажать на курок. И не сожалела бы об этом. Она чувствовала себя такой грязной, жалкой, беспомощной и противной, что убийство точно не сделало бы ее хуже. Соня подняла на нее взгляд, подумала несколько секунд, а затем, сжав челюсти, поднялась на ноги. В молчании они последовали за тренером. Программу выступлений Сорока выбрала небольшую, ее настоятельно «попросили» не затягивать, в конце концов, все это шоу было нужно лишь чтобы рассмотреть девочек в деле. Зрителей ожидало по произвольной программе от одиночниц, потом общий танец парниц. Соня коротко оглядела мужчин, что сидели на трибунах. В руках у них была какая-то еда в больших пластиковых тарелках, по зрительским креслам расставлен алкоголь. Глядя на девочек, они указывали пальцем, как в зоопарке, переговаривались, смеялись. Соня чувствовала себя девочкой на трассе, кровь у нее в жилах с новой силой закипела от злости. Именно такой. Разозленной, как фурия, она и вышла на лед. Глаза ее горели неистовым огнем, казалось, она может убить одним этим взглядом. Девочки выстроились в позиции, в шахматном порядке. Заиграла симфоническая версия знаменитой песни группы «Кино — Кукушка». Музыка эта всегда вызывала у Сони мурашки, а в голове настойчиво крутились слова «если есть порох — дай огня». И она заскользила по льду, воображая себя этим самым огнем, который может выжечь здесь все дотла. Со стороны даже ничего не понимающему в фигурном катании человеку было ясно, какой сложный этот номер в плане постановки. Девочкам нужно было выполнять сложнейшие элементы на близком расстоянии (они были словно бойцы в одном полку), но не задевая друг друга, и при этом делать все максимально синхронно, чтобы композиция со стороны смотрелась как единое целое. Именно поэтому для номера взяли парниц — они умели ориентироваться на партнера, а значит, могли и друг на друга. Сейчас даже не приходилось вживаться в роль, они словно играли самих себя. Соня по крайней мере чувствовала себя на перепутье, как и герой песни. В городе мне жить или на выселках, Камнем лежать или гореть звездой? Танец этот показывал таланты каждой, и у каждой была своя минута славы. Слава эта им сейчас, однако, совсем не была нужна. Словно калейдоскоп, они кружили по льду на огромных скоростях, сменяя позиции в прыжках, меняясь местами друг с другом. Мир вокруг тоже неумолимо менялся. Игнорировать эти изменения было невозможно, под него приходилось подстраиваться. Мало кто остался в светлой памяти, В трезвом уме, да с твердой рукой в строю. Двойной аксель. Чисто. Они с Юлей и Сашей приземлись на лед синхронно, в одно мгновение. От лезвий конька отлетал снег, Соня сильно разогналась. На подкорке сознания, хотя она и была сосредоточена на программе, она хотела упасть. Пусть лучше ее увезут отсюда на скорой, только бы никто не трогал ее больше. Тройной сальхов и лутц в каскаде. Чисто. — У тебя губа не дура, — Кот даже не понял, кто ему это сказал, он не отрывал взгляда от блондинки в черном костюме, сжимая кулаки, представляя ее волосы меж своих пальцев. Еще на свадьбе она запала в душу. Алексей не мог из головы ее выкинуть, да и подружка ее ему понравилась. Не зря он приехал поздравить Белого с днем свадьбы. Такое сокровище откопал. — Еще бы, — он усмехнулся. Все девочки выстроились как-то вокруг, выполняя несложные элементы, которые не отвлекали от Сони. Оттолкнувшись ото льда, она закрутилась вокруг своей оси, выгнувшись в пояснице, назад, затем вбок, ухватилась за лезвие пальцами и начала медленно выпрямлять ногу вверх. Соня крутилась на льду, подобно фарфоровой фигурке из музыкальной шкатулки, только с сумасшедшей скоростью. Фигуристки заскользили по льду в позе ласточки, затем разъехались кто куда, сжимая руки в кулаки, как пелось в песне. Соня оглядела трибуны тяжелым взглядом и на самом верху увидела знакомое лицо. Это был Саша. За спиной его стояли Витя, Валера и Космос, еще позади высокие и крепкие парни, которых в бригадах называли быками. Она, едва не закричав от счастья, с облегчением выдохнула. Успели. Девочки, продолжая держать руки над головами с сжатыми в кулаки, вернулись на те же позиции, что и в самом начале, но затем грациозно расправили пальцы и медленно опустились на лед, словно смерть настигла их. Музыка стихла. Соня тяжело дышала, лежа на льду. Он приятно холодил щеку, приводя мысли в порядок, а вот легкие жгло от нехватки кислорода. По ледовому прошлась волна хилых, ленивых аплодисментов. Когда она поднялась на ноги, они с девочками синхронно поклонились и быстро поехали к выходу, надеясь сбежать, пока не началось. Дальше все происходило слишком быстро. Саша спускался вниз с трибун, тяжелым взглядом обводя ледовый, подсчитывая, сколько тут народа и каким может быть исход, она сделала шаг со льда, за руку ее тут же кто-то грубо схватил. Кот не привык фамильярничать, он привык брать, что хотел. Она инстинктивно дернулась, но его пальцы сжали кожу до острой боли, словно в детстве, когда соседский мальчишка впервые сделал Соне «крапивку». Только сейчас это было вовсе не так невинно. — Отпусти, — присутствие Белого придало смелости, хотя в горле застыл ком, а внутри вспыхнули те же ощущение, что она испытала в раздевалке. Больше его касаний она не переживет, не сможет. — Ты еще не поняла, звездочка? Ты идешь со мной. Выпьем, познакомимся поближе. Их с девочками окружили, буквально взяли в кольцо. Одиночницы испуганно отходили назад, но их ждала только холодная стена, а с передовой наступали громилы в кожаных куртках. Всеобщая женская паника только сильнее заводила. — Не так быстро, Кот, — голос Саши прозвучал вежливо, но в нем было столько стали, столько скрытой угрозы, что даже Соня нервно сглотнула. — Отпусти девчонок, давай поговорим. Рука выше локтя горела огнем, сильные пальцы не отпускали. Белов на нее не смотрел, смиряя взглядом мужчину, что держал ее как куклу. Появление ребят резко разрушило планы и посеяло среди присутствующих легкое волнение. Они начали переглядываться, тщетно пытаясь понять, что делать. Все девочки, кроме Сони, пойманной в плен, когда их оставили без внимания, стали собираться вместе за спиной тренера. — Белый, — он улыбнулся тонкими губами. — И ты тут? — Тут, как не тут. Я спорт очень люблю. — И я вот полюбил, — он окинул взглядом Соню, огромных усилий ей стоило не зажмуриться от страха и отвращения, однако ее всю трясло, и он, несомненно, это чувствовал. — Ой как полюбил. А ты делись, Саш, не жадничай. Нехорошо такую красоту прятать. У всех уже чесались кулаки, Фил, стоявший позади всех, держал руку на пушке. Однако никто ничего не предпринимал. Белый перед входом дал команду — без разрешения не влезать в драку, а тем более в перестрелку. Слишком много могло быть невинных жертв, а пострадает Соня — Оля ему не простит. — Девчонку отпусти, Кот, если проблем не хочешь. — Это что за проблемы ты мне устроишь, Белый? — А ты узнавать не хочешь. Она — моя семья, ты в курсах? — Ну так не жена же. Жена вот — святое. — Давай это без девочек обсудим. Холодно им тут, не жалко красоту такую морозить? Кот тоже понимал, что если начнется — дело не обойдется малой кровью. Он был готов выслушать предложение Саши, который, очевидно, за эту девчонку тоже много чего интересного был готов отдать. — А если ты меня не переубедишь — что? — Заберешь. — И ее? — он коснулся щеки Сони свободной рукой в притворно ласковом жесте, Космос дернулся вперед, но Витя удержал его на месте, крепко ухватив за плечо. Сурикова почти теряла сознание от страха, ее жутко тошнило, а сердце бешено колотилось, отдаваясь в висках. До нее, признаться, не до конца доходил даже смысл слов, что они произносили. — И ее, — недовольно отозвался Саша, понимая, что выхода у него сейчас нет. Главное было вывести девчонок из ледового, а дальше двигаться по ситуации. На край перестрелять всех к чертовой матери. Кот медленно разжал пальцы. Она тут же отшатнулась в сторону, едва держась на тонких лезвиях и в сознании. — На улицу идите, — спокойно сказал Саша, коротко и без эмоций взглянув на Соню. Ей хотелось броситься ему на шею, но она понимала, сейчас надо собраться. Девушка коротко кивнула и, обернувшись на испуганного тренера, качнула головой в сторону выхода. Толпа девушек в коротких костюмах быстро прошла к выходу, а едва они оказались за защитной стеной из бригады Белого, Сурикова и вовсе побежала, а все последовали ее примеру. Осенний ветер с примесью дождя ударил в лицо, но она еще никогда не была так счастлива. Легкие, однако, все равно сдавило, несмотря на свежий воздух. Это слезы душили напуганную до ужаса девушку, но она почему-то не смогла заплакать. К ней подбежал Ваня и все остальные парни. Он заключил Соню в объятия и объяснил, что им было велено их увести в безопасное место, и прямо в коньках они все вместе быстро зашагали на соседнюю улицу, в старую булочную. Ваня сел перед ней на корточки и сам заботливо расшнуровал коньки, у Сони не было сил даже разговаривать, тяжелый камень так и лежал на душе и весил, кажется, тонну. Сорока всем заказала чай с лимоном и московские булки с сахаром. Сегодня было можно. Даже нужно. Тайком она прослезилась, отойдя в дамскую комнату. Слезы эти были от непринятия собственной слабости. Оттого, что не смогла сама их защитить своих девочек, оттого, что едва все не кончилось катастрофой. Никто вопросов не задавал. Никто ничего не говорил. Булочная погрузилась в тревожную тишину, нарушаемую лишь тихими звуками радио и едва слышным прихлебыванием горячего чая. Колокольчик на двери громко брякнул, без стеснения нарушив успокаивающее и такое нужное сейчас молчание. Соня испуганно повернула голову к двери, она знала — если там Кот, она будет драться. Чем придется. Кулаками, ножами, лезвиями коньков. Пусть она лучше умрет, пусть он пустит ей пулю в лоб, но она не сдастся в его лапы просто так. — Космос! — завизжала Юля, первая осознав, что все кончилось хорошо, и в слезах бросилась в его растерянные объятия. Серо-голубые глаза Холмогорова, однако, искали другую. С облегчением громко выдохнув, Соня поднялась со стула на дрожащих ногах и тут же оказалась в крепких руках Саши. Она уткнулась лбом в его плечо и крепко зажмурилась, почему-то продолжая бороться со слезами. Легкие отторгали кислород, она вцепилась в Белова обеими руками и едва не впивалась ему в кожу ногтями, словно ее могли насильно оторвать от него сейчас. Соня не верила, что все закончилось, таким бесконечным был ее ужас. Ее всю трясло, и Белый принялся осторожно растирать ей спину руками, чтобы согреть, хотя он и понимал, конечно, это вовсе не от холода. — Испугалась, маленькая. — Саша… — прошептала она тихо и тут же смолкла, не найдя в себе силы продолжить. — Я знаю, знаю. Все хорошо, Сонечка, — Саша насильно приподнял ее голову за подбородок, и его теплые ладони легли на ее щеки, он буквально гипнотизировал ее, не давая отвернуться. — Они больше не придут, я обещаю. Ты в безопасности. Поняла? Она сдавленно кивнула. — Вот и славно, — он вновь обнял ее, на этот раз поглаживая по голове. — Ты умница, все правильно сделала, ты всех спасла. Соня даже думать не могла о том, что могло бы случиться. Это вызывало рвотные позывы, от этого слабели ноги. Они стояли так несколько минут, пока она хотя бы отдаленно не начала приходить в себя, а Фил с Пчелой тем временем успокаивали обезумевших фигуристок, объясняя, что никто их не тронет, что все закончилось. — Теперь ответь мне, — Саша накинул ей на плечи свой плащ. — Он тебе что-то сделал? Ей было стыдно говорить об этом с кем-либо, даже Оле она не смогла бы признаться, не говоря уже о Белове. Жуткое ощущение чужих пальцев на своем лице и теле вновь сковало ее. Как позорно. Грязно. Низко. Девушка застыла, как статуя. — Сонь, нам ты можешь сказать, — Пчёлкин стоял у Саши за спиной. Она коротко взглянула на него и отрицательно качнула головой. — Не успел. — Уверена? — Да. Уверена. Саша пронзительно взглянул на нее, надеясь, в случае чего, вычислить ложь. Она кивнула для верности, убеждая в своей честности. — Хорошо. Идем, заберем твои вещи, — задумчиво проговорил он. — Завтра выходной, — объявила Сорока. — Всем выспаться. За что Белов уважал Соню — она не задавала лишних вопросов. Как, почему, что? Ничего такого. Он сказал — всё позади. Значит всё позади. Сама Сурикова просто не хотела знать. Надо было смыть с себя этот ужас и поскорее его забыть. Она планировала запереть память об этом дне на самом дне своего сознания и никогда не открывать замок. Уже когда они забрали из ледового ее вещи и садились в машину, она сказала только: — Оле не говори. Саша кивнул.