Птичка

Первая пара тренировок после случившегося давалась Соне тяжело, выйти на лед уже казалось подвигом, девушка буквально переламывала себе хребет каждый раз, зашнуровывая коньки, а на трибунах нет-нет, да искала посторонний тяжелый взгляд. Появился необъяснимый страх падений (который обычно ликвидируется еще в детстве, ведь тебе нечего делать в фигурном катании, если боишься разбить коленки об лед), и как назло, она постоянно падала. При прыжках, при поддержках, да даже просто набирая скорость глупо могла поскользнуться. Тренер особо не наседала, знала, что просто нужно время. Через пару недель эмоции поутихли немного, и жизнь пошла своим чередом. Соня занималась с учителем английским языком, бегала на тренировки, иногда уезжала на пару дней из Москвы к бабушке, чтобы передохнуть. Впереди был чемпионат СССР, работа предстояла напряженная. Однажды поздним вечером она сидела на кухне у Оли и попивала чай с мятой, пока сестра перемывала посуду. Ужин давно остыл на плите, а благоверного муженька сестры все еще не было дома. Спрашивать о том, как протекает замужняя жизнь, Соня не стала, не хотела без спроса лезть ей в душу. Оля тоже молчала, как партизан. С одной стороны, ей хотелось выговориться, наконец, хоть кому-то рассказать, как ей сейчас сложно, пожаловаться, что Саша ее не слышит, не советуется, делает все так, как сам решит. В ее понимании семья — это общие решения, но права голоса у нее не было. Оле нужен был совет, и кто как не Соня мог его дать... С другой стороны, Соня предупреждала ее еще тогда, когда Белов только надел на ее безымянный пальчик увесистое помолволчное кольцо. И все случилось ровно так, как предрекала сестра: ее жизнь стала полна опасности, страха, эгоизма и непонимания. Расскажи она сейчас все, что накопилось на душе — пришлось бы признавать Сонину правоту. Этого делать она, может и по-детски, но совсем не хотела. Соня украдкой посмотрела на Олю, на то, как она ссутулила плечи, на то, как опущены уголки ее губ. Ей и представить было сложно, какая это скука смертная — сидеть в четырех стенах, да варить борщи, которые никто не ест, тем более в квартире, где она чуть не погибла. Словно почувствовав считывающий взгляд сестры, Оля обернулась: — Что? — Ничего, — быстро ответила младшая. Оставалось только руки поднять, да сдаться. Оля вздохнула и бросила губку в раковину. — Ну скажи-скажи, Сонь. Мне, может, надо это услышать. Соня знала: хоть Оля и сама просит, любое неверное слово может до ссоры довести, а ругаться у нее совсем не было настроения. Девушка тоже вздохнула и осторожно поставила чашку на блюдце. — Мне кажется, тебе надо чем-то заняться, — максимально тактично выразилась она. — А то в четырех стенах стухнуть можно. Или постареть раньше времени. — Чем, Сонь? Чем заняться? Ты же знаешь про распределение, нет у меня таланта. В школу идти преподавать? Не хочу. Я играть хочу, а не уговаривать сопляков скрипку взять в руки. — Да че ты слушаешь этого старого хрыча? — голос ее обрел стальные нотки. — Он кто? Паганини? Нет. Он сам просто препод, да еще и родом из средневековья, точно считает, что играть на большой сцене могут одни мужики. А мир-то меняется! Оля улыбнулась горячности сестры. Она-то вот не привыкла мирится со словом «нет» и всегда шла напролом. Ей отказывали — она упрямо стучалась в закрытые двери, пока их, в итоге, не отворяли перед ней. К Сороке она попала точно так же, та ее сначала отбрила, даже не удосужившись посмотреть, на что девочка способна. Не хотела брать под шефство чужого воспитанника, но Соня не сдалась, каждый день торчала у ледового, даже школу прогуливала, только бы помозолить тренеру глаза. А ей было тогда всего пятнадцать лет. Теперь она у Антонины Михайловны была фавориткой и главной ее надеждой на золотую медаль. Оля, отчасти привыкнув, что за нее все решает Саша и все проблемы тоже на нем, действительно сдалась слишком быстро. Да и любовь тогда перед свадьбой совсем застелила ей глаза. Теперь же, оказавшись один на один с бытом, она действительно чувствовала, как затухает с каждым днем. — Ну распределением-то он заведует. Да и время уже потеряно, — она пожала плечами. — Оль, ну что, на сцену путей мало? У тебя же наверняка знакомства какие-то есть. По папиным записным книжкам можно пошариться, мало ли что. И тут Оля вспомнила про своего однокурсника, вполне талантливого и пробивного парня, который еще и был в нее в свое время влюблен. Сейчас у него, кажется, была своя небольшая группа. Глаза ее загорелись. Вот это уже было похоже на план действий. Соня, сразу заметив перемену в сестре, улыбнулась. Оля распрямила плечики, и на щеках у нее заиграли ямочки. — Виталику позвоним. Соня знать не знала, кто такой Виталик: — Отлично! Звоним Виталику. — Пойдем-ка, сестра, поможешь коробки с нотами разобрать, — она точно помнила, что номер его телефона был написан на одной из нотных грамот. За этим занятием их и застал Саша, вернувшись домой уже около одиннадцати. Встретил его звонкий девичий смех, доносившейся откуда-то из спальни, Белый был в глубине души рад, что Соня сегодня у них гостит, по крайней мере, не придется объясняться где он был, с кем он был, что делал, да скандалить из-за ремонта. За обоями он опять не заехал. — Привет, девчонки. — Привет. Оля впервые за долгое время была расслаблена и, казалось даже, счастлива. Это его порадовало. Наконец, все вставало на свои места. — А вы что? Играть собрались на ночь глядя? — он кивнул на сотни листочков с нотами, разбросанных по кровати и полу. — Соседей помучить, да тебя, милый муж, — весело отозвалась Оля. Саша улыбнулся. Первое время он еще притворялся, что любит музыку, сейчас свое отношение к ней показывал честно. Ску-ко-та. Ну не его это. Белый был простым парнем с района, там никто симфонические концерты не слушал. Но если жене нравится — пусть. — Ужинать будешь? — Буду. — Хорошо, идем, — они все втроем переместились на кухню. Соня вела себя скромнее обычного, особо ничего не говорила, а вот Оля наоборот, как-то излишне воодушевленно. Что тут у них произошло, Саша еще не догадывался. — Ты у нас ночуешь, Сонь? — Не, домой поеду. — Поздно уже. — Автобусы ходят еще. Тем более у вас спать особо негде, — один раз пришлось остаться, и Сурикова в восторге не осталась. Саша спал в гостиной на каком-то матрасе, они с Олей в их спальне. Спать с сестрой было наказанием еще с самого детства, добровольно обрекать себя на это снова она не хотела. — Надо было тебе сразу сказать, что уедешь. Пчёла на машине меня докинул, моя-то в ремонте. Тебя бы тоже довез, по пути. — Он, может, еще у подъезда? — Оля выглянула в окно. При упоминании жужжащего насекомого, у Сони внутри вдруг что-то перевернулось. Она даже вздрогнула слегка, не ожидая такой реакции от своего тела. По коже прошла волна мурашек, и она спрятала обнаженные руки под стол, чтобы никто не заметил гусиной кожи. — Там? — спросил Саша. — Нет, пусто. Уехал уже. Она тихо сделала глубокий вдох, стараясь успокоить сердце, что часто забилось о грудную клетку. София часто вспоминала тот вечер, его хриплый грудной смех, порой двусмысленные шуточки, которые, однако, заставляли ее улыбаться, а самое главное — то чувство безопасности и уюта, которые он дарил. По груди всегда разливалось приятное тепло, а щеки сами собой розовели, когда она думала о его голубых глазах. Соня не осознавала, даже не позволяла себе думать об этом, но робкие нежные чувства поселились у нее в сердце и медленно, словно первые весенние росточки, стремящиеся к солнцу, пробивались сквозь промерзшую землю.

***

Этот ноябрьский день выдался относительно теплым, небо было ясным, асфальт абсолютно сухим, и о том, что наступила глубокая осень, напоминали только голые ветви деревьев, что поскрипывали на ветру. Соня отпросилась с тренировки пораньше. Сорока пригрозила ей пальцем, до чемпионата оставался месяц, но на день рождения сестры все-таки отпустила. — Спасибо большое, Антонина Михайловна, завтра в семь утра как штык! — И попробуй только опоздать или с похмелья мучиться. — Я ж не пью. — Знаю я ваши «не пью». Ты меня, Сурикова, услышала! Довольная, она попрощалась с Ваней и побежала в раздевалку. У Сони с собой сегодня был едва ли не целый чемодан. Косметика, расческа, брючный костюм черного цвета, сапожки на каблуках (отмечали сие событие они в ресторане в центре Москвы, выглядеть нужно было соответствующе), подарок для Оли, а еще надо было успеть заскочить за цветами и постараться не опоздать к началу торжества. Все спортивные принадлежности девушка оставила в шкафчике в раздевалке, в том числе и коньки, с которыми старалась не расставаться, но везти их через весь город в ресторан, потом домой, а утром снова сюда, было непрактично. Волосы после култышки удачно рассыпались легкими волнами по ее плечам, она только брызнула их лаком для верности, и, слегка подкрасившись, Соня облачилась в свой модный брючный костюм. Не так давно она посмотрела фильм «Красотка» и была так поражена стилем главной героини, что немедленно, взяв под локоть сестру, отправилась по магазинам в поисках похожих нарядов. Красного костюма, как у Джулии Робертс, Соня не нашла, но черный тоже смотрелся отлично, а особенно с красной помадой, что покрывала сейчас ее красивые губы. — Не как на свидание собралась, Птичка? — Ваня специально поджидал ее у выхода из ледового. В руках у него был стакан с газировкой из автомата. — Какое такое свидание? — сердце у нее как-то предательски задрожало, ее словно поймали на месте преступления, но ведь она ничего плохого не делала… Просто красиво оделась для фешенебельного места. Точно не для Вити Пчёлкина. — Ну не для Оли же ты так наряжаешься. — Самый умный что ли, Соколовский? Мог просто комплимент сделать. — С каких пор это ты комплименты принимать начала? — он хохотнул. Соня закатила глаза. — Ладно. У меня для тебя классная новость. — Какая? — До ресторана поедешь не на старом трясущемся автобусе, а как полагается настоящей леди — с личным водителем, — Ваня гордо достал из кармана брюк звенящие ключи на большом увесистом брелке. — Ванька! — воскликнула она, рассмеявшись, но не сразу поверила своим глазам. — Машина? Настоящая? Не гонишь!? — Не гоню, — он рассмеялся в ответ. — Поздравляю! — она кинулась на шею партнеру и радостно завизжала ему в ухо. Ваня только шире заулыбался, теперь заветная покупка стала еще ценнее. — А ты чего молчишь, как партизан? — А я красиво хотел, — он крутанул кольцо от брелка на пальце. — Ну уж получилось… Показывай давай ласточку свою! — Соня потянула его на улицу, переполненная нескрываемым воодушевлением. — Не Мерс, конечно, но тоже неплохо… — ему было немного стыдно, у Сони теперь водились влиятельные знакомства, и деньги у этой компании в кошельках были совсем другие, не как у рядовых советских парней их лет, поэтому он чувствовал себя немного скованно, хотя деньги на эту машину заработал честным трудом, ни копейки не взял ни у родителей, ни у друзей. Соня его даже не слушала, водила пальчиками по новенькому москвичу красного цвета, обходя его со всех сторон, восторженно улыбаясь. Ваня давно хотел машину, а теперь мечта сбылась, а Сурикова ой как хорошо умела радоваться за других. В особенности за друзей. И неважно ей было, что это за машина, да пусть хоть ржавая чугунная ванна с колесами. — Круто… Первая. Своя. Ты молодец, Сокол. Горжусь! — Чемпионат выиграем, я тебя кататься научу. — Честно? — Честно! Она радостно захлопала в ладоши. Водить ей всегда хотелось, она ненавидела толпы в общественном транспорте, а если Ваня научит, глядишь и она на машину подкопит. Только если перестанет тратить деньги на наряды... — Ладно, поехали, а то опоздаешь. Соня довольно прыгнула в новенькую машину, вдыхая запах непрокуренного салона, и тут же потянулась к клаксону, он издал громкий, душераздирающий звук, и девушка довольно заерзала на своем кресле. Ваня усмехнулся. Несмотря на свою взрослость по некоторым вопросам, на совсем не детскую волю к победе, Соня еще оставалась шаловливой, в чем-то даже наивной девочкой, и было в этом непреодолимое очарование. Ваня, пусть и всегда чувствовал себя даже больше братом, чем другом или напарником, видел, как очарование это неумолимо действует на парней вокруг. — За цветами еще заедем? — Заедем. Ваня домчал Соню до центра как раз вовремя. С цветами и подарком наперевес, девушка зашла в шикарно обставленный ресторан, где к ней все обращались на «вы» и встречали едва ли не как английскую королеву. Внутри было немного народу, ведь на дворе стоял вечер среды. На Оле было красивое блестящее платье с длинным рукавом, но достаточно короткое, что позволяло любоваться ее длинными, стройными ногами. Почти все гости уже собрались, бабушка придирчиво оглядывала все вокруг, Сашина мама сидели с тетей за столом и восторгались обстановкой, а подружки вчитывались в меню, надеясь хорошенько поужинать за счет респектабельного мужа Оленьки. Не хватало, собственно, только самого Саши и его верных друзей, которые тоже были приглашены. — С днем рождения, систер! — Соня поцеловала сестру тихонько, чтобы не оставить следов от помады, а затем вручила подарок. Это был новенький патефон, который она еле дотащила. Восторгу Оли не было предела, она радостно распаковывала яркую коробку, попискивая от эмоций. — Сонька! Это же мечта… — Знаю… Старалась. — Спасибо, сестреныш, — она в ответ обняла ее и тоже осторожно чмокнула в щеку, затем стерев небольшой след от блеска ребром ладони, зашептала: — Сашиной машины там не видно было? — Нет. Опаздывают уже, — она взглянула на наручные часы. Оля тяжело вздохнула. — Случилось что-то? — на самом деле Соня сразу поняла, что в раю переполох, когда не увидела Сашу в зале ресторана. Не похоже это было на него, домой на ужин он мог опоздать, но не на мероприятие, куда приглашена Елизавета Андреевна. Ей он все старался понравиться и относился с максимальным уважением к пронырливой старушке. — Долго рассказывать, потом, — Белова расправила плечи и выдавила из себя улыбку. — Надо развлекать гостей. Саша с пацанами заявились через полчаса, когда на столе уже поменялись первые блюда. Заявились, правда, шикарно. Белый нес такой огромный букет роз, что его за ним почти не было видно, и Оля расплылась в улыбке, хотя и злилась на него, ведь знала — это месть за выступление в кабаке. — С днем рождения, жена, — он вручил ей букет и поцеловал в щеку. — Основной подарок чуть попозже, — он погладил ее по спине. — Спасибо, муж, — нежно, но все же с неким укором ответила Оля. Кос, Фил и Пчёла несли надувные шары, да в таком количестве, что на них можно было улететь, Соня радостно заерзала на стуле. Красота… — С днем рождения, Оленька! Так получилось, что среди женщин, они вчетвером были единственными мужчинами за праздничным столом. Это, безусловно, льстило, ведь все внимание было приковано к ним. Космос галантно разливал дамам горькую, не стесняясь наполнять рюмки прямо до краев. Соня пила шампанское, но совсем немного, помня наставления Сороки перед ее уходом. Холмогоров на девушку был зол, и чтобы не сорваться, даже не смотрел в ее сторону, особенно краем глаза заметив, что Витя сидит неподалеку от нее. Как пара они, однако, себя не вели. Гремели тосты, истории из детства, юности, Саша рассказал, как увидел Олю впервые, как влюбился, и девочки за столом, как одна, кроме Сони, прослезились. Дальше разговоры во всех частях стола стали разниться, кто музыку обсуждал, кто политику, кто детство. — Сонюшка, что у тебя за костюмчик? — спросила бабушка. — Дорогой? — Да не очень, по скидке взяла, — соврала девушка. Деньги на него даже пришлось занять у Оли. Она отдаст, конечно, после соревнований — точно. — Как у кинозвезды, — она покачала головой и осторожно пощупала дорогую ткань. — Красивый. — Внучка у вас натуральная кинозвезда, — поддел Пчёла, сидевший по привычке рядом с глубоко уважаемой старушкой. Соня злобно зыркнула на него и качнула головой недовольно, бабушку лучше было не заводить. Витя, оставшийся к ее эмоциям равнодушным, лишь довольно улыбнулся и подмигнул девушке. — Конечно, — Елизавета Андреевна вкрадчиво кивнула. — Спортсменка. Красавица. И умница. Только вот упрямая жутко. — Чему же упрямится этот ангел, Елизавета Андреевна? — тоном своего голоса намекая, что Соня далеко не ангел, вежливо спросил Витя. Бабушка этого, конечно, не заметила. — Ничему, — отрезала Соня. Не его это было дело. — Учиться не хочет идти, — ответила женщина, вновь с многозначительным укором взглянув на Соню. Она еще надеялась, что общество на нее повлияет, и внучка подаст все-таки документы хотя бы на вечернее. — Да ну? Какой кошмар… — театрально вздохнул Пчёлкин. — Девушка без высшего образования нынче неудел. — И я ей о том же! Вот закончит она на льду своем прыгать. А дальше что? Не профессия это. Не профессия. — Сам-то больно ученый? — Соня сморщилась, доказывать бабушке в сотый раз, что спортсмен — это очень даже профессия, она уже не хотела. До тошноты надоказывалась, все без толку. — Бабуль, вздыхает он, а сам школу-то поди не закончил. — Он-то закончил. На выпускном так наклюкался на радостях, что всю ночь над унитазом кряхтел, — рассмеялся Белый. Пацаны поддержали. Хорошее было время, счастливое. Это был первый в жизни Пчёлкина дорогой коньяк. Вечера того, как и коньяка, он особо не помнил. Соня прыснула со смеху и довольно приподняла брови, взглянув на Витю. — Ну-ка, назови мне… — она задумалась. — Первый закон термодинамики. — По физике у нас Кос. Да, Кос? — Да-да, — угрюмо отозвался Холмогоров. Никто, однако не обратил внимания, все следили за перепалкой в левой части стола. — Ммм… Значит, знания тоже в унитазе прокряхтел? Витя недовольно повел головой. — А сама-то можешь назвать? — Легко. Космос, проверяй. Она немного задумалась. Не так-то это было и легко, спросила первое, что пришло в голову, а с физикой у нее не лучшие были отношения. — Давай-ка, давай, — подначивал Пчёла, отвлекая. — Мы ждем, — Соня вновь недовольно зыркнула на него, но, собравшись с мыслями, все-таки решила заговорить, в надежде, что дальше память не подведет. — Количество теплоты, сообщённое системе... Равно сумме работы газа против внешних сил и изменения внутренней энергии системы. Правильно? Космос кивнул, хотя совсем ему не хотелось в это встревать. Она победно улыбнулась. — А как пишется слово… — Витя задумался. — Человеконенавистничество. Соня без ошибок произнесла его по буквам. — Переосвидетельствоваться, субстанционализироваться, интернационализироваться, — он назвал, пожалуй, одни из самых сложных, что смог вспомнить. Она, скрипя мозгом, ответила верно. Пчёла в русском был силен, но тут было не докопаться. — Видишь, бабуль, я и без высшего образования любого выскочку на место поставлю, — сделав акцент на слове «выскочка», она довольно улыбнулась, прищурив взгляд. Теперь, когда в ее сердце Витя Пчёлкин вызывал какие-то странные, ни на что непохожие чувства, которые, безусловно, пугали, задеть его хотелось куда сильнее. — А ты не пререкайся, а послушай умного человека, Сонечка. Диплом надо получить, — Елизавета Андреевна, однако, была непреклонна. — Надо, Сонечка, надо, — подытожил он. Пчёлкин сидел довольный, как кот, объевшийся сметаны. Ему всё шутки, а тема эта была щепетильная, и бабушка никак не унималась, поднимая ее снова и снова. Ей-то было не понять, что высшее образование в СССР в настоящее время вообще перестало цениться, а вот Витя знал это точно. Сурикова нервно вздохнула. — А умный человек сам поучиться не хочет? Гранит науки не по зубам, так хоть манерам, например, ну или как язык за зубами держать, когда его не спрашивают? Витя рассмеялся, изогнув губы, явно оценив ее колкий маневр с гранитом науки. Но Пчёлу было не задеть, не вывести, он на провокации никогда не велся. По крайней мере не показывал этого. — София. Тш. Так в приличном обществе не разговаривают, — шикнула бабушка, окончательно вставая на сторону некогда столь ненавистного Пчёлкина. — Да-да, София, — он вновь пробовал на вкус ее имя, в голосе его еще звучали нотки смеха. — Вам бы самой манерам поучиться. Она вскипела. Отчасти в шутку, отчасти нет. Щеки ее слегка порозовели. — Я тебе такие манеры покажу… Жук полосатый, — она пригрозила ему кулаком, и Витины глаза вдруг загорелись. Он едва не рассмеялся в голос, пораженный тем, что за картинка пронеслась молнией в его голове. Он вспомнил! Вспомнил, где ее видел перед их официальным знакомством! Этим он обязательно ее подколет. Чуть позже, когда придет время. Когда взрослая часть приглашенных уехала по домам, девочки заполнили танцпол, а парни вышли на улицу покурить и проветриться, Соня подсела к Оле. — Все хорошо? Оля вздохнула. — С переменным успехом. — Тост красивый сказал. Все вон сопли на кулак намотали. — Это он умеет… — она покачала головой, поглаживая пальчиками новое бриллиантовое колье, что блестело на тонкой шее. Это и было основным подарком мужа на день рождения. — Представляешь, поехала я выступать с группой Виталика. И из всех ресторанов Москвы, Саша и его… — Оля долго подбирала слово. — Коллеги. Выбрали именно мой. — Да ну? — Соня почти рассмеялась, представив обозленное лицо Саши, он ведь не любил, когда что-то делают без его ведома, а тут такое (что, если не это могло поставить его на место по мнению Суриковой). Но встретив недовольный взгляд сестры, она спрятала улыбку. — И что? Морду Виталику расквасил? — Нет. Меня чуть ли не проституткой назвал, денег в шляпу кинул. Потом демонстративно уехал, забрав с собой всю ораву. Дома не ночевал. Разговариваем теперь через раз. — Ну дела… — протянула Соня. — Что думаешь делать? — Да не знаю я. Бросить все это хочется. Не могу я, когда дома такая атмосфера. Люблю я его, понимаешь? Что любит, Соня понимала. Не понимала только, почему это должно мешать всему остальному: карьере, целям, мечтам в конце концов. — А выступать-то тебе как? Понравилось? — Очень… Я и пела, представляешь? Соло! Соня закивала. Парни вошли в зал, по-хозяйски оглядываясь. Во всем ресторане у них сегодня были самые красивые и самые благородные спутницы: все-таки не девочки на ночь, а настоящие музыканты и фигуристка в придачу. Взгляд Пчёлы зацепился за Олю и Соню, они за столом остались вдвоем и о чем-то шушукались, не обращая внимания ни на громкую музыку, ни на происходящее вокруг в целом. В душе у него полный кавардак творился. Запретные чувства сжирали изнутри, совесть не давала покоя. Как смотреть другу в глаза, когда влюблен в его жену? Разве это честно? Разве это по-братски? Ничерта подобного. Но убить в себе это он не мог, не получалось, как ни старался. А старался сильно. Другими женщинами глушил. Алкоголем. Деньгами. Властью. Только все бесполезно. Значит, мало женщин, мало алкоголя, мало денег, мало власти. Нужно было больше. К этому Витя и стремился так отчаянно. И пока Пчёла борьбу проигрывал, свое общение с Ольгой Беловой он сводил на минимум. Ради брата. Но мысли о ней не давали покоя, она ему снилось, виделась среди прохожих, это было похоже на манию, на сумасшествие, на одержимость. Своей красотой, добротой, легкостью, верностью, смелостью (выйти замуж за такого человека как Белый требовало смелости, пойти ему наперекор, как она недавно — тем более) она влюбляла в себя всё сильнее, не было второй такой на этом свете. Или была… С Соней вот он об Оле забывал. Лишь иногда она ему ее напоминала, и сердце молодого человека тревожно замирало, но в целом… С ней мозги лихорадочно работали о другом. Генерировали остроумные и колкие фразы, откапывали ответы на ее сложные вопросы. Она заставляла думать. Заставляла сердце чаще биться. С ней кровь кипела под кожей, вот как сегодня, и Вите это нравилось. Нравился этот азарт, нравилось ощущение, что он вот-вот проиграет, ведь соперника судьба ему подкинула сильного. Он не показывал, но она единственная из женщин могла его вывести из себя. Почему так? Он не знал. — Извините, девушка, можно вас пригласить на танец? — Соню от диалога с сестрой оторвал молодой человек, галантно протянувший ей руку. Она подняла на него голову и удивленно вскинула брови. Было странно, что выбор пал на нее, не на Олю. По крайней мере, Соне так показалось. Она как-то и забыла совсем, что у сестры на пальце красовалось кольцо, а в ресторане все видели, кто ее муж. Забыла она и о том, что сама давно не уступала ей в красоте. — Да, — она пожала плечами. — Можно, — девушка смело вложила в его теплую ладонь свою руку. Оля довольно заулыбалась, глядя на вполне себе гармоничную пару. Молодой человек был хорош собой. Высокий, темноволосый, при костюме и явно при хорошем статусе. — Что за человечек? — Саша сел на место Сони и хмуро окинул взглядом танцующих. Сурикова-младшая и незнакомец мило беседовали во время танца, она даже улыбалась, что было для нее редкостью, обычно ей нужно было время, чтобы узнать человека получше. Сейчас девушка явно кокетничала, чем вызывала недовольство большей половины бригадиров. У каждого по разным причинам. — Не знаю, — она пожала плечами. — Подошел, пригласил. Она красивая, свободная девушка. И уже взрослая. Нам пора привыкать к толпам ухажеров. — Соньку так просто не проймешь, — уверенно заявил Валера, открывающий бутылочку водки. — Отвечаю. Так, мастерство оттачивает. — Пусть оттачивает. — Не завидуешь ли ты, Оленька? — поддел Белый, вновь вспоминая ей выкрутасы с выступлениями в кабаках. — Может, тоже поотачивать хочешь? — Я пойду потанцую, пожалуй, — Валера тут же ретировался, почувствовав, что пахнет жареным. — А у меня отточено. Можешь не сомневаться, милый, — сладким голосом, полным яда, парировала Оля. Белый улыбнулся, однако в глазах его горел яростный огонь. Ой не нравились ему настроения жены, ой не нравились. Саше мозги ело «министерство добрых дел», и ело знатно: поставили его раком, и деться некуда. Решать проблемы с женой вообще в его планы не входило, а Оля бунтовала. Белый такое не любил, но все же, будучи умным человеком, понимал, почему она себя так ведет. Саша покачал головой, волевым решением заставляя себя остыть. Не мог он ее потерять. Любил слишком. Если делает ее счастливой музыка в кабаках — ну пусть. Но только хера этого он на место должен поставить, чтобы даже не думал подкатывать к ней свои яйца. — Дуреха ты, Олька, — с какой-то непередаваемой любовью и нежностью вдруг сказал он, хотя секунду назад голову хотел ей открутить, ну честно. Нежность в его голосе мигом отозвалась в ее груди приятным щемлением. Льды таяли. Она смущенно опустила глаза. — Когда репетиция у тебя? — спросил он, заправляя волосы ей за ухо. — Завтра. — Завтра… Заберу тебя, ладно? — он придвинулся ближе и осторожно поцеловал ее в мочку. Оля хихикнула, сжавшись. Щекотно. Молодой человек продолжил, касаясь губами ее скул, подбородка. — Ладно? — Ладно… Забери, — по-девичьи капризно ответила она, хотя улыбалась. Сердце ее затрепетало, когда Саша, приподняв ее голову за подбородок, наконец, поцеловал ее в губы. Сопротивляться она не могла и не хотела, тут же потянулась вперед, отвечая на поцелуй. И ничего ей было не надо: ни музыки, ни сцены. Только бы Саша целовал ее вот так.