Птичка

Соня не то что вышла, вылетела из ледового дворца, с силой хлопнув дверью. С козырька над крыльцом даже посыпался снег, такую сильную вибрацию создала разозленная спортсменка. Космос, иронично наблюдавший за этой картиной, усмехнулся и привстал с капота машины, выбросив в сугроб недокуренную сигарету. Опять что-то у нее неладно. — Привет чемпионам, — прокричал он. София обернулась на знакомый голос, удивленно вскинула брови и надула губы еще сильнее прежнего. За Юлькой приехал, наверное, жених. Хотелось сплюнуть на пол горькую слюну от негодования, что вдруг колыхнулось в груди. — Ну чё стоишь там? Давай сюда. — Мне домой надо! — соврала она, не сделав к нему ни шага. Никуда ей было не надо, просто видеть она никого не хотела и разговаривать тоже. — Какой домой!? — возмутился Космос и всплеснул руками. — Ты че, мать, сегодня какой день? — мысленно Соня начала вспоминать дату или хотя бы день недели, после соревнований все совсем смешалось в кучу, и недели летели только так. Но восстановить цепочку событий все-таки удалось. Двадцать пятое декабря. Сурикова легонько хлопнула себя ладошкой по лбу и, опустив плечи, пошла все-таки в сторону Холмогорова. Отбой ее планам провести остаток дня в одиночестве и тишине — они с Космосом вытянули короткие спички в общем споре, и именно на их долю выпала закупка продуктов для праздничного стола на новый год. — Ну, наконец-то. Че хмурая такая? — Ниче, — буркнула она, пройдя мимо него, и даже на него не взглянув. — Поехали, — ничего больше не сказав, она села на переднее сидение его новенького мерседеса и, насупившись, уставилась вперед. — Я тебе не личный водитель, не командуй, — так же холодно проговорил Космос, когда сел за руль. Она удивленно взглянула на него, он вызывающе ответил ей тем же. — И не хлопай дверями так, не в танке. Было бы под руками что-то тяжелое, Соня непременно огрела бы его по голове. Кровь и без колкостей Холмогорова кипела под кожей, у Суриковой сегодня буквально был худший день из всех худших дней, а тут еще он со своими претензиями. — Ну и едь один, — она дернулась к дверной ручке, но Холмогоров удержал ее, с силой надавив ей на коленку, тем самым заставив сидеть на месте. — Что? — Сиди. — Ты тоже не командуй! — Так, Сурикова. У меня тоже был не самый лучший день в году, не лезь под горячую руку, я тебя по-хорошему прошу, — он отпустил ее, Соня больше не шевелилась, на удивление прислушавшись к его словам. На самом деле она где-то на краю своего воспаленного сознания подумала, что лучше будет поехать с ним. По крайней мере это могло помочь отвлечься от ее большой драмы, что делать с которой она пока не понимала. Главное, чтобы он вопросов не задавал. Космос завел мотор своей новой любимицы и включил музыку негромко. — Сам не лезь под горячую руку, — ну не могла она за ним оставить последнее слово, гадости сами рвались из ее рта, и даже если бы Соня хотела, вряд ли смогла бы себя сдержать. Холмогоров закатил глаза, выезжая с парковки. — Харе огрызаться, — проворчал он, и, хотя не показывал этого, немного расслабился, ведь рядом с ней его собственные проблемы как-то магическим образом меркли. — Что случилось? — Сигареты есть? — София проигнорировала вопрос. Он показал ей фигу: — Обойдешься. На этот раз пришла Сонина очередь закатывать глаза. — А у тебя что случилось? В ответ Космос тоже промолчал. Она еще несколько секунд прожигала его тяжелым взглядом, но, так ничего и не добившись, пожала плечами и показательно отвернулась от него к окну. Он едва заметно улыбнулся, довольный собой. Соня взбодрилась немного, в большей степени потому что Холмогоров покатал ее по магазину прямо внутри тележки. Она звонко хохотала, держась за бортики, и во время очередного крутого поворота они едва не врезались в полку с шампанским. Парень затормозил буквально в паре сантиметров от десятка стеклянных бутылок, что могли уже лететь Суриковой на голову. — Ёпстудэй, Космосила! — сердце у нее ушло в пятки, она застыла внутри тележки, вцепившись в нее пальцами до побеления костяшек, вытаращив глаза. — Сори, занесло, — Космос быстро отошел, хотя сам тоже успел испугаться, и рассмеялся. — Ещё или вылезаешь? — он предупредительно откатил тележку назад, а затем в шутку двинул вперед, ближе к стеллажу. Соня вскрикнула. — Вылезаю! — она нервно хихикнула, когда первый страх отступил. — Помоги-ка, — София подала ему руку, Космос осторожно потянул ее на себя, девушка поднялась на ноги внутри тележки, а затем молодой человек вытащил ее оттуда прямо на руках, мягко опустив на землю. Она заботливо поправила ему ворот пальто с истинно женской нежностью, которая появлялась внутри нее совершенно естественно по мере взросления. У Космоса внутри все перевернулось, когда она подняла на него глаза и провела ладонью по его груди, смахивая пылинки. Соня ему улыбнулась и, ничего не сказав, пошла меж рядов, достав из кармана шубки список продуктов, написанный Олей. — Вам Сорока отдохнуть-то даст? — Две тренировки перед новым годом стоит. Потом третьего числа, — она заметно помрачнела, но Кос был занят утрамбовыванием покупок (гастроном они буквально опустошили) в багажник машины и не смотрел на нее. Космос присвистнул. — Маловато. А на олимпиаду-то едешь? Мы хотели сразу после нового года в Ялту махнуть, но ты, наверное, вся в работе. Соня опустила голову, глаза зажгли непрошеные слезы. Не услышав ответа, Космос повернулся к девушке, что стояла, опустив плечи, так по-детски водя носком сапога по снегу. Сурикова шмыгнула носом, чувствуя на себе его вопросительный взгляд. — Не еду, — поборов дрожь в голосе, четко проговорила она. Часто заморгав, она отогнала слезы и смело подняла подбородок. — Комиссия приняла решение, что я еще слишком юна и могу не выдержать эмоционального напряжения. — Это что за бред? Соня пожала плечами. Едва она услышала вердикт, что пришел по почте этим утром, внутри все рухнуло. Сладкий вкус победы на чемпионате СССР стал резко горьким, и победа эта совершенно обесценилась. Разочарование разлилось по груди, слезы зажгли ей глаза, от обиды хотелось кричать. Все мечты рухнули из-за одной бумажки, запечатанной в конверт. И только смирение Соколовского не дало ей открыть рот и начать спорить. Он, как более опытный спортсмен знал, что даже Сорока повлиять на происходящее не сможет, хотя и сам был уверен, что после их более чем успешного выступления, путевка в Альбервиль им была обеспечена. Наверху, однако, решили иначе. — Да это нечестно! Дискриминация! — загремел Космос. Она подняла на него глаза, в которых отражалась обида, но в то же время, казалось бы, такие неуместные сейчас смешинки. Приятно было, конечно, что он так серьезно отнесся к ее беде. — Слушай, давай-ка я позвоню кому надо, и… — С УМА СОШЕЛ!? — она резко замотала головой. — Попробуй только! — Соня знала, он не шутит и не хвастает своими связями. Возьмет, и начнет провода обрывать, и ведь дозвонится! — А что такое-то? — он нахмурился. Космос вот не видел ничего такого в том, чтобы восстановить справедливость, используя свое новоиспеченное положение. Да и не похоже это было на Соню, обычно она боролась до последнего, а тут очень быстро смирилась. У нее, правда, были на это свои причины. — Решение уже принято. И если его вдруг чудесным образом изменят, все сразу поймут из-за кого. Меня тогда вообще уважать перестанут, слухи быстро распространяются, — она вздохнула. — Так что, пожалуйста, ничего не делай. Космос прислонился к багажнику авто и задумчиво взглянул вдаль. — То есть, это типа не по понятиям? — для верности переспросил он. Соня грустно улыбнулась. — Да. Типа не по понятиям. — А олимпиады тебя лишать — по понятиям? — он заметно успокоился, но, очевидно, смириться с происходящим никак не мог. Он протянул ей все-таки сигарету, видимо, посчитав, что ситуация действительно позволяет. София с наслаждением прикурила, ловко щелкнув зажигалкой. — Сорока сказала так бывает, — Соня пристроилась рядом и выпустила изо рта дым. — Я разозлилась сначала и расстроилась, а потом подумала — да пофиг. В Европу-то еду, надеру там всем зад, они еще пожалеют, что меня не отобрали! И, в конце, концов, Игры-то не последние. Успею еще, — отчасти она повторяла Ванины слова, в которых и нашла главное свое утешение. Космос усмехнулся и кивнул, затягиваясь. Зря он подумал, что Соня сдалась. Нет, все так же держалась молодцом, просто эмоции поубавила, а мозги, наоборот, включила. — Это точно, — он, чтобы приободрить, осторожно задел ее плечом, Сурикова действительно улыбнулась и кивнула в знак того, что под колеса прыгать не собирается. — А кто едет? Она иронично на него взглянула. Несложно было догадаться. — Да все звёзды чемпионата. — Юлька тоже, значит? — на чемпионате СССР они с партнером взяли бронзу. Соню, это, конечно, жутко раздражало. Новикова быстро зазнается, и их временному перемирию, скорее всего, официально придет конец. К тому же, это тоже та еще несправедливость, Юля старше ее всего на два года, но никого это не смущает. — Не обрадовала что ли еще? Холмогоров отрицательно качнул головой. — Да мы типа разошлись, — неохотно ответил он. Сурикова вопросительно приподняла брови, задавая немой вопрос. Космос выбросил сигарету в снег и выпрямился, затем кивнул ей на машину, призывая тем самым забираться внутрь, с ней делиться он ничем не собирался, конечно же. Соня его решение приняла, и пусть ей было жутко интересно, что у них там произошло с Новиковой, расспрашивать не стала, не ее это было дело. Однако, несмотря на то, что она четко понимала, что отношения Юли и Космоса никак ее не касаются, внутри у нее разлилось приятное чувство удовлетворения. Сама того не осознавая, девушка очень обрадовалась этому разрыву. — Тебя домой? — А до бабушки довезешь? Сто лет у нее не была. По зимним дорогам ехать было ой как непросто и ой как долго. Сурикова его решила проверить: согласится или отмажется. К тому же, с Космосом ей было не так грустно из-за олимпиады, хотелось побыть с ним еще немного, может это и было эгоистично, но ведь у него всегда был шанс отказаться — она бы дуться не стала. Соня, конечно, не подозревала, что Холморогов вряд ли смог бы ей сказать «нет», даже если бы очень захотел. Имела она над ним какую-то необъяснимую власть, бороться с которой он пока не научился. — Довезу, — без раздумий ответил молодой человек. Она улыбнулась ему и сделала музыку погромче, развязывая на шее шарф и устраиваясь поудобнее перед долгой дорогой. Космос был благодарен ей за то, что не задавала лишних вопросов, хотя несомненно польстил ему интерес, который он рассмотрел в ее голубых глазах. С Юлей они в самом деле разошлись из-за ерунды, вернее, Холмогоров просто особо не переживал по этому поводу, ведь изначально не относился ко всему этому серьезно, пусть и привязался к ней в какой-то мере. А она… Хотела замуж. Вполне объяснимое желание, учитывая, насколько сильно она была в него влюблена и то, что они с Космосом были вместе уже почти год. Девушка затребовала знакомство с родителями, и если до ссоры он планировал позвать ее на новый год в дом отца, после тут же передумал. Они разругались, она собрала вещи и ушла. Он препятствовать не стал. Ничего такого, с Соней он мог бы поделиться этим, она посмеялась бы просто, ну или пристыдила его для приличия, но… С ней и без того в последнее время все было сложно. Космос и объяснить-то себе не мог, в какой момент, почему, как все это случилось. Просто видел ее, а мысли в разные стороны, хоть стой, хоть падай, а внутри все сжималось до боли, но это было. И желудок делал сальто. Или как там у них в фигурном катании называются все эти перевороты… Он успокаивал себя, конечно, что это все потому что она для него недоступна. Вот если бы он ее заполучил — забыл бы на следующий день. Как рукой бы сняло. Верилось ему в это слабо, но не признаваться же себе, что безответно влюблен? Его, однако, словно знобило в ее присутствии, хотя внешне он никогда этого не показывал, старался отстраняться. Это тоже не всегда выходило. К ней тянуло, как магнитом. Он жутко ее ревновал, не мог забыть ей той ночи, когда приехал с медведем и простоял под окнами, как дурак, пока она там была с его другом. Пчёла продолжал гулять по бабам, Соня никак своей симпатии к нему не показывала, что там у них происходило — никто знать не знал, но что-то точно происходило — Космос чувствовал. А напрямую спросить не мог. Ни у него. Ни у нее, тем более. Вот такая эмоциональная мясорубка. Конечно, ему выгодно было оставаться с Юлей. Он отвлекался с ней. Она его любила. Его одного. Ему это нравилось. Это было приятно. — А что делать будем в новый год? — спросила она вдруг, прерывая поток его мыслей. Они как раз встали в пробку, которая казалась бесконечной. Час-пик, предновогодняя суета, это явно было надолго. В молчании сидеть не хотелось. — Как что? Фестивалить до утра, — оторваться хотелось жуть как. Взрослая жизнь подкидывала проблем и забот каждый день. А когда, если не в новогоднюю ночь забыть обо всем, да напиться хорошенько. — Ага. Это вы умеете. — Да и вы. Все помнят, как ты у Оли с Саней на свадьбе отжигала. Соня фыркнула. — Я между прочим сестру спасала. Вогнали всех в депрессию своим «ведь я ваш брат, я человек», — она закатила глаза. — Она чуть не ревела, вот и пришлось в тамаду играть. — Из-за мамы? — спросил он вдруг серьезно. Соня повернулась к нему, как-то испугавшись такого личного вопроса. Его серо-голубые глаза по-доброму смотрели на нее, но настаивать на разговоре по душам он не хотел. — Если не секрет. — Да нет, не секрет, — она неуверенно пожала плечами. Космос, конечно, и без того знал, что у них с Олей нет родителей, что ей было скрывать. — Да. Из-за мамы. Оля грустит без нее очень. — А ты? — он удивлялся тому, как ловко она избегала тем о своих чувствах, о своих переживаниях, о своих бедах. Все ее считали взбалмошной, импульсивной, твердолобой, но, если разобраться, Соня всегда думала о других. О своих близких в первую очередь, порой даже в ущерб себе. С ответом она не спешила. Задумалась. Но не над тем, грустит она или нет, здесь все было очевидно, а над тем, с чего бы вдруг Космос решил ей в душу забраться, хотя сам не пускал ее в свою (Соня и подумать не могла, как он боялся, что, если впустит, она ему все там разбередит пуще прежнего). Однако она вдруг поняла, что ему доверяет, и совсем не хочет играть в я тебе — ты мне. — Грущу, конечно, — тихо ответила Соня. — У них с Олей просто была какая-то особая связь, поэтому ей тяжелее все далось. Холмогоров был не согласен. Хоть он и не знал родителей Суриковых, не знал толком и саму Олю, почему-то был уверен — дело вовсе не в «особой связи», ведь судя по тому, с каким трепетом Соня относится к семье, у них с мамой тоже была эта самая связь. — Ты просто сильнее. Без обид. — Мне не обидно, — ей и вправду было приятно это слышать от Космоса. Соне нравилось быть сильной, самостоятельной, пробивной, и нравилось, когда это замечали другие. Замечали и принимали ее такой. — Мы могли бы тоже погибнуть тогда вместе с ними, — сказала она вдруг. Как-то само вырвалось, но Соня, на удивление, не пожалела об этом, хотя прежде никогда, ни одной живой душе об этом не рассказывала. — Они должны были ехать на гастроли в Баку и собирались нас взять с собой, но я на сборах подцепила грипп, приехала с температурой под сорок, тут же заразила Олю. Мы обе слегли, и остались дома с бабушкой. А они там, — у нее чуть перехватило дыхание, но она вздохнула, собралась с мыслями и договорила: — Попали в аварию. Слетели с моста. Бабушка тогда сказала, что Бог отвел. Мы бы точно были с ними в машине, и неизвестно, чем бы все кончилось. Космос покачал головой. — Мне очень жаль, — в этих словах было столько простой человеческой искренности, что боль, которая всколыхнулась в ее душе на несколько мгновений, начала утихать, как по волшебству. Космос и Соня смотрели друг на друга, не отрываясь, и без слов друг друга понимали. В его душе ведь тоже была такая же рана. — В такие моменты и правда веришь во что-то… Ну, там, — он поднял глаза наверх. Она кивнула. С образом Космоса такие мысли совсем не вязались, но он ведь тоже потерял маму, а когда из жизни уходит дорогой тебе человек всегда хочется надеяться, что он рядом, несмотря ни на что. Хочется верить, что смерть — это не конец. — Я думаю, что они за нами присматривают. — Понимаю. Она прикусила губу и отвернулась, опустив взгляд на свои сжатые в замок от волнения руки. Вопрос рвался из груди, но она не решилась его задать, при всей своей смелости, Соня не смогла, струсила. Космос улыбнулся уголками губ, раскусив ее, хоть улыбка эта и была очень грустной. — Она заболела. Рак. Врачи не смогли помочь, даже заграничные. Сгорела за полгода. Девушка сглотнула ком, что встал вдруг в горле, затем вновь подняла подбородок и нашла в себе силы взглянуть на Холмогорова. Его спасло только то, что пробка чуть оживилась, и он уставился на дорогу, слишком сильно сжав рукой руль. Встреться он с ней глазами сейчас, возможно, сам бы прослезился. Что-то совсем необычное и необъяснимое происходило между ними сегодня. — Сколько тебе было? — Восемь. Еще младше, чем была Соня, когда все случилось. Она качнула головой неопределенно, а когда автомобиль снова встал, (хотя Холмогоров и упрямо смотрел вдаль, пряча от нее свои эмоции, как ему казалось, для мужчины недопустимые), осторожно коснулась его руки и сжала ее в знак поддержки. Кос от неожиданности едва не дернулся всем телом, искоса он опустил взгляд на их руки, по коже его словно прошлись электрические заряды. У нее были тонкие изящные пальцы, такие нежные, красивые. Хотелось сплести их со своими, но он не стал, конечно. Как при всей своей шероховатости, иногда даже грубости, Соне удавалось за секунду перевоплощаться, становиться такой ласковой, заботливой, такой женственной? И где она была настоящая? Космос не понимал. Он взглянул на нее мимолетно и кивнул, поблагодарив. Знал, что она это очень искренне, потому что понимает его, как никто другой. Соня осторожно переместила обе ручки к себе на колени и вздохнула. Чувствовала она себя странно. Как-то слишком умиротворенно, учитывая, какую щепетильную тему они задели. От этой откровенности не хотелось сбежать, оказывается, доверять кому-то совсем не страшно. Она улыбнулась тихонечко своим мыслям. — Хочешь зайти? — спросила она, когда он припарковался по привычке чуть поодаль от ее дома. Увидев удивление в глазах Космоса, она добавила тут же: — Ты голодный, наверное, полдня потратили на эти магазины. У бабушки точно есть что-нибудь вкусненькое. В желудке у Космоса действительно было пусто, а дома его не ждал ни ужин, ни… Да вообще ничего. Он согласился, не раздумывая. Елизавета Андреевна очень гостям обрадовалась, тут же суетливо начала накрывать на стол, запретив Соне себе помогать. Привела раз в сто лет молодого человека — пусть его и развлекает. Бабушка даже не расстроилась, что он тоже бандит, ситуация была, по ее мнению, патовая — внучку надо было срочно сватать, а то с этим спортом можно и старой девой остаться, а зная Сонин характер, она уж и не надеялась на этом пороге встретить еще одного жениха. Холмогоров был, конечно, неумолимо очарователен. За дамами за столом ухаживал, сделал комплименты и дому, и его хозяйке, разумеется. Рассказывал и про своего папу-профессора, и про то, как в детстве на пианино играл, да книжки умные в юности читал. Ну золото, а не парень. Как же все бригадиры стелились перед бабулей… Соня хихикала про себя, но внешне никак это не показывала. — Молодой человек, Вы пирог с вишневым джемом будете? — строго спросила бабушка. — Буду, Елизавета Андреевна. — Славно, — Космос заработал себе еще один плюсик, не уважала бабуля тех, кто отказывался от пирогов, еще и с вишней. — Сонюшка, поставь-ка чайник. Собрав грязные тарелки со стола, Сурикова переместилась на кухню, где захлопотала над чаем. Бабушка вскоре к ней присоединилась и достала из холодильника свой фирменный пирог из песочного теста, где сначала шел слой из вкусного творожного крема, а затем из самодельного вишневого джема. — Что это ты гостя оставила, бабуль? Невежливо, — полным сарказма голосом произнесла Соня, не сдержав лукавой улыбки. Бабушка зыркнула на нее недовольно и достала из ящика нож. — Чашки достань красивые. С золотой каёмочкой, — сказала она командирским голосом, а затем продолжила заметно тише: — Вот будешь такой занозой, замуж никогда не выйдешь, помяни мое слово, — словно подтверждая свои слова, Елизавета Андреевна рассекла в воздухе острым лезвием и с укором покачала головой. — Замуж? — она прыснула, послушно доставая из подвесного шкафчика парадный чайный сервиз, хотя они вполне могли попить и из обычного, он тоже был довольно симпатичный. — За кого? За Космоса что ли? — За Космоса. Это пока он на тебя вот так смотрит, — как именно, Соня не поняла, бабушка занялась пирогом, разрезая его на ровные кусочки. — А не дай бог поймет, что у тебя за характер, и все, ищи-свищи. Сбежит и будет прав. Хитрее надо быть, Сонечка, хитрее. — Как он там смотрит? — она все подначивала, продолжая нервировать бабулю нарочно. Для Сони все слова Елизаветы Андреевны были такой глупостью, всерьез этот разговор она не воспринимала, конечно. — Как-как, — проворчала бабушка, затем, однако распрямила плечи и взглянула на внучку с заговорщической улыбкой. — Как твой дед на меня в молодости, — она дернула тонкими бровями, и словно это было вчера, вспомнила, как ее милый, любимый Вова смотрел на нее. Да, определенно, это был тот самый взгляд. Соня искренне рассмеялась и покачала головой. Ну напридумывает же себе… — А что ты смеешься? Я была ой какая хорошенькая. Все вот говорят: Сонька в маму, Сонька в маму. А я-то знаю: в меня. Она приобняла бабулю, чмокнув ее в щеку. — Я не над этим смеюсь! Ты у меня самая красивая. И была, и есть. — Ой, лиса, ой, лиса, — бабушка покачала головой. — А к молодому человеку присмотрись, вон какой статный, вежливый, из положительной семьи. — Ба, ну не выдумывай, — она мотнула головой и недовольно нахмурила брови. Ее просто хотят выдать замуж поскорее, бабушка в своем времени застряла, а сейчас и в двадцать пять можно семью заводить, не страшно, только Елизавете Андреевне всё кажется, что время поджимает. Соня и на минуту не могла подумать, что у Космоса к ней какие-то чувства. На плите засвистел чайник. — Всё, неси пирог, чай будем пить.