Птичка

В воздух взлетали бокалы с шампанским, стол ломился от еды, которую женская половина населения усердно готовила с самого утра, благо на дом они вызвали парикмахера и теперь сияли, как звезды на небосклоне, одна другой краше. И несмотря на то, что пару дней назад страна, в которой ребята родились и выросли, развалилась, погребая под своими руинами их золотое детство и беззаботную юность, сегодня был настоящий праздник. Новый год, все-таки, святое дело для русского человека, и никакие катаклизмы ему не помеха. Часов в десять вечера в дверь позвонили, Соня оглядела всех за столом и удивилась. Вроде все на месте. Здесь и мама Саши с его тетей Катей, и их с Олей бабушка, и самые близкие Олины подружки, все бригадиры, самые близкие братки, Тома… Юрий Ростиславович пошел открывать, мало ли, кто с кафедры заехал поздравить. Шум и веселье продолжилось за столом, Холмогоров-старший быстро вернулся, и вернулся не один, а в компании Юли Новиковой, одетой в симпатичное платье в горошек. У Космоса челюсть почти отвисла, а его уже бывшая девушка стояла в проходе, улыбаясь, как ни в чем не бывало, в руках держа огромную тарелку с салатом, который принесла из дома. — Девушка говорит, что к тебе, сын, — чувствуя небольшую неловкость, проговорил Юрий Ростиславович. Он про Юлю и знать не знал, видел, что она все около сына крутилась на свадьбе у Саши, но даже не подумал, что здесь что-то серьезное. — Всех с новым годом, — Юля смотрела, однако, только на Холмогорова, что был заметно растерян. — С новым годом, — зашумели в ответ за столом. Кос покосился быстро на Соню, она с интересом и иронией взглянула на него, чуть улыбнувшись уголками губ. Вот такие вот расставания нынче интересные, а главное, окончательные. Юлю она здесь видеть не хотела, но никак не показала своего расстройства, скрыв его за маской любопытства. Витя, уже изрядно подвыпивший коньяка, в этот момент, как всегда так удачно оказавшись рядом с ней, коснулся ее руки своей. — Сонечка, а ты какое желание загадаешь? — спросил он, смотря только на ее красивые губы, покрытые сегодня перламутровой розовой помадой. София осторожно вытащила свою ладонь из-под его, сжав пальчики в кулак. — Так нельзя говорить, Витенька, не сбудется же, — в тон ему, с приторной ласковостью проговорила она. Кос взбесился мгновенно. Зачем она вообще ему разрешает себя трогать? Он вздохнул как-то обреченно, замахнул рюмашку, что держал до этого в руках и подошел к Юле вплотную. — Идем-ка, поговорим наедине, — Космос для себя все уже решил. С Новиковой всё. У них разный интерес, он никогда ей не даст того, что она хочет. Девок полно, найдет кем утешиться. Но сейчас, увидев Соню с Витей вместе, все перевернулось как-то. Пусть Юля побудет при нем сегодня. Чтобы спокойнее было. — Идем, — она поставила салат на край стола и вышла вслед за Космосом из переполненной людьми гостиной. — Ой. Молодежь… — довольно проговорила Катя, хлопнув в ладоши. — Ну! За любовь! — Вот! Я любовь загадаю, — тут же включился Пчёлкин, поворачиваясь к Суриковой всем корпусом, он придвинул свой стул ближе к ней. Она, хмуря брови, провожала взглядом Юлю и Космоса, но, услышав бархатный голос Вити у самого уха, осторожно перевела на него взгляд. Сердце ее дрогнуло. Слишком близко. У него было теплое дыхание, оно скользило по ее коже, и сердце у нее предупредительно сжалось. От Вити приятно пахло парфюмом и немного алкоголем, он смотрел на нее, не моргая, изучал взглядом то, как меняется ее лицо, смотрел внимательно, будто мог пробраться ей в голову и прочитать ее мысли. Она показательно отодвинулась от него назад. Он улыбнулся. Витя с ней, казалось, играл. Женское любопытство не давало ей оставаться в стороне, и потому Соня правила этой игры принимала, но поддаваться не собиралась. — Ну и зачем вслух сказал? Говорю же: не сбудется. — Сбудется. Все же в наших руках. Она дернулась слегка, робея. В каких таких наших? — Ну, удачи тебе в этом нелегком деле, — отшутилась она, отворачиваясь. Соня все свои зарождающиеся чувства самолично растоптала, да еще и с огромным усердием. Вернее, думала, что растоптала, сейчас ее бросило в жар, и она прижалась губами к бокалу с шампанским, опустошая его в пару больших глотков почти до конца. После того случая на дне рождении Оли они едва парой фраз перекинулись, Пчёла сам держал дистанцию, не говоря уж о Суриковой, что как огня боялась любых перемен в своей жизни. Она ведь нашла в Вите тысячу и один минус, она для себя всё решила, но сейчас вот снова… Никто не знал, о чем говорили Юля и Космос и до чего они там договорились, но вернулся он с красным следом от помады пониже линии скулы, который, видимо не заметил, зато глаза Сони тут же за него зацепились. Она недовольно повела головой, а затем и вовсе помрачнела. Все как-то разбились по парочкам, и Сурикова вдруг почувствовала себя как никогда одинокой, и… Неполноценной. Внутри всколыхнулось чувство несправедливости. Ну почему у всех получается, а у нее нет? Она взглянула быстро на сестру, что поправляла Саше рубашку нежным движением, Оля не замечала ничего вокруг, влюбленными глазами смотря на Белова. Завидовала ли Соня? Не то чтобы, но… Юля села за стол рядом с Косом, и была им всем представлена, как Юля. Без прочих титулов. — Сонечка, а где твой замечательный Иван? — спросила Катя, отвлекая Птичку от невеселых мыслей. — Я ваши выступления на чемпионате по телевизору смотрела, не отрываясь. Такой хороший мальчик! — Он уехал домой, в Пермь. У него там семья, — ответила она без задней мысли. — Как? — охнула женщина. — Жена? — Нет. Мама и сестра, — она улыбнулась. — А вы такая красивая пара… Я думала, вместе придете. Полюбоваться бы на вас вживую. — Катя! — одернула сестру мама Саши. — Прекрати смущать девочку. — Да что Катя? Дело молодое. Танцы, любовь. — Мы не пара, — девушка нахмурилась. — Мы команда. — Так одно другому не мешает. — Очень даже мешает, — не согласилась Соня. — Шуры-муры очень отвлекают, между прочим, — это она сказала больше для себя, чтобы напомнить — не зря она сегодня одна. У нее другие дела и другие цели. Все остальное — лишь минутное помутнение рассудка. — Говори за себя, — довольно пропела Юля, улыбаясь. Внимание она любила и, как казалось Суриковой, получила его достаточно во время своего неожиданного появления, но Новиковой, видимо, было мало. — Я вот все успеваю и довольно неплохо справляюсь, — она нежно положила ладонь на грудь Космоса, переместившись к нему чуть ближе. Соня вспыхнула мгновенно. Первой это заметила Оля, знавшая сестру лучше всех. В глазах сестры зажегся яростный огонь, и если бы Белова сидела к ней чуть ближе, пихнула бы под столом, призывая к молчанию, но было уже поздно: — Ну, не знаю. Золото-то у меня, — Соня ядовито улыбнулась, одной лишь фразой спуская соперницу с небес на землю. Как известно, у Новиковой и Николаева по итогам чемпионата СССР была бронза, да и разрыв по баллам у них с «крылатыми» был приличный. Юля даже рот приоткрыла от удивления, не сразу найдя, что ответить. Сурикова била словами не слабее, чем кулаками. Витя присвистнул. Что может быть лучшей женской перепалки? Соня наслаждалась сменяющимися на лице Юли эмоциями и была собой очень довольна. — Зато я еду на олимпиаду, а ты нет, — в конце концов, парировала она. Удар ниже пояса. Улыбка спала с лица Сони в одно мгновение. Катя уже пожалела, что открыла рот, но прерывать их не решилась, знала она юных и горячих, и ей могло достаться в порыве эмоций. «Вот дура старая» — ругалась она про себя. — Что? — вырвалось у Оли. Соня еще никому кроме Космоса об этом не рассказала, он сейчас, к слову, хотел заткнуть Юле рот и вышвырнуть ее из-за стола. — Вас не отобрали? Сурикова проигнорировала сестру и злобно взглянула на Юлю, та довольно сложила руки на груди и едва ли не на стуле ерзала от удовольствия. — Если бы я поехала, у тебя бы не было шансов, — она чуть наклонилась к столу, чтобы выглядеть более угрожающей. — Этого мы не узнаем. Ведь ты не едешь, — она сделала яркий акцент на последних словах, и Соня сжала руки в кулаки, это была крайняя точка ее раздражения. — Что? И меня покалечишь? — и она взорвалась бы непременно, может, и не ударила, но вылила бы этой стерве на голову что-нибудь, или окунула ее лицом в ей же принесенный салат, но их прервал Космос: — Юль, замолчи, будь добра. Она обернулась на него с немым вопросом в глазах, как он мог не поддержать ее при всех, встать на сторону Суриковой, к которой она и так жутко ревновала его… София тоже удивленно вскинула брови, не ожидав такого. Это определенно окончательно дискредитировало Юлю в глазах собравшегося за столом общества, но Птичка все равно чувствовала, как у нее горят щеки от злости, и когда выдался момент, тихонько встала из-за стола и вышла из гостиной. В ванной комнате, закрывшись на замок, она включила холодную воду и осторожно, чтобы не испортить макияж, брызнула себе на лицо. Ледяные капли обожгли кожу, девушка подняла глаза на свое отражение в зеркале и вздохнула. Соня не чувствовала себя красивой, совсем наоборот. Ей казалось, что она просто уродина. Ей не нравились ни то, как лежат ее идеально прямые волосы, украшенные ободком, она чувствовала себя глупо в своем костюмчике лилового цвета, состоящем из короткой жилетки с крупными пуговицами и юбки до колена, что облегала ее стройные ноги. Ей не нравились ее ключицы, руки, не нравилось собственное лицо, фигура, даже форма ногтей, выкрашенных в честь праздника в яркий цвет. Ей хотелось содрать с себя кожу. Все восхищались ее чувством стиля. Тем, какая она хорошенькая. Она и правда чудесно выглядела сегодня, ей очень шел этот нежный цвет, глаза ее в сочетании с ним становились цвета летнего безоблачного неба. Но сама себе она почему-то была противна. Слезы заблестели в ее глазах, Соня шмыгнула носом и упрямо качнула головой, отгоняя их, и начала поправлять волосы, что и без того прекрасно лежали, чтобы чем-то занять руки. Она себя совсем не узнавала. С каких пор ее так задевало чужое мнение? Вопросы о личной жизни? Собственная свобода, которую она так высоко ценила, в один момент вдруг превратилась в одиночество. Почему так? Отчасти это было связано с олимпиадой, конечно. Это была цель, ради которой Соня всем жертвовала, и когда жертвы эти не оправдались, она не могла не поставить все под сомнение. Игра вообще стоит свеч? Ей еще предстояло в этом разобраться. В дверь постучали. Она выключила воду и еще раз взглянула на себя в зеркало, расправила плечи, но улыбку из себя выдавить так и не смогла. Девушка открыла дверь, Космос удивлял ее все сильнее, ведь именно он стоял сейчас на пороге, и первое, что он сделал — внимательно заглянул ей в глаза, словно чувствовал, что мог увидеть в них следы от слез. — Что, приспичило? — она склонила голову на бок и дернула бровями. Соня знала, конечно, что он пошел за ней, чтобы проверить, все ли нормально. Холмогоров улыбнулся уголками губ, и взгляд его, наконец, стал менее серьезным, в нем заплясали бесенята. — Ага. Оккупировала самую главную точку в доме, и рада. Соня усмехнулась и сделала пригласительный жест, но молодой человек ловко, но мягко взял ее руку и осторожно потянул девушку на себя. — У меня две новости. Хорошая и плохая, — он как-то очень умело перехватил ее так, что в коридоре она оказалась в его плену. Рука Космоса устроилась на ее талии, второй он сплел их пальцы, и увлек ее в медленный танец, правда без музыки. — Давай плохую, — настроение все еще было не на высоте, хотя Холмогоров, определенно, действовал на нее положительно, Соня даже не сопротивлялась этой выходке с танцами, послушно положила руку ему на плечо и подняла на него свои голубые глаза. Для Космоса сегодня не было здесь, да и, как ему казалось, во всем мире девушки красивее Суриковой. Ее нежный тонкий образ вызывал в душе одни сплошные волнения. — Ммм… Нет, начнем с хорошей, — проговорил он. — Юлька ушла. Соня цокнула языком. — Почему же это хорошая новость? — несмотря на внутреннее облегчение, ведь не придется весь вечер сидеть как на иголках, борясь с желанием треснуть ей хорошенько, девушка все-таки не очень была рада тому, что Новикова отправилась невесть куда в новогоднюю ночь совсем одна. — А ты все пытаешься меня надурить… — Космос покачал головой, но уголки его губ чуть приподнялись. — Я же вижу, ты ей не рада. Да и ведет она себя глупо. — А ты меня надурить не пытаешься? — она поёжилась в его руках и чуть затормозила их танец, затем высвободила одну руку и ловким, легким движением повернула его голову так, что взгляду ее открылся след от губной помады. Соня не побрезговала, смазала его большим пальцем и продемонстрировала Холмогорову, что начинал уже закипать. Соня, тем временем, тоже разозлилась, вспыхнула быстро, за пару мгновений, как и всегда, хотя толком сама не понимала, почему. Вроде бы, какое ей дело, что там у Космоса с Юлей? Но не давало ей это покоя с первого дня, как она их увидела вместе. — Говоришь, что расстались, но целовать-то себя разрешаешь, а потом гонишь ее одну в ночь. — Я отправил с ней человечка, чтобы проводил. А про поцелуи… — Не говори мне ничего про ваши поцелуи, — она отступила на шаг назад, чуть смутившись. — Это не мое дело. — Это я и хотел сказать, — выпалил он, сжимая руки в кулаки. За секунду она вывела его из себя, за секунду разворошила улей в его душе, так беспечно разрушив между ними хрупкий мир. Хотелось залезть ей в голову и подкрутить там чего-нибудь, чтобы думала прежде чем говорить. Она подняла на него горящий злостью взгляд, дернула плечиками и нахмурила брови. Внутри бурлило столько непонятных ей чувств, в голове вихрем крутились мысли, колкие фразы, что она генерировала безмолвно. Вид у нее был грозный, но, на удивление, Соня ничего не сказала, только оставила шлейф своих ванильных духов, когда пронеслась мимо, как ураган. Космос чертыхнулся, а затем уткнулся лбом в холодную стену, чтобы чуть-чуть успокоиться. Зараза, а. Вот же зараза. — Ууу, Сонечка вернулась, — обрадовался Фил и тут же приобнял ее за плечи. Она плотно сомкнула губы, чтобы не выплеснуть свою злость на присутствующих. В конце концов, они были не виноваты. Буря, однако, бушевала в ее глазах. — А Космоса где потеряла? — Пал, — выдал Витя. — Сраженный яростью богини Афины. — Прикуси язык, Пчёлкин, — она не осталась в стороне. — Пока тоже не пал. — К твоим ногам — хоть в это же мгновенье. — Сонь, не слушай этого клоуна, — Валера развернул ее к себе, отвлекая от прожигания дыры в Вите. — Мы Космоса отправляли тебе сообщить, что знаем твою тайну. — Какую тайну? — устало спросила она. — А что ты не только чемпионка, но и музыкантша. Просим, — он указал рукой на инструмент, что для нее уже учтиво открыли. Соня даже рассмеялась. Скорее нервно. — Да какая из меня музыкантша? — она покачала головой, осторожно выпутавшись из рук Фила, чтобы он не давил на нее со своими уговорами. — Я не садилась за инструмент миллион лет уже, — после того как ее отдали на коньки, мама учила дочь играть самостоятельно, без учителей. Исключительно когда удавалось поймать неугомонного ребенка и усадить рядом с собой. По выходным в доме Суриковых и правда порой раздавался звук клавишных. У Софии были длинные музыкальные пальчики и отличная память, что позволяло ей неплохо справляться с короткими легкими произведениями, но больше всего ей нравилось видеть мамину улыбку. Она была очень счастлива, когда младшая дочь изредка потакала ей и, горделиво выпрямив спинку, играла что-нибудь. Когда мамы не стало, Соня стала стороной обходить пианино, даже бабушкины просьбы сыграть упрямо игнорировала, и со временем все смирились с ее нежеланием притрагиваться к инструменту. Один его вид нагонял на нее тоску, а в груди пробуждал и без того едкую, неукротимую боль. София не играла больше восьми лет, и сейчас не была уверена, что вспомнит хоть что-то. Но вдруг Юрий Ростиславович подошел к ней ближе и серьезно посмотрел на нее. У него был теплый, добрый взгляд, который пробирался ей точно в душу, задевая там какие-то необъяснимые струнки. Несмотря на то, что она совсем его не знала, ей в его присутствии всегда было безопасно. — Сонечка, порадуй старика. Я как дурак годами это пианино держу настроенным, а к нему никто не прикасается. Когда-то мне на нем играла моя Виктория, а потом… — он грустно улыбнулся. — Может, хоть ты оживишь воспоминания? Она взглянула на Олю коротко, та кивнула. Соня вспомнила, что они тут собрались, чтобы его, Юрия Ростиславовича, подбодрить, а потому сдалась. Девушка осторожно гладила черно-белые клавиши, упрямо пытаясь восстановить в памяти хоть какие-то ноты, но от того, что на нее в ожидании смотрело так много народу, ничего не выходило. Она, однако, поймала себя на мысли, что не почувствовала предполагаемой боли. Лишь приятную, даже сладостную тоску по детству, когда все было так просто, так радостно, так хорошо. Детство… Нужно что-то из детства. Как мама учила. Она улыбнулась уголками губ, и пальчики ее уверенно нажали на клавиши, одна за одной, и вот по квартире разлилась музыка. Даже Космос, выкуривший уже пару сигарет, вернулся в гостиную, чтобы посмотреть на нее. София внимательно следила за собственными пальцами, боясь совершить ошибку, и все замерли, слушая знакомую с детства мелодию, от которой внутри растекалось давно забытое чувство спокойствия, безопасности, веры в лучшее. И вдруг она запела. Луч солнца золотого тьмы скрыла пелена, И между нами снова вдруг выросла стена. У нее был звонкий, чистый голосок, пусть не такой сильный, как у певиц в театрах, но куда лучше, натуральней, чем у эстрадных певичек, что в последнее время стали так популярны. Они и петь-то наверняка не умели, сейчас живьем мало кто выступал, все под фонограмму, а на записях голоса у всех были очень уж неестественные. Ночь пройдёт, наступит утро ясное, Знаю, счастье нас с тобой ждёт, Соня была такой красивой... Витя словно смотрел сцену из кинофильма, и, попытайся он дотронуться до девушки, не вышло бы, ну не могла она существовать в реальности, не могла. Он думал о ее улыбке, что стала вдруг такой нежной во время игры, о ее красивых руках, что нежно ласкали давно забытое пианино. Он и подумать не мог, что где-то кроме льда она может быть такой женственной, такой изящной, такой ласковой. Соня взглянула коротко на Олю во время проигрыша, и кивнула ей. Ночь пройдёт, пройдёт пора ненастная, Солнце взойдёт, солнце взойдёт. Сестры запели вместе, и голоса их слились в идеальном дуэте. Оля, конечно, пела повыше, идеально попадая в ноты, как и она сама, голосок у нее был нежный-нежный, звенел, как ручеек. Пчёла обернулся на нее на мгновение, улыбаясь, обнажив ямочки на щеках, девушка ласково прижалась к мужу, положила голову на плечо Саши, что чуть покачивался в такт музыке. Даже в нем она возродила воспоминания о детстве, взгляд его смягчился, и он приобнял жену, слушая ее нежный голос у своего уха. Юрий Ростиславович смахнул осторожно скупую мужскую слезу. Он был очень рад, что с появлением Сони ожило пианино, что молчало уже много лет, рад тем старым, давно забытым воспоминаниям, что всколыхнулись внутри, нагоняя приятную тоску. Петь птицы перестали, свет звёзд коснулся крыш, В час грусти и печали ты голос мой услышь. И вот подключились остальные гости. Слова песни, конечно же, знали все без исключения. Ночь пройдёт, наступит утро ясное, Знаю, счастье нас с тобой ждёт, Ночь пройдёт, пройдёт пора ненастная, Солнце взойдёт, солнце взойдёт. Солнце взойдёт, солнце взойдёт. Солнце взойдёт, солнце взойдёт... Соня слышала сквозь пелену голосов голос Космоса. Хрипловатый, грудной, очень красивый. Девушка не видела, как он зашел в гостиную, но знала теперь точно — он здесь. Она посмотрела на него на секунду, но тут же смущенно отвернулась к клавишам, ведь встретила его серо-голубые глаза. Он тоже смотрел на нее, не отрываясь, но думал, в отличие от Пчёлы о том, что никто давно не касался этого инструмента, и на душе было и грустно, и радостно одновременно. Злость ушла. Космос помнил еще, как играла мама. Как пела так же с улыбкой, быстро перебирая пальчиками по клавишам. Как папа смотрел на нее, зачарованно. Холмогоров себя со стороны не видел, но ведь на Соню он сейчас смотрел точно так же... Падал снег. Мягкий, пушистый. Он таял на ее румяных щеках. В небе, буквально со всех сторон разрывались салюты. Яркие, огромные, грохочущие, Соне особенно нравились золотые. Десятки людей с района высыпали на улицу, чтобы встретить новый, 1992 год. Девчонки жгли бенгальские огни, вокруг раздавался смех, крики, поздравления, у соседей из магнитолы играла музыка, в общем веселье и шуме она не заметила, как сзади подкрался Пчёлкин. — Не знал, что ты еще и петь умеешь. Она неохотно оторвалась от сказочного неба, которым любовалась, и встретилась с ним взглядом. Витя выглядел веселым, был чуть пьянее обычного и, казалось, был крайне доволен тем, что они, наконец, остались наедине. Если это можно было так назвать. — Не умею. Я любитель. Он усмехнулся. — Скромничаешь. Всем бы быть такими любителями. Соне не нравились такого рода комплименты. Вот как она катается — хвалите, пожалуйста. С музыкой у нее был разговор короткий, она сделала исключение только для Юрия Ростиславовича, к которому прониклась симпатией. И хотя Сурикова понимала, он просто хотел сделать ей приятно, все равно быстро сменила тему: — Желание загадал? — спросила она, игриво склонив голову. — Да, — Витя довольно улыбнулся. В волшебство новогодней ночи он не верил, но под воздействием общей атмосферы желание и правда загадал. Только немного не то, что озвучивал Соне за столом. — А ты? — Да. Соня тоже в чудеса давно не верила. Даже в детстве она предпочитала о своих мечтах говорить папе — он все исполнял куда быстрее Деда Мороза. Бабушка ее всегда называла за это хитровыдуманной, Евгений Суриков уверял: девочка просто знает, чего хочет и мало того, знает, что надо делать, чтобы это получить. Что в этом плохого? — Знаешь, если мы загадали одно на двоих, быстрее сбудется, — он дернул бровями. — Я тебе свое сказал. Ей так хотелось вывести его на чистую воду! — Ой, смешной ты, — Соня покачала головой и вновь мельком посмотрела на сказочное небо. — Дурочку из меня делаешь. — Чего это? — искренне удивился Пчёлкин. — Ну вот, представим, что новогоднее желание сбудется сто процентов. — Так. — И ты бы потратил его на любовь? — она фыркнула и развернулась к нему лицом. Витя сделал то же самое. Будто в его жизни любви было мало… София и со счету сбилась давно, сколько девушек она видела рядом с Пчёлой. Он только в последнее время, после Олиного дня рождения, стал немного поскромнее, но его репутация все равно шла впереди него. Он вдруг улыбнулся, но улыбка эта показалась ей грустной. — А что если я все могу получить, кроме любви? Той самой? — Витя сократил между ними расстояние, и Соня застыла на месте, хотя хорошо было бы отшагнуть назад. Она нервно сглотнула, однако смело подняла на него свои голубые глаза, в которых сейчас плескались самые разные эмоции. Она молчала. Мысли в голове путались от его близости, от запаха его парфюма, да она и толком не знала, что сказать. Витя взял ее за руку, провел пальцами по ее тонкому запястью, где кожа была очень нежной, почти бархатной. Она задохнулась, едва удержавшись, чтобы не дернуться всем телом, по ее коже волной пробежали электрические заряды. Витя достал из кармана золотую цепочку. — У меня для тебя подарок, — не дав ей запротестовать, нагло воспользовавшись ее замешательством, Пчёлкин ловко застегнул браслет на ее руке и нехотя отпустил. Будучи истинной женщиной, пусть еще и очень юной, Соня, конечно, украшения любила. Глаза ее заблестели. Браслет был изящный. Тонкое, не вычурное золотое плетение, а на застежке подвеска. Соня пригляделась, это была... Фигуристка. Мастер был так аккуратен, что смог даже коньки изобразить. — Я видел как-то балерину. Подумал, фигуристку тоже смогут сделать, — он наслаждался тем, как она зачарованно рассматривает его подарок. — Вить, — она подняла на него глаза. Не было в них больше вызова, укора, только искреннее удивление и восхищение. — Спасибо. Он очень красивый, но… — Сонь, — парень прервал ее, качнув головой. Пчёлкин прекрасно понимал, что она собирается отказаться от подарка. — Ты же знаешь, я могу себе это позволить. Носи, тебе же понравилось, — он как-то по-хитрому смотрел на нее. — У меня для тебя ничего нет, — ей было так искренне неловко, девушка спрятала от него глаза. Как же давно никто так перед ним не смущался. По-настоящему. Все женщины в его окружении были кокетливыми и робкими, но все это была игра, правила которой он принимал, потому что ему в сущности было наплевать, что они чувствуют на самом деле. — Можешь подарить мне поцелуй, — Витя был в своем репертуаре, вызывающе улыбался, глядя на нее исподлобья. Соня подняла подбородок, тут же собралась с мыслями, став в одно мгновение самой собой, и ткнула его тихонечко кулачком в грудь. Он усмехнулся, зная точно, что о поцелуе может и не мечтать, но она вдруг быстро подалась вперед и, встав на цыпочки, чмокнула его в щёку. Пчёла так опешил, что даже отшагнул назад, прислонившись ладонью к месту поцелуя, что теперь хранило отпечаток ее губ и их тепло. Глаза у него стали по пять рублей. Соня звонко рассмеялась, запрокинув голову, а затем, вновь взглянув на него, довольная собой, дернула бровями. Переиграла. Так легко и непринужденно. Взяла и переиграла. У Вити мысли бросились в разные стороны, и он знал — вовсе не от выпитого. Сердце гулко стучало в груди, а кожа на месте поцелуя горела, как в огне. Он сделал было шаг навстречу к ней, намереваясь закончить эту игру сейчас же, завладев ее губами, но Олины подружки, словно коршуны (как ему показалось) с хохотом налетели на них, вовлекая в хоровод. В этом калейдоскопе он и потерял ее… Ее и еще один посланный ему шанс.