Птичка

До Чемпионата России оставалось четыре месяца, и Сорока гоняла их так, что у Сони вечерами гудели не только спина и ноги, но и вообще все тело, включая голову и даже пальцы рук, которые бабушка всегда велела ей беречь. Массируя их перед сном, Соня вспоминала ее слова: «Такие пальцы — это чудо, Сонечка, а ты ими не пользуешься». Сейчас они постоянно дрожали не то от нервов, не то от ударов об лед. Она часто падала на тренировках. Елизавета Андреевна бы не одобрила. До Зимних Олимпийских игр, которые должны были пройти в начале 1994 года в Норвегии перед Соней и Ваней стояло много задач, в том числе начать прыгать тройной тулуп. Ваня уже умел, у нее пока получалось неважно. Сурикова сама на себя злилась, чертыхалась, ругалась, как сапожник, а Соколовский все повторял: — Расслабься. Начни наслаждаться процессом. Она не выдержала: — Издеваешься? — Нет. Ты же любишь прыгать, тебе нравится невесомость. К тулупу относись так же. Она крепко задумалась, зависнув ненадолго у бортиков. Он в чем-то был прав, несколько секунд в воздухе словно давали ей новую жизнь, это был драйв, победа над собой, да что там, над земным притяжением, пусть и ненадолго. Но прыжок упорно ей не давался, от постоянных неудач на ее теле были синяки, а проигрывать она не умела. — Сурикова, — тренер подозвала ее. — Что с тобой сегодня? — Не знаю, — буркнула она. Не хватало только от Сороки еще получить, и без того было тошно. Соня оглянулась быстро назад, на льду Никита поднял Юлю над головой, и она красиво выгнулась, почти повторяя их с Соколовским поддержку с чемпионата. Новикова буквально на пятки ей наступала, благо тройной тулуп им тренер прыгать пока не давала. Суриковой от злости хотелось заверещать или затопать ногами. Стервь. На олимпиаду съездила, а толку — ничего они не заняли, больше гордилась собой. — Соня, — строго позвала тренер, привлекая ее внимание. Пришлось покорно повернуться и встретиться с ней взглядом. Антонина Михайловна была как рентген — всех видела насквозь. Всегда. Она каким-то чудесным образом знала, у кого в семье проблемы, кто влюбился, кто женился, кто развелся, кто детей собрался заводить. Ничего было не скрыть. И сейчас София чувствовала, что в прямом смысле находится на проверке, хотелось опустить виновато голову, чтобы тренер пощадила и отпустила ее без выговора, но хитрить не было смысла. — Идем-ка. Широкими шагами она пошла в сторону тренерской. Соня обернулась с вымученным лицом на Ваню, он показал ей сомкнутый кулак, мол, держись. Надев на лезвия чехлы, девушка быстро засеменила за Сорокой. Кабинет тренера всегда заливало солнце, и потому, «стоя на ковре», София всегда концентрировалась на нем, чтобы было не так страшно. Сегодня оно было уже не таким горячим, как еще пару недель назад, август все чаще напоминал осень, первые золотые листочки уже грустно лежали на пешеходных дорожках, а вечерами пахло прохладой. В солнечных лучах блестели кубки и медали. Вся стена была увешена грамотами, которые Соне нравилось рассматривать раньше, когда она была подростком. Размашистые подписи и грозные печати. Идеальный наклон букв. Она могла бы воспроизвести все звания Антонины Михайловны даже если бы ее разбудили ночью. — Садись, — сказала она уже более ласково. Соня, вздохнув, подчинилась. По крайней мере это не расстрел. Когда Сорока хотела раздать люлей, спортсмены обычно стояли перед ее столом, опустив головы, рассматривая красный ковер с зелеными тонкими полосками на нем. Его София тоже наизусть знала и могла без труда воспроизвести в рисунке, и даже лет через тридцать сможет, без сомнений. — Плохо катаешься. Синяки под глазами. И я посмотрела данные за последнее взвешивание, ты похудела, — она покачала головой. — Любовная лихорадка? Соня вздрогнула. Ну как она это делает? Сурикова мало спала из-за Вити, они чаще всего виделись уже поздно вечером, едва ли не ночью, когда он освобождался, а ей почти всегда нужно было рано вставать. Пробежки, тренировки в зале, тренировки на льду. С новыми элементами работы стало больше, она выматывалась и не успевала отдыхать, но совершенно этого не чувствовала, жила в состоянии эйфории. С едой вообще были проблемы. От всех эмоций, что бушевали внутри, у нее совершенно не было аппетита, она заталкивала в себя еду, потому что знала — так надо, но этого было недостаточно. Сама усталости она не замечала. А вот ее тело изменилось, стало менее выносливым, что вредило, безусловно, ее спортивным достижениям. — Не лихорадка это, — она облизала губы. — Просто… — девушка не нашла слов и замолчала, опустив виновато глаза на свои сцепленные в замок пальцы. Она знала, что худеть нельзя, тем более, как она — почти на три килограмма. Она знала, что надо высыпаться и отдыхать, и хуже всего, она знала, что сдает позиции. Поэтому ее так раздражал этот тройной тулуп. Совесть мерзким голосочком нашептывала, что она, Соня, знает, что (или, вернее, кто) всему виной. — Просто… — Сорока вздохнула. Это был тяжелый вздох, но не услышав за ним гневной тирады об ответственности, а точнее, об ее отсутствии, Соня подняла резко голову, впившись в тренера круглыми от удивления глазами. — Ну что ты смотришь? Всё я понимаю. Рано или поздно это должно было случиться, — она тепло улыбнулась. Сонины губы невольно растянулись в улыбке в ответ, и щеки девушки вдруг покраснели. Сорока вздохнула вновь. Сколько видела она на своем веку влюбленных девчонок… Безусловно многие истории между собой были похожи. Люблю, жить не могу, ничего мне больше не надо. Любовь видела она и в глазах своей протеже, но надеялась на ее благоразумие. Соня дурой не слыла. — И что? Замуж собралась? — Нет, — сказала она резко. Так далеко она не загадывала, ей с ним было хорошо здесь и сейчас, остальное было неважно. Да и невестой она себя пока не видела, а женой и подавно. Брак у нее ассоциировался исключительно с заточением, в которое попала ее старшая сестра. — Только после олимпийской медали, вы же знаете. — Ну хоть тут голова на месте, — тренер усмехнулась. — Хороший парень? Соня едва не хмыкнула. — Хороший, — чтобы пуще прежнего не расстраивать Сороку, девушка слегка приврала. Бандит, подумаешь, не так это важно, сейчас каждый второй бандит. — Значит так, Сонечка, — Антонина Михайловна редко называла ее так, девушка в одно мгновение отвлеклась от мыслей о Вите, который снова всплыл в памяти, и воспоминания эти даже сейчас, перед тренером, несмотря на всю серьезность ситуации, кружили ей голову. — Выбирать любовь или медаль я тебя заставлять не собираюсь. Скажу только, что если скатишься, виновата будешь сама. — Не скачусь, — уверенно заявила она. Сдаваться, когда мечта так близко и вновь становится ощутима, Сурикова не собиралась. Это было бы огромным предательством, и дело было даже не в Ване или Сороке, которые очень на нее надеялись и напрямую от нее зависели, а в ней самой. Бросив спорт ради чего бы то ни было, она в первую очередь предала бы себя. — Хорошо. За сном и питанием следи. В среду на дополнительную тренировку в зал. Будем учиться прыгать. — Поняла. — Всё. Свободна. — Спасибо, Антонина Михайловна. За понимание. — Лети уже, Птичка, — Соня кивнула и быстро, на сколько ей позволяли коньки на ногах, скрылась из виду. Сложив руки в замок на столе, женщина все-таки позволила себе еще одну улыбку. Она все ждала, когда же и Соня попадет в этот омут. Дождалась. В ее возрасте все девчонки уже не по разу поплакали на груди тренера, которая зачастую заменяла и маму, и папу, а Сонька держалась, работая на результат, не замечая никаких восхищенных взглядов в свою сторону. Но кто-то все же разбил этот лед, и Сороке даже было интересно, кто. Этот кто-то забрал ее после тренировки, как условились, у входа в метро, чтобы без лишних глаз. Соня буквально выпорхнула из-за угла, знала, что он уже ждет, и сердце от собственных ожиданий то замирало, то начинало бешено колотиться в груди. На лице ее тут же загорелась улыбка, полная нежности. Он стоял, опираясь на припаркованную у тротуара машину, одетый в синие джинсы и футболку-поло, что так ему шла. В руках молодой человек держал огромный букет белых роз. Ее любимые цветы. Увидел он ее сразу, потому что нетерпеливо высматривал в толпе знакомый силуэт, выпрямился и пошел ей навстречу, любуясь тем, как едва прохладный августовский ветерок развивает ее светлые волосы. Девушка вновь казалась ему героиней из фильма. Слишком она была красива. На Соне было белое кружевное платьице, в котором она была похожа на невесту, только длина не соответствовала, оно открывало ее красивые ноги и коленки, которые, несмотря на синяки, оставались очень изящными. — Привет, — он приобнял ее за талию и поцеловал в щеку. У них словно было первое свидание. — С днем рождения, — Витя протянул ей букет, и Соне пришлось приложить усилие, чтобы удержать его в руках. Пчёлкин забрал у нее сумку с коньками привычным движением, теперь он постоянно таскал ее за Сурикову, наотрез отказывающуюся оставлять свои сокровища где-либо. — Какой огромный… Спасибо, — она подняла на него свои большие голубые глаза и, хихикнув кокетливо, встала на цыпочки и тоже чмокнула его в щёку. — Привет. — Ну что? Готова? — Готова. А к чему? — Сюрприз, ну, — закинув руку ей на плечо, Витя повел девушку к машине. Когда Соня устроилась на переднем сидении, а букет был временно перемещен на заднее, Пчёлкин достал из кармана джинс черную повязку для глаз. — Шутишь? — она взглянула на нее с иронией. — Не. Давай, — Витя довольно улыбнулся, взмахнув повязкой в воздухе. На щеках его заиграли ямочки. — Все прямо супер секретно? Без этого никак? — внутри зудело любопытство, по крайней мере, по пейзажу за окном Соня смогла бы понять, куда они едут. Витя сразу сказал, что даже не намекнет, допытывать его было бесполезно, хоть какие нюни строй. С другой стороны, Оля никак не заикалась о дне рождения, значит, сюрприз будет совместный, и где-то ее ждут все остальные, Сурикова была в этом уверена. — Никак. Давай-давай, — он буквально заставил ее развернуться к нему спиной. Его дыхание заскользило по шее, когда он перекинул ее волосы на одно плечо. По коже побежали мурашки, но она заставила себя не шевелиться. Пчелкин лично завязал ей глаза. — Не туго? — Нет. Нормально, — София осталась в полнейшей темноте и чувствовала себя теперь очень незащищенной. — Вот так, — Пчёла ласковым движением помог девушке сесть прямо, и она устроилась поудобнее на широком пассажирском кресле его авто. — Сколько пальцев? Соня по-прежнему видела ровно ничего. — Три, — сказала она наугад. — Видишь что ли? — Витя помахал ей перед лицом ладонью, она почувствовала это лишь по воздушным волнам. Соня рассмеялась. — Ну серьезно, Соф, видишь? — Ничего я не вижу. Интуиция у меня хорошая, — этим она и вправду могла похвастаться. — Ладно… — он поверил и почти повернул ключ зажигания, готовый везти принцессу на бал, как вдруг коварно улыбнулся. — Знаешь, — молодой человек придвинулся к ней поближе. Соня ощутила его теплое дыхание на своей коже. — Я слышал, когда у человека пропадает один из органов чувств, другие обостряются. — Ммм… Да. Я отлично тебя слышу, — она покачала головой, улыбаясь уголками губ. — Да? — прошептал он ей на ухо. Она кивнула, не переставая, однако, улыбаться. — Слух, это, конечно, хорошо, но вот осязание, — он коснулся своими губами ее шеи, оставляя ряд коротких поцелуев по направлению к уху, и Соню словно током ударило. Она, не сдержавшись, вздрогнула, ощутив, как новая волна мурашек бежит по телу, и прикосновения его отзываются у нее между ног. Она тут же сжала колени. Витя это заметил и довольно улыбнулся. — Понимаешь, о чем я? — его пальцы заскользили по ее руке от тонкого запястья, на котором неизменно был подаренный им браслет, выше, к изгибу локтя, плечам, ключицам. — Нет, — губы едва ее слушались. Внутри разгорался огонь. Каждая клеточка ее тела горела от его касаний. — Ничего не чувствую. Он нежно развернул ее к себе лицом и поцеловал в губы. Соня ответила на поцелуй, приоткрыв рот, впуская его язык. У нее закружилась голова, мысли окончательно рассыпались. Всё и правда было совершенно по-особенному. Его поцелуи. Его прикосновения. Даже его запах. Витя был готов наплевать на все договоренности и увезти ее подальше ото всех. Остаться с ней только вдвоем — всё, чего он хотел. Пчёлкин сам на свой же крючок попался, это было так глупо, но он был так счастлив… На ее теле было уже слишком много его невидимых отпечатков. Она принадлежала ему. Вся. — Твой сюрприз… — на удивление, Соня опомнилась первой. Задыхаясь, она оторвалась от него и ртом вдохнула отчего-то такой обжигающий воздух. Голова продолжала кружиться, и сердце сумасшедше билось в груди, стремясь к своему полноправному хозяину. — Да… — он облизал губы, чтобы вновь почувствовать ее вкус. Витя откинулся на свое сидение и провел рукой по лицу, тщетно пытаясь стереть наваждение. — Да. Гребаный сюрприз, — Пчёла и правда уже тысячу раз пожалел о его существовании.

***

Как и предполагала именинница, ребята устроили ей общий сюрприз. Они сняли целую базу отдыха с множеством маленьких деревянных домиков, все они были украшены цветными шариками, а в большой беседке уже был накрыт стол. Встретили ее громкими криками, долгими объятиями, грозились за уши дергать ровно девятнадцать раз, но София деликатно от этого открестилась, мол, ушки ей еще пригодятся для бриллиантовых сережек, которые она себе обязательно купит однажды. Она не выглядела растерянной от долгих поцелуев, при воспоминании о которых у нее начинали краснеть щеки, никто не заметил между ними с Витей переглядок и двусмысленных улыбок. Актриса из нее вышла бы что надо. Вокруг была настоящая дикая природа. Лес, в котором, божился Космос, видел зайца, речка, что отражала в себе блики летнего солнца, медленно клонящегося к закату, сладкий воздух, не испорченный московскими выхлопными газами. — Ну что, начинаем зажигать! — Белый довольно усмехнулся, вальяжно нажал на кнопку, и на всю базу отдыха заиграла музыка. Вскоре запахло шашлыком (за него отвечал Фил) и костром, что жёг Космос, угощая девчонок зефиром, расплавленным на открытом огне (подсмотрел в каком-то американском кино). Здесь был и Ваня, и ее школьная подружка Регина, с которой они уже полгода не виделись, все бригадиры, и Оля с Томой, конечно. Вечер пролетел незаметно. За трогательными речами, воспевающими Соню, подарками, что было не пересчитать, искренними пожеланиями золотых медалей, покорения новых вершин, любви (об этом долго говорила Оля, и Соня старалась изо всех сил смотреть ровно перед собой, ни на кого не переводя взгляда), никто не заметил, как солнце село, а густая, непроглядная ночь окутала их. Под последнее «с днем рожденья тебя», Оля вынесла торт со свечами, до полуночи оставалась пара минут, а значит, еще было время загадать желание. Соня завороженно смотрела на пылающие огни, впервые за много лет она сомневалась, что ей загадать. Из года в год желание было одно — золотая медаль, и пусть она во все это не верила, всегда просила, на всякий случай. А теперь, коротко взглянув на Витю, она думала, а не попросить ли ей быть всегда такой же счастливой, как сегодня? С ним рядом… Хочу золотую медаль. Набрав в легкие побольше воздуха, она задула все свечи разом. Гости захлопали в ладоши. Сегодняшний разговор с Сорокой не прошел даром. Она обещала не скатываться, несмотря ни на что. И тут она останется себе верной. — Я не понял, — пьяно произнес Валерка, хмуря брови. Он оглянулся вокруг и недовольно цокнул. — А купаться? — этим они собирались заняться сразу после приезда именинницы, но вспомнил Филатов об этом только сейчас. — Какой купаться? — Тома ласково смахнула волосы с его лба. — Ночь на дворе. — Купаться! — Белый ударил кулаком по столу. — Я тоже буду. — И я, — присоединился Ваня, он быстро нашел с пацанами общий язык, хотя Соня и переживала, что ему в этой компании будет не очень комфортно, но они были одного возраста, интересы у них были плюс минус похожие (спорт, машины, девчонки, игры), несмотря на разность кругов, в которых они вращались. — И я, — заявил Космос, хотя уже полчаса как клевал носом. — Ну и я, — Пчёла в стороне не остался. Несмотря на все женские уговоры, их было не остановить, и вскоре с речки послышались звуки брызг и хриплых возгласов. Вода, очевидно, была не такая уж теплая. Тома, глядя в ночь, видя лишь нечеткие силуэты, рассмеялась, покачав головой. Пацаны (а их хотелось сегодня называть исключительно так) брызгались в воде, топили друг друга в шутку, а потом и вовсе устроили соревнования по кролю. — Как дети малые, — она вздохнула. — Ладно, девчонки. Я спать пойду. — Принца ждать не будешь разве? — Соня хихикнула. — Вернее, морячка. — Какой там, его в Ялте из воды было не вытащить. Так и до утра прождать можно. Я пойду, — она подошла к Соне и приобняла ее. — Спокойной ночи. И с днем рождения, Сонька. — Спасибо, Том! Девчонки распрощались с Филатовой, и она, обняв себя двумя руками, мгновенно замерзнув вне теплой беседки, пошла к их с Валеркой домику. Оля зевнула, потягиваясь. — И я спать хочу... — Ну, хороши тусовщицы, — поддела Регинка. Вот кто мог гулять до утра — так это она. — Так, София, ты-то спать не собираешься? — Нет, — она качнула отрицательно головой. Сна не было, да и день этот был слишком хорош, даже несмотря на не получившийся на тренировке прыжок, не хотелось, чтобы он заканчивался. — Посекретничаем еще. Прогуляться не хотите? — Это без меня, — Оля без дела шататься не любила, а вот Соня с Региной часто бродили по Москве после школы, болтая обо всем и ни о чем одновременно. В дни, когда Суриковой не нужно было бежать на тренировку, конечно. — У меня, кстати, подарок. Вернее, от нас с Сашей и от бабушки. Она просила его вручить торжественно, как он умеет, но он забыл, — сестра деликатно заменила слово «напился» на «забыл». — Так, — Соня выпрямилась, улыбнувшись в ожидании, готовая получить что угодно, но вовсе не то, что Оля достала из кармана джинс. — Это что? — улыбка спала с ее лица, и глаза девушки округлились. Регина громко ахнула. Оля заулыбалась. — То самое! Соня! Твоя квартира! — в руке у нее были ключи, которые она протянула сестре. Соня скорее машинально, чем осознанно сжала их в кулачке, все еще растерянно хлопая глазами. Ей не верилось. Квартира… — Ну ты чего, сестреныш? — Олька… Да как? Как!? — она рассмеялась, обнимая ее. — Вы с ума что ли сошли? Такие деньжища! А бабушка-то куда? — когда Елизавета Андреевна звонила этим утром поздравлять младшую внучку, намекнула на «особенный подарок», но чтобы настолько особенный... Белова рассмеялась и вновь прижала к себе причитающую сестру. — Вот разворчалась, радоваться надо! — она взяла ее за руки и трепетно сжала. — Мы просто подумали, живешь в этой халупе, там окна зимой продувают, ремонта нет, да и от нас далеко. А теперь будешь рядышком. Дом там, где театр, помнишь? Съездим, посмотрим на недельке, дизайн прикинем! — Оля… — она с несвойственной ей эмоциональностью вздохнула. Сердце радостно и быстро колотилось в груди, Соня чувствовала почти физически, что стоит сейчас на пороге совсем новой жизни, в которую без страха хотелось вступить и как можно скорее. Подумать только… Собственное жилье, делай с ним что хочешь, живи как хочешь. — Я так рада! Спасибо вам огромное, это лучший подарок! — Да… — протянула Регина, когда Оля отправилась спать, а они все-таки решили погулять по базе отдыха, погрузившейся в тишину и темноту. Соне надо было отвлечься от переполняющих эмоций, иначе она точно не сможет заснуть, а ее подруга весь вечер пыталась найти подходящий момент, чтобы сказать имениннице кое-что очень важное. Сейчас они забрели на волейбольное поле и грели ноги в еще не до конца остывшем песке. — Как все-таки жизнь меняется, когда замуж выходишь за кого надо. Можно было подумать, что она это с завистью, но Соня точно знала, это неправда. Ее папа всю жизнь проработал послом, жил в ФРГ, потом еще где-то заграницей, они с женой развелись, и Регина с мамой, когда девочке исполнилось пять, вернулись в Россию. Жили через улицу от Суриковых в огромном шикарном доме. Отец всегда помогал финансово, Регине ни в чем не отказывал, у нее всегда была лучшая одежда, заграничная косметика, духи. И квартиру он подарил ей еще на окончание школы. София пожала плечами. — У них-то все по любви. — Да знаю. Видно. Смотрят друг на друга так, словно готовы прямо при всех… — Регина! — Сурикова про сестру в этом ключе думать не хотела. Королёва расхохоталась. — Фу, теперь я не могу это выкинуть из головы. — Ладно, отвлеку тебя. Сонь, — брюнетка стала резко серьезной. — Сказать кое-что надо. — Так, — она обратилась к ней со всем вниманием. — Я уезжаю. К отцу. Он в Америке теперь. — Чего? — воскликнула Соня. — Надолго? Регина пожала плечами. — Я учиться хочу. Нагулялась. Все заняты чем-то, ты вон со своими коньками не расстаешься, другие подружки кто на завод, кто рожать. А я ничего такого не хочу. Но и без дела мне надоело. На Соню напала грусть. Регина была ее единственной подружкой, и пусть они не так часто виделись, да даже созванивались порой реже приличного, она ее очень любила. Дружбу эту они пронесли через всю свою жизнь, ни разу не ссорились, что удивительно, ведь характеры у них были у обеих несносные. Наоборот, они всегда друг за друга заступались, если одна лезла в спор или драку, вторая тут как тут. Директор их как-то даже выгнать хотела, но через отца Регины все уладили. Вместе они курили свои первые сигареты. Вместе выбирали платья на выпускной. Соня плакала горько на коленях у Регины, когда Коля Крюков плохо с ней обошелся, правда, в чем дело сказать так и не смогла, но в этом и была ценность ее подруги — она просто была рядом, не допытывала и не спрашивала об этом больше никогда. Такими людьми, что с тобой и в огонь, и в воду, София очень дорожила. Но Королёва была права. Она свою жизнь прожигала. И молодость уходила. Нужно было определяться, куда идти дальше, и, если в новой России она себя не видела, в Америке, может, повезет. — Ну чего ты молчишь, Сонь? — Регина сомневалась, терзала себя уже много дней, и хотя все документы были готовы, а билеты на самолет куплены, если бы подруга ей сейчас сказала: «Ну какая Америка? Сдурела!?», она бы все отменила. — У тебя все получится, — она взяла ее за руки и ободряюще улыбнулась, хотя на душе у нее скреблись кошки. — Покоришь Америку. Наладишь отношения с папой. Расскажешь мне потом, как там загнивающий запад. И мужа найдешь богатого и хорошего! — она с детства говорила, что за нищего замуж не пойдет ни за что. Лучше старой девой помрет, но никаких коммунальных квартир и отпуска в санатории по квоте. По щеке Регины прокатилась слезинка. — Ну, чего нюни развела? — Соне самой хотелось расплакаться, но она сдержалась. — Давай, не ной. Прорвемся! — Я так тебя люблю, Сурикова, — Регина обняла ее крепко-крепко и горько расплакалась ей в плечо. Все страхи разом налетели на нее, вся грусть и тоска от предстоящей разлуки с друзьями, с мамой, с привычной жизнью. Только одному человеку она могла их раскрыть, а главное, ей не нужно было произносить ничего вслух. Соня и так ее понимала. Она гладила ее по спине, приговаривая, что тоже ее любит, и что Регина Королёва непременно все сможет, несмотря ни на что, и с каждым ее словом, подобранным так четко и точно, будущая Реджина* все больше и больше верила в себя. — Ты придешь ко мне в гости? Я перед отъездом всех собираю. Будет классная туса. У Регины все тусы были классными. — Приду. — Обещаешь? — Обещаю. — Даже если тренировка? — Ну, конечно! Не каждый же день подружку в Америку отправляю. — Ладно, — она выдохнула с облегчением и героически вытерла слезы с лица. Проплакалась, и как-то легче сразу стало. — Ужасно выгляжу? — Да кто в темноте разберет? — Соня хихикнула. Регина тоже усмехнулась. Однако Сурикова заботливо пригладила ей растрепанные волосы и смахнула подушечками пальцев растекшиеся следы от туши. — Ну что, спать идем? — Идем, — они двинулись тихонечко от волейбольной площадки туда, где, несмотря на приличное расстояние, все еще был слышен плеск воды. Мальчики теперь прыгали по очереди с пирса, все активнее трезвея. — Я домик нам обеим заняла, но ты, наверное, захочешь в отдельный, — она прикусила губу. — Мало ли зайдет кто. Соня застыла на месте, словно вросла в песок. Сердце у нее бешено заколотилось в груди, и девушку окутал страх, перекрывший доступ кислорода к легким. Регина, обогнавшая ее на пару шагов, обернулась и, взглянув на подругу, только сильнее убедилась в своих догадках. Сурикова аж побледнела. — Да ты чего? Отпираться было явно бесполезно, только дурой себя выставлять. — Регина… — голос у нее от волнения охрип. — Ты Оле ничего не говорила? — Нет, я же знаю, вы секретами не делитесь. А что? У тебя с этим Пчёлой секретный роман? — девушка заиграла бровями. — Тихо ты, — шикнула Соня и догнала ее, взяв ее под руку, словно так могла контролировать. Регина улыбнулась заговорщически. — Не лыбься. — Расскажи, — перейдя на шепот, хотя никто их не мог тут услышать, попросила Регина. Соня была влюблена, и она была удивлена, неужели все вокруг такие идиоты, что этого не замечают? — Нет, — Сурикова начинала приходить в себя, волна страха отступила, и дыхание наладилось. Холодный рассудок вновь взял вверх, и она уже начала ругать себя, что прокололась. Заметила Регина — могут заметить и другие. — Ну расскажи, — она умоляюще вытаращила вперед нижнюю губу. — Пожалуйста! Соня Сурикова влюбилась… Фантастика какая-то. Он красавчик, конечно, но как он тебя обаял? Ты же скала! Соняяяя, — запела она, видя, что подруга секретничать не собирается. — Расскажи лучше, как ты узнала? — Шутишь? — Королёва аж глаза закатила. — Не шучу, — фыркнула Соня. — Что выдало? — Да он глаз с тебя не сводил, — она прикусила губу. — Так смотрел… Как в кино… Унесенные ветром смотрели, помнишь? — Помню. — Вот. Как Ретт на Скарлетт… Пламенно! — Соня улыбнулась против воли, сердце ее затрепетало в груди. Слова подружки ей были приятны. — Ох, Соньк... Такой парень классный! Ты, наверное, с ним как в раю. А может, как в аду, — она засмеялась, а именинница даже покраснела, вновь вспоминая сегодняшние поцелуи, из-за которых действительно было жарко, как в преисподней...