Птичка

Соня по привычке проснулась рано утром, обычно она выходила на пробежку, но сегодня после всего съеденного и выпитого очень хотелось полениться. Солнце играло с ней, как с котенком, лучи отражались от зеркала, висящего на стене, и солнечные зайчики скакали по стенам. За окнами была тишина, только птицы радостно пели, встречая еще один летний день. Остальные всё ещё крепко спали. Девушка сладко потянулась и повернулась на бок, обнимая подушку двумя руками. Она прикрыла глаза, и довольная улыбка появилась на ее красивом лице. В голове закружились воспоминания. Регина оказалась права, едва София начала погружаться в крепкий сон, в двери ее домика предупредительно постучались, и, не дождавшись ответа, на пороге показался Пчёла. Словно вор, он на цыпочках прошел внутрь. Соня приподнялась на локтях, мгновенно расхотев спать, он нагнулся и поцеловал ее в губы. — Привет, — он улыбнулся сквозь поцелуй. Она обняла его за шею, притягивая к себе ближе. — Привет. Наплавался? — На год вперед, — он усмехнулся, ложась рядом с девушкой. В очень привычном для них теперь движении он обнял ее, и Соня устроилась на его груди, с наслаждением прикрывая глаза. Его сердце билось точно ей в ухо, и ритм его успокаивал. — Ну, что, как ощущения от девятнадцатилетия? Сурикова пожала плечами. — Все так же молода, — она хихикнула. — И хороша собой, — добавил Витя. Справедливо. Казалось, Соня расцветает с каждым днем и становится все красивее и красивее. — Ну, тебе виднее. — Да, мне определенно все видно, — его горячий шепот обжег ее кожу. Он гладил ее по спине нежно-нежно, водя пальцами вдоль позвоночника. Внутри все сворачивалось, скручивалось, съеживалось, переворачивалось, расправлялось, и снова по кругу. Она тонула в своих чувствах, и потому не могла и слова вымолвить, легкие как водой заполнились, было почти больно, но сладко. Витя сплел их пальцы, а затем, поднеся ее руку к своим губам, поцеловал. — Сонь? — Ммм? — Давай уедем, — ему казалось, Москва их душит. Здесь было столько проблем, столько «но», столько отвлекающих факторов. Его работа, ее соревнования, их общее решение все скрывать, ненужные люди вокруг, сбивающие с толку… Увезти бы ее далеко-далеко, показать красоту этого мира, а самому наслаждаться ей, увидеть ее другой, еще более свободной, чем тогда, в Ялте. — Куда? — Куда захочешь. Заграницу, например. Сорока ее дольше чем на сутки ни за что не отпустит, да Сурикова даже спрашивать не решится... — Ты же знаешь, я не могу. Тренировки. — Я бы отвез тебя в Париж… — он знал, что она не согласится, но все равно решил попробовать. — Ну, Вить, — она готова была захныкать от одной только мысли обо всей этой европейской красоте, которую ей довелось видеть только в кино. Уличные музыканты, музеи, Эйфелева Башня, как символ романтики и любви, круассаны на завтрак. Она живо представляла себе даже запах на улицах Парижа, его яркие краски, его атмосферу, его звучание: всё в музыке и беглом французском. А его магазины… У нее на душе заскребли кошки. — Накупили бы тебе шмоток, — словно прочтя ее мысли, произнес он. — Не трави душу, — проворчала София. Она, хоть и сильно интересовалась темой моды, даже вообразить не могла, сколько всего невероятно стильного, эксклюзивного и сногсшибательного ждало ее там, в мировой столице моды, и не только в брендовых магазинах, а на полках секондхендов, рыночках и в маленьких лавках, скрытых от глаз обычных туристов. — Все в наших руках. Она вздохнула. — Не сейчас. Сейчас мы бессильны. Я уж точно. Не вышло. Только расстроил ее: голос Сони стал заметно грустнее и тише, Вите хотелось чертыхнуться вслух, но он плотно сжал губы, сдерживая себя. Знал ведь, что она сейчас никуда не сорвется, но душа требовала увезти ее прочь. Он обнял чуть крепче и провел теплой ладонью по ее руке, вызывая табун мурашек. — Я обещаю, мы съездим. После того, как ты получишь все свои медали. Знаю, как это для тебя важно. Она улыбнулась и кивнула, конечно, поверив ему. Грусть отступила мгновенно. Они лежали так очень долго, он перебирал ее волосы, целуя ее в макушку периодически, поддаваясь несвойственным ему порывам нежности. От усталости прошедших дней и сегодняшних ярких эмоций, София вскоре заснула, пригревшись у него под боком. Он слушал ее ровное дыхание, думая о чем-то отвлеченном, до последнего не давая себе отключиться. Хотелось сегодня подольше побыть с ней рядом, но заночевать здесь было нельзя, мало ли кто увидит их утром. На рассвете Витя ушел, оставив ее одну в остывающей постели. Но подушка все еще хранила его запах, и Соня обнимала ее сейчас, не переставая улыбаться. В желудке предупредительно заурчало. Собрав волосы в небрежный хвост, Соня быстро умылась и вышла на улицу, вдыхая полными легкими сладкий лесной запах, в надежде сцапать что-нибудь съедобное со стола в беседке. Она набрала в руку горстку винограда, что к августу стал таким сладким, что порой даже щемило зубы, и пошла к речке. Хотелось прогуляться вдоль воды или помочить ножки. На пирсе она, однако, рассмотрела знакомую широкую спину. Космос сидел в гордом одиночестве, пуская в воздух едкий сигаретный дым. Соня подкралась к нему незаметно и, забросив остатки винограда в рот, вытерла руки о шорты и осторожно закрыла его глаза ладонями. Он едва заметно вздрогнул от неожиданности, но после накрыл ее руки своими и, проведя по ее нежной коже пальцами, сказал уверенно: — Соня. Она довольно улыбнулась и выпустила его из плена. Девушка опустилась рядом с ним и свесила ноги вниз. Воды они не касались. — Ты чего вскочила в такую рань? — он щурился от солнца. — У меня режим. А ты? — Да я и уснул еле-еле, — он протянул ей сигарету. Соня отрицательно качнула головой. — Тут слишком тихо, непривычно, — в этом он был прав, по сравнению с гудящей Москвой, на природе действительно было мертветски тихо. Суриковой, прожившей всю сознательную жизнь за городом, природа нравилась, нравился запах, нравилась тишина. — Как тебе вечеринка? — Лучше не придумаешь, — заверила она. Это и правда было так, не было здесь ни одного лишнего человека, все очень по-семейному, как ей нравилось. — Родственники знаешь что подарили? — ей не хотелось хвастаться, но в то же время хотелось чуть ли не со всем миром поделиться своей радостью. А Космосу она уж точно могла доверять. — Знаю, — он улыбнулся. Квартиру он ездил смотреть вместе с Сашей и Олей, планировка ему понравилась, да и то, что Соня будет под присмотром Беловых — тоже было плюсом. — Ты теперь завидная невеста, Сонька. — Че это? —она усмехнулась. — Ну, как. С жилплощадью в Москве. Не шутки. — Ах вот ты какой! — воскликнула девушка и, ухватившись за его же руку (Космос машинально придержал ее, взявшись крепко за предплечье), нагнулась к воде близко-близко и, зачерпнув немного в ладошку, обрызгала его. — Получай фашист гранату! — она засмеялась. Вода еще была прохладной после короткой ночи, хотя солнце уже начинало прилично греть. По коже молодого человека побежали мурашки. — Ну держись! — Космос в долгу не остался, ответил тем же. Соня пискнула тихо, чтобы не разбудить никого, хотя домики находились на приличном от реки расстоянии, и все спали так крепко, что проедь здесь танк — никто бы не заметил. Между ними завязался нешуточный бой, брызги летели во все стороны, деревянный пирс потемнел от воды, и в какой-то момент девушка подскользнулась на мокром полу и, не удержав равновесие, упала в реку, размахивая руками, как крыльями, в тщетной попытке остаться на суше. Ее вскрик раздался эхом в его голове примерно сотню раз всего лишь за секунду. — Блять! Соня! — его сердце пропустило удар, Космос, не думая, мгновенно прыгнул следом. Со звонким смехом она вынырнула из-под воды, он, ухватив ее за тонкую талию, поддерживая на плаву, показался следом. — Ёлки-палки, Сурикова! — он мотнул головой, стряхивая капли. — Напугала! Соня стояла в воде по грудь. Опасности не было. — Это тактический ход, — она злобно расхохоталась, прямо как ведьма из мультика, и без зазрения совести напрыгнула ему на плечи, погружая Холмогорова в воду. Парень слегка ей поддался, конечно. Резко отпустив, Соня принялась удирать, но он плавал куда лучше и быстрее, и в два счета догнал ее. — Стоять, — он ухватил ее за ногу, Соня забуксовала в воде, дернулась, вновь рассмеявшись, и оказалась в его плену. — Кос, ну отпусти, меня джинсы вниз тянут, — так по-девичьи захныкала она. Шорты и впрямь, намокнув, стали словно весить тонну, а до дна она больше не доставала. Машинально, чтобы не утонуть, она ухватилась за его плечи, Космос придерживал ее для верности. — Страшно? — он довольно улыбался. — Щас же, — по правде говоря, ей действительно не было страшно, Холмогоров был как большой и надежный спасательный круг. Капли воды блестели на его светлой коже, переливаясь на солнце, белая рубашка, что была накинута на него, вся намокла и прилипла к сильным рукам. Только сейчас она заметила на его открытой груди татуировку. — Это что? — она кивнула на крест. — Татуировка, — ответил он просто. — А почему крест? — они никогда не говорили о боге. В СССР эта тема вообще долгое время была запрещенной, церкви переделывали под кинотеатры, магазины, кафе. А теперь все так резко поменялось... Нужно было устраивать жизнь, ориентироваться в огромном потоке информации, а остановиться и подумать: во что я верю — просто не было времени. — А что, бабочку надо было? — он прыснул. — На пояснице. Сурикова живо представила это в голове и хихикнула. Такое обычно делали себе девчонки не самого приличного поведения и среди ее окружения такие рисунки приобрели пошловатый подтекст, да и сами «наколки» часто ассоциировались с заключенными. Но Соне татуировки нравились, вот до рисунка на теле Космоса даже хотелось дотронуться, было интересно, выпуклый он или слился с кожей. Исполнять свое мимолетное желание она не стала. — Птичку. Вот тут, — она отцепила руки, полностью доверяя ему, и показала место на руке, чуть ниже большого пальца. — Сделаешь? — Только если с тобой вместе. — Не представляю себя с татуировкой… — она пожала плечами. — Но красиво, наверное. — Тебе пойдет. Ей всё шло. Она была такая красивая… По-утреннему нежная, хотя голубые глаза ее ярко горели, вторя цвету не то безоблачного неба, не то чистейшей речной воды. После заплыва она прерывисто дышала, губы ее были чуть приоткрыты, на них оставались мелкие прозрачные капли, как и на ее красивом, загорелом после Ялты лице. Соня была так близко, вновь держалась за его плечи, он чувствовал тепло ее кожи, чувствовал ее запах, уже такой родной, будоражащий мысли. — Ладно, отпускай. Поплыли к берегу, — становилось холодно. Он не мог заставить себя ее отпустить, хотя знал, что должен. С каждым разом это давалось все сложнее, но он берёг ее, правда. От себя, от мира, в котором живет, потому что знал — Соня куда лучше всего этого. Кос уговаривал себя каждый раз: всё это наваждение, это пройдет, она запретный плод, поэтому так сводит с ума. Она всего лишь девчонка, таких как она много, а он мог взять любую. Но ни одна не могла с ней сравниться. Соня не была «одной из», она была единственная. В него словно вшили магнит, и он тянулся к ней, до боли в грудной клетке тянулся. Космос не смог сопротивляться. Нагнулся к ней ближе и накрыл ее губы своими, нежно коснувшись ее щеки ладонью. Губы ее были мягкие, податливые и сладкие, на них еще чувствовался виноградный сок. Девушка замерла на мгновение, до конца не осознавая, что происходит. Она вцепилась в него еще сильнее, сжав пальцы, но затем ее словно по голове ударили, и это вернуло в реальность. София протестующе замычала и оттолкнула его. В глазах ее метался страх. Бешеный, словно шаровая молния. В панике она ловко удержалась на воде, Космос, глаза которого были затуманены, как под гипнозом, хотел что-то сказать, но Соня не дала ему: — Не делай так больше… — она задохнулась от эмоций. Это был и страх, и стыд, и абсолютная растерянность. По телу прошла дрожь, мысли путались в голове. — Никогда, — мотнув головой, она быстро поплыла к берегу. Космос за ней не двинулся, просто провожал ее взглядом. Оказавшись на берегу, она чуть качнулась, словно ноги ее плохо держали. Ни разу не обернувшись, она быстро скрылась из виду, на ходу выжимая промокшую насквозь белую футболку. Соня забежала в свой домик и закрылась изнутри на замок. Она прижалась спиной к двери и крепко зажмурилась, наивно надеясь, что, открыв глаза, поймет, что это был только сон. Зачем он это сделал? Зачем? Он же всё испортил… У Космоса были сильные руки. Казалось, она все еще чувствовала его пальцы на своей талии. Щеки у нее вспыхнули. Распахнув глаза, она обреченно вздохнула: надежды не оправдались. Это был не сон. Это была реальность. Какая-то совсем другая, перевернутая с ног на голову реальность, в которой Космос поцеловал ее... Ее чуть потряхивало то ли от переизбытка чувств, то ли от холода. Не помня себя, она прошла внутрь домика, затем резко остановилась прямо посреди комнаты, растерянно проведя руками по лицу, чтобы стереть это наваждение. Это просто случайность. Он, может, не протрезвел еще… Сердце бешено колотилось в груди, а пульс отдавался в висках и мешал думать, мешал найти этому всему рациональное объяснение. Все было как в тумане. Соня коснулась пальцами своих губ. Они горели. Как губы Космоса, что на контрасте с ледяной водой показались ей такими горячими... Внутри у нее что-то ёкнуло, и она испуганно вздрогнула, замотав головой вправо-влево, отгоняя навязчивые воспоминания. Хотелось залезть себе в грудную клетку и выкорчевать все эти странные перемешанные чувства. Или удалить из мозга это воспоминание. Или отмотать время назад и сделать так, чтобы этого не было. В любом случае, Соня хотела от этого избавиться, но, к сожалению, не могла.