Птичка

— Как ты с Фарой познакомилась, прямо все в гору пошло, — он не стал уточнять, что именно пошло в гору, не хотелось рассказывать про наркотики, про новые поставки, но хотелось почему-то поделиться ее значимостью. Несмотря на то, что он жутко ревновал ее ко всем мужчинам, что были ей очарованы, ему было приятно, что они с Соней выступали единым фронтом. — Что? — она услышала голос Вити как будто из-под пелены, но совсем не разобрала слов. — Ты о чем задумалась? — он обошел ее сзади, и его ладони плавно легли на ее тонкие плечи. Она прикрыла глаза от удовольствия, когда он начал их массировать. Соня часто была уставшей из-за своих тренировок, смотров, прогонов и еще чего-то там, порой она, вот как сейчас, задумывалась о чем-то, а о чем… Витя никак не мог от нее добиться правды, Сурикова молчала как партизан. Она никогда бы не осмелилась рассказать. Во-первых, знала, тогда Витя и Космос сильно поссорятся, она не хотела быть этому виной. Во-вторых, ей было стыдно. За то время, что прошло с того злополучного раннего утра, Соня накрутила себя до того, что была уверена — во всем случившемся она виновата сама. Холмогоров, благо, уехал в Узбекистан решать какие-то дела от имени бригады Белова, и они больше не виделись. Но Соня часто о нем думала. Думала, и внутри все переворачивалось, и тревога разносилась по грудной клетке с каждым ударом ее сердца. — Да так, — она качнула головой отрицательно, а затем взглянула на него снизу вверх, ее ладонь мягко легла на его. — Нальешь шампанского? — она улыбнулась ему своей ласковой улыбкой. Выпить захотелось отчасти чтобы отвлечь и его, и себя. У них сегодня была дата. Для Пчёлы очень даже серьезная. Ровно два месяца они были вместе. Рекорд. — Конечно, — он улыбнулся и коротко поцеловал ее в губы, а затем достал из ведерка со льдом красивую бутылку, что покрылась прозрачными каплями воды. Соня смотрела на нее задумчиво, отвлеченно, словно все еще была не совсем здесь. Пробка вылетела из горлышка с характерным звуком, Сурикова вздрогнула и ойкнула, а из бутылки потекла сладкая пена, и она подставила Вите бокалы с тихим смешком. Они были вдвоем в его квартире, из радио играла музыка, тихо, чтобы не перебивать разговора. Все так по-семейному, по-домашнему, было ощущение, что они отмечают новый год, хотя за окном начинал золотиться сентябрь. — Ну что, за нас, — он лукаво улыбнулся. Торжественно зазвенел хрусталь, Соня поднесла бокал к губам и сделала небольшой глоток обжигающе холодного шампанского. Затем посмотрела на него. Такого простого, родного. Он улыбался и рассказывал что-то в очередной раз очень смешное, легкое, чтобы развеселить ее, ведь Сурикова сегодня опять была очень задумчивой. Кто бы мог вообще подумать, что Витя Пчёлкин, ловелас и засранец, может быть таким… Заботливым. Спокойным. Надежным. Сердце в груди у нее екнуло, она поставила бокал на стол и, наклонившись к нему, резко поцеловала. Витя даже не сразу ответил на поцелуй от неожиданности, но затем быстро взял инициативу в свои руки. Уж это он умел. Ей хотелось закрепить все этой ночью, словно печатью, чтобы быть уверенной, что между ними все по-настоящему, что все серьезно. Пчёла ловко усадил ее к себе на колени, поддерживая девушку за талию, он исследовал губами ее тонкую шею, и она выгибалась навстречу к нему, перебирая пальцами его волосы. Он провел руками по ряду выпирающих ребер, буквально впиваясь в тонкую кожу девушки. У нее стянуло всю грудную клетку, дышать было практически невозможно. Его поцелуи кружили голову, его горячие прикосновения отзывались приятной дрожью внутри. Витя ждал, что она попросит остановиться, как делала всегда, когда он начинал терять контроль. Успокаиваться было тяжело, в висках бил пульс, от напряжения едва ли не тряслись пальцы, но он с готовностью принимал ее желание подождать. Сегодня она сама развязала ему галстук, и ее ловкие пальчики начали расправляться с рядом пуговиц на его рубашке. Витя не ожидал этого настолько, что остановил девушку, ухватившись за ее запястья. Соня испуганно на него взглянула, дернулась от удивления и почти сделала попытку слезть с его колен, испугавшись, что что-то сделала не так. Но Пчёла не дал ей пошевелиться, он ласково коснулся ее щеки пальцами, затем провел ими по приоткрытым губам девушки. Она тяжело, прерывисто дышала, смотря на него, как испуганный котенок. Витя улыбнулся: — Ты уверена? — спросил он. — Почему ты спрашиваешь? — Соня ответила вопросом на вопрос. — Я что-то сделала не так? — Глупая, — Пчёлкин качнул головой. — Ты не можешь что-то сделать не так, — знала бы она, какое желание томилось внутри него едва ли не с первой их встречи, не задавала бы таких вопросов. Соня сводила его с ума, однозначно. Но ему не хотелось, чтобы она принимала импульсивные решения. — Тогда почему ты спрашиваешь? — вновь задала вопрос девушка. — Потому что… — он запнулся и замолчал. Это простое и какое-то беспечное люблю едва не сорвалось с губ, но Витя испугался произнести его. Что такое любовь? Как ее понять, распознать, что с ней вообще делать? Витя не знал. — Потому что я за тебя волнуюсь. Она не ждала от него признаний и громких слов. Соня вообще была из тех, кто словам не верил, они для нее ровным счетом ничего не значили. Девушка смотрела на него своими большими голубыми глазами, и теперь уже Вите казалось, что она может прочесть его мысли. Сурикова даже помыслить не могла о том, что он мог сейчас сказать, что любит ее. Ей было достаточно собственных чувств, в которых она буквально тонула, и в Пчёле она не сомневалась, он уже не раз доказал ей, что стал другим человеком. Вернее, всегда им был, просто никогда ей таким не показывался. — Поцелуй меня, — попросила она вдруг. Он подчинился беспрекословно. Это был долгий, влажный, сладкий, волнующий поцелуй, заставивший ее словно отключиться от реальности. Соня пришла в себя уже в его спальне, когда под лопатками оказался мягкий матрас. Он, уже стянув с себя рубашку, целовал ее шею, одной рукой ловко расправляясь с молнией на платье девушки. — Никогда здесь не была, — прошептала она вдруг, оглядывая огромную комнату. Он глухо усмехнулся и лбом уткнулся в ее острые ключицы. — Что? — она невольно улыбнулась. Пчёлкин перекатился на бок и ласково взглянул на нее, хотя во взгляде у него танцевали смешинки. Соня тоже повернулась к нему лицом, Витя убрал с ее лица спутанные пряди и коротко поцеловал в нос. — Я снимаю с тебя платье, — он коснулся ее обнаженной кожи в том месте, где расстегнул молнию. София задохнулась, по телу прошла волна мурашек. — А ты говоришь про интерьер спальни? — он говорил без претензии, но с таким привычным ей сарказмом. Сурикова пожала плечами и вновь быстро пробежалась взглядом по комнате, в которую так давно хотела, но боялась попасть. Она облизнула пересохшие вдруг губы. — Просто я часто ее себе представляла, — девушка хихикнула, осознавая, что момент, возможно, действительно не самый удачный. Короткими ноготками она прошлась по его предплечью нежным движением. Он перехватил ее руку и поцеловал тыльную сторону ее ладони. Затем привстал с кровати, упираясь в матрас коленями. — И что же ты представляла? — с искренним интересом спросил он, хотя и принялся снимать с нее чулки. Губы его заскользили вверх, по внутренней стороне бедра, и она забылась, потеряла мысль. В ушах загудело. — Не отвлекайся, — поцелуи замерли. Они встретились взглядом на секунду. Цвет его глаз стал темнее на несколько оттенков. — Что ты представляла? Во рту пересохло. Она едва могла дышать, не то что говорить. Сжав в руках простынь, Соня коротко выдохнула, твердо решив взять себя в руки. Хочет поиграть — они поиграют. — Что здесь все в золоте и из темного дерева, — на деле кровать наоборот была светлой, а постельное белье вовсе не шелковым. Витя осторожным движением задрал платье вверх, и ладони его сжали ее красивые бедра. — Как у султана? — он усмехнулся. Соня кивнула. — И… Кровать должна быть больше. — Больше? — поцелуи пошли по плоскому животу, а платье было все выше. — Куда уж больше… — Ну, сколько женщин тут побывало, может, и по нескольку за раз. Все должно быть соразмерено, — Витя резко остановился. Соня улыбнулась довольно, почувствовав это замешательство. Цеплять его она умела, умела выводить из себя, просто не осознавала, насколько сильна ее власть, насколько хорошо ей удается бередить его душу своими словами и действиями. Иногда в хорошем смысле, иногда нет. Он навис над ней и резко, рвано, даже болезненно поцеловал ее в губы. Весь ее боевой настрой был стерт этим поцелуем, а прервав его, Пчёла, удерживая себя одной рукой, прошептал горячо: — Ты. Теперь. Единственная. Я же обещал. Сердце ее дрогнуло, по телу разлилось приятное тепло, сосредоточившееся в районе солнечного сплетения. Ничего не сказав, она вновь потянулась за поцелуем. На этот раз он был нежным, трепетным, и в его груди следом стало тягуче тепло. Витя снял, наконец, с нее платье, хоть она и выглядела в нем сногсшибательно, без него было еще лучше. Соня вздрогнула, холод, проникающий в комнату из приоткрытого окна, полоснул словно лезвием ножа по ее обнаженной коже, но его губы быстро сместили спектр ее внимания, и сквозняк перестал иметь значение. Он заскользил поцелуями ниже, и она выгнулась в пояснице навстречу ему. Избавляясь на ходу от собственной одежды, Пчёлкин казалось, хотел расцеловать каждый миллиметр ее красивого тела. Витя шептал ей что-то, Соня плохо разбирала слова, пульс шумел у нее в висках, и реальные звуки искажались. Возможно, он говорил, что она прекрасна. Возможно, спрашивал, все ли хорошо. Соня гладила его по спине, ее ладони были горячими, под тонкими пальцами ходили его мышцы, и, если он еще несколько минут назад был уверен, что, передумай она, он сможет остановиться, теперь, когда она обхватила ногами его торс и прижалась к нему ближе, он понимал — вряд ли. В голове ее была полная каша, она действовала скорее инстинктивно. Жар его тела плавил остатки самообладания, по коже на местах, где он оставлял короткие поцелуи, бежали волны легкого электрического покалывания. Витя сплел их пальцы, посмотрел на нее, как еще никогда не смотрел. Наверное, это был тот самый взгляд. Взгляд, в котором было больше чувства, чем во всех словах. И от взгляда этого у нее внутри все перевернулось, в груди, казалось, что-то разорвалось. Ощущения были почти болезненные. Он накрыл ее губы своими, и этот поцелуй был пропитан отчаянным и страстным желанием стать одним целым, он заглушил ее стон, когда пальцы Вити легли на чувствительную точку между ног, начиная делать круговые движения. Она запрокинула голову назад. Это было так приятно, так по-новому. Как ни странно, Соня совершенно его не стеснялась, она позволяла ему делать все, что он только захочет, потому что доверяла. Ее эйфория невольно передавалась и ему. Соня была такая красивая, румяная от эмоций, беззащитная, невероятная… Витя стянул с нее последнюю часть гардероба и внимательно осмотрел тонкое хрупкое, полностью обнаженное тело, что было полностью в его власти. Улыбка, возможно слегка коварная, коснулась его губ. — Что за улыбка? — даже сейчас она не могла его не поддеть. — Какая улыбка? — он, впрочем, продолжал улыбаться. Теперь уже нагло. — Вот эта! — Не понимаю, — он буквально заткнул ее влажным поцелуем, проникая языком в Сонин рот. Сурикова без протестов приняла правила игры. Хотелось его касаться. Целовать едва ли не до потери сознания. Кожа Вити пылала, как огонь, а она все раззадоривала его, на этот раз смело расправляясь с непослушной застежкой ремня. Он разорвал зубами упаковку презерватива, и, придвинув ее к себе ближе, он вошел в нее. Соня замерла на мгновение, и ее пальцы инстинктивно впились в простынь. — Больно? — спросил он, поймав ее чуть растерянный взгляд. Боль действительно была: резкая и режущая, но она отрицательно мотнула головой, хотя у нее все на лбу было написано. Витя улыбнулся. — Соня… — с укором протянул он. — Немного, — призналась она все-таки. — Но не останавливайся, — на выдохе произнесла Сурикова, в глазах мелькнул страх. — Пожалуйста. Он кивнул и поцеловал ее, словно стараясь отвлечь. Витя чуть отстранился, а затем вновь толкнулся вперед. Соня выдохнула ему в губы, глаза чуть заслезились, но она старалась расслабиться и позволить своему телу подстроиться под него, а его губы тем временем настойчиво вовлекали в новый поцелуй. Пчёла сплел их пальцы, и в конце концов она податливо двинулась к нему навстречу, прикрывая глаза, чуть сильнее обхватив его торс ногами. Ее запах сводил с ума, жар ее тела сводил с ума, то, что между ними не осталось ни миллиметра, сводило с ума. Растворяясь друг в друге, двигаясь в такт, то ускоряя, то замедляя темп, для них все стало просто и понятно. Едва ли не задыхаясь, остро ощущая жжение в легких, они цеплялись друг за друга в предвкушении конца. Она задрожала от удовольствия, и шумно выдохнула его имя куда-то в его ключицу. Его мышцы горели от напряжения, каждая клеточка тела, казалось, полыхала огнем, он сделал последний толчок и замер, позволяя наслаждению захлестнуть его с головой. Она убрала мокрые пряди волос с его лба, коснулась его щеки рукой и улыбнулась, глаза ее загорелись искренностью, от которой у него защемило в груди. Сейчас она была, наверное, самой счастливой женщиной на свете. Внутри словно пузырилось шампанское, было одновременно так спокойно и так волнительно... Витя коснулся ее губ. Коротко и осторожно, словно боялся напугать. Но она вообще ничего не боялась, когда он был рядом. Казалось, по венам пустили раскаленную лаву, тело медленно расслаблялось, хотя отголоски пережитого удовольствия еще бродили по нему, выражаясь в подрагивающих пальцах, сбившемся дыхании… — Ты прекрасна, — прошептал он, перехватил ее руку и нежно поцеловал. — Я не знаю, что ответить… Он улыбнулся. — Ничего. Просто захотелось сказать. Она улыбнулась в ответ. Перекатившись на спину, Витя привлек ее к себе. Соня слушала, как бьется его сердце, отсчитывая удары. Их сердца словно пели в унисон. Она была так счастлива… Чувство это переполняло ее, казалось, еще немного, и ее грудная клетка просто разорвется. Ей хотелось бегать по квартире, кричать, петь, танцевать. Выпусти ее сейчас на лед — она завоевала бы все золотые медали на свете. Но она пригвоздила себя к нему и лежала молча, вырисовывая замысловатые узоры на его сильной груди. Нужно было выровнять дыхание. Привести мысли в порядок. Утихомирить свое сердце. Легкий сквозняк был как никогда кстати и теперь уже не терзал ее разогретую кожу, а, как и требовалось, отрезвлял разум. Она дышала свежим ночным воздухом, что пах дождем и осенью. Несмотря на то, что погода за окном бушевала, лил дождь, ветер сгибал ветви деревьев, и они со скрипом склонялись к земле, царапая асфальт, было так хорошо, так сладко. Он гладил ее по спине подушечками пальцев. Впервые ему не хотелось сбежать поскорее или спровадить девушку домой, отправив в ночь хоть на все четыре стороны. Он сам себе удивлялся, но ему хотелось растянуть этот момент, не дать заснуть ни себе, ни ей. Сон вообще казался сейчас каким-то кощунством. Ему словно было страшно, что, проснувшись, он поймет, что это все не взаправду. Соня действительно была какой-то уж слишком нереальной, как из кино, как из самой глупой мечты. Но, чуть придя в себя, она подала голос, и Витя теперь был уверен — проснувшись с утра, все будет так же. Она реальна. — Кстати, я думала простыни будут шелковые. Витя покачал головой, хотя не смог сдержать улыбки. Сурикова была невыносима… В своем репертуаре. Ему отчаянно захотелось зацеловать ее до потери пульса. — Так с них соскальзываешь, Сонь, — ответил он на ее предъяву. Она звонко рассмеялась. Он рассмеялся в ответ.