Птичка

Было уже за полночь, на Москву после недели осенних ливней опустилась приятная тишина, днем солнце вновь радовало своим присутствием и грело практически так же, как и весной. В воздухе, однако, пахло сухостью листьев, что предупреждало о надвигающихся холодах, а главное, о том, что в фигурном катании начинается сезон. Все лето спортсмены упорно работали, чтобы теперь выдать свой максимум. Этот год дался Птичке особенно тяжело, мысли о соревнованиях, что раньше приносили внутренний восторг, теперь были какими-то тяжелыми и давили на грудь, как булыжник, весом в тонну. Возможно, неудача, вернее, несправедливость, случившаяся в прошлый раз, не давала ей покоя. Вдруг все снова пойдет не по плану? От навалившейся ответственности Соня и была такой раздражительной. Пчёла забрал Соню с поздней тренировки, она была уставшая и едва волочила ноги, но они заехали все-таки в ее квартиру, в которой вовсю шел ремонт. Они вили гнездышко вместе, и это, безусловно, грело девушке душу. Было так по-семейному здорово. Витя был очень участливым, потакал всем ее капризам (иначе это и не назвать: то обои не персиковые, а розовые, меняйте, то невидимая царапина на мебели — увозите), и вот сегодня привел ее смотреть гостиную, что уже была готова. Семья Сони замахнулась сразу на двушку (Елизавета Андреевна заявила, что однокомнатная квартира не подойдет, конечно, в надежде, что младшую внучку тоже ждет скорое замужество). Витя был уверен, что Сурикова к чему-то придерется, но то ли от усталости, то ли потому что работа действительно была сделана хорошо, девушка улыбнулась и довольно произнесла: — Ну все, можно стелить матрас и жить тут, — ей уже не терпелось переехать, старая квартира казалась тусклой и безликой, хотя, съезжая от бабушки, девушка и ей, маленькой и со сквозящими окнами, была рада. Здесь же, в уже истинно своей квартире, которую никто не мог отобрать или поменять на другую без ее ведома, Соня хотела начать новую жизнь и была в предвкушении. Сурикова и правда была готова спать на матрасе, да хоть на полу, главное уже начать обставлять свою квартирку так как ей хочется. — Потерпи недельку, кровать привезут, — он улыбнулся и поцеловал ее в щеку. Теперь он целовал ее в машине и явно не собирался отпускать. У Суриковой приятно кружилась голова, ударов сердца ни она, ни любой аппарат сосчитать бы не смог, но где-то на задворках сознания совесть скрипучим голоском портила момент и верещала о том, как ей завтра рано вставать и о том, что она обещала Сороке не терять голову... — Мне пора, — она глубоко выдохнула и оттолкнула его, мягко упираясь ладонями ему в грудь. Пчёла не послушался и припал губами к ее тонкой шее, языком проводя по выступившей вене. У Сони задрожали колени, по спине прошла волна мурашек. — Еще минута, — он правда не мог ей надышаться, не мог насладиться до конца. Они часто были вместе, но когда она уходила, ему вновь оказывалось мало. — Еще минута была десять минут назад. Вить… — ей и самой не хотелось расставаться, но продержаться-то оставалось всего ничего. В декабре чемпионат России, в январе соревнования в Хельсинки, а потом можно было слегка выдохнуть и раствориться в нем, наконец, без остатка. Эта мысль ее грела, и по сравнению с тем, сколько она металась то к нему, то от него (внутри своей головы и своего сердца), два месяца казались сущим пустяком. — Ну вставать в шесть утра, отпускай. Он неохотно прекратил эту сладкую пытку и, ласково положив ладонь на ее лицо, коротко поцеловал в губы на прощание. В его голубых глазах, казалось, сосредоточилась вся печаль этого бренного мира, и Соня невольно улыбнулась. — Чего улыбаешься? — Ты смешной, — она пожала плечами, глаза ее в темноте сверкнули. Соня продолжала заигрывать, пусть делала это ненавязчиво, но от этого внутри него разгоралось еще более нешуточное пламя, он не мог это игнорировать. — Щас досмеешься… — Витя покачал головой и вновь приблизил ее к себе, Соня уже без стеснения запротестовала и замотала отрицательно головой. Знала она его штучки, сейчас запудрит ей мозги, и ночь опять пролетит незаметно, а Сурикова останется без сна. — Все, я пошла. — Я провожу, — он ловко ухватил ее за руку и коснулся губами тыльной стороны ее ладони. Пчёлкин улыбался, глаза его горели, в них, по обыкновению, танцевали бесенята. Соня рассмеялась. — Нет. Сама дойду. — Почему? — Ты опять останешься, — эти уловки она тоже наизусть заучила. — Это плохо? — Да, потому что мне надо выспаться, — она покачала головой строго, показывая, что настроена серьезно. Витя героически принял поражение и поднял руки вверх. Софа благодарно улыбнулась ему. — Все. Спокойной ночи, — девушка коротко поцеловала его в щеку и, чему безусловно удивилась, без задержек вышла из машины. В темноте двора мало что было видно, тусклый фонарь освещал лишь небольшой участок тротуара, и потому она шла довольно быстро. Каждый шорох в темноте нагонял страха. Пчёла пару секунд следил за тем, как она, не оборачиваясь, идет к подъезду, но не выдержал, стукнул нервно по рулю и вышел из машины. Догнав Сурикову как раз в тот момент, когда она оказалась под фонарем, парень развернул ее к себе легким движением, а затем впился в любимые губы страстным поцелуем. Соня ответила на него, трепетно касаясь пальцами его груди, сердце Вити часто билось в ее ладонь. — Как от тебя оторваться? — кончиком носа он нежно коснулся ее щеки, провел им вверх, затем вниз, вдыхая сладкий запах ее нежной кожи. Девушка улыбнулась. — Потерпи немного, — попросила она ласковым голосом. От его слов внутри все сладостно сжималось, в его глазах было столько… Нежности и трепета. Душа Сони пела. С каждым днем все труднее было ему сопротивляться. — После Хельсинки я вся твоя. Эта перспектива ему не нравилась. Он хотел всё и сразу, всегда: неважно, касалось это работы, денег, власти, женщин... Она ему была нужна здесь и сейчас, но Витя знал — если она что-то решила, отговаривать и спорить бесполезно. Пчёлкин сплел их пальцы и не отпускал до последнего, но Сурикова медленно отходила назад, и прикосновение их, в конце концов, разорвалось. Она улыбнулась ему на прощание и помахала рукой. Он убедился в том, что она зашла в подъезд и, развернувшись на пятках, все еще чувствуя тепло ее губ на своих губах, пошел к машине. Соня как всегда, не вызывая лифт, пешком поднялась на свой этаж, и, подняв от многочисленных ступенек взгляд, ахнула от испуга. У окна стояла высокая мужская фигура, и она не сразу узнала в ней Космоса. На площадке пахло сигаретным дымом, он стоял к ней спиной, глядя вниз, во двор, где еще несколько минут назад она целовалась с Витей. На душе у него была буря, внутри все несколько раз перевернулась. Он чувствовал все: от ненависти к другу до ярости на Соню; от душащей обиды до презрения к самому себе. Между его длинных пальцев тлела сигарета. Он медленно потушил ее прямо о подоконник, оставив окурок в стеклянной банке общего пользования, и развернулся к Соне лицом. Это была их первая встреча после того поцелуя, девушка, увидев его, словно вновь ощутила его горячие губы на своих губах. Воспоминание это ударило будто бы молнией, и она неосознанно отступила на полшага. Сердце тревожно забилось в груди, пальцы ее задрожали. — Привет, — произнесла она, разрывая эту гнетущую тишину. — Привет, — безэмоциональным голосом ответил он. Космос видел, как она вздрогнула всем телом, столкнувшись со сталью его тона. Она прикусила губу на мгновение и отвела взгляд, но затем будто бы собралась с мыслями, выпрямила плечи и смело посмотрела на него как ни в чем не бывало. — Как съездил? — видимо, в отличие от Холмогорова, она собиралась делать вид, что ничего не произошло. Он же устал молчать. Ему было так больно, что сложно было даже дышать. Она и Пчёла… Хотелось встряхнуть ее за плечи, чтобы мозги встали на место. Дура, какая же она дура... — Прекрасно. У тебя как дела? — Хорошо. — Я заметил. Соня нахмурилась. — Ты о чем? — О том, что за кино передо мной предстало, — он кивнул на окно. Соня нервно сжала руки в кулаки, тщетно пытаясь контролировать свои эмоции, и недовольно вздохнула. В словах его она не почувствовала боли, скорее презрение, что ей претило. Если бы не тот их поцелуй после ее дня рождения, все было бы куда проще. Соня ответила бы, что это не его дело, ровно как он в новый год, когда заявил, что его отношения с Юлей ее вовсе не касаются. Теперь Сурикова словно стояла на минном поле, и куда делать шаг было неясно. Все запуталось в такой клубок, что даже сама София Сурикова не знала, что сказать. Сердце билось в груди быстро-быстро, и пульс стучал в висках, не давая думать. — Ну, что молчишь? — А что я должна? Оправдываться? Нет. Он усмехнулся. Как-то озлобленно. Холмогоров мог уйти, сделать вид, что всего этого не видел, жить дальше, вернуться к Юле или найти еще кого-то… Но Соня не шла из головы, а теперь она была с его лучшим другом, это уже были не догадки, это была реальность, и реальность эта давила на виски, битым стеклом текла по венам. — Знаешь, я ведь приехал извиниться, — Космос вдруг улыбнулся как-то грустно, затем качнул головой, словно в очередной раз осознавая, как глупо себя ведет. Нужны ли ей были его откровения? — За тот поцелуй. Но не буду. — Я не понимаю! — она взорвалась. Его осуждающий взгляд буквально душил, она была так зла на него за это. — Я давала тебе повод? — Соня резала без ножа, ее голубые глаза горели безжалостным огнем. — Ты все сам испортил, ты поцеловал меня, ты все разрушил! А теперь приходишь и обвиняешь меня в чем-то! В чем? — В том, что ты дура! — он повысил на нее голос и сделал широкий шаг вперед, сокращая между ними расстояние. Соня, едва совладав с собой, осталась стоять на месте. Она вздернула подбородок и смело посмотрела в его глаза, что горели такой неистовой яростью, что у нее невольно задрожали колени. — В том, что ты такая же как и все его… — подстилки. Сурикова не дала ему договорить, внутри что-то вспыхнуло, и прежде чем обдумать свое действие, она дала ему звонкую пощечину. Голова его инстинктивно повернулась чуть в бок, и их зрительный контакт, наконец, разорвался. Космосу не было больно, но это немного охладило его пыл, отрезвило мысли. Он тихо вздохнул и медленно развернулся к ней лицом. Только сейчас он заметил, как ее трясет, какие эмоции плещутся в ее голубых глазах. Это он все знает. О своих собственных чувствах, о том, что Пчёла за человек, а она не знает ничего. Для нее все как снег на голову. Соня отшагнула назад и прижала к себе горящую от удара ладонь. Она ожидала чего угодно, даже того, что он ударит ее в ответ, но только не того, что произошло дальше. Он ласково коснулся ее щеки ладонью, стирая с кожи мокрую дорожку от прокатившейся по ней слезы. Ему было больно от того, что она из-за него плакала. Космос себя буквально за это ненавидел. Соня смотрела на него полными слез глазами, губы ее дрожали, она не могла пошевелиться. Ей было и стыдно, и страшно, и горько, и больно. Все так смешалось внутри, все органы скрутились, казалось, что она сейчас потеряет сознание. Но она не отводила взгляд. Космос был каким-то совсем другим. Словно она не знала его прежде. Соня цепким взглядом улавливала каждое подрагивание его ресниц, слышала каждый неровный вдох, чувствовала трепет в его прикосновении. Впервые за все время, что они были знакомы она, наконец, увидела его. И то, что он чувствовал к ней она впервые заметила. Всё это время ей нужно было всего лишь чуть внимательнее посмотреть в его дымчатые серо-голубые глаза… Его поцелуй тогда на реке больше не казался ей неправильным. Все это было так логично, так очевидно, так закономерно. И она корила себя за то, что не поняла всего сразу. Резко стало очень холодно. Девушка поежилась и прикусила губу, чтобы не заскулить. Все могло было быть по-другому, не было бы сегодня этого разговора, не было бы этого отчаяния, что пульсировало между ними. Если бы только она поняла Космоса раньше, она все бы сделала правильно, и он не питал бы ложных надежд... Соня чувствовала себя такой дурой, что уже не так обижалась на Холмогорова за его слова. — Любишь его? — спросил он, с надеждой смотря ей в глаза. — Космос… — она сделала попытку увернуться, спрятаться, но он не дал. — Отпусти, пожалуйста. Если бы Соня дернулась посильнее, высвободилась бы из его хватки, но она не шевелилась. Его горячая ладонь лежала на ее щеке, девушка смотрела в его серо-голубые глаза, в которых словно бушевал шторм. В них отражались гром, молнии, тягучие серые тучи, косой ливень. Космос не мог больше молчать, надо было выяснить все здесь и сейчас, и поставить точку. — Просто ответь. Это несложно, — он так надеялся, что она ответит отрицательно. До последнего не хотел верить, что все это правда. Соня не могла любить Пчёлу, потому что он ее не любил. Не любил, Космос был в этом уверен. Но он не видел, как Соня смотрела на Витю, не знал, что между ними все это время происходило. Был занят какими-то своими делами. Он просто упустил время. Его цену он еще поймет, но позже. — Сложно. — Нет, ничерта это не сложно! — Зачем ты все это делаешь? — она шмыгнула носом. — Я не хочу тебя ранить, — она плотно сомкнула губы, чтобы ничего больше не произнести и не сделать еще хуже. Но хуже, казалось, было некуда. Коса как водой ледяной окатили. От нее сладко пахло ванильными духами, которые теперь начинали казаться ему приторными. Они будто чем-то вязким и тягучим слепляли его легкие, и Космосу было трудно дышать. Его душа была буквально раскромсана на кусочки. Соня сделала это. Своим взглядом. Этим гребанным сочувствием, от которого было тошно. Своими словами. Он отшагнул назад. Глаза его потухли, стали какого-то холодного оттенка, в них мелькнула какая-то странная эмоция, но Соня ее не уловила. У нее прервалось дыхание. Она прекрасно знала это ощущение, так бывает, когда ты, еще недавно воспаряя над, будто бы, всем миром, в поддержке, летишь вдруг прямо на лед. От удара кажется, что раздробилась вся грудная клетка, вдох сделать невозможно. Так же было и с ним. Она хотела коснуться его вновь, мысли крутились в голове бешеным вихрем, но рассыпались, она могла бы что-то ему объяснить, но слова не соединялись в предложения. Сурикова не решилась, однако, протянуть к нему руку, нервно сглотнула, слюна показалась ей горькой. Молчание вновь повисло между ними, но Космос нарушил его первым: — Я тебя больше не побеспокою, — сказал он пустым голосом и, больше на нее не взглянув, пошел по лестнице вниз. Это было хуже выстрела в спину. Соня задохнулась от эмоций, чувствуя, как на сердце открывается зияющая рана. — Космос… — его имя эхом отразилось от стен подъезда и догнало его на пролет ниже, Холмогоров даже не обернулся. Соня не сдержалась и всхлипнула, но и это его не остановило. Он оставил ее одну. В воздухе все еще пахло сигаретным дымом и, как ей показалось, отчаянием. Стало пусто и одиноко. Она замотала головой из стороны в сторону, все еще не веря в происходящее. Горячие слезы обожгли щеки. Колени подкосились, и она едва не осела на пол прямо в подъезде, но в последний момент успела зацепиться холодными пальцами за перила. Она всхлипнула и закрыла рот рукой, чтобы не завыть в голос. Ей было так больно его терять. Соня была уверена — это навсегда.

***

Соня изменилась после всего случившегося, и все это, безусловно, заметили. На вопросы она отвечала сухо и упорно все сваливала на волнение перед соревнованиями. Даже с Витей она невольно стала чуть холоднее, не могла себя не винить в том, что произошло между ней и Холмогоровым той ночью. Ее словно спустили с небес на землю, швырнули вниз, и она, казалось, сама разбилась о руины чувств Космоса. Она чувствовала себя опустошённой. Из ее жизни пропал человек, без которого оказалось трудно дышать. Это было больно. Сурикова, обладая нешуточной гордостью (а ведь ее дурой назвали и едва ли не проституткой), даже звонила ему один раз, набравшись смелости и написав на листочке все то, что хотела бы ему сказать. Он не взял трубку. Словно чувствовал, что это она. Холмогоров тоже был гордецом. Ему не просто разбили сердце, не просто ранили его душу… Он ведь, наверное, по-настоящему влюбился впервые, и это оказалось слишком больно. Задето было и его самолюбие. И он решил: это всё. Никакой дружбы. Ничего между ними не будет. Ему нужно было избавиться от отголосков ее звонкого смеха в своей голове. От ее нежных прикосновений. От воспоминаний о вкусе ее губ. Только одно могло ему помочь. Клин клином вышибают. Соня увидела его вновь в Юлиных объятиях, и внутри что-то умерло. Он довез ее до ледового и смачно поцеловал в губы на прощание. Эту сцену она уже видела однажды зимой, когда они только вернулись с Урала, и тогда это вызвало лишь раздражение. Сейчас, ощущая, как земля уходит из-под ног, она буквально замерла в дверях, крепко сжав дрожащими пальцами сумку с коньками. Новикова довольно пошла в сторону ледового, не упустив возможности многозначительно зыркнуть на Соню. Суриковой повезло лишь в одном, она уже успела сморгнуть вновь появившиеся из ниоткуда слезы. Гордо распрямив плечи, она, скривив губы, нелицеприятно взглянула на Юлю в ответ и быстро спустилась по ступенькам, направляясь прямиком к Холмогорову. Хотелось кинуться на него с кулаками, вслед за обидой внутри вспыхнул такой яростный огонь, что она не могла себя больше контролировать. Надо было просто пройти мимо, не удостоить его и взгляда, но она уже выпалила: — Быстро ты! — Ты о чем? — он курил, смотря куда-то в сторону. Только этого еще не хватало… Соня была разъяренная, как фурия, и едва ли не молнии метала глазами. — Забылся. Он пожал плечами и холодно посмотрел ей в глаза. Ну что она еще от него хочет? Ему все было понятно, Соня свой выбор сделала, он следом сделал свой. Их дороги разошлись той ночью. Ему, признаться, хотелось сделать ей больно, отчасти поэтому он выбрал Новикову, а не бесконечный набор шлюх, чтобы забыться. У Сони было ровно такое же желание. — А тебе-то что? У тебя своя жизнь, у меня своя. — Не заразись от нее ничем. — Ты от него тоже. — Да пошел ты. Изменения в Соне увидела и Регина, и, хотя Сурикова старалась ради подруги быть бодрой и веселой, всё-таки это был последний ее день в России, та не унималась. — Ну Соф, ну что случилось? — они вышли на балкон, вдыхая осеннюю прохладу полными легкими. Тишина приятно действовала на ее расшатанные нервы. В квартире Регины был настоящий бедлам, она не пошутила — собрала всех друзей на прощальную вечеринку. Разные компании, на удивление, быстро нашли общий язык, возможно, их объединило странное смешанное чувство грусти и радости. Королёву любили, казалось, все люди на свете. Умела она найти подход к каждому и всегда была душой компании. А теперь душа улетала в Америку, и было неясно, вернется ли она когда-нибудь. По старой памяти брюнетка достала сигареты и протянула пачку Суриковой. В преддверие соревнований Соня обычно не курила, но сейчас смело вытащила сигаретку и зажала ее между губ, накрашенных сегодня алой помадой. — Регин, ну ты серьезно? У тебя такой день, и мы будем говорить о моих проблемах? — Ну, — Королёва закурила. — У меня проблем нет, — она улыбнулась и подмигнула. Соня закатила глаза. — Можем и о твоих тогда. Пчеловод твой косячит? — Нет, — с грустью ответила она. Лучше бы так, честное слово. С Витей они бы все смогли решить, утрясти, но Космос… Соня была зла на него, обижена, в то же время скучала и чувствовала перед ним свою вину. Сурикова задумчиво щелкнула зажигалкой, и едкий дым заполнил легкие. — Ладно. В двух словах, — она рассказала о том поцелуе, о произошедшем в подъезде и о Юле, при виде которой у Сони случался рвотный рефлекс. — Дела… — Регина аж присвистнула. — Ну ты и влипла. — Знаю. — А если они перестреляют друг друга? — глаза ее стали по пять рублей. До Королёвой только сейчас дошло, что они разговаривают совсем не об обычных парнях, которые максимум устроят мордобой и разойдутся слегка покоцанные по своим делам, а о бандитах. Настоящих! Из новостей! У них стволы наперевес, из-за них взрываются машины прямо на шоссе, из-за них люди бегут из страны, опасаясь за свою жизнь и жизни своих близких. По коже у девушки пробежал холодок. — С ума сошла!? — Соня вздрогнула всем телом, невольно представив всё в голове. До этого разговора она как-то не задумывалась, что произошедшее может повлиять на отношения Коса и Вити, была занята только своими собственными чувствами. — Не будут они, — как-то не совсем уверенно произнесла она. — Хорошо если так. — Нет, — строго произнесла Соня. — Они всю жизнь вместе. Из-за девчонки не сцепятся. Она их хорошо знала. Бригада. С первого класса вместе. Это не просто слова, это нечто большее, они не друзья, они семья. Не может такая мелочь довести до трагедии. Регина улыбнулась многозначительно, София вопросительно на нее посмотрела, делая последнюю затяжку. — Ты себя недооцениваешь, Сонька, — Сурикова фыркнула. — Правда. Ты парней с ума сводишь. — Лучше бы совет дала. — А что советовать? Ты выбор свой сделала. А с тем, что Космос тебе больше не друг придется смириться. Пожалей парня и исчезни из его жизни. Или… — Регина нахмурилась. — У тебя к нему чувства? — Нет никаких чувств, — выпалила Соня. Внутри закипело какое-то раздражение, словно на нее разом выпустили рой мух: хотелось сжаться, закрыться, спрятаться. — Ладно, всё. Надоели эти пацаны. Сегодня провожаем тебя в новую жизнь, — она выпрямила плечи и тряхнула волосами, подавая Регине руку. — Идем танцевать! — Сурикова улыбнулась и потянула Регину за собой обратно в квартиру, где на всю громкость играла старая песня группы «Ласковый май». — Пусть в твои окна смотрит беспечный розовый вечер, — фальшиво тянули ребята, и радостно зашумели, когда в прокуренной квартире появились девчонки. Соня отчетливо помнила, эта песня вышла в 89-ом, и они слушали ее после тренировки, сидя на скамейке в парке недалеко от ледового на старой магнитоле «Урал», что принадлежала Никите, провожая очередной теплый летний день, который они благополучно упустили, упахиваясь на льду. Небо было розовым, прямо как в песне. В воздухе сладко пахло вечерней прохладой. Они ели московские булки с сахаром и запивали молоком из стеклянной бутылки, что передавали друг другу. Тогда казалось, что у них очень много проблем. Бесконечные тренировки, отборочные, соревнования, хвосты по учебе, экзамены, впервые разбитые сердца… Сейчас Соня с огромным удовольствием вернулась бы туда, чтобы хоть на пять минут почувствовать себя такой беззаботной. Гуляли они долго, и, как ни странно, Соня смогла забыть обо всех своих переживаниях, она их просто-напросто вытанцевала. Эта терапия до сих пор работала и теперь, когда все чуть-чуть поутихли и расселись по комнатам, когда начались задушевные пьяные разговоры на кухне и тихие песни под гитару, она чувствовала себя хорошо. — Привет, — к ней подсел незнакомый молодой человек, она видела его сегодня в толпе Регининых друзей, но имени не знала. Королёва для себя решила: всех знакомить не имеет смысла, народу было человек двадцать, запомнить друг друга за один вечер было невозможно. — Меня зовут Дмитрий. — Соня. Они пожали друг другу руки. У него была ровная смуглая кожа, большие раскосые карие глаза и лучезарная улыбка. Ему бы, признаться, надо было родиться девчонкой. Уж больно он был хорошенький, даже смазливый. — Откуда Регину знаешь? — Мы одноклассницы. — Правда? — он искренне удивился. — И почему она так долго прятала от меня такой бриллиант? — Соне захотелось закатить глаза. У нее иногда было настроение пофлиртовать, пококетничать, как однажды очень четко выразился Валера: «пооттачивать мастерство», но в последнее время мужчины у нее ассоциировались исключительно с проблемами. Ответить Сурикова не успела, к ним подсела Регина. Она, уже изрядно подвыпившая, обняла подругу за шею, но все ее внимание было приковано к старому знакомому. — Потому что бриллианту нужна соответствующая огранка, а ты, Бодров, не дотягиваешь, — она ядовито ему улыбнулась, у Димы глаза на лоб полезли. Парень присвистнул. — И что, совсем без шансов? — он взглянул на Соню с театральной жалостностью. Было в нем что-то необычное. Несмотря ни на что, он притягивал взгляд и как-то сразу к себе располагал, в этом они с Региной, пожалуй, были похожи. — Совсем, — она дружески ему улыбнулась. Он комично вздохнул. Такому таланту только в кино играть. — Но дружить можем. — Тогда друзья, — он не выглядел расстроенным и вновь пожал ей руку. — Ну что, девчонки, — Дима торжественно потер ладошки. — Расслабиться хотите? — Сбрендил? Перед тобой будущая олимпийская чемпионка, — фыркнула Регина. — Даже не предлагай. — Королёва, ты когда стала такой занудой? — он покачал головой недовольно. — В штатах таких не любят. Пусть Соня сама решает. Ну что, Сонь? — он повернулся к ней. — Будешь? — как волшебник он загадочно раскрыл ладонь, внутри небольшого целлофанового пакетика лежали разноцветные таблетки, похожие на детские сладости. Сурикова нахмурилась. — Это что? — Таблетка счастья, — хохотнул парень. — Выпьешь, сразу почувствуешь себя очень хорошо. Мозг расслабится, тело тоже, — он блаженно улыбнулся, словно точно знал, какого это, и ощущения эти ему нравились. Соня с подозрением еще раз коротко взглянула на таблетки, что, определенно выглядели симпатично, ровно как даже сама идея отключить все мысли и хоть ненадолго по-настоящему расслабиться. Она не знала, какой вред могут нанести наркотики, в окружении ее семьи, так сложилось, все были либо очень духовными, либо социальный статус не позволял употреблять в открытую. Наркомания вообще была табуированной темой. О запрещенных веществах не говорили нарочно, как в СССР вообще могут быть наркоманы? Когда Соня стала старше, круг ее общения состоял по сути из спортсменов, никто из близкого окружения таким не баловался, плохих примеров перед глазами не было, а те, кто бросал спорт, пропадали с радаров, и даже если ступали на плохую дорожку, никто об этом не догадывался. Сурикова взглянула коротко на часы, вскоре ее должен был забрать Витя. Она отрицательно качнула головой, почувствовав внутри не то тревогу, не то страх перед, казалось бы, безобидными конфетками. — Нет, не буду. — Боишься? Она иронично приподняла брови. — А друзья друзей на понт разве берут? Дима улыбнулся белозубой улыбкой. — Справедливо, — он поднял руки вверх, демонстрируя, что сдается. — А ты правда чемпионка? — Правда. Советского Союза. — Всего Союза? Ааахренеть, — протянул он. — Здоровый образ жизни, значит? — Стараемся. — Сигареты смолит только так, — Регина хихикнула и ловко выцепила пакетик с таблетками из его рук. Дмитрий цокнул языком, попытался отобрать у брюнетки свое «сокровище», но та была куда более ловкой. Между ними завязалась шуточная драка, в которой приняли участие еще какие-то друзья Королёвой. Оторвав от них взгляд, Соня заметила вдруг, что на нее, не моргая, смотрел молодой человек. Он улыбнулся ей, когда понял, что она обратила на него свое внимание. Сам парень стоял в окружении дам, которые хихикали кокетливо, потягивая мартини, но оставался абсолютно к ним равнодушен. Сурикова ловко увернулась от летящей в их сторону подушки, Диму, очевидно, решили обезвредить таким образом, и встала от греха подальше с дивана, на котором происходил бой за разноцветные таблетки. Хотелось курить и, никому ничего не сказав, девушка отправилась на балкон, надеясь, что оставленные Региной Мальборо еще не уничтожили, но прямо в дверях обернулась. Голубоглазый незнакомец провожал ее взглядом. Улыбка невольно тронула все-таки ее губы, но девушка тут же отвернулась и прошла по коридору, наполненному, почему-то, целующимися парочками. Как медом им тут намазано... В пачке оставалась последняя сигарета, она словно была припасена специально для нее, однако зажигалки нигде не оказалось, по обыкновению, кто-то случайно сунул ее в карман и присвоил. Зажав сигарету между губ, Сурикова повернулась несколько раз вокруг своей оси, вглядываясь в темноту балкона, но даже спичек не обнаружила. — Черт, — выругалась она и обреченно вздохнула. — Простите, — следом за ней вышел тот самый молодой человек, впустив на балкон луч теплого света и гул пьяных голосов вперемешку с музыкой. Он взглянул на нее завороженно, у парня даже перехватило дыхание. Соня казалась ему не иначе как ангелом, спустившимся с небес. Ангел, правда, очень хотел курить. — Вам помочь? — спохватился он. — Ну, если у вас есть… — Есть, — он от волнения даже не дал ей договорить, достал из кармана зажигалку и щелкнул колесиком, обнажая пламя. Соня наклонилась и прикурила. — Спасибо, — она улыбнулась. — Леонид, — молодой человек протянул ей руку. — София, — Сурикова пожала ее смело. — Тоже не увлекаетесь… Таким, — он кивнул в сторону комнаты, и девушка быстро сообразила, что он о таблетках. Леонид смотрел на нее внимательно, глаза его блестели. Светловолосый, высокий, с правильными чертами лица и доброй улыбкой. Молодой человек был очень хорош собой. Соню удивляло, что он с ней на «вы», не похоже это было не Регинкиных друзей-раздолбаев. — Нет, я спортсменка, — она качнула головой. — Хотя по мне сейчас и не скажешь, — девушка пожала плечами. С сигаретой-то в руках… — Ну, почему. Скажешь, — он нахмурил брови. — Осанка и... — Лёня хотел сказать «фигура», но подумал, что Соня оскорбится. — В общем, скажешь, — парень смутился. Соня не смогла снова сдержать улыбки, и он оживился тут же. — А вы? Почему не пробуете? — Не люблю терять над собой контроль, — ответил он. — Разум должен оставаться трезвым. И холодным. — И не пьете? — Ни грамма. — Тогда что вы тут делаете? — она никогда не встречала еще таких молодых людей, он словно принц из сказки, с хорошей выправкой, добрыми глазами и такими правильными принципами. — Как и все. Провожаю Регину в Америку. — И вам не скучно? Все же пьяны. — Вы не пьяны. Я слышал, вы чемпионка, — он быстро нашел что сказать. — А мне так положено. — Почему? — Я хочу работать в МБР, — Соня нахмурилась. В новообразованных органах она совершенно не разбиралась. Раньше знала только КГБ, про них бабушка всегда отзывалась нелестно. Мол, шпионить всех заставляли и доклады на соседей писать. — Министерство безопасности России. — Разведчиком? — глаза ее игриво загорелись. Смешной он был, интересный. Мало того, Леонид производил впечатление умного парня, Суриковой нравилось засыпать его вопросами. Он усмехнулся. — Ну, если вам угодно. — Я любила фильмы про Штирлица в детстве. — Я тоже. А хотите вместе посмотрим? У меня проектор дома. Как в кино. Она удивленно вскинула брови. — На свидание зовете? — Зову, — сказал он четко и смело, вновь удивив Соню. Она качнула отрицательно головой. — Не могу. — Жених? — Жених, — подтвердила она, не объяснять же первому встречному, что не жених он ей еще. Пора была прощаться с новым знакомым, а потом и с Региной. Витя должен был вот-вот подъехать. Леонид расстроился, София по глазам это увидела, да он и не скрывал. Плечи его слегка опустились, а он мысленно спрашивал себя: ну что ты ожидал? Такая девушка априори одна быть не может. — Что ж, София, было приятно познакомиться, — он совладал с собой и улыбнулся. Даже сейчас повел себя как настоящий мужчина, не стал задавать лишних вопросов, упрашивать, делать неприятных намеков. — Мне тоже, Леонид, — они еще раз пожали друг другу руки. — Удачи вам. И легкой службы. — И вам. И легких медалей. Соня уложила в постель уплывшую в какой-то неизведанный мир Регину. Улыбка не сползала с лица девушки, она говорила всякие глупости и много смеялась, тело ее было расслабленным и мягким, как кисель. Трогательно прощаться с ней в таком состоянии было сложно, Сурикова сама постоянно смеялась из-за выкидонов подружки. Время шло. А Витя все не ехал. За дверью стихла сначала гитара, затем и голоса. Часы показывали начало четвертого утра. Сурикова легла рядом со спящей Региной и повернулась на бок, положив руки под щеку. Ночь была холодной. Накрапывал мелкий осенний дождь, капли стекали по стеклу, и тень их ложилась на ее лицо. Она все еще чего-то ждала, почти не моргая следя за стрелкой часов, что наматывала круги. Ветер нещадно сгибал скрипящие деревья, потерявшие всю листву. Хотя холодом веяло вовсе не с улицы, а из Сониной души. Едкая обида разлилась по груди, и у нее вдруг отчего-то защипало нос. Упрямая фигуристка прикусила до боли губу, чтобы даже сейчас, в тишине, наедине с самой собой не дать себе заплакать. Витя должен был забрать ее после собственной шумной гулянки. У них там что-то срасталось с Америкой, он не посвящал ее в подробности дел бригады, да и она считала, что безопаснее и спокойнее не знать. Знать она хотела лишь почему он выбрал не ее сегодня? Где он? С кем он? Зачем обещать, если не выполняешь обещания? Такая мелочь, но задело сильно. Она нахмурилась и сжала руки в кулаки, затем перевернулась на спину и, натянув плед почти до носа, уставилась пустыми глазами в потолок. Часы тикали. Серое осеннее утро медленно гнало прочь эту странную ночь. Соня заснула.