Птичка

С каждым шагом Соня старалась утрамбовать свою боль глубоко внутрь. Она не должна была позволить себе ни плакать, ни кричать на людях. Нужно было хладнокровно поставить точку в этой гадкой истории, а затем можно было забиться в свой угол и выть волком до тех пор, пока не отпустит. Она нашла его у входа в дом. Витя был один, стоял, всматриваясь в темноту, и курил. Соня не знала, какая это была по счету сигарета, да и Пчёлкин сбился давно со счета. Увидев ее, он бросил окурок на землю и быстрым шагом пошел к ней навстречу. Сонино сердце сжалось до боли и с тяжестью опустилось куда-то вниз, она притормозила на мгновение и, сглотнув горьковатую слюну, решилась посмотреть в его глаза. Два голубых омута, которые всегда казались ей отражением моря, глубокого, полного тайн, волнующего, и правда скрывали многое. От вскрывшихся сегодня секретов хотелось удавиться. Соня не понимала: за что? Почему он так поступил с ней, почему решил, что имеет на это право? — Соня, — он не решился коснуться ее, но подошел слишком близко. В нос ударил его запах. От Вити пахло холодом и дождем, и это всегда будоражило ее мысли, заставляло сердце биться быстрее. Сейчас он был как триггер, возвращающий в кошмар. Сама от себя не ожидая, она ударила его по лицу. Глаза Вити вспыхнули от гнева, но он, сжав челюсти, это стерпел. Ей хотелось ударить еще. И еще. Может, сделай она ему больно физически, получится отомстить за то, как ей больно сейчас внутри? Может, окажись у нее в руках пистолет, она смогла бы нажать на курок… — Заслужил, — тихо сказал он. Соня злобно усмехнулась. — О да, — она качнула головой. Ее взгляд был ледяным, обжигающе ледяным. И он проникал точно в сердце, которое, поверьте, больно кололо. — Еще бы. — Дай мне объяснить, — в глубине души он знал, что она его не простит. Он бы никогда не простил, а они во многом были очень похожи. Но отпустить ее просто так он не мог. Соня была ему нужна. Как кислородная маска для больного. Как солнце для этой блядской планеты, которая, казалось, перестала вращаться. — Что объяснять? Ты меня поимел и предал. С моей же сестрой. — Она не виновата. Соня рассмеялась, посмотрев в темное, почти черное небо. Глаза у нее жгло, но этим движением она заставила слезы остановиться. Еще не время, — успокаивала она себя мысленно. Это было нервное, может, что-то на грани истерики. Она смеялась, а он слышал, как внутри нее бьется хрусталь. — Она не виновата… — повторила Соня задумчиво. — Скажи мне честно, может, я изначально просто замена Оли? — она вновь взглянула ему в глаза. Казалось, ее подменили за пару мгновений, у нее теперь был совершенно пустой, отстраненный взгляд. Витя ее не узнавал. — Ты не замена. — А что? Мы же похожи, — она шмыгнула носом. — Ну, не очевидно, но похожи. Как часто ты видел во мне ее? Как удобно! Она-то тебе никогда принадлежать не будет, ты же боишься Белого, боишься, что он тебя грохнет! Так можно трахать младшую сестру, почему нет!? — Соня, заткнись, я тебя умоляю, — процедил он сквозь зубы. Чесались кулаки, мысли гудели и бились в висках, а внутри словно шел апокалипсис. Она резала по живому, каждым словом попадала точно в сердце, и хотя Пчёла знал, что заслужил это, не мог этого слушать. Она послушно замолкла и отстранёно улыбнулась. — Чего ты улыбаешься? Нравится? Нравится себя жалеть? — Пошел нахуй, Пчёлкин, — она собиралась уйти прямо сейчас, но он не дал. Вцепился в ее руку пальцами до боли и чуть встряхнул. — Отпусти! — Нет, давай поговорим… Ты же хочешь выяснить отношения, я тоже хочу. Вот, например, то, что меня крайне беспокоит: то, что ты крутишься с Космосом— это окей, так по-твоему? — Не приплетай его сюда. — Нет, я буду его приплетать, я же вижу, как он на тебя смотрит, а ты… — Я тебя любила! — она пихнула его в грудь свободной от его хватки рукой. В ее глазах словно шарахнула молния. Было больно и горько от того, что впервые она признается ему в чувствах при таких обстоятельствах. Но теперь эта любовь душила ее. — Я… — она задохнулась от эмоций. — Я тебе поверила! Так будь хотя бы раз честным, скажи уже, в конце концов, что ты на самом деле чувствуешь и к кому! — она смотрела на него глазами, полными слез, и Витя вдруг разжал пальцы. Злость утихла внутри него в одно мгновение. Горячие капли хлынули вниз по щекам, а Соня даже не заметила. Она ждала от него правды. — Мне… — он замолчал. Хотелось курить. Или провалиться сквозь землю. Хотелось испариться, уйти от этого разговора, но она так смотрела, что он не мог пошевелиться. — Я был влюблен в твою сестру. — Нет, ты влюблен в мою сестру, — она озвучила то, что видела в его глазах. Соня заговорила тихо, без надрыва, будто бы принимая это как данность. На самом деле внутри нее что-то медленно умирало. — А я тебе была нужна просто чтобы заполнить пустоту. — Я тебя прошу, — он был готов на колени перед ней упасть и молить о прощении. — Дай мне шанс. Я все исправлю. Соня, — Витя коснулся ее лица, заставив смотреть в свои глаза. Ее колотило от эмоций, кожа девушки была холодной, как мрамор. Тремор передался ему мгновенно. А она просто стояла. Податливая, как тряпичная кукла. — Мне хорошо с тобой. Я с тобой меняюсь, и я тебе никогда не врал. У нас же все было хорошо, а Оля… Это просто помешательство. Я от него избавлюсь. — Не надо, — она выпуталась из его хватки и полными легкими вдохнула холодный осенний воздух. Ночь была тихая-тихая. Как на кладбище. Возможно, она поверила бы всем обещаниям. Возможно, дала бы ему шанс. Возможно, смогла бы простить. Если была бы другим человеком. Соня устала. Хотелось закрыть глаза и заснуть до тех пор, пока она не забудет этот кошмар и его. Если у нее есть шанс сейчас раз и навсегда все закончить, она закончит. Ей было наплевать как сильно она его ранит. Он ранил ее сильнее. — Ты просто очередная вещь, что она у меня одолжила. Возвращать эту вещь я не хочу. — Вещь? — он горько усмехнулся. — Да. Вещь, — спасибо Саше Белому за такую замечательную аналогию. Соне слабо верилось в реальность происходящего, но то, как все с надрывом рвалось внутри подсказывало, что это не сон. — Вот так бывает у сестер. — Ты блять просто пытаешься сделать мне больно. — Надеюсь, тебе больно, — искренне ответила она. — Вить, я тебя прошу никогда больше ко мне не подходи. Не приезжай. Не звони. Исчезни из моей жизни. — Нет, — он упрямо качнул головой. — Нет, Соня, так не будет. Ты моя, ты понимаешь это? И ты любишь меня, это никуда не делось. Тебе больно, я поступил как мразь, я пиздец как об этом жалею, но нет, я тебя не отпущу, ты поняла? — Хватит, — Соня была абсолютно спокойна. — Любишь ее — люби. Жди ее или добивайся, мне плевать. Но просто… Попробуй быть верным, — она улыбнулась. — Потому что у тебя с этим явно проблемы. Ей не нужен был пистолет, чтобы выстрелить ему точно в сердце. Боль сверкнула в его голубых глазах, и Соня увидела это. Что скрывать — ее это порадовало и успокоило мгновенно. — Соня, это не конец. Он уже добился ее один раз, хотя Сурикова сопротивлялась сама себе до последнего. И он добьется снова, рано или поздно она оттает, она ему поверит, и он все исправит. — Конец. Если я тебя увижу рядом с собой — я расскажу Саше, что видела на балконе. Ты знаешь, что тогда будет! Надо тебе умирать из-за баб? — Ты меня не запугаешь. — Я не пугаю. Я просто… Предупреждаю, — в ее взгляде не было сомнений. — Он мне поверит. Потому что чтобы выровнять счет, я его поцеловала, — Соня, наконец, нашла хоть один плюс от этого гадкого поцелуя. Она размажет им Витю по стенке и раз и навсегда избавит себя от надобности его видеть. — Что блять? — он прикрикнул. От одной мысли, что ее целует кто-то у другой, ярость затмевала ему разум. — Что слышал. — Это не соревнование! Она его проигнорировала: — Я его поцеловала, и когда он узнает, что меня на это толкнуло — он пустит пулю тебе в лоб. Потому что он ненормальный. И ты ненормальный. И я вас всех ненавижу. Захотелось придушить ее. Ударить. Витя был так зол. Лицемерка. Дура! Заливает ему о верности — а сама целует… Белого!? Она его презирает, считает холодным и расчетливым, бесчеловечным. И целует его! И хотя руки у него тряслись от гнева, он проговорил без эмоций: — Сонь, ты устала, тебе надо домой, — Витя видел, что она не в себе, и хотя Сурикова не раз повторила, что не хочет его видеть, да он и сам не хотел смотреть ей больше в глаза, Пчёла не мог ее оставить в таком состоянии. — Давай я тебя отвезу. А утром мы поговорим спокойно. — Ты не слышишь. Я. Тебя. Ненавижу, — Соня говорила совершенно без эмоций. Внутри была просто всепоглощающая пустота. Ей хотелось, чтобы он ушел, чтобы исчез. — Я понял. Это не меняет того, что тебе надо домой. На крыльце показались Валера и Тома. Очень кстати. — Я поеду с ними. — Хорошо. Но я приеду завтра. — Я предупредила. — Ты так не поступишь. Я тебя знаю. — Не знаешь.