Октябрь 1993 год
По Москве ездили танки, а по роддому номер двенадцать бегали туда-сюда медсестры: схватки у самой главной роженицы начались на месяц раньше. Под умелым руководством Екатерины Николаевны, Оля Белова рожала ребенка. В этот солнечный осенний день у Сони не было тренировки с утра, и она сладко спала, завернувшись в одеяло, как в кокон, когда раздался телефонный звонок. Через сорок минут она уже была в роддоме, и тетя Катя на ходу одевала ее в больничный халат. — С ней будешь, — Екатерина Николаевна толкнула Соню к двери родовой. — Оле нужна твердая рука, — схватки у девушки совсем ослабли, она то отключалась от боли, то приходила в себя, снова и снова спрашивая про Сашу. А непутевый племяш, как назло, сквозь землю провалился и не выходил на связь. — Чего!? Я туда не пойду! — Соня затормозила пятками, упираясь в дверной косяк. Шутки шутками, а родов она боялась. Боялась крови, криков, иголок. Больничный запах комом встал в горле. — Пойдешь! — сквозь зубы сказала она. — Тетя Катя! — Не тетякатькай, вперед, солдат, — и женщина протолкнула ее все-таки в родовую. Соня вошла внутрь и замерла, как статуя. Кожа похолодела мгновенно, и голова закружилась слегка. Комнату заливал золотистый солнечный свет, было жарко, как в сауне. Над сестрой столпились медсестры, а сама она лежала на кушетке, вся слабая, измученная и тихо стонала от боли. — Олечка, смотри, кто к тебе пришел, — неожиданно ласково заговорила Екатерина Николаевна. Она махнула Соне рукой, мол, подойди. Сурикова-младшая, вздохнув, собралась с мыслями, сжала зубы и заставила себя подойти к Оле ближе. Белова подняла на нее туманный взгляд, и губы ее тронула слабая полуулыбка. — Соня… — Привет, — она взяла ее за руку и испуганно взглянула на Катю. Та дернула бровями. — Ты молодец, — фигуристка погладила ее по мокрой голове. Оля сжала ее пальцы, но не сильно. — Соня, а где Саша? — Едет! Там дороги все перекрыты, — блондинка быстро нашла что соврать. Вернее, дороги и правда были перекрыты, повсюду была милиция, ОМОН, в городе творился какой-то апокалипсис, но вот куда подевался будущий папаша — Соня не знала, конечно. — А ты как приехала? — А я на метро. — Девочки, нам надо рожать, — напомнила Катя. — Оля, нам надо рожать, — повторила Сурикова строгим голосом. — Соня, я боюсь… — Не ссы, — голос ее не дрогнул, но знала бы Оля, как Соне самой было страшно, а ведь далеко не она сейчас лежала на кушетке, и не из нее готовился вылезти человек. Блондинка сжала руку сестры сильно-сильно. — Все получится, ты только сфокусируйся. Но глаза Оли закатились, и она ослабла. Сурикова испуганно поджала губы и полным непонимания взглядом уставилась на Сашину тетку. В голове девушки крутились самые плохие мысли, а вдруг это опасно? Ранние роды, отсутствие схваток, нервы, еще и танки эти как назло, непутевый Белый, жара… Вдруг с ней что-то случится? — Давайте стимуляцию, — всегда такая веселая, бодрая и улыбчивая тетя Катя сейчас была мрачной, ну или просто очень сосредоточенной, сложно было понять. Оле под вену завели иглу, Соня поморщилась и отвела взгляд. После своего больничного путешествия, натерпевшись уколов и капельниц, у нее голова начинала кружиться от одного только вида шприцов. — Соня, за руку ее держи. — Поняла, — мысленно девушка представляла себя медсестрой из фильма, чтобы не вальнуться тут в обморок от волнения. Грудь сжало от эмоций, духота в помещении ровному дыханию отнюдь не способствовала. — Ну, с богом. Крики раздавались страшные. Будто кого-то резали без анестезии. Соня стояла чуть позади Оли, поддерживая сестру в полусидячем положении, и до побеления костяшек держала ее за руку. Один раз она порывалась уйти, потому что от таких истошных воплей ей поплохело, но сестра так вцепилась в нее, что вариантов не осталось. — Тужься, тужься, Оленька, — советовали медсестры. А у Оли уже не было сил. — Соня, я не могу больше, — устало прохрипела она, наотрез отказываясь говорить с медперсоналом. София промокнула пот с ее лба. Оля была бледная, и на светлой коже еще ярче было видно красные пятна, появившиеся от всех этих мучений. — Надо, — Сурикова сама как десять кругов пробежала, и сестру было жалко, конечно, но Катя ее сюда загнала не для того, чтобы Олю жалеть, а чтобы подгонять своим тренерским голосом. Эти роды дались Птичке посложнее чемпионата мира. — Давай вместе. Раз, два, три! Под конец они кричали уже вместе. Было много крови, боли, воплей, а затем все вдруг стихло. Все замерли в ожидании, Оля легла на спину, комната поплыла перед глазами, и она устало прикрыла веки, но в полубреду девушка услышала раздавшийся детский плач. По коже Сони побежали мурашки, она замерла, боясь даже вдохнуть лишний раз, чтобы не разрушить момент. Девушка следила за крошечным мальчуганом в руках медсестер, словно он мог исчезнуть. Все это правда казалось сном. Слишком трогательное чувство колыхнулось внутри, никогда прежде такой нежности и желания защитить кого-то Сурикова не испытывала, и чувства эти беспощадно рвались наружу. Глаза защипало от слез, не сдержавшись, она всхлипнула тихонько, и пара крупных капель скатились по ее коже. Софа нагнулась над Олей и поцеловала ее в щеку совсем невесомо. — Ты молодец, Олька. День медленно превратился в вечер, а Белов так и не объявился. В Москве творилась такая канитель, не дай бог что… На звонки не отвечал никто, ни Валера, ни Космос, ни Витя. Тетка Саши выключила телевизор, который, почти засыпая, смотрела Соня, и велела ей сбегать в магазин. — Купишь, что она любит. Скажем, что от Саши. Деньги есть? — Не поверит, — она сладко потянулась, разгоняя сон, раздвижное кресло в ординаторской ей очень понравилось, после выматывающих тренировок отдых был просто необходим. — Поверит. Соня послушалась, все-таки попытка не пытка. Оля вся извелась, но, как показалось Суриковой, не потому что Белов мог под танк угодить, а потому что пропустил рождение Вани. Фигуристка хотела отшутиться, что, зная его, он и свадьбу сына пропустит, но вовремя захлопнула рот. В глазах сестры была такая вселенская печаль, что ей самой хотелось всплакнуть в сторонке, хоть она и не разделяла веры в то, что Саша с рождением ребенка резко изменится в лучшую сторону. Следуя плану Екатерины Николаевны, Соня купила фруктов, печенья и шоколада, мол, это муженек передал, но новоиспеченная мама засомневалась. Губы Оли затряслись, когда она не обнаружила в пакете записки. Прокололись… Но хитрости и изобретательности тети Кати можно было только позавидовать, медсестра принесла Ванечку, и Белова тут же отвлеклась на сына. Он устроился на руках мамы, причмокивая губками и, кажется, узнал ее сразу. — Оля… Он такой красивый малыш, — Суриковой, признаться, хотелось его расцеловать, такая всепоглощающая любовь поселилась в ее груди, но Ванечка был такой маленький, совсем крошечный, она даже на руки его боялась взять, чтобы не сломать ему ничего. — Да. Красивый. На Сашку похож. — Не. На тебя, — Соня улыбнулась уголками губ и, не удержавшись, поправила племяннику одеялко. — Мой будущий фигурист. — Вообще-то музыкант, — пальчики у него были и правда длинные, музыкальные, в Олю. — Ага. Я тебя с твоей скрипкой наслушалась в свое время, еще раз — не вынесу. Ты его ноги видела? Шестерные прыгать будет, как пить дать. — Ой, с ногами — это к Саше. Ванюша так пинался, Белов говорил — футболист будет. — Вот еще мы отцу не доверяли профессию выбирать, да, Ванечка? Да, мой хороший, — она поймала себя на постыдном сюсюканье и нахмурилась тут же, плотно сжав губы. Прокашлявшись, Соня выключила убивающе милый сладкий голосок. — Ладно, ты корми его, я тоже пойду пообедаю, — желудок одобрительно заурчал, Софа с утра ничего не ела. — Шоколадку хочешь? — Оля кивнула на переполненный пакет. — Какая шоколадка, у меня диета, — все как всегда, скоро чемпионат России, но думать Сурикова могла только об Олимпийских Играх, до которых оставалось четыре месяца. Она обязана была попасть на них, во что бы то ни стало, пока еще на вершине своих возможностей. С каждым годом победить будет все сложнее, в конце концов, подрастает новое поколение, юниоры наступают на пятки, всегда есть кто-то лучше и талантливее тебя. Соня теперь часто об этом думала. — И мне теперь придется… После родов. — Да, ты же прямо раскабанела, — девушка закатила глаза. Сестра по-прежнему оставалась изящной и красивой, и материнство невероятно ей шло. Себя в этой роли, например, Сурикова не видела совсем. — Само уйдет, не выдумывай. — Сонь, — Оля посмотрела на сестру внимательно, и ощутила внутри режуще-сладкое щемление. От всех пережитых эмоций хотелось плакать, и глаза действительно вновь зажгли слезы. Это было, на удивление, не из-за Саши. Это были слезы безусловной любви, огромной и всепоглощающей. Слезы осознания новой большой ответственности. И счастья. Казалось, вот оно, то, что Ольга так долго искала. Смысл. Призвание. Не музыка, не статус жены большого и страшного Александра Белова, а малыш, прижимающийся к ее груди — вот он, ее смысл. А ее сестра, как ангел-хранитель, всегда была рядом. — Спасибо тебе. За все. Я бы не справилась без тебя. И это было так. Впервые Оля так глубоко прочувствовала привязанность к Соне, любовь и благодарность. Казалось, все благодаря Ване. С его появлением мир перевернулся в одно мгновение, стал совершенно другим. И у нее словно открылись глаза. — Пожалуйста, систер. Ночевать Соня осталась в больнице. Жалко было оставлять Олю и Ваню одних. Она даже пропустила вечернюю тренировку, но Сорока, на удивление, ругаться по телефону не стала, передала только свои поздравления новоиспеченной маме. Тетя Катя налила фигуристке стопку коньяка, подаренного кем-то из счастливых родителей. Была уже глубокая ночь, в больничном коридоре стояла тишина, только санитарочки, шаркая тапочками, ходили где-то вдалеке, куда Ваню обычно уносили подышать кислородом. Они с Екатериной Николаевной сидели вместе на посту, шушукаясь о том, о сем, а за их спинами как раз находилась Олина палата. Софа проверила сестру — та крепко спала. — Я же не пью, тетя Катя, — вкус коньяка у нее все еще ассоциировался исключительно с Пчёлой. Девушка поморщилась, вспоминая ту холодную гадкую ночь, когда хотелось кожу с себя содрать, когда было так больно, что невозможно даже дышать. Рюмка дрогнула у нее между пальцев. — За племяша надо. Давай-давай, — ладошкой она подтолкнула пластмассовый стаканчик к губам юной особы, что так ей нравилась, в Соне она всегда чувствовала жажду к жизни и стальной характер, порой девчушка напоминала ей себя в молодости. — Ой, — Соня хихикнула. — Как же гадко он пахнет. — Ну-ка пей быстро. Пока не увидели. После горячительного напитка Сурикова отрубилась мгновенно, прямо на кушетке на посту. С материнской заботой Екатерина Николаевна накрыла ее пледом, а сама бодрым шагом пошла проверить, как там Иван Александрович Белов. От всех эмоций этого дня усталость была тяжелой и вязкой. Сны Суриковой не снились. — Птичка, — кто-то потряс ее за плечо. Софа нахмурилась, не открывая глаз, и завернулась в плед по самый нос. Хриплый смех донесся до нее из-под пелены тягучего сна, который все никак не хотел заканчиваться. — Просыпайся, Птичка, — Валерка Филатов снова коснулся ее и тихонечко встряхнул. Она резко распахнула веки и села, чуть не врезавшись в лоб Фила своим лбом, но, как истинный боксер, он успел вовремя отклониться назад и рассмеялся: — Доброе утро, страна. София сонно огляделась по сторонам: Валера сидел перед ее кушеткой на корточках, позади стояли Космос и Витя, Фара, все в больничных халатах и с цветами. Больница?.. Роддом… Мозг как-то туго соображал. Оля родила! События вчерашнего дня, казавшиеся каким-то далеким сном, восстановились в ее сознании, сердце екнуло, она искоса взглянула еще раз на двух парней, которых не видела почти год, а затем посмотрела на добродушно улыбающегося Валерку. — Вы где были!? — она толкнула его в плечо. — Совсем охренели? — без стеснения она метнула взгляд на Коса и Витю, на Фару, который вообще ни в чем не виноват. Был бы тут Белый — вот ему бы досталось точно. — Мы все провода оборвали! Где вас носило? — Тихо ты, — Фил коснулся указательным пальцем губ. В глазах его, однако, плясали смешинки. — Шесть утра, не шуми. — Не шуми… — недовольство рвалось изнутри, но девушка перешла на шепот: просто из уважения к матерям, она теперь видела и знала, как тяжело достается этому миру жизнь. — Где папаша? — У мамы Оли, — ответил Фара, усмехнувшись. — Ладно хоть так, — Сурикова закатила глаза. — Властная женщина — горе в семье, — не без иронии проговорил Джураев, настроение которого невольно поднялось, несмотря на происходящие дома события. — Фара, вот я не посмотрю, что ты в гостях, получишь по первое число. — С другой стороны, — быстро реабилитировался молодой человек, глядя на не в шутку обозленную блондинку. — Первая жена такая и должна быть. Всё держать под контролем. Соня даже улыбнулась и покачала головой. — Всё — это всех остальных жен? Или делами у тебя тоже благоверная заправлять будет? — переспросил Холмогоров, хохотнув. Ответ он получил на таджикском, и явно совсем не цензурный. Раздался общий смех, но Кос смотрел только на Соню. Он соскучился. Правда понял это только сейчас, когда увидел ее. Соня выглядела как злой котенок, но не была от этого менее очаровательной. На ней были простые джинсы и футболка, волосы растрепаны после сна на неудобной кушетке, но черт возьми, какая она была красивая. — Вас что, танком переехало? — отчасти это была защитная реакция. Сарказм сам лился из ее рта, а как еще реагировать на столь нежданных гостей? Признаться честно, хотелось сквозь землю провалиться. На Витю она даже смотреть боялась, а вот он не отрывал от нее взгляда своих голубых глаз. Смотрел внимательно, изучая каждую черточку ее лица, каждый взмах ресниц, каждый вдох. Казалось, Сурикова все та же. Прямолинейная, шероховатая, непоколебимая. Но Пчёла знал ее другой. Нежной. Любящей. И сломленной. Вот что она теперь скрывала за своей показной силой. От этого щемило в груди. — Почему это? — Валера выпрямился, возвышаясь теперь над ней. Девушка тоже спустила ноги с кушетки и размяла их быстро. Да, на тренировке сегодня будет не сладко, все мышцы затекли, спина болела. — Выглядите ужасно, — Соня усмехнулась. Никто не собирался посвящать ее в подробности, но после ночи в бутырке ощущения были и правда будто под танком побывали. Не пионерский лагерь, конечно. — О, проснулась моя радость, — диалог прервала тетя Катя, вернувшаяся с мамой Саши и Елизаветой Андреевной. — Соня у нас герой. — Роды принимала? — Филатов был сегодня неугомонный. Птичке захотелось подзатыльник ему отвесить, хотя именно благодаря ему она не чувствовала себя здесь чужой. За год все так сильно поменялось, встреться они при других обстоятельствах, и поговорить было бы не о чем… Как же все закрутилось так сильно? В какой момент все пошло не так? — Еще бы. Настоящая тётка. Как я, — гордо заявила тетя Катя, хлопнув себя по груди. Все рассмеялись. «Тётя Соня», звучало, конечно, забавно. Сурикова мысленно тут же решила, что когда Ванечка подрастет, будет называть ее исключительно по имени. Никаких «тёть». — Сонюшка, ну что, ты у нас следующая? — ласково просила Татьяна Николаевна, погладив девушку по голове. Младшая сестра не уступала старшей в красоте, к тому же, ей уже исполнилось двадцать один, для людей старой закалки это было самое время, чтобы завести семью. — После того, что я вчера видела, я никогдующая, — Соня поморщилась, и хотя в своих словах она была искренна, все восприняли это как шутку. А после бригадиры выстроились у окошечка в палату, пели «с днем рождения», мама Саши и бабушка плакали, а Софа смотрела на все это со стороны, как в кино, чувствуя себя отчего-то просто зрителем, но никак не частью этой семьи. И только подумав о Ване, девушка улыбнулась, в груди все-таки потеплело. — Тебя подвезти, Родственница? — с того злополучного дня рождения Белов называл ее исключительно так. Был в его взгляде и тоне откровенно читаемый сарказм, но Соня привыкла и отвечала всегда тем же. Прошлого не вернуть, что сделано, то сделано. — Нет. А то пропаду, как и ты, на сутки, — ядовитая ухмылка появилась на ее лице. Белый усмехнулся. — Ой, маленькая моя, не тебе говорить о пропажах, — явно намекая на то, что в последнее время от нее ни слуху ни духу (виделись они и правда редко, Оля только часто торчала у сестры, видимо, наверстывали упущенное время), ответил он. — Ну, так что? В ледовый? Соня оглянулась коротко вокруг. У роддома стояла куча черных тонированных машин братвы, выглядело это странно и непривычно, даже устрашающе в какой-то мере. Космос сел в одну из тачек и укатил почти сразу, Валера говорил по телефону, наверное, с Томой, зато Пчёла, облокотившись на мерседес, курил, прожигая их с Сашей взглядом. Про поцелуй он хорошо помнил. И поведение Белого лишь подтверждало слова Сони. Это все еще выедало дыру в его груди, словно кислота. Как она могла… Как она блять до этого додумалась? Это до сих пор в голове не укладывалось. И ей бы согласиться. Ну, пусть понервничает, пусть кулаки сжимает и рычит безмолвно, пусть нервно курит. Но она вдруг поняла, что ей все равно. Мстить больше не хотелось. — Я на метро. Так быстрее. — Ну, смотри сама, тётка. — Не исчезай больше, папаша, — Белый почти сел в машину, но Соня, коварно улыбнувшись, вдруг окликнула его. Молодой человек замер, развернувшись к ней лицом. — Классная рубашка, — красная гавайка с принтом была совсем не в его стиле, но Саша прилетел из Америки, там, наверное, такое было в моде. — Но… — без нее было бы лучше*. Этого вслух Сурикова произносить не стала, люди не поняли бы, зато Белов понял. Без слов. — Но... — выдохнул он, усмехнувшись, а может, скорее оскалившись. Глаза его загорелись. — Хорошего дня тебе, Сонечка.***
— Ну, готова? — Всегда! Ваня улыбнулся и подбросил в воздухе связку ключей, а Соня ловко их поймала. Холодный металл устроился меж ее пальцев, когда она сжала их в ладошке и довольная пошла к водительской двери. Уроки по вождению Суриковой нравились, дома она штудировала теорию, с практикой помогал Соколовский, после Олимпиады девушка твердо решила пойти учиться на права. Красный москвич фигуриста иногда плохо слушался, то скрипел жалобно, то глох посреди дороги, как говорил сам Ваня, «это не к тебе вопросы, а к горе слепленного говном металла». Соня в такие моменты гладила руль машины и уверяла её, что это все шутки. Водить ей нравилось. Даже с такими перебоями. — Ну что, по садовому проедемся? — Страшно… — Круговое движение надо осваивать. Заводи, давай, — Соня послушно провернула ключ, запуская двигатель, и медленно стала выжимать сцепление. Машина слегка затряслась. — Во, уже отлично получается, только не торопись, переключай на первую, — она часто думала, что из Соколовского в будущем выйдет отличный тренер, все-таки, карьера действующего спортсмена не вечна, а обучать у него получалось очень хорошо. Впервые сев на водительское место, Сурикова даже не знала, в какую сторону ключ крутить, а сегодня уже собиралась покорить «кольцо». Ваня над ней подтрунивал: София была всегда сосредоточена, за руль держалась двумя руками, особенно в городе, когда вокруг постоянно гудели клаксонами недовольные водители, чуть дергалась, если что не так, соблюдала скоростной режим, в общем, вела себя как настоящая отличница, коей с роду не была: из-за спорта она всю жизнь перебивалась с двойки на тройку. На сарказм молодого человека она даже не отвечала, следила исключительно за дорогой: в потоке машин ей было страшновато, но верный друг страховал, иногда чуть подправляя направление руля или подсказывая, на какую передачу переключиться, на какой знак обратить внимание. — Перестраивайся тихонько. На светофоре направо. Соня выдохнула с облегчением. Пытки девятиполосным движением подошли к концу. — А на трассе погоняем? — она улыбнулась заговорщически, коротко взглянув на Ваню, пока они встали в небольшую пробку. — Да ну, Соф, жрать охота, — он бы и не прочь «погонять», но только для Суриковой это было максимум километров 60 в час, на большее она не решалась, даже на пустой дороге ночью, а начинали свои уроки они именно в темноте, по-другому девушка наотрез отказалась. — Ну, Вань… — Соня насупилась. — Я сегодня до 80 разгонюсь. Честно! — До сотки, — молодой человек решил поставить ультиматум. Пора была ей уже становиться смелее и проворнее. Водить у Сони и правда получалось отлично, он как-то пробовал сестру научить — без толку, она руль могла отпустить и глаза руками закрыть, если что не так, а Сурикова, пусть и плелась как черепаха, соображала быстро и не косячила ни разу за время их достаточно длительного обучения. — С ума сошел? — До сотки, или паркуемся и меняемся. Софа закатила глаза: — Смертник. — Сплюнь! — Сурикова показательно сплюнула и постучала ему тихонько об лоб, мягко намекая, что он точно деревянный. На трассе, как назло, было совсем пусто: час-пик уже прошел, живущие за городом повозвращались домой с работы, а огородники уже бросили свои дачи и отсиживались в квартирах. У Сони не было аргументов против опасных маневров, которых от нее ждал Соколовский. — Ну, давай, — Ваня довольно улыбнулся, нетерпеливо забарабанив по приборной панели длинными пальцами. Соня, вздохнув, показала всем своим видом душераздирающую обреченность, но друг и глазом не моргнул. Она фыркнула, но, приняв безысходность своего положения, чуть сильнее обычного нажала на педаль газа, и стрелочка, показывающая скорость, плавно поплыла вправо. Машина шла спокойно, и девушка, на удивление, даже не почувствовала, что перешла за отметку в привычные 60 км/час. — Ну, не страшно же? — Вау… — она облизнула пересохшие от волнения губы, голубые глаза загорелись азартным огнем. — Открой окно, пожалуйста. Ваня, улыбнувшись, выполнил просьбу и сделал звук на магнитоле чуть громче. По радио играла «Стюардесса по имени Жанна», молодой человек стал тихонечко подпевать. Мимо, со свистом, как от пули, проносились деревья, салон авто наполнился прохладным, свежим воздухом, что пах дождем. Это был запах свободы. Дорога простиралась далеко вперед, асфальт был ровным и чуть мокрым после осенних осадков. Казалось, они могут взлететь. Мотор не шумел, не стучал, ветер приятно свистел в ушах, музыка сливалась с голосом Ваньки, что вовсю горланил вместе с Владимиром Пресняковым. Когда стрелочка на спидометре пересекла отметку в 100, Соня пискнула от восторга. Было совсем не страшно, хотелось еще. Ветер трепал ее светлые волосы, управлять автомобилем было легко. От эмоций она рассмеялась, чуть запрокинув голову назад. Соколовский подстраховал, коснувшись руля, выравнивая автомобиль. — Ой, посмотрите, осмелела! — он хохотнул. — Ангел мой неземной, ты повсюду со мной, — запела в ответ Сурикова. — Давай еще! — А можно? — Можно. Дорога-то пустая. — Круто! — и София вжала педаль газа в пол. Мотор взревел, и москвич рванул вперед с новой силой. Их смех вновь раздался в салоне. Колеса ровно скользили по асфальту, вдалеке, сквозь тучи, пробивались лучи закатного солнца. Небо было как на картинке. Серо-розовым, густым, объемным. Штурман велел поворачивать налево, девушка кивнула, чуть сбавив скорость, чтобы не вылететь с трассы во время маневра, а он еще добавил громкости. Сзади что-то громыхнуло. Словно несколько кастрюль разом свалились с заднего сидения на пол, Соня дернулась и отвлеклась всего на мгновение, инстинктивно обернувшись назад на этот громкий, перебивающий даже басы звук. — Соня! — Ваня взревел, тут же дернулся к рулю, дернув его в противоположную сторону, но было поздно. Последнее, что Соня помнила — всего мгновение, но оно показалось ей вечностью. Свет чужих холодных фар, разрывающий сознание звук клаксона и сильный удар, от которого легкие, казалось, взорвались. Сонечка. Девочка моя. Открой глаза. Это был голос мамы.