Птичка

Громкая музыка приятной пульсацией отдавалась в её груди, вокруг все горело яркими огнями, они переливались, скользя по её телу, и Соне казалось, она чувствует их физически: теплые касания свето-музыки вызывали приятную дрожь. Мир снова был у её ног. И она улыбалась, растворяясь в музыке. Девушка прикрыла глаза, а тонкие пальцы запустила в распущенные волосы, чуть оттягивая их. Космос наблюдал за ней, стоя у бара, глаза его горели огнем — Соня была прекрасна. Огибая незнакомцев, он медленно двинулся на танцпол, на языке горчил коньяк, а голова была слегка затуманена кокаином, внимание ускользало на светомузыку, на едва слышные в толпе незнакомые голоса, но Сурикову он из виду не терял, казалось, она светилась, подобно звезде на небе, подобно самому Солнцу. О него можно обжечься и сгореть в секунду, но его руки смело опустились на Сонину талию, горячие губы припали к открытой шее. Девушка тихо выдохнула в пустоту, наклонив голову, освобождая больше места для сладких поцелуев. Руки Холмогорова поползли ниже, на бедра, туда, где подол короткого платья заканчивался, открывая её красивые длинные ноги. Музыка лилась, проникая тонкими вибрациями внутрь, переворачивая органы, пронзая каждый миллиметр тонких тканей. You're a woman, I'm a man. This is more than just a game. I can make you feel so right. Be my lady of the night. Пели Bad Boys Blue, но диджей сильно ускорил мелодичную песню, давая ей новое дыхание, новую жизнь. Космос управлял Сониными движениями, она податливо позволяла, но в какой-то момент развернулась на каблуках и обхватила шею молодого человека кольцом. — Привет, — не прекращая танцевать, она довольно улыбнулась; они словно не виделись вечность, хотя расставались минут на десять, не больше. — Привет, — их губы соприкоснулись. Соня почувствовала тонкий привкус алкоголя на своем языке, когда Холмогоров углубил поцелуй, но танец продолжался. Она дразнила. Терлась о него бедрами, позволяя сминать свои губы, а её пальцы быстро расправились с галстуком, и удавка оказалась у их ног. Он оторвался от её сладких губ и посмотрел в затуманенные счастьем глаза. Хищно улыбнувшись, девушка принялась за ряд застегнутых наглухо пуговиц на его рубашке. Воздух холодил его кожу. Соня была сейчас самой красивой девушкой в мире. Он ласково погладил её по волосам, затем пальцы их сплелись, а руки поднялись в воздух. Они танцевали, кричали песни, целовались до головокружения, буквально тонули друг в друге и этой бесконечной ночи. — Я хочу тебя, — горячо прошептала Соня на ухо Холмогорова, когда он вновь с силой сдавил её талию в танце. Внутри завязывался тугой узел. — Сейчас. Он пьяно улыбнулся. — Идем, — Космос крепко сплел их пальцы и потянул девушку за собой. Они вышли на улицу, оставив позади себя бьющие точно в душу басы и толпу людей, которая казалась безликой, но дарила тепло, которого резко стало не хватать. Сурикова чуть поёжилась, машинально одергивая платье, едва поспевая за широким шагом молодого человека. Страшно было то, что Соня действительно думала, что сейчас лето. Однако осень прочно установилась в Москве, и сентябрь был почти готов уступить место в календаре октябрю. Только сейчас девушка заметила золотящуюся листву деревьев, и брови её удивленно нахмурились. Она почти задала вопрос, казавшийся сейчас вполне адекватным: а какое сегодня число? Но Кос прижал её к двери автомобиля, и его губы захватили ее, стирая все вопросы, да что там, весь мир буквально перестал существовать. Пустая парковка растворилась в пьяной пелене её почти черных глаз. Колени привычно подкосились, и её острые ногти прошлись по его широкой шее вверх, к густым волосам, сжимая их. На ощупь он открыл дверь гелендвагена, и Соня медленно опустилась на мягкое сидение, ногами в тяжелых ботинках отталкиваясь от кожаной обивки, продвигаясь назад, не сводя с Холмогорова горячего взгляда. Захлопнув дверь, он придвинулся к ней, зажимая собой в углу, и развел её ноги в стороны. Пальцами цепляясь за тонкую ткань нижнего белья, молодой человек потянул ее вниз, и кружево заскользило по обнаженным ногам. Тихий вздох сорвался с Сониных губ, и он поймал его в новом поцелуе, а пальцы Космоса опустились на клитор. Легкие круговые движения заставляли девушку невольно двигать бедрами в такт, и она тонула в этой ласке, запрокидывая голову назад, позволяя губам Космоса пройтись по тонкой шее влажными поцелуями. Соня сжала его плечи, цепляясь за них, как за спасательный круг, ей на секунду показалось, что она вот-вот отключится, и, хотя ему нравилось наблюдать за наслаждением на ее красивом лице, он резко прервал прежнюю ласку, безжалостно возвращая её в реальность. У нее так обиженно заблестели глаза, что Холмогоров невольно усмехнулся. — Ты ужасный человек, — выдохнула она, инстинктивно стремясь сжать колени, но Кос не дал ей этого сделать. Он предупредительно качнул головой. — Не так быстро, — он облизнул губы. — Сам напросился, — София дернула бровями и подалась вперед, принимая правила игры. Цепляясь за его руки, впиваясь в них ногтями, она усадила его на сидение, а сама устроилась сверху, Холмогоров податливо позволил ей принять лидирующую позицию. Сурикова улыбнулась, рассматривая его, нежно провела пальцами по его лицу, коснулась точеных губ, а затем поцеловала. Сначала почти робко, будто впервые, но затем, подавшись еще ближе, проникла в его рот языком, и бедра её начали медленно покачиваться вперед-назад, распаляя желание молодого человека. И пока её пальцы продолжили расстегивать рубашку, выпуская её из брюк, руки Космоса опустились на её талию, сжимая до боли, а затем поползли к бедрам, и вот теперь он управлял плавными движениями, доводящими их обоих до острого, почти болезненного возбуждения. Она тихо постанывала, буквально насаживаясь на него через ткань торчащих брюк, но затем, приподнявшись, резко остановилась, поймав его дикий рык приоткрытыми губами. — Отомстила? — он сжал челюсти, и лицо Космоса стало почти злым. Соня радостно закивала. Он покачал головой, но губы его все-таки растянулись в улыбке. — 1:1. Сурикова игриво дернула бровями, и вдруг его глаза загорелись каким-то странным огнем. Он улыбнулся еще шире, взялся за задранный подол Сониного платья и стянул его с девушки через голову. Прохладный воздух обжег кожу, она поёжилась, соски мгновенно затвердели. Он провел по ним большими пальцами, осторожно очертил её грудь, а затем спустился ладонями ниже, к ровным рядам торчащих ребер. Космос, удержав её за талию, подмял девушку под себя, укладывая спиной на кожаное сидение, и, нависнув над ней, полез в карман брюк, из которого достал пакетик с коксом. Соня непонимающе нахмурилась, но уголки её пухлых губ были приподняты. Он осторожно высыпал порошок длинной тонкой дорожкой вдоль живота девушки. Гранулы щекотали раздразненную кожу, заставляя Сурикову чуть ерзать на кресле. Холмогоров нагнулся к ней еще ближе, Соня замерла, глядя на него из-под ресниц в ожидании. Космос зажал одну ноздрю пальцем и сделал резкий вдох, спускаясь вниз по высыпанной порошком линии, всасывая его внутрь. Она прикусила губу, чтобы не издавать ни звука. Картина это была слишком соблазнительная. Волна эйфории потекла по телу. От кокаина, от запаха её кожи, от Сониного тепла и близости. Облизнув палец, Кос провел по остаткам порошка и поднес его к губам Суриковой. Она послушно открыла рот, и он осторожно втер наркотик в её влажную десну, а затем, раскрыв губы чуть шире, Соня обхватила палец до основания, посасывая, заставляя расползающуюся черноту в глазах Космоса гореть адским пламенем. — Ненормальная, — выдохнул он не своим голосом, наблюдая за ней, а Сурикова, проведя по длине пальца языком его, потянулась руками к ремню брюк, освобождая затвердевший член от оков натянувшейся ткани. Соня приподнялась, вновь усадив молодого человека на кресло, и их губы соединились в долгом страстном поцелуе. Приподняв её за бедра, Космос осторожно насадил её на себя, входя медленно во всю длину. Два тихих стона прозвучали в салоне авто в унисон и растворились в новом поцелуе. Сурикова приподнялась выше, а затем снова опустилась, приоткрыв губы, наблюдая с трепетом, как лицо Холмогорова меняется, как тенью по нему скользит наслаждение. Под строгим контролем Космоса: он удерживал её бедра, управляя движениями, продолжая медленно подниматься и опускаться, она взяла пакетик с коксом и, просыпав немного на впадинку у его сильных крепких ключиц, нагнулась и замерла, вдыхая рассыпающийся по его телу порошок. Он как-то по-особенному дал в голову. Все вдруг взорвалось палитрой ярких красок, мир, до этого казавшийся тихим, неожиданно утонул в звуке прерывистого хриплого дыхания Холмогорова. Соня слизала остатки порошка с его тела и поцеловала Космоса, проникая языком в его рот, обнимая его за шею, и движения вновь возобновились. Он сам задавал темп, Суриковой оставалось лишь подчиниться. Сжимая пальцы на шелковистой коже, Космос гладил ее ногу от согнутого колена до бедра, проводил языком по линии шеи и подбородка, покусывая, а затем вновь припадал к губам. Кожа покрывалась испариной и мурашками. Каждое движение дарило наслаждение почти до потери сознания, Соня крепко держалась за его плечи, боясь упасть, и чувствовала, как кожа под его прикосновениями буквально тает, девушке казалось, что она сегодня в нем растворится. Останется пеплом на его коже, невидимым отпечатком навечно. Она была горячая. Как лава. И снаружи, где бледная молочная кожа покрывалась красными пятнышками от его прикосновений, и изнутри, там, где она плотно обхватывала его, сжимая стенки. — Я люблю тебя. Навсегда, — обещание, которое было бесценно. Произнесенное шепотом, в момент пика наслаждения, между громким стоном и тихим выдохом. Слова эти растворились в ночной тишине, оставив, однако, след на сердцах, громко колотящихся в такт. У Сони едва не посыпались искры из глаз, она прижалась к нему близко-близко, сползая по крепкой груди, целуя соленую кожу, и, прикрывая глаза. — Вот бы так всегда, — со слабой улыбкой прошептала она, облизнув пересохшие губы. Кос глухо усмехнулся, целуя ее в макушку. — Могу устроить.

***

Семейный ужин, обещанный Соней бабушке на её день рождения, отодвинулся во времени к дню рождения Оли. Елизавета Андреевна была довольна: внучки снова ладили, подтрунивали друг над другом, конечно, но неожиданно по-доброму. Зять тоже вел себя прилично, не матерился, на телефон не отвлекался, купил продуктов на месяц вперед, забив холодильник до отвала. А единственный правнук радовал каждый день своими успехами: он уже сделал свои первые шаги, говорил легкие слова. В том, что Ваня вырастет умным и неугомонным парнем (сидеть на месте для него было пытке подобно), не сомневался никто. Соня с иронией думала про себя, что это он в Белого. Вечер прошел быстро и весело. Для всех, кроме Сони. Сначала она была даже рада, что они собрались все вместе, что-то теплое искрилось в ее душе, когда она держала племянника на руках или перекидывалась острыми фразочками с Олей. Но около девяти она почувствовала недомогание, голова начала гудеть, а звуки голосов семейства, даже Ванин, раздражали слух. Она едва дождалась, пока все уснут, вышла на цыпочках из комнаты, где они сегодня, как в старые добрые времена спали вместе с Олей, и спустилась на первый этаж. В кармане джинсов лежал припрятанный кокс. Сурикова спряталась в ванной, закрылась на замок, дважды проверив, не откроется ли дверь, если дернуть посильнее. Затем рассыпала порошок на тыльной стороне ладони и резко вдохнула, почти мгновенно ощущая, как неприятная пульсация в висках затихает, а ком в груди растворяется. Тень улыбки прошла по её губам, девушка тряхнула головой, словно приходя в себя, и довольно вздохнула. Сурикова подошла к зеркалу и взглянула на свое отражение. Почти видимо лицо её менялось: кожа бледнела, а зрачки расширялись, но сама себе она с каждой секундой казалась все красивее. Перекинув распущенные волосы с одного плеча на другое, девушка рассматривала себя, любуясь каждой черточкой миловидного лица, затем, приподняв свитер, встала к зеркалу боком. Спортивная подтянутость слегка спала со временем, и теперь Соня выглядела больше худой, чем стройной, но даже это сейчас виделось ей прекрасным, эстетичным. Сурикова осмотрела тонкие ребра, плоский живот, выпирающие тазовые косточки, затем отогнула свитер у горловины, и затуманенный взгляд прошелся по ключицам, что казались ей изящнее обычного. Она провела по ним подушечками пальцев, по телу прошла легкая дрожь. Оставшись довольна собой, девушка натянула свитер обратно и, вновь поправив светлые волосы, вышла из ванной, накинула пальто и шагнула в ночь. Наступила глубокая осень. В воздухе пахло холодом и сыростью золотых листьев, что лежали под ногами, мокрые от недолгого ледяного дождя. Соня закуталась в пальто посильнее, приподняв ворот, нащупала в кармане пачку сигарет и, спрятавшись за деревом, подальше от окна бабушкиной комнаты, сладостно закурила. Она прижалась к стволу затылком и прикрыла глаза, смакуя горечь на губах. — Попалась! — он дёрнул ее за плечо, появившись словно из воздуха, но ловко закрыл Соне рот рукой, подавив испуганный вскрик девушки. Хриплый смех раздался над самым ухом, но сердце в груди колотилось так гулко, отдаваясь в висках, что она почти его не услышала. — Твою мать! — сипло воскликнул он, когда Сурикова его укусила. — Рехнулась? — он зашипел, глядя на ладонь, на которой точно остался след от ряда ровных зубов. — Идиот! — зашептала она, опустив глаза к земле, туда, где погасла выпавшая из рук сигарета, а затем подняла их на Сашу. — Напугал… — Соня вдруг задохнулась. — Меня… — для верности она еще и слегка толкнула его в плечо. — Плохо шкеришься, — он усмехнулся, довольный собой, а Соня слегка напряглась. Не от самой ли ванной он за ней следит? Но Белый был веселый, даже слишком, да и ночь была такая темная, что зрачков во всю радужку он никак не заметил бы. — Ну, заплачь ещё. Сурикова улыбнулась, наконец. — Не дождешься. Сигарету давай, — она поманила пальчиками, заставив молодого человека полезть в карман за пачкой. Оба они закурили, Соня, вновь спрятавшись за деревом, Саша рядом, словно охранник. — Что, стресс из-за семейных сборищ? — он кивнул на сигарету, зажатую меж тонких пальцев. Блондинка театрально поднесла её к губам и с наслаждением затянулась, чувствуя, как никотин просмаливает её легкие, а затем выпустила облачко белесого дыма в воздух. — Ага, — девушка обернулась на него с довольной улыбкой. — А у тебя? Матрас недостаточно мягкий? — Сурикова не понаслышке знала, как впивались в спину пружины дивана, на котором сегодня ночевал Белый. — Да ужас, — он вновь вспомнил эти ощущения и расправил лопатки, они не обнадеживающе хрустнули. — Говорил Оле: поехали домой. Нет, на нее ностальгия напала. Оба они синхронно повернулись к забору, и оба вспомнили далекий 89-ый год, когда младшая Сурикова смело вышла к нему, подозреваемому в убийстве, а он стоял у забора с туфлями сестры в руках, с надеждой заглядывая в окна. — Хотя… — он повел головой. — На меня тоже слегка. Хорошее было время, — парень с какой-то не свойственной ему теплотой взглянул на дом Царёвых, а Соня невольно вспомнила автоматчиков и ряд выстрелов, разразивших летнюю ночь накануне её шестнадцатого дня рождения. Это вызвало у нее усмешку. — Чего смеешься? — Вспомнила, как в тебя стреляли. Александр Белов! Вы окружены. Пиф-паф, пиф-пиф-паф, — она, чуть согнув колени, изобразила выстрел из автомата, целясь в него тлеющей сигаретой. — Заебись смешно, Сонь, — не без иронии отметил он. — Ну ты же сам сказал! Хорошее было время... Вон сестрица моя еще и замуж за тебя после этого вышла. Одни плюсы. О! — она вдруг хлопнула в ладоши. — Я загадку придумала. Угадаешь — получишь приз. — Приз? Какой? — Ну, узнаешь. Итак. Загадка. Зимой и летом одним цветом?.. — Сонь… — он иронично приподнял брови. — Отгадывай, — Сурикова была непреклонна. — Ёлка, — без энтузиазма ответил он со вздохом. — Нет, — глаза её воодушевленно блестели во тьме. Белов нахмурился. — Ель?.. — Нет! Узко мыслишь, — она довольно усмехнулась. — Зимой и летом одним цветом — Саша Белый. Хриплый мужской смех раздался в саду, Саша смеялся, запрокинув голову назад. — Реально подходит. Надо запомнить. — Ну, а я о чем! — она была в восторге от своих интеллектуальных способностей и искрометного юмора, к тому же, ей удалось переиграть самого Белова, это редко кому удавалось. — А приз? — Ты не отгадал… — она возмущенно приподняла брови и усмехнулась. — Приз остается при мне. Он качнул головой, и, хотя улыбка оставалась на его лице, глаза сосредоточенно впились в лицо девушки, потемнев на несколько оттенков. — Ты изменилась, Сонька, — это были почти мысли вслух, он задумался, пытаясь понять, что именно было в ней не так, но ответ упорно от него ускользал. Под кожей зудело — Белый не любил чего-то не знать. Хотелось взять её черепную коробку, раскрыть и найти там ответ. Потому что Сурикова понимала, о чем он говорит, Саша был в этом уверен. — Выросла? Похорошела? — не встретив ответного веселья, четко осознавая, что в шутку все перевести не удастся, она нахмурилась и пожала плечами. — Ты тоже изменился. Стал занудой, — она протянула последнее слово, сверкнув глазами. Лучшая защита — нападение. — В нашей профессии без этого никуда, — Саша все продолжал придирчиво ее рассматривать. — Бандит — это не профессия, — она закатила глаза. — Во-первых, не бандит, а бизнесмен. А во-вторых, у тебя вообще профессии нет, — укусил он в ответ. Соня хмыкнула, но подкол оценила. — Не замерзла? — тонкое пальто чуть раскрылось, и осенний колючий воздух видимо царапал ее кожу. — Привыкаю. Мне бомжевать скоро. Без профессии-то. — Это точно. — Мог бы и пристроить любимую… кто там я тебе? Своячница. — Куда? — протянул он и усмехнулся. — В Курс-Инвест! — воскликнула она, а Белый иронично приподнял брови. — А что? Я быстро всему учусь. С чем угодно справлюсь. — В Курс-Инвест… Придумала тоже. Чтобы меня потом на куски порвали? Оля, бабуля и Космос. — А Космос тут причем? — сердце при его упоминании ёкнуло в груди, по позвоночнику пробежали мурашки. — Ты за идиота не держи меня, своячница. — Не держу... — Держишь. Я же вижу по нему, счастливый ходит, значит, у вас завязалось, наконец, — деланное непонимание спало с ее лица. — Вряд ли он порадуется, если я тебя приведу туда, где толпами бандиты ходят. — Ну, во-первых, не бандиты, а бизнесмены, — припомнила она. — А во-вторых, он не ревнивый вроде. — Сурикова. И думать забудь. — Ладно-ладно, — фыркнула она. — Идем в дом. И правда холодно, — как подросток, она достала из кармана пальто небольшой флакончик духов, сбрызнула им ворот пальто, ладошки, а затем похлопала ими тихонечко по рту. — Что!? — заметив удивленный взгляд Белова, возмутилась она. — Вдруг бабуля проснется. — Детский сад… — он глухо рассмеялся, Соня тоже улыбнулась, наверное, впервые в жизни не обидевшись ни грамма на сравнение с ребенком. — Кстати! В среду что делаешь? — Ничего, — как и в любой другой день. — Так и думал, — он закатил глаза, но не дав Соне снова заикнуться про работу в Курс-Инвест, перебил её. — Мама зовет в гости. Тебя велела с собой взять. — На пирожки? — глаза ее зажглись огнем, она радостно улыбнулась, забыв о своем возмущении. — На пирожки, — он уже в который раз покачал головой. — Макс за тобой заедет… К Холмогорову, как я понимаю? — Правильно понимаешь, — фыркнула она, но уголки губ чуть поползи вверх.