Птичка

Горечь от сигарет неприятно обжигала язык и губы, хотелось забросить в рот жвачку или что-то сладкое, чтобы избавиться от этого вкуса, но в карманах длинного черного пальто как назло ничего не было. Сурикова нервно жала на кнопку лифта с нужным ей этажом, но створки все никак не желали закрываться. Подниматься пешком домой совершенно не хотелось, но у нее не оставалось выхода. — Блять, — прошипела она, выходя на лестничную площадку, и нервно провела пальцами по носу, а затем заправила волосы за уши. В подъезде сегодня пахло подвалом, наверное, протекла труба. Соня недовольно фыркнула и, подняв раздраженные глаза на лестницу, двинулась вперед. Слова Регины, произнесенные ей сегодня при встрече, крутились в голове, упорно расшатывая нервную систему. — Соня!? — Королёва подругу совершенно не узнала, за месяц, что они не виделись, она сильно изменилась, и, хотя Соня была дорого и хорошо одета, скорее была похожа на смерть, чем на саму себя. Темные синяки залегли под глазами, словно последний раз она спала лет пять назад, нездорово-бледная кожа казалась визуально тонкой, блондинка сильно похудела, и в глазах у нее совсем не было жизни. — Что с тобой? — Ничего, — Соня сначала даже не поняла, о чем Регина говорит. Она придирчиво осмотрела свою одежду, словно могла обнаружить там огромное пятно или дырку. — Что не так? — Ты точно в порядке? — Регин, что не так? — грубо повторила свой вопрос Сурикова, заставив брюнетку тяжело вздохнуть, затем взгляд ее тяжелых карих глаз буквально пронзил Соню насквозь. — Извини, подруга, но выглядишь ты просто ужасно… — было видно, что ей некомфортно произносить это вслух, девушка нервно заправила волосы за уши. — Что происходит? — Ничего не происходит. — Сонь, — теплые пальцы Регины скользнули по ледяной коже блондинки, но Сурикова резко дёрнулась, разрывая прикосновение. Голубые глаза вспыхнули огнем, заставив Королёву отпрянуть чуть назад. Она нервно сглотнула. — Тебе нужна помощь? — Какая помощь? Я же сказала, все хорошо. Выглядишь ты просто ужасно… Сурикова потом долго стояла в туалете, придирчиво рассматривая себя в отражении, а голос Королёвой становился в голове все громче и громче; собственное лицо теперь казалось девушке уродливым, ей отчаянно хотелось содрать с себя кожу, челюсти сводило от желания кричать. Внутри кипела ярость. Ей было мерзко от всего, что окружало ее, мир вдруг стал ей отвратительным. И она тоже стала сама себе отвратительна. Опрокинув в себя две стопки коньяка, Соня почувствовала себя чуть лучше, но руки у нее дрожали, а внутри происходило настоящее месиво из десятка противоречивых чувств, которые как никогда хотелось заглушить. Зайдя в квартиру, девушка едва не отступила назад. Её встретил шквал незнакомых пьяных голосов и тошнотворный запах чужих тел. Сморщив нос, она, не снимая обувь, прошла внутрь. Музыка била по ушам, как и женский неестественный смех. Полуголые девицы танцевали на столе, на диване в их гостиной, а незнакомые мужчины смотрели на них горящими глазами, выбирая себе жертв, и едва ли не терли ладошки от предвкушения. Космос тоже смотрел. Держа в руках тонкую стальную саблю, которую ему подарили на день рождения, словно дирижёр, он качал ею в такт музыке, с явным наслаждением наблюдая за происходящим. Несомненно, он управлял этим праздником жизни. Внутри Суриковой вспыхнула такая злость, что она едва ею не поперхнулась. Однако она не стала скандалить и прерывать всеобщее веселье, хотя, признаться, одну из девушек, на которую обжигающим взглядом смотрел Кос, ей хотелось за волосы стащить со стола и вышвырнуть в подъезд сейчас же. Вместо этого Соня взяла со стола бутылку шампанского, сделала большой глоток, обжигая глотку пузырящимся напитком, смыв, наконец горький привкус сигарет. Соня продолжала прожигать Холмогорова взглядом. Она знала, что он почувствует. Он улыбался. Смотрел на красивых женщин, что танцевали для него, и качал головой в такт музыке, облизывая губы. Но вдруг искрящаяся легкость внутри него резко испарилась, мужчина почти дернулся, почувствовав жжение, граничащее с болью. Его словно обожгли серной кислотой. Космос обернулся. Соня стояла почти у выхода из гостиной, наблюдала за ним похолодевшим от ярости взглядом, обняв себя. Едва их взгляды пересеклись, Сурикова отсалютовала ему бутылкой шампанского и сделала глоток, а затем развернулась и пошла прочь. Откинув саблю, Холмогоров двинулся за ней, чертыхнувшись. — Что не так? — и, хотя он знал, что именно не так, голос его звучал грубо. Коса злило, что она решила испортить веселье просто потому что у нее плохое настроение. Соня часто вела себя эгоистично, сейчас это почему-то раздражало сильнее обычного. Они оказались на пустой кухне вдвоем. Сурикова развернулась к нему лицом и злобно прищурилась. — Что за притон ты устроил? — прошипела девушка. — Кто эти люди? — Это мои друзья, — он был пьян и под кайфом, это было заметно по глазам, по развязности движений, даже по его голосу. У Суриковой стучало в висках; нервы были раскалены до предела, словно оголенные провода, и вся внутренняя злость была сейчас направлена на Холмогорова. — Друзья? — переспросила она, иронично усмехнувшись. Никогда прежде Соня этих людей не видела, а друзей Космоса она знала прекрасно, это были Саша, Витя и Валера, но точно не этот сброд. — Проститутки на столах — тоже твои друзья? — Они не проститутки, — процедил он таким тоном, словно она оскорбила его родных, а не этих шалав, готовых раздеться в один миг за зеленую бумажку. — А, извините… Какая-то понравилась? — спросила она жестким голосом, полным иронии, но тут же задохнулась от испуга: Кос вскипел мгновенно, его глаза вспыхнули яростью, заставив ее чуть отступить. Однако назад пути уже не было. Во всех смыслах. — Брюнетка, — ответил он, сверкнув глазами. Соня сглотнула горькую слюну, дрогнув всем телом, но горделиво приподняла подбородок, стараясь не показывать чувств. Слезы, однако, предательски защипали глаза, и ком встал в горле, не давая дышать. — Ну так позвал бы ее в спальню, — сорванным шепотом проговорила она сквозь зубы. Ему правда хотелось сделать ей больно. — Позову. Пойдешь с нами? — слова эти её обожгли, а Кос угрожающе придвинулся ближе к ней, пригвоздив девушку к подоконнику, но Соня, не взирая на страх, раскалившийся в груди, замахнулась на него, намереваясь отвесить звонкую пощечину. Холмогоров перехватил ее руку и с силой сдавил запястье, молча прожигая ее взглядом, но девушка была так зла, что неконтролируемо, необдуманно замахнулась второй рукой, и звонкая пощечина громом раздалась посреди кухни. Злость, смешиваясь в термоядерный коктейль с кокаином и алкоголем, застелила ему глаза. — Сука! Грубо взяв ее за руки, он потащил ее к противоположной стороне кухни. С дрожащих губ Сони сорвался не то крик, не то всхлип. Глухое столкновение со стеной выбило из легких весь кислород. Космос почти бросил ее, оттолкнув от себя, как что-то мерзкое, то, до чего ему было брезгливо дотрагиваться. Соня задохнулась, ощущая боль в спине и затылке, а он резко ударил кулаками по обеим сторонам от ее головы, заставив девушку испуганно зажмуриться и сжаться в клубочек. — Смотри на меня! — дёрнув ее за подбородок, Холмогоров заставил Соню подчиниться и распахнуть веки. Он так крепко сжимал пальцы на ее челюсти, что соленые слезы хлынули по ее щекам неконтролируемым потоком от боли. Страх, как финский нож, грубыми рваными движением распарывал ей грудную клетку. — Ненавижу! — прогремел он, обжигая ее лицо дыханием, пахнущим спиртом, а затем, резко оттолкнувшись назад, отпустил ее. Соня тихо всхлипнула, невольно касаясь покрасневшей кожи дрожащими пальцами. — Какая же ты сука! — он хотел ударить ее, но в последний момент одумавшись, смахнул с кухонного гарнитура подаренный бабушкой заварочный чайник и сервиз, что стояли на маленьком чайном подносе. Посуда пролетела в паре сантиметров от ее лица, и с оглушающим звоном разбилась о кафель, разлетаясь по полу сотнями мелких осколков. — Ненавижу все, что ты говоришь, все, что ты делаешь! В его пьяных глазах было прямое тому подтверждение, они горели такой яростью, что Соне казалось, что он вот-вот пробьет ее голову чем-то тяжелым или забьет ногами до смерти. Впервые за долгое время почти трезвый мозг Суриковой лихорадочно заработал, инстинкт самосохранения не дал ей вступить с ним в спор. — Я боюсь тебя, — заикаясь от страха и слез, проговорила она. Если бы только ей было куда бежать, она бы не останавливалась, но холодная стена врезалась в лопатки, а пол упрямо уходил из-под ног. Космос взглянул на нее резко другим взглядом. Словно очнулся ото сна, словно с его глаз сорвали пелену. Все, что произошло минутами ранее как кинопленка пронеслось в его голове, и Холмогоров сам себя испугался. Внутри все задрожало, сначала он отпрянул чуть назад, удивленно моргая. Мужчина не мог поверить, что только что едва ее не ударил. — Соня… — прошептал он, намереваясь коснуться ее лица, но Сурикова видела в каждом его движении опасность, и невольно дернула головой, заставив его одернуть руку, а затем, не увидев в его взгляде той ярости, что пугала ее до дрожи, съехала по стене вниз, заходясь в немой истерике. — Сонечка, — Космос опустился на корточки. — Нет, не надо. Не надо, — закрывая голову руками, упираясь лбом в острые колени, повторяла она. Ей было жутко и больно от одной мысли, что он до нее дотронется, сердце бешено колотилось в груди, отдаваясь где-то в горле, она ничего перед собой не видела, вся тряслась, беззвучно рыдая. — Я сейчас все исправлю. Я всех прогоню. Он подскочил на ноги, оставляя ее одну, и в комнате, казалось, резко стало больше кислорода. Сидя в углу кухни, сжавшись до минимальных размеров, Соня вдруг взвыла, и за собственным протяжным плачем, за истерической одышкой, почти не слышала, как Холмогоров разгонял людей из их квартиры, вышвыривая пьяниц, наркоманов и шлюх едва ли не за шкирки. — Родная, прости, — он сел перед ней на колени, но так и не решился прикоснуться. — Я умоляю, прости. Черт попутал, я сам не понял, как так… Прости. Я всех прогнал. Как ты хотела. Прости меня. Соня не хотела его видеть. И жить такой жизнью тоже не хотела. Может, причиной тому была встреча с Региной, Суриковой удалось хоть на мгновение посмотреть на себя чужими глазами, и она поняла, что потерялась. Как и Космос. Это её ужаснуло. — Что с нами стало? — она резко подняла на него красные, полные слез глаза, заставив Космоса замолчать. Соня всхлипнула, но плотно сомкнула губы, чтобы не дать себе вновь завыть. Сколько боли было в этих двух океанах, сколько страданий, он не мог и слова сказать, ошеломленный тем, что, хотя знал Сурикову досконально, знал, через что ей пришлось в свое время пройти, еще никогда не видел ее такой сломленной. Он просто смотрел, а она искала в его глазах ответы, но видела только сожаление. — Кто ты такой? Кто? Её Космос бы никогда не смотрел так на другую женщину. Никогда бы не сделал ей, Соне, так больно. Он никогда бы не сказал, что ненавидит её. — Соня, я… — Уйди пожалуйста, — немеющими губами зашептала она. — Я хочу остаться одна. — Я не уйду. — Пожалуйста! — она откинула его руку, что он протянул, чтобы коснуться ее щеки, и в голосе девушки послышались отголоски едкой истерики. — Уходи или я уйду, мне неважно, но я просто хочу остаться одна! — кричала Соня, и плечи ее задрожали с новой силой. Она не хотела оставаться одна. Она просто хотела, чтобы Космоса рядом не было. Соне было так плохо, что она предпочла бы одиночеству даже компанию Оли, но только бы не Космос... — Прости. — Пожалуйста, — обессиленно проговорила она, вновь обнимая колени руками и утыкаясь в них лбом. Космос, глядя на нее, дрожащую, совсем маленькую, беззащитную, чувствовал, как дыхание ее замедляется. Мужчина кивнул, хотя и не хотел на это соглашаться. Пусть он просидит у подъезда всю эту холодную зимнюю ночь, глядя в окна, но далеко от нее не уйдет. — Хорошо. Но… Если вдруг что, позвони мне, — Соня вынужденно, едва заметно утвердительно кивнула. Она не позвонит.