Птичка

Никто из семьи не знал о существовании Лёни, и когда Соня за чаем как бы между делом сообщила, что выходит замуж, показав красивое колечко на безымянном пальце, бабушка выронила из рук чашку от неожиданности. С душераздирающим звоном она разбилась о деревянный пол на кухне, заставив Сурикову дрогнуть всем телом. — Бабуль?.. — с испугом выдохнула она, сделав шаг в её сторону, но резко остановилась, чтобы не разодрать босые ноги осколками. — София… — Елизавета Андреевна прижалась к кухонному гарнитуру и театрально схватилась за сердце. — Ты надо мной шутишь? — зная характер внучки, решила удостовериться она. — Нет, — Соня куснула губу. И хотя бабушка выглядела здоровой и падать навзничь, кажется, не собиралась, она спросила участливо: — Бабуль, сердце? — Да мое сердце получше твоего работает, — она всплеснула руками и ахнула. — Надо Семёновне рассказать… — Покажи кольцо! — Оля вскочила с места и ухватилась за руку сестры. — Ничего себе бриллиантик, — глаза почти резало от того, как камушек блестел в свете люстры. — И мне покажи, — бабушка собиралась рассказать Семёновне все в мельчайших деталях. Проигнорировав осколки, она перешагнула через них, стуча тапочками с небольшим каблучком. — Батюшки, какая красота. Сонечка, а что за мальчик? Оля с Соней коротко переглянулись, не скрывая улыбок. Когда они учились в школе, бабушка тоже спрашивала их про каких-то призрачных «мальчиков», и только с Сашей Беловым и его друзьями использовала: «молодой человек». — Мальчик Лёня. — Мальчик Лёня, — задумчиво повторила Оля. — А где мальчик Лёня работает? — такое красивое колечко мог себе позволить далеко не каждый россиянин, в свое время её помолвочное кольцо было скромнее. Соня неловко пожала плечами и глянула на сестру смешливым взглядом. — В ФСБ. — Ого… — в мыслях Оли сразу, совершенно неосознанно пронеслась мысль о том, что скажет по этому поводу Саша. — В общем, — Соня вновь с некой скованностью почесала затылок. — Он приедет сегодня, хочет с вами познакомиться, спросить у тебя, бабуль, благословения, и всё такое. — Сегодня?! — ахнула Елизавета Андреевна. — Соня! Как это «сегодня»? — на часах было почти пять вечера. — Ну, а чё тянуть? — Сурикова взяла со стола яблоко и смачно его откусила. — Если бы сказала заранее, началось бы… — Оля, неси вёдра, надо вымыть полы, — бабушка не стала дослушивать. — А угощать мы молодого человека чем будем? — Оля с Соней хихикнули, но гнев обрушился только на младшую. — Не смешно, София, ты меня в каком свете хочешь выставить? — Ба, ну не успеем ремонт капитальный в доме сделать, ну не умрет же никто... — Хватит есть, — бабушка отобрала у неё яблоко и положила на стол. — В магазин сейчас побежишь. Оля, ты вёдра принесла? — Несу… — и сколько бы им ни было лет, слушаться бабушку — святое. — Да ничего не надо, Лёня тортик приве… — под грозным бабулиным взглядом Соня предпочла замолчать. — Что купить в магазине? Лёня волновался, Соня это знала, ему было важно понравиться её семье, но он не подал виду, как истинный мужчина, и едва он вошёл в дом, все сразу почувствовали эту волну уверенности. Стабильности. Олю это восхитило сразу. Он подарил всем по букету цветов, Ване игрушечный самолет, привёз целый пакет продуктов помимо торта и забавного гномика в бабушкин сад. Лёня был очарователен, вёл себя галантно и вежливо, не хвастался, хотя ему было чем: образованием, карьерой, семьей. Но все будто и так знали, что у него всё хорошо, что он из тех, кто всего в жизни добивается упорным трудом и собственным умом. Он вызывал уважение. Мужчина больше слушал, чем говорил, а уж бабушка постаралась расхвалить внучку почти до неприличия. Они коротко переглядывались иногда, и когда Соня закатывала глаза, он только качал головой. Ему правда нравилось слушать о её детстве и юности, и хотя Сурикова сама не мало ему успела рассказать, Елизавета Андреевна делала это с особой любовью. Глядя на него сейчас, в окружении своей семьи, в доме, где она выросла, Соне казалось, она влюбляется в Лёню еще сильнее. И когда они останутся вдвоем, она непременно скажет ему об этом, потому что теперь Соня умела говорить о своих чувствах без страха. — Саша будет недоволен, что его тут не было, — почти предупреждая, сказала Оля тихо. Лёне позвонили, бабушка хлопотала на кухне над чаем, её фирменный пирог успел испечься как раз вовремя. — Он не глава семьи, хоть себя таковым и считает, — Соня закатила глаза. Перспективу знакомить их она считала сомнительной, учитывая, что даже со Шмидтом всё прошло не гладко. Хотя Лёня, несомненно, знал, кто муж её сестры и, наверное, был готов к этой встрече. — Вот бабуля — другое дело, — они обе вновь засмеялись. — Ну ты всё равно готовься к предъяве, — она очень похоже спародировала выражение лица Саши и тон его голоса, пальцы при этом Оля сложила в «козу». Сурикова прыснула. — А вы снова вместе? — А ты правда интересуешься или из вежливости? — Соня аж рот приоткрыла от тонны сарказма, которая вылилась на нее всего одним вопросом. Старшая сестра осталась собой довольна. — Не знаю. Пока не решила. — Ну, понятно. — Я знаю, ты в этот развод не веришь. — Зато очень верю в ваш брак, — она дёрнула бровями, отомстив сестренке ироничным уколом. Оля уже не обижалась, с годами подобные слова Сони она научилась пропускать мимо ушей. — Сонь? А ты... — Оля сделала паузу, словно боялась задать вопрос. — Не беременна? — По-твоему я могу выйти замуж только по залёту? Или я потолстела? Не знаю, что хуже. — Я серьезно, — она оборвала её кривляния. — Не беременна, — уверила её блондинка. — Ты бы узнала первой. Второй. Нет. Третьей. После меня и… мужа, — она хихикнула. — Прикинь, у меня будет муж. До сегодняшнего дня Оля не видела Соню в образе жены, той жены, которая в её сознании была идеальной. Заботливой или внимательной. Хранительницей очага, в общем. Но Лёня был хорошим молодым человеком, а ещё, несомненно, очень умным. Вероятнее всего он знал, на что шёл, и если его все устраивало, Оля была рада за них. Самое главное, с ним его сестра выглядела счастливой и спокойной. Так что да. Оля представляла Соню замужем за Леонидом Костровым. Может, в жизни её сестры всё поменяется в лучшую сторону с правильным мужчиной (не с таким, как её собственный муж или его друзья). — Жаль. Ване было бы веселее с братом или сестрой. — Не, это пока без меня. Сама рожай. — При бабушке такого только не ляпни. — Не ляпну, я же не самоубийца, — в этот момент в комнату вошёл Лёня и по выражению его лица Соня поняла, что его вызвали на работу. Вот что оставалось у сестер одинаковым: хотя их мужчины были по разные стороны закона, они обе были обречены часто оставаться одни.

***

Соня, вернувшись домой, чувствовала себя неприятно опустошенной. В квартире было тихо и одиноко, хотя раньше она любила и тишину, и одиночество. Нет, наверное, любила до сих пор, но именно сейчас она не должна была оставаться одна. И, хотя головой Сурикова понимала, что у Лёни не было выбора, это её задело. — Ты обиделась? — Нет. Но я расстроена, — честно призналась она, когда он довёз её до дома. — Я хотела побыть вдвоем. — Завтра? — Работаю, — без злости ответила она. — Ладно, не бери в голову, правда. Ты не виноват. — Сонь, — он не дал ей уйти, не попрощавшись нормально, положив тяжёлую ладонь на её колено. Мужчина придвинулся к ней ближе, его горячее дыхание защекотало кожу, заставив девушку прикрыть глаза. — Я люблю тебя, — и то, что он не бросил её там, а доставил домой, а теперь сидел и успокаивал, говорило само за себя. Да, он не мог остаться, но это тоже было важно. — Я тебя тоже. — Мне очень понравилась твоя семья, — Соня улыбнулась, чуть оттаяв. — И я жду с нетерпением, когда познакомлю тебя со своей. — И я, — она сплела их пальцы. — Всё, поезжай, а то дядя босс не разрешит тебе на мне жениться, — девушка коротко чмокнула его в губы. — Скажет, что я слишком отвлекаю тебя от службы. Он смотрел на неё и не мог насмотреться. Лёня тоже хотел быть с ней сегодня, а если бы у него был выбор, вообще привязал бы её к себе, чтобы не расставаться никогда. — Я его не послушаю. — Мне это льстит. Чтобы не слушать эту звенящую тишину, Соня достала запылившиеся со временем старые Олины пластинки и поставила одну, даже не посмотрев на обложку. Музыка разлилась по помещению, заставив её с облегчением выдохнуть. Мысли сегодня как-то тревожно били по вискам, и ничего лучше, чем ночная уборка, Соня не придумала. Ей нужно было чем-то занять руки. И как это всегда бывает, ночная уборка превратилась в ностальгический перебор старых вещей по типу поздравительных открыток, оставленных на память непонятно зачем глупых мелочей: фантиков от конфет или билетов в кино, альбомов с фотографиями, где Соня себе виделась совсем другой, какой-то наивной, хотя она никогда себя такой не считала. Но даже взгляд выдавал эту детскость, от которой теперь не осталось и следа. Даже Оля заметила как-то, что когда Соня улыбалась теперь, в улыбке её было больше спокойствия, чем радости, какой бы искренней она ни была. Среди мусора, от которого надо бы избавиться, Сурикова отыскала какую-то неподписанную кассету. Девушка покрутила её в руках недолго и, подумав, что это наверняка какой-то музыкальный альбом, отложила сначала в сторону, но затем внимание её вновь вернулось к пластмассовой оболочке, на ветхой ленте которой хранилось что-то. Закусив губу, девушка поднялась с пола, где были разложены все эти артефакты, связанные с прошлым, и вставила кассету в проигрыватель. Плёнка закрутилась с характерным звуком, Соня хмуро ждала момента, когда раздастся музыка, но в момент, когда комнате раздался её собственный голос, дрогнула всем телом. Она поняла, что это за запись сразу же, и на секунду рука потянулась, чтобы выдернуть шнур из розетки, и желание выбросить проигрыватель в окно вспыхнуло внутри, но затем она будто замерла, как под заклятием, заледенела, вслушиваясь, и не смогла прекратить эту пытку. — Космос Юрьевич, расскажите, как вы добились такого успеха? — Соня оставалась серьезной, играя роль журналиста, но глаза её улыбались. Она держала в руках диктофон, который выудила из кармана пальто Холмогорова, и теперь приставала к нему с тупыми вопросами. Кос был не в настроении сегодня и зыркнул на неё недовольно, отвлекаясь от просмотра телевизора. — Хватит играться. Дай сюда, — он потянулся за диктофоном, но Сурикова, как всегда, оказалась шустрее и отпрыгнула от него. — Вы отказываетесь комментировать ваш путь на вершину? Боитесь конкуренции? — Сурикова... Она закатила глаза. — Зануда, — фыркнула девушка. — Так и запишем. Эгоцентричный козёл, — в попытке остановить запись она не заметила, как он, такой большой и опасный, подкрался к ней сзади, захватывая в кольцо своих рук. Звонкий смех раздался в квартире, и на записи отразилось то, как он повалил её на диван. — Все конкуренты в сырой холодной земле, — его голос стал отчетливо слышен, Кос перехватил диктофон. Соня не боялась таких высказываний, особенно сказанных в шутку. Она уже давно поняла, с кем имеет дело и… Смирилась. Пустых надежд на чудесное исправление она не питала. — Всегда есть кто-то лучше, — высокомерно приподняв подбородок, заявила Сурикова. — Не всегда, — взгляд его потемнел на несколько оттенков, потяжелел, и девушка под его прессом громко перевела дыхание. — Приведи пример, — голос Сони ощутимо осип. — Ты, — она не сдержала улыбки и отвела взгляд, качнув головой неопределенно, но Космос ухватил её за подбородок и повернул к себе вновь. — Нет никого лучше, чем ты, — он обвел пальцами контур её губ, заставив слегка их приоткрыть. Сердце Сони быстро забилось в груди, разгоняя кровь по телу, поднимая ощутимо температуру. — И ничего лучше, чем ты, — она была лучше, чем деньги, чем скорость, чем власть, даже лучше, чем кокаин. Правда. С ней не всегда было спокойно, чаще всего совсем нет, но в то же время Космос никогда еще так твердо не ощущал землю под ногами. Она обезболивала, опьяняла, она любила глубже и вернее, чем кто-либо, и Космос бы умер за неё. Он смотрел на неё так, как тогда, когда они отмечали её день рождения и плавали в речке. С отчаянным желанием владеть ей, хотя тогда она не понимала этого в силу юности, но в то же время с такой нежностью, от которой у неё всегда щемило где-то в груди. Соня чувствовала горячее дыхание на своих губах, он приблизился ещё немного, почти целуя её, заставляя дрожать и трепетать от чувств, как в первый раз. И она сама подалась вперед, заставляя всё внутри себя рухнуть, рассыпаться, умереть. Диктофон, очевидно, упал куда-то, забытый и ненужный, характерный звук разрезал пространство, чуть приглушая их тяжелое дыхание, звуки расстёгивающейся одежды и тихие полустоны. Соня крепко зажмурилась. — Я люблю тебя, — раздалось в квартире её голосом, и хотя Сурикова все сделала, чтобы забыть об этом чувстве, запись осталась. Живое доказательство того, как было хорошо. Сонино тело, казалось, вспомнило все те ощущения, внизу живота разлился приятный жар, соски ощутимо затвердели, но она провела руками по лицу, стараясь стереть наваждение, и резким нервным движением остановила проигрыватель. Звенящая тишина ударила по ушам, но картинка в голове не желала рассеиваться, подобно звуку, который покинул квартиру. Нет. Она видела Космоса, и он целовал её. Жадно и страстно, заставляя дрожать, заставляя выгибаться навстречу и буквально плавиться изнутри. И даже сейчас это виделось таким правильным. Несмотря на то, что на её безымянном пальце блестело кольцо, теперь так ощутимо оттягивая руку вниз. Соня сняла его в каком-то истеричном порыве и бросила на стол. Мышцы её были напряжены, как эластичная лента. Девушка нервно заходила по комнате, цепляясь пальцами за корни волос, оттягивая до боли, но чувствовала лишь призрачное наслаждение, которое тянуло её в какое-то блядское болото. Соня понимала это, ненавидела это, но не могла сопротивляться. Она села на кровать, сжав бедра скорее инстинктивно, и тело приятно и благодарно отозвалось на эту манипуляцию. Соня прикрыла глаза от ставшего реальным наслаждения, схватив ртом воздух. Она сглотнула горячую слюну и чуть расслабилась, а затем мягко продвинулась чуть назад и легла на спину. Девушка закрыла глаза, больше не препятствуя воспоминаниям, что заволокли реальность сладостной пеленой. Не её собственные руки, а руки Космоса скользили по её телу, сжав ставшую чувствительной грудь, поглаживая твердые соски. Представляя его, Соня провела рукой вниз, по животу, и коснулась себя через ткань кружевного белья, разведя ноги в стороны. — Черт, — простонала она, трение кружева царапало нежную кожу, но это было так приятно. Она водила пальцами по кругу в нужном темпе, чувствуя, как внутри все приятно покалывает, и ей казалось, что горячее дыхание Коса скользит по её коже, и что она вся покрывается мурашками от его тепла. Оргазм накрыл её резко и неожиданно, и она буквально в нем утонула, дрожа всем телом и тяжело дыша. В моменте все мысли рассыпались, Соня осталась одна в этом сладостном ощущении, проживая каждое его мгновение, и это было так потрясающе. В этом был один из больших плюсов её «чистоты». Когда она сидела на наркоте, это было трудно, а теперь она кончила только от одной аудиозаписи и паре мыслей о своем бывшем. Когда все стало возвращаться на круги своя, лежа в холодной постели, она задумалась. Если бы это был Космос… Что бы она сейчас чувствовала? Если бы он, такой большой, горячий (а его кожа всегда была горячей), такой… родной сейчас обнимал её, перебирал её волосы, шептал бы всякие глупости или пошлости ей на ухо. От удовольствия вообще умирали? Наверняка, да.

***

— Сонь, ты слушаешь вообще? — он называл её так только когда злился. Она дёрнулась и перевела на него туманный взгляд. Лёня напряженно пошевелил нижней челюстью и вздохнул тяжело. Соня не слушала, и оба они это понимали. — Ну, что с тобой? Она чувствовала себя странно. Грязно. Мерзко. Будто изменила ему. Но признаваться не собиралась. Вернее, если бы она действительно изменила, то рассказала бы, естественно, но все это была лишь фантазия, навеянная моментом, не более того. Однако почему Суриковой тогда было так стыдно? — Ничего, извини, — она улыбнулась. — Просто устала. Что ты говорил? — Список гостей. Мама хочет, чтобы ты составила список гостей. — Лёнь, ну как ты себе это представляешь? — лицу её вернулось выражение деловитой сосредоточенности, признаться, это разозлило Кострова еще сильнее, чем её рассеянность. Им и так в последнее время мало времени удавалось проводить вместе, оба они были сосредоточены на карьере, но свадьба от этого никуда не девалась. — По одну сторону стола твоя интеллигентная семья, — Лёне не понравилась, как она это сказала, будто то, в какой семье он вырос, было постыдно. — Твои коллеги в идеально выглаженных костюмах. А по другую — мои бандиты с золотыми цепями, — он поморщился от словосочетания «мои бандиты». — …манекенщицы и дизайнеры, которых мои же бандиты захотят подвесить ногами вверх, ведь в моде нынче шарфики на шее. — Твоя семья тоже интеллигентная. — Мы — бедная интеллигенция. Это другое. Бабушка не переживет, если на неё кто-то будет смотреть свысока. И тогда всем не поздоровится, Елизавета Андреевна умела показывать людям их место и не стеснялась в выражениях. — Что ты предлагаешь? — жестко спросил он, заставив её дёрнуть бровями. Они сидели за столом на кухне, и Соне показалось, что это переговоры, а не разговор влюбленной пары. В такие моменты она тоже думала про мезальянс, и вся романтичность момента испарялась. Поэтому она не хотела свадьбу. Всё это было ненужным никому громким заявлением, которое выльется в катастрофу. Ей нужен был её муж, и на этом всё. — Ты знаешь. Я предлагаю просто расписаться, — и Лёня был согласен на такой вариант, но, очевидно, встреча с его матерью сегодня с утра вновь выбила почву из-под его ног. Сурикова мудро держала рот на замке, но была уверена, что эта женщина словно специально говорит и делает всё ей наперекор. — Я думал, все девушки мечтают о свадьбе. — Не все. Я не мечтаю, — увидев в его глазах мелькнувшее возмущение, предугадав его вопрос: «А мое мнение не учитывается?», Соня протянула к нему руку через стол и сжала костяшки его пальцев. — Мне нужен только ты, — куда мягче проговорила она. — Просто… Так положено, понимаешь? Мама меня не поймет, коллеги тоже, — он говорил не своими словами. Плевать ему было на мнение коллег, а с родителями можно просто посидеть в ресторане. Современные же люди. Где-то в её голове пронесся голос Белого, он не упускал возможности уколоть Соню тем, что она понабралась в Европе «всякой поебени». — Лёнь, — Сурикова поднялась с места и, обогнув стол, обняла его сзади, прижавшись губами к его виску невесомо. — Ну, ты же понимаешь, будет скандал. Драка, — она очень живо видела, в какую вакханалию обещал превратиться этот праздник жизни. — Твоя мама будет этому рада? И на работе будут судачить. — Есть вариант. — Не звать Сашу Белого? Тогда за ноги подвесят меня. — Ты боишься его? — он мгновенно за это зацепился, Саша словно был его врагом. Соне это не нравилось. — Нет, это образно. Он ничего плохого мне не сделает. Никогда. — Ты всегда так его защищаешь. Соня отпрянула назад и грозно вздохнула, стараясь перебить внутреннее раздражение, но не смогла: — А ты нападаешь. Но упускаешь тот момент, что он — часть моей семьи. И уже давно. Это то, что тебе нужно было учитывать, когда ты делал мне предложение, — выдала Сурикова, злобно сверкнув глазами как раз в тот момент, когда Лёня на нее обернулся. — По-твоему, мне стоит отказаться от этой затеи? У Сони вспыхнули щеки. Она даже дрогнула всем телом, и какой-то неведомый ей раньше страх прокатился по грудной клетке яростной бурей, когда она представила, что Лёня исчезнет из её жизни. Потому что с ним она чувствовала себя хорошо. Спокойно. Потому что с ним она знала, что не упадет в пропасть. Девушка не нашла, что сказать, и видимо задохнулась эмоциями, вылетев из кухни пулей. Глаза вдруг зажгли слёзы, и ей срочно нужно было себя куда-то деть, чтобы не разрыдаться от этого удушающего страха. Костров ругнулся себе под нос и тут же рванул за ней. — Сонь… — За кольцом? Вернуть? — она почти сорвала его с пальца, но Лёня удержал её руку в нежном движении, прервав этот нервный порыв, и поцеловал её руку. Ласково. Глядя на нее своими голубыми глазами сверху вниз, магическим образом мгновенно успокаивая. — Я не хочу ссориться. Правда. Я люблю тебя, — Сурикова молчала, закусывая щеки изнутри, а он все целовал её руки, дрожавшие от эмоций. — Прости. — Я не хочу превращать это в кошмар, — хрипло проговорила она, облизнув пересохшие губы. — Сидеть на нервах в ожидании чего-то ужасного. Не так я хочу запомнить день, когда мы поженимся. — Ты уверена, что это ужасное наступит? — ласково спросил он, будто бы разговаривая с ребенком. — В день, когда моя сестра выходила замуж, она чуть не подорвалась на гранате, — его взгляд переменился. Теперь в нем было больше понимания. — Да. Иначе не бывает. Мы можем не звать Сашу, но тогда я буду чувствовать себя последней предательницей. А если мы позовем… Твоя мама будет ненавидеть меня еще больше, если свадьба состоится, чем если она не состоится, поверь. Он обнял её, успокаивающе поглаживая по волосам. Лёгкая улыбка прошлась по его губам. — Она тебя не ненавидит. — Может быть. Но считает, что я тебе не подхожу. Лёня спорить не стал. Соня не терпела обманов. — Главное, я считаю, что подходишь. Она с облегчением выдохнула. — Я люблю тебя, — проговорила девушка ему куда-то в ключицу. — И тоже не хочу ссориться. — Тогда не будем. Не будем ссориться. — Хорошо. — Просто выберем ресторан, куда пойдем с семьей, да? — все так же успокаивающе и ласково спросил он. Соня подняла голову, их взгляды столкнулись, и девушка улыбнулась, кивнув: — Да. — И дату. Нужно выбрать дату. Соне было, впрочем, плевать на дату. Она вновь устроилась в его объятиях, прижавшись к его груди сильнее прежнего, и прикрыла глаза. Вот так было хорошо. Спокойно. — Пусть Наталья Геннадьевна выберет, — разрешила Соня. — Думаю, её это порадует. — Сонь. — Ммм? — Ты лучшая. Она довольно улыбнулась. — Я знаю.