Птичка

Саша её послушал. Или сам принял это решение, Соня не знала точных мотивов Белого, но надеялась, что он не озверел в край. Так или иначе, Витя и Фил сейчас оба находились в закрытой операционной, Валере переливали Витину кровь. Саша дал ему еще один час. И им всем тоже. Соня, нервно вышагивая по коридору, держа под обозрением и палату, в которой в отключке под лошадиной дозой успокоительного лежала Тома, кажется, раз в пятидесятый набирала Оле. — Блять, — выдохнула она, когда снова нарвалась на короткие гудки. — Олечка, ну пожалуйста. Дай знать, что происходит, — и Сурикова молилась всем богам, потому что она не знала, что делать, ей оставалось только довериться высшим силам и своей сестре, а если Оля не успеет, Соня знала — она будет стоять перед Витей, и если Белый захочет стрелять — пусть стреляет сначала в нее. Где-то в глубине души она надеялась, что он все-таки не сделает этого. Категорически не хватало воздуха. Казалось, все здесь пришло в оцепенение, все ждали развязки, кровавого конца, и это ощущение безысходности сдавливало легкие, не давая дышать. — Соня! — послышался стук каблуков, которые Сурикова не услышала сначала, погрузившись глубоко в свои мысли. — Оля! — короткое объятие, но такое нужное сейчас, чтобы успокоить младшую сестру. Оля почувствовала, как та дрожит всем телом, хоть и старается держать себя в руках, как и всегда. — Где Белов? — В кабинете, — задохнувшись, прошептала она. — Оля, все будет хорошо? — Все будет хорошо, — на её лице застыла твердая уверенность, Соня никогда не видела сестру такой решительной, от неё никогда прежде не веяло такой силой, как сейчас. — Идём, — и она смело шагнула к кабинету, одним только взглядом заставляя быков отступить, пропуская двух молодых женщин внутрь. — Саша! — в её голосе слышны были обвинительные нотки, она иногда так отчитывала Ваню, когда тот вытворял что-то совсем выходящее за рамки. — Где Витя? — она подошла к столу, не удостоив Космоса взглядом, а вот Сурикова смотрела только на него. Он был так… Расслаблен. Слишком расслаблен, учитывая, какой ад творился вокруг. И либо он совсем свихнулся, решив, что убить лучшего друга — отличная идея, либо... Соня нахмурилась, продолжая вглядываться в его профиль, но Холмогоров не поворачивал к ней головы. — Какой тебе Витя? — он пьяный? Или настолько зол? Сурикову едва не сшибло волной Сашиного гнева, а Оля даже не повела бровью. — А ну рот закрой щас! — он закричал так, что затряслись стены. Кос сидел и смотрел. Не дёрнулся, не шелохнулся. — А ну не ори на меня! — голос сестры сорвался на хрип, Соня взглянула на Макса и кивнула головой в их сторону, охранник прошел вперед. На всякий случай. — Придурок чертов, — выплюнула она с таким презрением, что Сурикова невольно приоткрыла рот в удивлении. Оля никогда так не разговаривала с мужем. Никогда. Белова это развеселило, кажется. Развеселило и удивило, как и Соню. Он взглянул в этот момент на неё, словно это Сурикова её подговорила, наверное, это было похоже на правду: из двух сестёр мятежностью отличалась лишь Соня, но сейчас в ней не осталось ни капли силы. Соня напоминала испуганного маленького зверька, забившегося в угол клетки. — Ты чё мелешь? — он встал с кресла и сделал шаг к Оле. — Саша, не надо, — Соня не выдержала. — А ну вон пошла! — он кивнул на выход, Оля не шелохнулась. Макс, явно наготове, стоял позади. — Вон, я сказал, пошла! И Оля ударила его. Вернее, замахнулась со всей дури, но Белый перехватил её руку, а второй схватил сестру за горло. Дальше все было слишком сумбурно, как в дурном фильме. Соня бросилась к ним тут же, но Макс уже оттаскивал Сашу от жены, встав между ними. Холмогоров вскочил с места, но, к удивлению Сони, бросился не к Белому, который совсем с катушек слетел, а к Максу. Девушка накинулась на Космоса сзади, запрыгнув на спину, и сдавила его горло придавив предплечьем, корпусом отклоняясь назад. — Сука! — он стряхнул с себя Сурикову одним резким движением, она больно ударилась поясницей, упав на стул, и скатилась на пол, на секунду теряясь в пространстве от боли. Космос поднял её, сдавив запястья с силой. — Ты охуела? — он со всей дури тряхнул её, как куклу. — На меня смотри! — ещё раз. И Соня подняла на него глаза, в них бездонным океаном плескался страх. Его пальцы сжимались вокруг её рук, словно приросли. Сурикова почувствовала фантомную боль, она знала — сейчас он ударит её по лицу. — Отпусти! — Оля впилась в его руку. — Отпусти её. — Я вас перестреляю нахер! — заорал Белов, держа пистолет у горла Макса. — Твари! — Обдолбался, ублюдок, — выплюнула Соня, не смотря по сторонам, смотря только на Холмогорова. Зрачки его были расширены, но это не мешало адскому огню плескаться в его некогда таких любимых глазах. — Ну, давай. Ударь, Космос! Давай! — он бездействовал. — Слабак! — Соня, замолчи! — взмолилась Оля. Она не испугалась, когда на неё бросился муж, но боялась сейчас, потому что Космос действительно выглядел, как человек, который может убить. Казалось, все, что он ненавидел, сосредоточилось сейчас в его руках, и это была Соня. — Трус, — выплюнула она в лицо Космосу, игнорируя попытки сестры вразумить ее, и совершенно игнорируя здравый смысл. — Пошла ты, — он откинул её чуть назад, Соня врезалась спиной в стену, потеряв возможность дышать на мгновение. — Да, обдолбался! Но мне похуй, что ты об этом думаешь, — лицо Космоса вновь исказилось в отвращении. — На! На! Держи тоже. Я знаю, ты хочешь! — и он схватил со стола пакетик с дурью и высыпал его точно Соне в лицо. Она зажмурилась, чувствуя, как пылинки горько-кислого порошка попадают на язык, как при вдохе она все-таки слегка захватила их носом. Сурикова взвизгнула, как бывает, когда обжигаешься. Волна страха прокатилась по телу, ноги ослабли, заставляя скатиться по стенке вниз. Закрывая лицо руками, она мотала головой, надеясь стряхнуть с себя порошок. — Нет-нет-нет-нет, — повторяла она сама себе под нос, плача, совсем как девчонка, как ребенок, в истерике пытаясь очистить лицо и волосы, одежду, но облако кокаина только прочнее сковывало её, и страх, панический страх сдавил грудную клетку, превращая рыдания едва ли не в паническую атаку. Соня начала задыхаться. Космос, протрезвев в одно мгновение, ошарашенно отступил назад. Он смотрел, как она сидит на полу, тщетно пытаясь дышать, как кокаин падает на пол. Руки его опустились. Слёзы вдруг застелили глаза, и он сделал было попытку вновь шагнуть к ней, чтобы извиниться, чтобы помочь, но Оля оттолкнула его. — Не трогай её, — сквозь зубы прошипела она. — Сонечка, — Белова села перед ней на корточки, судорожно убирая порошок, хотя ей было страшно даже касаться наркотика. — Дыши, слышишь? Дыши. Идем, — и она, вдруг став такой сильной не просто внутренне, но и физически, подняла её на ноги. — Идем, надо смыть это всё. В комнату ворвались Шмидт и Гриша, первый вырвал из рук Белова пистолет, второй отогнал Космоса. Прежде, чем выйти из кабинета, Оля оставила на столе видеокамеру. Сейчас ей важна была только сестра. С остальным они разберутся сами. Но как же Оля их всех ненавидела… Соня не просто плакала, она скулила, сидя на полу в больничном туалете у раковины, пока Оля сначала стряхивала с неё кокаин, а потом умывала, стараясь, чтобы от случившегося не осталось и следа. — Всё будет хорошо, солнышко, — в истерике Соне казалось, что перед ней их мама. Как же Оля все-таки была на неё похожа. Особенно сейчас. Соня такой ее и помнила. — Ты молодец. Ты умничка. Ты всё сделала правильно. — Оля, — шептала она дрожащими губами, цепляясь пальцами за кафельный пол. — Как он мог? Зачем он это сделал? — ей хотелось вымыться, соскоблить с себя кожу, сжечь эту одежду, сжечь эту больницу дотла, чтобы не осталось ни одного кирпичика. Однако это бы не стёрло воспоминания. Как он смотрел на неё… С такой злостью, с такой ненавистью. За что Космос так её ненавидел? Что она сделала? У Оли не было ответа на её вопрос: — Ты справишься с этим. Ты сильная. — Я хочу, чтобы он… — исчез? Умер? Соня не закончила мысль. — Он все равно торчит, он просто скрывает. Он постоянно мне врёт... — Не думай о нем, — взмолилась Оля. — Думай о себе. Как ты? Соня молчала, пытаясь прислушаться к внутренним ощущениям. — Нормально, — она покачала головой. Обдолбаться, чтобы забыться, не захотелось. Наркотики, кажется, прочно ассоциировались со страхом теперь. Не с удовольствием, не с возможностью расслабиться, а с леденящим ужасом. За это, может быть, ей когда-то удастся поблагодарить Космоса, но не сегодня. Сегодня он тоже был для Сони одним сплошным ужасом. Черным и всепоглощающим. — Выпей воды, — умоляла Оля. — У тебя получилось? Доказать, что Витя не виноват? — хрипло спросила Соня, наконец, перестав невидящим взглядом смотреть куда-то сквозь пространство. Она подняла на сестру заплаканные красные глаза с такой надеждой, что у Оли невольно защемило сердце. — Получилось. Всё будет хорошо, — в который раз повторила она. Соня кивнула и потянулась за стаканом, который держала перед ней Оля. Руки, однако, дрожали, и она не смогла сделать глоток, Беловой пришлось помочь ей, поить едва ли не самостоятельно. — Гриша отвезет тебя домой, ладно? — Нет, я не поеду, — Сурикова качнула головой отрицательно. Голос её обрел прежние решительные нотки. Девушка сделала еще глоток воды и, протянув Оле руку, поднялась с пола. — Тома там одна, наверное, скоро придет в себя. Надо остаться с ней. — Хорошо, — Оля знала, с ней нет смысла спорить. — Но если Холмогоров подойдет к тебе, я его убью. Это была бесконечная ночь. Самая длинная за всю Сонину жизнь. Тома спала, и хотя сон её был очень глубок из-за лекарств, на измученном бледном лице все равно отражалась боль. На это было страшно смотреть, и Сурикова, сама того не осознавая, почти полтора часа, просто сидя рядом, гладила её по руке. Ей очень хотелось подарить ей своей силы. Потому что о себе Соня, несмотря ни на что, не беспокоилась, а на Тому свалилось страшное. Ей предстояла долгая битва за Валеркину жизнь. И если не она — никто не сможет его вытащить. Так что да. Соня бы отдала Томе все свои силы, не задумываясь, если бы могла. Под утро, когда врачи сообщили о том, что Валера впал в кому, всё резко стихло. Наступила ядерная зима, и она сковала всю больницу, всех, кто был внутри, едким арктическим холодом. Он будет спать. Долго спать, а значит, не почувствует боли, раны затянутся, и это, наверное, было хорошо. Если бы не слишком большая вероятность, что он к ним уже не вернется. Соня задохнулась от внутренней боли, которая поднялась откуда-то снизу. Девушка упала лбом на кровать Томы, уткнувшись носом в её руку и тихо заскулила, вновь борясь со слезами. Валера всегда был сильным и надежным старшим братом. Наверное, поэтому он принял удар на себя. Это было его нутро. Всех защитить. Всем помогать. Соня невольно вспомнила детство. Он тогда был еще совсем юнцом, она — дерзкой малолеткой. Они ездили вместе на сборы, и Соня разодрала ногу во время спортивной эстафеты, проехавшись по асфальту коленом, и именно Валерка Филатов тогда нёс её на руках до медпункта. — Птичка, ты поплачь, легче станет, — подтрунивал он. — Не буду я плакать. Не станет, — огрызалась она. — Станет-станет. Поплачь. Я никому не скажу, — он хрипло рассмеялся, а Сурикова назло ему сдержала слезы тогда. Ей правда было очень больно, рана пульсировала, Соне казалось, нога вот-вот просто отпадет, было даже страшно, но девчонка, сжимая зубы, терпела. А сейчас Соня плакала. Не сдержалась. Не стерпела. Но легче все равно не становилось. И менее страшно — тоже. Тома спала крепко-крепко. Она еще не знала. Это к лучшему. Когда они немного придут в себя, смогут её поддержать. Складывая мысли одну за другой, вот так, рационально, Соня приходила в себя. Валера справится, он сильный, он же спортсмен. Сейчас это просто защитная реакция организма на боль. Ему станет лучше, и он очнется, а они все будут рядом. И Томе помогут. Одна она не останется. Да. Всё непременно будет хорошо. Они же всегда со всем справлялись. В этот раз иначе быть не может. Рассвет был сегодня блеклый и угрюмый, небо серое, низкое, давящее. Воздух особенно холодный, но Соня не стала искать свое пальто, у неё не было на это сил. Девушка вышла на мороз, чувствуя, как он приятно покалывает разгоряченную кожу. — Сигаретка есть? — улыбнувшись, она села рядом с Витей прямо на ступеньках больничного крыльца. Он удивленно к ней повернулся, и глаза мужчины зажглись, как зажигается лампочка, как вдруг вспыхивают на небе звезды в ночи. — Сдурела? Холодно, — он стащил с себя пальто и накрыл им плечи Суриковой. Она не стала сопротивляться и укуталась в теплое пальто, как в одеяло, поглубже вдыхая аромат дождя и холода, что исходил от него. Так пах Пчёлкин. — Сама возьму, — она по-хозяйски пошарилась в его карманах и достала пачку. Витя не стал сопротивляться. Пусть курит сколько хочет. Им сегодня все можно. Они не спрашивали друг друга о самочувствии. Это казалось так глупо. Всё было хуево. Но не так хуево, как могло бы. Короче говоря, нормально. — Ты меня спасла. Спасибо. Не совсем она. Но Соня немного приложила руку. Так или иначе, благодарность девушка приняла. — Теперь мы квиты, — она пожала плечами, выпустив изо рта дым. Он вопросительно сдвинул брови к переносице. Пчёлкин перестал соображать из-за нервов и алкоголя, наверное. — Ты спас меня. Я тебя, — объяснила Сурикова. Он нервно усмехнулся. — Да. 1:1. Но давай без повторений. — На бис выходить не хочется, уж поверь, — в её голосе сквозила усталость. Такая бесконечная, тихая, не истеричная, скорее, смиренная. Он с трепетом взял её за руку, и Соня так естественно, не задумавшись ни на мгновение, опустила голову на его плечо, выбросив сигарету, так её и не докурив. — Я рада, что все хорошо закончилось, — Сурикова не решилась добавить главное — она была рада, что он остался жив. — Я тоже. И в это мгновение приятной тишины, когда всё самое страшное, казалось, уже позади, когда Соне вдруг стало по-настоящему спокойно, тепло и даже хорошо, когда она смогла впервые за ночь вдохнуть нормально и свободно, низ живота вдруг разрезала адская боль. Словно кто-то невидимой рукой вонзил в неё острый нож и прокрутил рукоятку по часовой стрелке. Соня взвыла от неожиданности, из глаз тут же брызнули слёзы, хотя, казалось, слёзные железы уже не могут нормально функционировать. Она почти упала в Витины руки, потеряв контроль над своим телом. — Соня, что такое? — Я… — хрипло выдохнула она, но не договорила: боль повторилась. Дрожащими руками она коснулась живота, стараясь усмирить эту резь, и что-то горячее и склизкое потекло по внутренней стороне бедра. — Не знаю, — девушка задыхалась от боли и страха. — Мне больно. — Чёрт, — сгруппировавшись, он поднял её на руки, ловко выпрямляясь. — Нам нужен врач! Срочно! — заорал он, вновь ворвавшись в больницу с почти теряющей сознание Соней на руках. — Что случилось? — Я блять не знаю, Кос! Врача сюда тащи, быстро! — Сонечка… — Оля взяла её за руку, но Соня не реагировала, не могла сжать ладонь сестры в ответ. — Где болит? — но глаза девушки закатились, и она потеряла сознание. И этот кошмар словно начался заново. Вновь забегали врачи, привезли каталку, куда Витя аккуратно положил Соню и, последний раз проведя ладонью по её волосам, проводил долгим взглядом убегающих медсестер. Все смотрели на него вопросительно, в ожидании каких-то объяснений, будто он мог что-то знать, но Пчёлкин не понял ничего. Ровно как и Соня. Она не успела ничего осознать, потому что была не готова к происходящему. Очнулась Сурикова на операционном столе. Вокруг неё медленно и не суетливо колдовали медсестры и хирург, наверное это был хирург. Ему надевали перчатки. Её лихорадило, как в горячке, боли она не чувствовала, только страх. Медленно разлепив веки, она ухватила проходящую мимо немолодую женщину за рукав белого халата. — Что происходит? Та ласково погладила её по лбу, нагнувшись чуть ниже, убрала пот с её висков. — Милая, ты только не переживай. Ты потеряла ребенка. Но с тобой всё будет хорошо. Не бойся. — Ребенка? — Соню затошнило. Она повернула голову влево, и рвотный позыв разрезал холодный воздух операционной, однако Сурикова не помнила, когда ела в последний раз. Её желудок был абсолютно пустым, и выходить было нечему, только горькая желчь скопилась на языке. Сглотнув её, собрав всю волю в кулак, девушка снова открыла глаза. — Я не беременна. Ребёнка нет. — Не бойся. Больно больше не будет. Давай, милая, главное, дыши, — женщина с добрыми глазами приложила к её рту маску, и сквозь неё стал поступать не то газ, не то воздух. — Считай до десяти, девочка. Считай, — но Соня не слушалась. Она начала дёргаться на месте. Всё это было неправильно, она не беременна, почему она здесь? Что с ней будут делать? — Считай, — несколько рук прижало её к операционному столу. — Один, два... Три. Четыре. Пять... Наркоз задурманил сознание, и Сурикова погрузилась в искусственный сон без сновидений.

***

— Здравствуйте, — когда доктор вышел из операционной, одетый в обычный белый халат, Оля тут же подскочила с места, на ходу стирая слёзы. Лицо у мужчины было спокойное, но в глазах был всё же какой-то отпечаток печали. — Что с моей сестрой? — Операция прошла успешно. С ней всё в порядке. Сейчас отойдет от наркоза, полежит немного, и можно забирать домой, — он сжал плечо Оли в поддерживающем жесте. — Если хотите, можете оставить её под наблюдением на пару дней, — обычно это не требовалось, но, глядя на то, какие люди стоят перед ним, врач все-таки решил предложить. На всякий случай. — Я не понимаю… — мозг отказывался соображать после всего произошедшего этой бесконечной ночью. — Что случилось? — У вашей сестры был выкидыш. Плод вышел самостоятельно, но не полностью, мы сделали выскабливание. У Оли зашумело в ушах, подкосились ноги, но Саша поддержал её, почти падающую. — Какой нахрен выкидыш!? — не выдержал Белов, повысив голос. — Она скакала тут полночи… — Возможно, по этой причине он и случился, — перебил его доктор спокойно. — Стресс. Тревожность. Излишние нагрузки. Космос побледнел и сел на скамейку, зажимая голову руками. Дрожь прошла по его телу, пронзая каждую клеточку, а мозг, как бы он ни старался, снова и снова прокручивал ту сцену в кабинете главврача. Возможно, это его вина. Он высыпал на неё, беременную, бог знает сколько кокаина. Сука. Сука. Сука. Космос себя ненавидел. Как же он себя ненавидел. Холмогоров сунул руку в карман пиджака, туда, где обычно лежал пистолет, но сейчас его там не было — Белый отобрал, когда тот умолял Пчёлу выстрелить в него. Сейчас он хотел сделать это сам. Выбить себе мозги к чертовой матери. — Боже мой, — выдохнула Оля, зажимая рот рукой, сдерживая крик. Это было так больно, она будто чувствовала всё, через что прошла её сестра. Фантомная резь внизу живота заставила задержать дыхание. — Бедная моя девочка... — но нужно было оставаться хладнокровной. По крайней мере сейчас. — Доктор! Она сможет еще иметь детей? — Мы сделали всё возможное. Нужно будет обследоваться, но это позже. Сейчас ей надо прийти в себя. Им всем чертовски нужно было прийти в себя, но это оказалось невозможно. Все замерли, чувствуя, как снова гибнет что-то внутри вместе с бедным Сониным ребенком, о котором никто из них не знал, но потеря которого полоснула острым лезвием по их и без того истерзанным сердцам. Смерть всё равно их настигла. Она не забрала Валеру, не смогла, но отняла у них маленькую невинную жизнь. И каждый себя в этом чувствовал виноватым. Каждый. — Я побуду с ней, — в который раз за сегодня Оля собрала себя по кусочкам. — Саш, позвони Лёне. Он должен знать, — произнесла она решительно и покачала головой. — Ничего лишнего не говори. Соня сама решит, как лучше, — и она бросила на Космоса уничтожающий обвинительный взгляд. Холмогоров и без неё знал, что виновен. Оставалось только определить меру наказания. Но это было делать Соне. И только ей.