***
— Антон, — брюнет задумчиво перебирает русые кудри Шастуна, который с абсолютно блаженным выражением лица лежит на не спрятанных тканью шорт коленях Попова и подставляется под ласковые поглаживания, — как думаешь, в каких-нибудь параллельных вселенных мы с тобой вместе? Антон удивленно смотрит на парня, на пару секунд приподнимаясь на локтях, чтобы изучающим взглядом рассмотреть любимое лицо. Молчание чуть затягивается, и Шастун понимает, что вопрос задан на вполне себе серьёзной ноте. Глубоко вздыхая, он опускается обратно и прикрывает глаза. — Не знаю, Арс, — отвечает честно, пожимая плечами. — Мне кажется, встретиться один раз из всех возможных вариантов — это уже большая удача, а чтобы в нескольких вселенных подряд — это уже похоже на фантастику, — Антон отвечает без привычной шутливости, спокойно и мягко, потому что уже привык к этой особенности Арсения заводить всякие странные разговоры. Попов молчит, смотрит куда-то прямо перед собой, не переставая накручивать на указательный палец мягкую кудряшку, спадающую на лоб Антона. Тот в свою очередь ещё несколько мгновений разглядывает родинки на чужой щеке, ожидая ответа. Но когда он не звучит через минуту, а потом и через две, Шастун уже думает, что диалог пока окончен, как слышит чужой шёпот: — Мне почему-то кажется, что мы всегда сможем находить друг друга, когда будем готовы к этому. Сердце Антона падает.***
Вчерашний сеанс вымотал сильнее, чем все предыдущие вместе взятые, и уже больше суток Шаст просто валяется в кровати общажной комнаты и прожигает взглядом потолок. Ему одиноко и пусто до звёзд перед глазами, потому что жить здесь последние несколько лет — сплошное наказание, но Шастун с какой-то нездоровой агрессией вот уже третий год отказывается съехать отсюда обратно к Булаткину. Даже через время Антон готов клясться на чём угодно — в этой крохотной комнатке до сих пор такой же запах, как когда здесь в последний раз был Арс.***
— Ну закрой! Пожалуйста, — Шастун недовольно бурчит на улыбающегося Арсения, который сидит на полу по центру небольшой комнаты, поджимая ноги под себя. Всё вокруг закидано вещами парней, которые ещё полчаса назад усердно перетаскивали барахло первокурсника в 313 комнату, где жил брюнет, и занимались распределением пространства (спойлер: получалось ужасно). В какой-то момент окольцованная рука мягко надавила Попову на плечо, заставляя того остановиться. Просьба закрыть глаза у Арса вызвала лишь ехидную лисью ухмылку и хитрый прищур, а теперь Антон тихо бесился. Пусть и несерьёзно. — Ладно, окей, — Попов сдаётся, в примирительном жесте поднимая обе руки вверх, а затем прикрывает глаза. А улыбка с губ не сползает. Говнюк. Антон вздыхает, но лезет в спортивную сумку, валяющуюся на кровати. Достает оттуда аккуратный свёрток из бумаги, модно обозванной «крафтовой», перевязанный тёмно-синей лентой. Шастун поворачивает голову в сторону брюнета. Тот по-детски прикрыл опущенные веки ладонями и явно подглядывал, и от этой мелочи у Шаста в груди всё теплеет в приступе умиления. Антон опускается прямо на пол по-старчески кряхтя и бубня что-то про больную спину, но всё-таки оказывается сидящим напротив Попова. — В общем, с прошедшим Новым Годом, чтоб член стоял и сердце билось, — обстановка пусть и уютная, но Шаст всё равно стесняется и буквально пихает подарок в руки молодого человека. Арсений странный. Как можно так сильно радоваться куску бумаги, в который что-то завёрнуто? А вдруг там померший недавно таракан Гриша, которому Антон соорудил гроб из коробка спичек? Но, судя по тому, как заинтересованно студент занимается распаковкой, он даже такому идиотскому подарку был бы рад. Пока Арсений увлечен тем, чтобы извлечь содержимое, у Антона есть прекрасная возможность позалипать. На подрагивающие от дыхания ресницы, на растянутые в улыбке тонкие губы, на длинные аристократичные пальцы, что разрывают подарочную упаковку, осторожным жестом откладывая её в сторону. — Анто-о-он, — только Арсений может настолько красиво произнести чужое имя, да ещё и со столь трепетной лаской — Шастун уверен. — Это так мило, мне очень нравится! — Попов держит в руках несколько красивых открыток, коллекционированием которых занимается, и баночку с твёрдыми духами. Он откручивает крышечку и с восторгом рассматривает сухоцветы, использованные в виде украшения. Он втягивает носом аромат и блаженно прикрывает глаза. Жмурится точно довольный кот и тает в нотках имбирного печенья, пряного апельсина и горячего глинтвейна. — Прости, что не особо крутой подарок, я просто помню как ты говорил, что хочешь твёрдые духи и… — договорить не получается, потому что Арсений кладёт свою ладонь на вихрастый затылок, зарываясь в мягкие волосы кончиками пальцев. — Мне очень нравится, Шаст, правда, — нос-кнопка трётся о чужую щёку, покрытую лёгкой щетиной. Попов даже не врёт. Аромат щекочет рецепторы, и мозг активно подкидывает уютные воспоминания о новогодней ночи в кругу семьи, о цитрусах в вазочке и мамином рождественском печенье. А сам факт, что Антон запомнил мелочь, сказанную Арсом где-то и когда-то, греет душу похлеще любого глинтвейна. Внутренности скручиваются от нежности острым приступом, кончики пальцев покалывает будто от лёгкого мороза, и от этого ощущения Антону хочется прижаться к чужому телу, зацеловать каждое созвездие родинок и обниматься-обниматься-обниматься.***
Антон знает, что всё происходящее — это неправильно. Нормальные люди так не фиксируются ни на ком столь долгое время, как бы сильно не скучали, но Арсений — это нечто совсем иное. Тоска по нему кажется процессом естественным и очевидным, хотя даже Серёжа начал отходить спустя примерно полгода. А Шастун не может. Иногда ночами он умоляет Арсения ему больше не сниться, потому что Антон устал, а утром просит у пустоты прощения, тычется носом в собственные колени и записывает голосовые в их диалог. Он всё ещё ждёт, что молчание в чате рано или поздно прекратится. На самом деле Антон правда был бы готов смириться с мыслью, что Арс мёртв, если бы не пульсирующая в висках уверенность: «жив-жив-жив». Да, Антон не тешит себя мнимыми надеждами, он трезво понимает, что, ну, не может человек просто так резко исчезнуть, пропасть, никому не сказав. Арсения любили, он сам всегда был от людей без ума, Матвиенко он называл своим братом, а на Антона смотрел с такой трепетной любовью, что сомнений в чувствах не возникало ни разу. Так, смог бы он просто уйти, уехать, бросить всех и всё? Ответ очевиден, и он, конечно, отрицательный. Но, тем не менее, где-то внутри бьётся уверенность, что вся ситуация намного глубже, чем может показаться с первого взгляда. За три года в жизни Антона мало что поменялось. Он так и остался учиться на дизайнера, потому что это стало в один момент сильнейшей отдушиной. Шастун погрузился в учёбу с головой, выныривая изредка для коротких передышек. Даже попытался во фриланс в конце второго курса, чтобы как можно меньше времени проводить наедине с самим собой. Вместе с отвлечением начали приходить хоть какие-то дополнительные деньги, помимо присылаемых раз в месяц родителями, и тогда Шастун впервые обратился к психотерапевту.***
— Эд, смотри, у неё отзывов много хороших! — Шаст протягивает телефон сидящему рядом Скруджи. Тот поворачивается, лениво скользит взглядом по экрану, по ощущениям почти не вчитываясь в написанный текст. Чуть хмурится, свайпает вправо и открывает профиль психолога, рассматривает фото. — Ну вроде норм, я в этом особо не шарю. Но ты это, попробуй, тут всё равно почти русская рулетка, — Эд кажется крайне равнодушным, но Антон помнит каждое поддерживающее слово, жест и молчаливую помощь, поэтому в участливости друга не сомневается. Эдик в целом человек не сильно эмпатичный, ему многое можно спустить с рук, хотя тот и периодически немного еблан. Шастун поджимает губы, упирая взгляд в чужие точёные черты лица. Эд вообще не выглядит как тот, с кем можно подружиться, если честно. Скорее как тот, кто подойдёт к тебе в подворотне с зашкварным «телефончик есть? а если найду?», но почему-то они вдвоём сейчас сидят у Выграновского на квартире, пьют противное 387 и выбирают психолога, к которому Антон мог бы пойти. Точнее выбирает-то Антон, а Эд лишь изредка либо полусогласно мычит, либо неодобряюще кривит губы. Приступ какой-то неистовой благодарности давит в грудь и Эда хочется обнять в знак признательности за всё, но тот не тактильный от слова «пиздец», может и с локтя в нос по инерции дать. Поэтому Антон лишь мягко задевает собственным плечом чужое и не сомневается в том, что этот жест был распознан правильно. В ответ он получает лишь короткое пожимание плечами и кивок головой, но этого более чем достаточно. В этом коротком жесте и ответное «не за что», и такое нужное «я рядом». Иногда неозвученные вещи важнее тех, что люди говорят напрямую. — Знаешь, думаю, запишусь к ней. Надо с чего-то начинать. Эд подаёт новую бутылку пива.***
Антон трёт уставшее лицо ладонями и переворачивается набок. Если честно, жить без Арсения Шастун научился, выбора же всё равно нет. Жизнь продолжалась, хорошие и приятные вещи происходили, но былого удовольствия ничего не приносило уже давно, всё было окрашено тусклыми полутонами. И если в объективном смысле трава как была зелёной, так зелёной и осталось, то в субъективном восприятии Антона сразу дать определение цвету не очень просто. И это касается почти всех сфер жизни. Мысли на голову давили арматурой, веки сдавливало свинцом и не оставалось ничего кроме сна, которого в последнее время так яростно не хватает. Поэтому не остается ничего кроме как закутаться в плед и отложить телефон на прикроватную тумбочку. Дисплей жалостливо в последний раз мигает от уведомления из инстаграмма и застывает противной картинкой перед глазами. 19 марта 2022. 23:57.***
Чуть шершавые тёплые губы мягко касаются веснушчатого носа, поднимаются выше ко лбу и забавный нос щекотно треплет русые кудри. Антон смешливо морщится и обхватывает лицо напротив большими ладонями. Кончиками пальцев оглаживает скулы, ласковым жестом чешет за ухом. — Ты дочитал «Щегла»? — Арс наконец-то садится рядом и откидывается спиной на стену. Недовольно скривив губы, парень вытаскивает из-под поясницы плюшевую моль и откидывает её на подоконник. Игрушечное насекомое проезжается по раскиданным тетрадям и замирает. Арсений сегодня опять работал в закрытие, которое терпеть не может. Такие смены выматывают больше за счёт огромного наплыва гостей в часы, когда многие любители вечерних прогулок решают скрасить пребывание на холодной по-февральски улице. Но Попов свою работу любит всё равно, поэтому никогда не жалуется, каждый раз лишь устало проходя в комнату и с благодарностью принимая свой законный приветственный поцелуй и стакан любимого персикового чая. Антон же сегодня весь день валялся тюленем и лениво читал книгу, которую ему так активно советовали друзья и которую Арсений подарил ему на Новый год. — Да, — Шаст вяло кивает и встает с постели, чтобы взять в руки здоровенную книженцию. Ласково обводит пальцами корешок, подушечками треплет редкие закладки. — Незадолго до твоего приезда закончил, — он поворачивается к Арсению, задумчиво рассматривал кроны деревьев за окном. — И как тебе? — подаёт голос чуть запоздало, но это тоже одна из его маленьких особенностей — всегда выдерживает паузу перед ответом. Шастун эти особенности почти наизусть выучил, каждый раз отмечает что-то в Арсе и улыбается как дурак. Арсений кружку всегда держит рисунком к себе, потому что «это моё»; перед тем, как надеть вещи, всегда подолгу трогает ткань, будто оценивая впервые в магазине. Он в целом парень с замашками кинестетика, но Антона это только отчего-то лишь сильнее умиляет. Первое время их отношений Арс очень любил садиться напротив и просто водить ладонями по чужому телу, лицу, волосам, вдыхал терпкий аромат тела у основания шеи, перемешанный с одеколоном. Словно изучал, запоминал. — Тяжело, — Шаст вздыхает, молчаливо листая страницы, скользя взглядом по строчкам. — Мне жаль главного героя. Временами казалось, что вся история после смерти его матери — просто галлюцинация. Что больной детский мозг просто воспроизвёл какую-то проекцию. Или что на самом деле Тео впал в кому и сюжет — просто долгий сон. Не представляю как он вообще жил со всем этим грузом. Это страшно, — парень поджимает губы и ставит роман на общую с Арсом книжную полку, напоследок мазнув ладонью по обложке. — Что именно? Наркотики? Стресс из-за картины? — Смерть близкого. По сути же это она привела Тео ко всему этому, к Борису, к алкоголю и наркотикам. Будь его мама жива, всё было бы иначе. Я не знаю каково это — терять того, кого любишь, но, мне кажется, я бы загнулся. — Нет, не загнулся бы. Ты самодостаточен, пусть и являешься собирательным образом разных людей в твоей жизни. Ты сильнее, чем думаешь, Антон.***
Антон сильный. Он знает это. Он не спился, не забросил учёбу, не отрёкся от друзей и семьи. Работает над своими проблемами, читает книги и живёт. Но иногда этого кажется так ничтожно мало. Шаст просыпается с этой мыслью, еле поднимая тяжеленные веки. Сегодня выходной, но ему нужно к десяти приехать в универ, чтобы забрать документы на очередную практику. Парень потирает глаза и поднимается с кровати. Телефон, одиноко лежащий всё там же, куда его вчера положил хозяин, мигает от сообщения в телеграмме. Антон обещает себе посмотреть позже. Он прекрасно знает что там увидит, но пока не готов. Не сейчас. Утренняя рутина чуть бодрит, монотонное бритьё слабо успокаивает шальные нервы. В комнату парень возвращается уже окончательно проснувшимся и наконец-то собирается с силами, чтобы взять смартфон в руки. Сергуль Гуд мо лохам в этом чате, сегодня собираемся в 20. Эдюнь, член оторву, если опоздаешь <3 Эдвард без беллы Мне очень приятно, что ты так хочешь забрать мой член себе, но я бы на твоём месте переживал за сохранность твоего высрыша на макушке, любимый: * В досках, как обычно? Сергуль Да. И иди ты нахуй. Антон улыбается уголком губ. Сквозь года их компания стала только крепче, связанная сначала просто приятельскими отношениями, потом общим горем, а теперь крепкой мужской дружбой. Ещё есть, конечно, несравненные Катя и Ира, но познакомились они с ними уже после инцидента. Серёжа после выпуска работать по специальности не стал, у него там какой-то театр импровизаций, где он днями и ночами пропадает. Матвиенко рад тому, как сложилось его будущее, пусть и после извечных репетиций периодически хочется вскрыться. Эд частично занимается дизайном, но по большей части всё же записывает свой рэп, выступает и даже в тур однажды успел скататься. Но коллекции своего мерча целиком разрабатывает сам, а фанаты и счастливы, они любой движ любимого исполнителя готовы поддержать. Ира, кстати, в их компанию перешла как раз после одного из концертов, когда на автограф-сессии после выступления какой-то шуткой вызвала у обычно невозмутимого Скруджи приступ дикого ора. С Позовым вообще по ощущениям ничего не изменилось. Он из их компании был самым старшим, ему в этом году стукнет тридцатник, а работа в больнице преследовала мужчину еще во времена знакомства с Шастом. От медбрата до заведующего травматологий — это сильно. В целом, ничего больше в его жизни не поменялось, только ещё солнечная и нежная Катя появилась. Но она словно всегда рядом и была — настолько родной ощущается даже самому Антону. Дисплей противно напоминает цель сегодняшних сборов: 20 марта 2022. 3 года. Ровно.***
Универ встречает Антона звенящей тишиной и пустотой. Конечно, это Шастун один такой дурак, не забравший свою пачку документов, хотя сроки уже неплохо так поджимают. Путь до кабинета заведующего практикой их кафедры лежит через огромный просторный холл и эхо шагов отражается от стен ритмично и звонко.***
— Серёжа, ты не понимаешь! Это же может быть один шанс на миллион! — Арсений возмущённо вваливается в холл, придерживая дверь для идущего сзади Антона. Тот благодарно кивает и мягко задевает своим мизинцем чужой. — Не знаю, Арс, это сомнительная идея. Мне кажется, вряд ли бы твоими эскизами так заинтересовалось какое-то крутое агентство. А тут какая-то локальная фирма, про них отзывов-то кот наплакал. — Матвиенко раздражённо фырчит, роясь в рюкзаке в поиске телефона. Вдруг парень резко замирает и поворачивается к другу. — Арс, прости, я не имел в виду… Попов поджимает губы и упирает взгляд в пол. — Ничего, забей, Серёг, — брюнет натягивает на лицо улыбку и резко идёт дальше по холлу, не обращая внимания на своих спутников. Волнение и невысказанную обиду выдают лишь чуть подрагивающие кончики пальцев.***
Проходя мимо небольшого стеллажа с разными наградами и кубками за достижения университета, Антон раздумывал над тем, что эскизы у Арсения тогда были чудесными и Серёжа несправедливо взъелся. Даже вечно недовольный Эдик в тот день, увидев зарисовки Попова, одобрительно похлопал того по плечу. Шастун тогда никаких комментариев не дал, но сейчас понимает, что, наверное, стоило. Люди так мало хороших вещей говорят близким, так сильно недооценивают чужие успехи, что это ранит. Будь у парня машина времени, он бы непременно вернулся в тот день, ласково чмокнул нос-кнопку и поддержал решение Арсения. Оставшиеся эскизы агентство так и не увидело.***
— Антон! Привет, заходи, — Павел Алексеевич добродушно машет ладонью, отрываясь от перебирания каких-то стопок с документаций. Он протягивает руку и пожимает ладонь Шастуна. — Как ты? За бумагами пришёл? Антон кивает в ответ, сжимает чужие пальцы своими. Кожа ощущается тёплой и сухой, совсем непохожей на собственную влажную. С Павлом они познакомились ещё до того, как имя Антона оказалось в списке зачисленных на факультет, их первая встречал состоялась в книжном магазине где-то на Лиговском, куда Шастун забрёл в поисках нового интересного чтива, а случайный посетитель в лице Добровольского предложил свою помощь. В тот день они ещё не знали, что будут связаны формой взаимоотношений преподаватель/студент, но оба почувствовали необъяснимый комфорт после беседы. Да и к тому же мужчина свой предмет вёл на их курсе всего лишь один семестр, потому как таковых рамок не ощущалось уже давно. — Да, к практике надо уже готовиться усиленно, уже в начале следующего месяца мы должны к ней приступить. А так я вроде в норме, — парень приподнимает уголки губ и устремляет взгляд в стену. Психолог чуть склоняет голову, задумчиво рассматривая студента с ног до головы. Взгляд испытывающий, с задорного и весёлого сменяется тяжёлым, вдумчивым. Мужчина берёт папку и протягивает её четверокурснику: — Точно? Ответ следует лишь через несколько мгновений, тихий и лживый: — Конечно. Думаю, мне пора. Был рад вас увидеть, на днях завезу подписанные бумаги, — Шаст кивает на документы в своей руке и разворачивается к выходу. Павел ему, конечно, не верит.***
— Шастуне-е-ец, привет! — Скруджи улыбается, похлопывая друга по плечу. Хотя касание тяжёлой ладони ощущается как удар пятикилограммовой гирей. Шастун улыбается в ответ и приобнимает друга, не обращая внимания на закатанные глаза. Тут же ко входу приближаются остальные, дружелюбные и такие родные. Антон окидывает друзей взглядом и необъяснимое тепло разливается по груди. — И вам привет. — Тоха, давай реще свои шмотки скидывай и пошли за столик, — Матвиенко выглядит слишком резво даже для себя, но все окружающие знают — это нервное. Он вообще чем-то схож с Эдом, тоже не выглядит как кто-то дружелюбный, однако опыт показал насколько обманчивым бывает образ, как часто встречается несоответствие внешнего и внутреннего. В общем и целом их компания выглядит несуразной, разношёрстной и раньше казалось, будто это общение — временное, пустое. И только со временем эта мысль начала казаться такой глупой, чужой и странной, что даже неприятно становится от мысли будто они могли не сойтись вот так. Сообщения в общем чате каждое утро кажутся привычным явлением, порой даже необходимым зарядом какой-то необъяснимой энергии; понимания, что они все друг у друга есть и не нужно справляться со всем в одиночку. Антон в этих мыслях плещется пока сдаёт своё пальто в гардероб и пока идёт вместе со своими спутниками к забронированному на вечер месту. Присаживается у окна рядом с Димой. — Рассказывайте, как вы? Разговор идёт непринуждённо, легко и будто не существует того повода, по которому они сегодня на самом деле здесь. Раньше бы Шастуна это ранило, мол, почему никому не больно, но со временем пришло понимание — боль ощущает каждый из них, просто все научились с этой тяжестью жить. Мир не рухнул, он так же горит в бешеном ритме, трагедия не должна сбивать их с пути. Подкосить, ранить, избить — может. Но не забрать шанс на будущее.культодиночества — 25
Ближе к десяти вечера Антон решает выйти на улицу перекурить — лёгкие уже неприятно горят из-за долгого отсутствия никотина. Взяв верхнюю одежду, парень выскальзывает на холодный мартовский воздух, глубоко вдыхает его и поджигает сигарету, зажатую меж губ. Первая затяжка щекочет нёбо, оставляет горечь где-то на рецепторах и медленно сменяет кислород. Шастун пальцами цепляет из кармана телефон. привет, Арс. прости, что пишу так поздно, но у меня не хватало сил собраться с мыслями. знаешь, ты самый необычный человек, которого я когда-либо знал. мне так часто хотелось оказаться в твоей голове, очутиться в этом непонятном мире. и мне приятно знать, что когда-то ты появился на свет. нравится знать, что сегодня твой день. с днём рождения, Арсений. мне так много хочется тебе сказать, поблагодарить. просто побыть рядом. но я не могу. сегодня вечернее небо всё в огнях. и я так надеюсь, что звёзды проложат наши с тобой пути, укажут куда идти. как нам с тобой снова встретиться? наверное, сложно быть самим собой, когда тебе лишь двадцать пять, но я уверен, что ты с этой задачей прекрасно справился. я люблю тебя. — Ну и кому ты там мемуары строчишь? — чужой голос раздается слева абсолютно неожиданно и Антон вздрагивает. — Чего ты так вскочил? Даже не сказал, что дымить идё-, — Серёжа резко обрывает свои шутливые возмущения, когда его взгляд падает на экран телефона. Его лицо мгновенно мрачнеет, покрывается пеленой непонятной злости. Шаст этот взгляд знает и ни с чем не спутает. — Серёг, послушай… — Нет, блять, это ты послушай, — Матвиенко толкает друга в плечи и дышит шумно, громко. — Какого хуя, Антон? Для чего ты это делаешь? Сколько можно себя тешить тупыми бестолковыми надеждами? — поток вопросов не подразумевает за собой наличие ответов, но звучит с таким ярым непониманием и горечью, что Антону становится плохо. — Ты как ребёнок, Шаст! Хватит жить фантазиями! — Серёжа, прекрати! — парень отталкивает друга от себя, поправляет пальто. — Ты не имеешь право отбирать у меня надежду. — Какую, чёрт возьми, надежду? Ты думаешь, что нам с парнями не больно? Ты думаешь, мы не скучаем? Я Попова знал большую часть своей жизни, он меня вытаскивал из такого дерьма, какое тебе и не снилось, щенок. Но даже я живу реальностью. Он мёртв, Антон! Мёртв! Ни ты, ни я, ни кто-то другой его больше никогда не увидит. Антона откидывает точно от огня, он ощущает необъяснимое жжение в груди и то, как нещадно щиплет глаза. Парень отворачивается, прижимает пальцы к переносице и делает несколько глубоких вдохов. Приятный до этого слегка морозный воздух сейчас спирает дыхание, морозит открытую шею и кончики тонких пальцев. Дрожь бежит по телу импульсами и уже непонятно — от холода или от переживаний. — Думаю, мне пора, — Шаст, не оглядываясь, направляется к машине, стоящей у проезжей части. Тело непослушное и вялое, двигается словно с зависанием, а слова друга набатом бьют по вискам.***
— Конечно ты можешь приехать, дорогой, но я сейчас за городом у мамы. Но я буду рада тебя увидеть, да и она, думаю, тоже, — Ира как обычно улыбается, и тепло её улыбки передаётся даже через фейстайм. Эта девушка почти всегда вызывает тёплые чувства, почти братскую привязанность и Антон всегда поражался тому, как же искренне Ира любит своих близких, как готова принять их в любой момент. И пусть кто-то считает такую доброту глупостью, Кузнецова будет сиять и греть тех, кого любит. — Спасибо тебе, Кузня, думаю к половине первого подъеду, не стану заезжать в общагу. У тебя найдутся для меня шмотки? — Одолжу тебе свою пижаму. Ладно, жду тебя! Целую. — И я тебя, — Антон вымученно улыбается и сбрасывает вызов. Он откидывает телефон на соседнее сидение и одновременно опускает затылок на подголовник. Слова Серёжи всё ещё тлеют где-то в груди, но уже не так активно, и некогда полыхающее пламя остаётся лишь тухнущим костром. Оставаться сегодня в общежитии кажется идеей провальной, а компания Кузнецовой уютной и такой нужной. Они вместе поедят шарлотку её мамы, пересмотрят «4 свадьбы» и станет легче. Обязательно. Выезд из города в такое время почти пустой, поэтому Антон почти не следит за дорогой, лишь вслушивается в музыку, негромко разлетающуюся по салону и тонет в потоке собственных мыслей. С одной стороны Матвиенко можно понять — он столько времени потратил на восстановление собственных сил и сил своих близких, что, возможно, мысль о всё ещё существующих страданиях Антона сильно его ранила. Но, с другой, он не имел никакого права агрессировать. Как бы то ни было, это выбор Антона — отдаваться воспоминаниям, доброй грусти. Несмотря на то, что с Арсением они в сумме общались около полугода, для Шаста это время стало символом настоящей жизни, когда каждое мгновение напитано воспоминаниями и силой. В эти месяцы он смог почувствовать себя нужным и важным, родным и любимым. Такой опыт бесценен, особенно если он — первый. Да, возможно, настолько сильно погружаться в собственную скорбь — неправильно, но он с этим борется, учится справляться. Разве можно осуждать его за редкую слабину, тоску? Антону кажется, что такой злобы в свою сторону он не заслужил. Пейзаж за окном почти не разглядеть, фонари почти не освещают трассу, по которой мчится белая KIA, поэтому приходится вырваться из размышлений в реальность. Антон пообещает себе продолжить рефлексию по приезде. Телефон изредка мигает входящими звонками и сообщениями, но так и остаётся проигнорированным. — Блять! — Шастун вцепляется в руль, когда в свете фар видит силуэт в относительной близости от автомобиля. Парень жмёт на тормоз, вкручивая руль в сторону заноса, в который швыряет машину на заснеженной дороге. Транспорт мотает по проезжей части из стороны в сторону и Антон счастлив, что не сильно разгонялся из-за погодных условий, когда его уже на остатках скорости выкидывает на обочину, но сердце пропускает удар, когда капот с глухим стуком чуть задевает фигуру. Она не отлетает в сторону, не падает на лобовое, лишь пошатывается и цепляется за металлический корпус. Шастун дрожит и не видит абсолютно ничего из-за слепящего света. Он быстро отстёгивает ремень безопасности и вылетает из машины на дрожащих ногах. Холод обжигает щеки, но беспокоит лишь чужое тело, по-киношному медленно оседающее на припорошённую снегом дорогу. — Боже, какой пиздец, — Антон падает на колени с чужим полуголым мужским телом. Из-за белых пятен перед глазами удаётся уловить лишь общие очертания фигуры и различить совершенно не зимнюю одежду — промокшие насквозь рваные штаны и кофту на молнии, потрёпанные жизнью кроссовки. Человек трясётся, что-то шепчет и в неясном бормотании слышно только «помогите-помогите-помогите». — Как вы? Мужчина! Блядский Боже, хоть что-нибудь скажи. Шастун обхватывает леденеющими пальцами чужое слабеющее тело и поднимает за плечи, пытаясь разглядеть лицо. Тёмные волосы спадают на глаза и нос, видно только шевелящиеся синие губы: — Пожалуйста, он придёт, умоляю, спасите. Шаста и самого лихорадит, но кончиками пальцев он откидывает чужую лохматую челку. Глаза собственные по ощущениям лезут на лоб и в первые несколько секунд шок охватывает каждую клеточку тела — от макушки и до пят. Антон прижимает одну ладонь ко рту, неверяще вглядываясь в прозрачную голубизну невидящих глаз напротив. На холодной земле лежал Арсений. Его Арсений.