Сросшиеся ветви

Первая сигнал опасности подала Умбра: её маленькая ладошка легла на запястье Мирабель: – Острые звёзды и нет серединки. Обладательница тёмного дара мысленно пролистала все трактовки дара дочери, которые начала составлять, едва её чадо научилось говорить. Острые звёзды были одной из редких разновидностей. Умбра встречала людей с подобной тенью дважды: один раз в магазине, другой раз среди экскурсии. И оба раза это были любители навести шороху и поскандалить, доведя до белого каления всех и вся кроме себя любимых. Серединки у теней подобных людей действительно не было: они наполняли себя гневом других, сами будучи не в силах предложить миру никакого внутреннего богатства души. Правда, к чести Лучиано Мартинеза, он был прекрасной рабочей скотиной: община знала его как кузнеца. – Всем доброго утра, – отец Паоло красочно помахал семейству шляпой, – Ого, как вас много. Новые лица. И старые, надо же. Так слухи не врут. Здравствуй, Бруно. И Мирабель с тобой, просто красавица. И... – глаза болотного оттенка переместились на Умбру, – Загадочный ребёнок. – Это моя новая подружка, дедушка Лучиано, – только Руфа отреагировала на появление родственника спокойно. Было дело в в возрасте или в каком-то особом отношении, но, казалось, внучку не особо пугал её норовистый дед. – Что ты говоришь, Светлячок, – поискав глазами стул, Лучиано по-хозяйски сел чуть поодаль от стола, пока семейство Мадригаль умащивало его сбивчивыми пожеланиями доброго утра. – Кофе? – предложила Джульетта. – Не откажусь, спасибо. И как имя подружки? И чья она? – Умбра. Моя, – не мешкая, ответил Бруно. – «Умбра. Моя», – передразнил его Лучиано, – Неужели ты не рад видеть старого приятеля?.. Погоди, как это твоя? На старости лет состругал, что ли? А по тебе и не скажешь, такой тихушник… И кто же изготовил тебе такое чудо? – Я, – на лице Мирабель не дёрнулся ни один мускул. – Ух ты, – Лучиано Мартинез потёр подбородок, – Идеальные во всех отношениях Мадригали, выходит, не такие уж и безгрешные… Спокойно, не напрягайтесь, вы ведь теперь моя семья, ваша тайна – моя тайна. Хотя такое, –он указал чашкой на притихшую Умбру, – Не скроешь… Эх, Бруно, Бруно. Впрочем, не могу отрицать, из Мирабель выросла хорошенькая женщина. Сколько тебе, крошка? – Двадцать четыре. И я Вам не крошка, сеньор Мартинез. – Всё такая же дерзкая, – кузнец замешкался, увидев сверкнувшие в глубине кудрей молодой женщины глаза Вишнёвой тени, – Эта тварь всё ещё с тобой? – Эта тварь неотделима от меня. Сеньор Мартинез осуждающе поцокал языком, зачем-то оборачиваясь к Алме: – И глава общины допустила такие вольности? Или вы забыли, что навертело это чудовище в прошлый раз? – Мира отлично её контролируют, – встрял Бруно. – Вот в это я поверить не могу. А если я не могу, и община не поверит. – Эй, понторез, пока ты ещё не толкнул жалостливую речь о том, как ты боишься за сына и внучку, может, скажешь, что тебе понадобилось от моих друзей? Отмеченные крошками седины брови Лучиано Мартинеза взлетели вверх, когда он перевёл взгляд на француженку: – Дивное создание плохо воспитано. – Из родителей-мудаков получаются такие себе воспитатели, – не полезла за словом в карман француженка. – А ты мне нравишься. – Постараюсь не умереть от омерзения. – Очаровательно, – Лучиано Мартинез прищурился, дабы не показать, что проиграл раунд, – Но ведь, согласитесь, наличие этой твари может напугать гостей на празднике моей дорогой Руфиты, а ведь это такой важный день. – Вы правы. Семья с удивлением оглянулась на Мирабель. – Mi locura, – шепнул Бруно, но та лишь качнула кудрями: – Я не собираюсь делать вид, что Вишнёвой тени нет, и нам ни к чему пугать горожан на празднике. Так что, сеньор Мартинез, я готова устроить шоу для всех желающих. – Неужели? – О, да. С индейскими песнями, сжиганием ароматных трав и милым демоном в подарок. Прямо, – на этот раз прищурилась уже Мирабель, – Средь. Бела. Дня. Вы же этого хотели? И да: я не советую её подначивать или чинить мне преграды в процессе. – Угрожаешь мне, девочка? – Как можно, что Вы. Мы же семья. – Мне кажется, или твоя жена мне хамит, Бруно? Ой, прости, оговорился: твоя племянница. – Лучиано, довольно, – хлопнула ладонью по столу Алма. – Ладно, ладно, – получивший, что хотел, кузнец одним глотком допил кофе, – Немного крепче, чем я люблю, Джульетта, в следующий раз будь добра, положи сахар… Паоло, мальчик мой, сбегаешь собрать горожан? Я уже не в том возрасте, чтобы носиться по Энканто. – Паоло не сбегает, – пробасила Луиза, не дав мужу инстинктивно вскочить с места. Лучиано, заметивший это дёрганье, довольно усмехнулся: – Как всегда послушен. Моя школа. Ну, так уж и быть, поброжу по жаре, всё же я не неженка. Бывайте, скоро увидимся. – Эй, всё нормально, – едва кузнец вышел вон, Луиза принялась утешать опустившего голову мужа. – Нет, не нормально. Это всё из-за меня. Ему просто необходимо чинить неудобства мне и кому только можно. – Вот именно. Он такой. Дело не в тебе, – утешила Паоло Мирабель, – И его приманили мы… Бруно, ты как, mi za? – Столько лет его не видел, а радуюсь всё также, – предсказатель был мрачнее тучи, – Семьёй он дорожит – чушь собачья. Первый нас на вилы и поднимет. – А пусть поднимает, – обладательница тёмного дара накрыла ладонью сжатый кулак супруга, – А будем радостно отвечать, что сверху открывается чудесный вид. Отвлекись. Умбрита, позови папу поиграть, ты давно не делала ему причёску. А я с бабушкой Джульеттой наберу нужные травы… Чего все затихли? Я сказала, что смогу, значит, смогу, без паники. Занимайтесь своими делами. – Уверена? – на всякий случай переспросила Алма. Её внучка улыбнулась, и на её плечах возник силуэт Вишнёвой тени: – Полностью. Мы обе. *** – Не переживай, мама, травы это чистая профанация, –увещевала Джульетту Мирабель, хозяйничая в её комнате. Сушёный запас целительницы благоухал разными ароматами, но обладательница тёмного дара нарочно выбирала самые горькие и пахучие, дающие густой дым. Бруно не зря так тяготел к актерству: индейские шаманы, например, были в этом хороши. Пока проситель надышится благовониями в маленькой лачуге, наслушается песен, стоит только скорпиону с потолка свалиться – и всё, уже знак богов. На открытом пространстве действует хуже, но зрелищности всё равно прибавляет. – Я верю, что ты сможешь, нисколько не сомневаюсь, –Джульетта припомнила охотничье фото из альбома, – Но я ведь мама, мне положено волноваться. Поэтому я попробую отвлечься и спрошу, как ты называешь Бруно. Никак не могу разобрать, что бы это значило: mi za. – Ах, это, – выбрав подходящую ступку, ненадолго отвлеклась Мирабель, – Забавно вышло. Когда мы только начинали жить вместе, Бруно называл меня на манер муиска: mi chie, «моя луна», но mi locura всегда нравилось ему больше. Я тоже потихоньку учила этот язык, и мне хотелось подобрать мужу нежное прозвище, так что я начала звать Бруно mi za – «моя ночь», ведь ночь и луна всегда вместе… Мам, даже если бабушке кажется, что мы какие-то не такие, я уверена, что наши с ним чувства никогда не были ошибкой, и я обожаю моего мужа всем сердцем. – Я вижу это, золотце, – целительница мягко взяла лицо дочери в ладони. Это уже были не совсем те мягкие щёчки ребёнка, а красиво очерченные скулы молодой женщины, усеянные веснушками и едва заметными следами оспинок от укусов насекомых, оставшихся после жизни у индейцев. – Милая, – когда дочь закончила подготовку трав и пересыпала смесь в мешочек, всё же решилась Джульетта, – Наверное, в новом мире не такие порядки, но… Вы не носите кольца. Бабушка на это косится, но пока молчит. – Так мы же это, – Мирабель повертела рукой в воздухе, – Не имеем права венчаться в церкви. Хотя кольца у нас есть. У Бруно пунктик. Я не удивлюсь, если он взял их с собой и пойдёт на переговоры с отцом Алонсо, которые закончатся ничем. – Но ведь это же очень печально, милая. – Как по мне, не очень, поскольку я уже не раз говорила, что не хочу за него замуж. Джульетта едва не выронила ступку: – Как? Почему? – Но мы ведь уже женаты. В паспортах стоят штампы. А доказывать что-то высшим силам или обозначать принадлежность глупо. Луна и ночь колец не носят, – обладательница тёмного дара затянула матерчатый мешочек, – Что ж, мне пора устраивать шоу. Это довольно увлекательное зрелище, пойдёшь? – Конечно, только венички с травами развешу, вон те, в глубине, похоже, отсырели, – кивнула ей Джульетта, – Я скоро. История с кольцами была не просто манифестом сильной и независимой женщины, точнее, касалось не только её одной. – Ох, Бруно, – целительница припомнила собственную свадьбу с Агустином. «Какая же ты красивая, сестрёнка. Вот было бы здорово, если бы однажды я смог встретиться у алтаря с той, кто стала бы мне дороже жизни» Мирабель не знала об этом. Не знала о мечтах Бруно. И сейчас она воспринимает его планы касательной церемонии и колец как глупый пережиток. Восемь лет вместе. Сколько раз Бруно уже делал ей предложение? – Пожалуйста, – Джульетта зажмурилась, чувствуя, что Лучиано ушёл на второй план, – Всемилостивый Боже, хоть бы это их не поссорило!