Сросшиеся ветви

Джульетта наотрез отказалась отпускать часть мужского населения Каситы в гости с пустыми руками, так что пришлось подождать, пока целительница вручит Виджаю солонину, завёрнутую в промасленную бумагу. А ещё Мариано не сразу отошёл от сына, убедившись, что тот устроился на новом месте с достаточным комфортом. – Оставь его на Паоло, – неожиданно посоветовал Лучиано, – Мне кажется, они похожи. Бруно мимоходом вспомнил жену Лучиано. Сценки из детства, раньше не получилось. Тихая и изящная девочка, которая послушно учила гаммы на фортепиано, пока остальные дети как оголтелые носились по улицам. Она так редко показывалась снаружи, что предсказатель даже не помнил её имени. Чем покорил её отъявленный хулиган? Тем, что мог поколотить любого, назвавшего её странной? Что же за имя у неё было?.. – Курить охота, – громко пробурчал Виджай, чем отвлёк лучшего друга от размышлений о жизни. – Ты же бросил, – удивился Бруно. – Бросил, но, – индус огляделся, – Сейчас бы самокрутку. У вас же выращивают табак? – Ты это… – младший из тройни Мадригаль растерялся. Обычно желание курить знаменовало у Виджая какие-то особо сложные переживания, – Поговорить не хочешь? – Хочу курить, – брови индуса были нахмурены. Бруно осторожно сделал шаг в сторону: его лучший друг относился к тому типу людей, которые долго копят, а потом их прорывает, словно дамбу. – У меня не прибрано, так что заходите как есть, – разрешил хозяин дома, запуская гостей. Что-что, а если бы составителям толкового словаря понадобилось бы фото к термину «холостяцкая берлога», обиталище Лучиано подошло бы идеально. Если тут когда-то и был порядок, то ныне от него остались только стены с редкими репродукциями не слишком бросающихся в глаза картин. Мебели было минимум, и она причудливо кучковалась в необходимых хозяину местах, как и одежда. В доме стоял кисловатый запах пота и ждущей очереди купаться посуды. – Надеюсь, вы не против выпить со мной огненной водички, неженки, – взяв один из стульев за спинку, Лучиано небрежным движением скинул с неё орду нестиранных рубашек и комков пергамента – должно быть, неудачные чертежи изделий, – Один освободил, дальше сами управитесь. Я в погреб. Скоро вернусь. Троица гостей осталась ждать его в отупелом молчании. – Долли бы прибила меня за такое, – едва слышно просипел Мариано, – Этот дом… воплощение хаоса. И не скажешь, что кто-то тут живёт. – А мне казалась, что у меня в застенках был беспорядок, – ради интереса Бруно тронул торчащую из миски деревянную ложку. Та, недолго думая, потянула за собой и посудину. – Хозяин сказал, что делать, – по-прежнему хмурый Виджай освободил стул обозначенным ранее способом и сел, закинув ногу на колено, – Нам-то какая разница. Если ему комфортно, всё в порядке. – Верно говоришь, – Мариано всё же повременил садиться, – Как думаете, Адриан там не нервничает? А то, может, зря я ушёл. – Мне знакомы твои переживания, – улыбнулся Бруно, – В своё время я боялся оставлять Умбриту на Эдну, Ирен или Ви, пока однажды Мирабель не сказала, что это напоминает паранойю. Не подумайте, что она относится к ребёнку попустительски, просто, видимо, учёба заставила… не так сильно заморачиваться на сдувании пылинок. Это я к чему: у нас полон дом народу, за Адрианом есть, кому последить. Да и ему уже не пять. Столяр понимающе кивнул: – Хочу завтра сходить с ним за краской. Если Адриан захочет, конечно. Это не касается дара, только таланта. Вроде он хотел попробовать рисовать маслом. А снаружи... Есть лавки для художников? Бруно уже не первый раз почувствовал эту особенную, ни с чем не сравнимую интонацию сгорающих от интереса людей. Одно дело, когда Мирабель и он с дочерью приехали в гости с рассказами о мире за горами, и другое – проход. Раз – и ты в Картахене. Уже было понятно, что схема работает. Даже за столом нет-нет да раздавались перешёптывания: хотя Энканто был и оставался закрытой общиной, её жителям, при всей обеспеченности и автономности, всё же не хватало впечатлений. – Надо бы набросать список, – внезапно озвучил мысль Виджай. – Список? – не понял Мариано. – Того, что требуется купить в Картахене. У нас есть торговые центры и мелкие магазинчики. Конечно, – он задумчиво потёр шрам, – Придётся разменять деньги, но это ерунда. Феликс вроде тканями заинтересовался, а Иса… – он запнулся. – Когда Долли на меня сердится, – вкрадчиво начал Мариано, – Я играю для неё на типле. Тихонечко так, что-то медленное. Специально ноты растягиваю, пока она со смехом не просит прекратить. – Я могу только медленно готовить плов, – пожал плечами гость. – Странно, но звучит как-то эротично, – заметил Бруно. – Значит так, мятежные души, – Лучиано с залихватским видом грохнул на стол увесистую бутыль огненной воды, – Пока не выпьем – никуда не пойдёте. Усекли? – Ни дать ни взять угроза, – оценив ёмкость, едва ли не по слогам произнёс Мариано. Кузнец расхохотался: – Так и есть. Да вы даже не заметите, как выпьем. Это же не одному в тишине хлестать. Итак, – сгробастав с полки четыре рюмки и сдув с них пыль, Лучиано налил каждому пахнущий анисом напиток, – За встречу! В хозяине дома было очень сложно заподозрить хорошего собеседника, но после второй рюмки резкость кузнеца заметно сгладилась, и он с головой окунулся в явно благодушное настроение. Его мимика стала богаче: едва ли не с детским восторгом, полуоткрыв рот, Лучиано слушал о чудесах внешнего мира, периодически выдавая потрясённое «Шутишь!». В некоторые вещи он отказывался верить практически напрочь, и Бруно приходилось призывать Виджая в свидетели. Тот говорил мало и неохотно, однако выпивал едва ли мне больше всех. Чтобы не тревожить друга понапрасну, предсказатель ловко перевёл тему на год жизни у муиска. – То есть они, – Лучиано старался не утерять нить разговора, пережёвывая кусок солонины, – Верят, что в каждом камне, дереве и прочем живёт дух? – Именно так. Лес для муиска священен. Познакомившись с цивилизованным миром, я стал скучать по ним ещё больше. Всё же людям по ту сторону гор есть, чему у них поучиться. Например, о бережном отношении к природе и позитиву. Муиска не знают скуки и депрессии. Их даже мои гадания не коробили, они говорили, мол, раз положено, то что поделать. Я чувствовал… – младший из тройни Мадригаль поднял брови, – Странно, раньше я даже не думала об этом, но у муиска я впервые в жизни почувствовал себя на своём месте. И я… Скучаю по тем временам. Его приятели замолкли. Конечно, переезд в Картахену был необходим, но с каждым перемещением домоседы вроде Бруно оставляли в покинутом месте кусочек собственного сердца. – Да уж, муиска, конечно, молодцы, но и наша община не лыком шита, – наконец, сумел продолжить беседу Лучиано, – Это правда, что за горами много не умеющих работать руками мужчин? – Просто завались сколько. Бруно с удивлением покосился на друга. Глаза индуса метали молнии. Что его так растревожило? – А как же они живут? – чуя накал, сразу же подбросил дров Лучиано. – Они выезжают на своём обаянии и харизме. Редкостные мастера трепаться, – казалось, Виджай становился агрессивнее с каждым словом, – Могут наговорить что угодно, посулить золотые горы. И всё у них как по маслу, сами одеты с иголочки, причёска, под ногтями чисто, ладони такие мягкие, будто этих хлыщи с младенчества держали в руках только кредитку! – А ты что тоже, – прищурился кузнец, – Знавал такого человека? – Ещё как, – Виджай подлил себе огненной воды, – Эту миксину звали Сесил. Проклятый американец, змея змеёй, а глазки как у телёнка, просто сама невинность. И… –он тут же выпил стопку залпом, даже не поморщившись, – Он был хорош с собой. До того хорош, что аж задушить хотелось, чтобы он искал реинкарнацию подальше от меня и моей жизни, ублюдок! – Этот американец обидел тебя, точно говорю, – Лучиано выглядел как сытый кот, эта вспышка ярости его позабавила. Поняв, что расходуется понапрасну, Виджай поспешно нацепил на себя маску полной отрешённости: – Что было, то быльём поросло… У тебя есть ещё что-нибудь на закуску? *** Тем же временем в Касите воплощался в жизнь грандиозный план. – Дядя Камило, я нашла это для тебя, – постучавшаяся в дверь к лицедею Умбра протянула ему распечатку. – Ух ты, спасибо, золотце, – старший сын Пеппы с интересом повертел картинку в руках, – Я думал, единорог это просто… Хм, лошадка с рогом, а этот такой изящный, и глаза огромные. – Этот нравится мне больше всех, – немножко стушевавшись, призналась маленькая повелительница теней, – Его нарисовал Уэйн Барлоу. – Ах вот ты где, непоседа, – завидев дочь, зашла следом за ней Мирабель, – Кому-то пора спать. – Мими, можно я одолжу твою дочь буквально на десять минут? – едва ли не взмолился Камило. Обладательница тёмного удара приподняла одну бровь: – Что ты задумал? – Мы устраиваем сюрприз для тёти Ирен, – поделилась с матерью Умбра. Мирабель посмотрела на кузена. Тот сложил руки в молитвенном жесте. – Ладно, но потом сразу спать, – всё же пошла на попятный обладательница тёмного дара. – И без свидетелей, – не упустил случая поторговаться Камило. – Так уж и быть, твоя взяла. Убедившись, что Мирабель ушла, Камило улыбнулся девочке: – Теперь твоя часть плана, золотце. Ирен хотелось чего угодно, только не спать. Расписание дня большинства жителей Колумбии ввергало её если не в культурный, то в шок истинной «совы». Если снаружи такая жара, то почему бы не делать львиную долю дел ночью? Было бы гораздо удобнее. От мысли о том, можно ли было бы спасать хронических сов от утренней пробудки на законодательном уровне, Ирен отвлёк стук в дверь. Странно. Исабеле нет нужны стучаться в собственную комнату. Виджай, что ли? – Тётя Ирен, – в помещение заглянула Умбра, – У меня для тебя сюрприз. – Разве может быть сюрприз лучше, чем моя вкусняшка? – француженка загребла девочку на руки, делая вид, что собирается откусить кусочек от её плеча. Та залилась смехом: – Не надо! – Поздно, я уже всё решила, что это плечико слишком аппетитное. – Тётя Ирен!.. Пошли, это на улице. И не забудь ветровку, – героически вывернувшись, приосанилась маленькая повелительница теней. – Тебе спать-то не пора? – поинтересовалась француженка, покорно следуя за девочкой вниз. – Сюрприз устрою – и сразу спать. Я предупредила маму, она разрешила, – тут же последовал ответ. – Что ж, раз так, тогда порядок, – Ирен вышла на открытую веранду, – И что же я должна увидеть? – Сюрприз будет с минуты на минуту, – вышел из-за колонны Камило. Француженка скрестила руки на груди: – Как это низко: использовать ребёнка, чтобы выманить меня. – Нет-нет, всё совсем не так, просто мне нужно было подготовиться. – И к чему же? – Мне рассказали, что тебе нравится, ну и, – лицедей сделал два шага назад, – Готова, золотко? – Ага, – подождав, пока лицедей сядет на землю, Умбра коснулась его плеча, – Готова. – Отлично. На счёт «два». Раз… Два! Ирен не успела моргнуть, как загорелая кожа лицедея изменилась на белоснежную короткую шерсть, а его ноги и руки стали ногами животного, увенчанными тонкими копытами. Хвост с кисточкой, огромные выразительные глаза и слегка изогнутый рог… – Сюрприз, – протянула за двоюродного дядю Умбра, – Сегодня дядя Камило пообещал быть твоим личным единорогом. А я спать, не то мама хватится. Увидимся позже! – …ты сумасшедший, – найдя слова, Ирен подошла к обращённому человеку, разглядывая его со всех сторон, – Это поразительно. Ты знаешь? И это чистой воды безумие, и… Изящная шея согнулась. Камило подставил спину. – Нет, – француженка нервно потёрла висок, – Это странно, прямо странно на максималках, нет! Ты хотя бы ходить в этом виде можешь? Единорог обижено фыркнул, сделав для неё небольшой кружок на месте. – По живому режешь, – Ирен осторожно положила руку на основание гривы, – Погоди, я осторожно, не шевелись… Камило очень удивился, поняв, что практически не чувствует ездока на спине. Выходит, зря в детстве жалел лошадок, думая, что им сильно тяжело. – Готова поспорить, что ещё не одна живая душа не каталась на единороге в Колумбии, – усмехнулась со своего места Ирен, – Так что, съездим куда-то… Эй, не так резво, парень! Камило не терпелось испытать это тело. Каждое его превращение меняло физические характеристики, но люди, несмотря на разницу в поле, возрасте и телосложении всё же один вид. Здесь же иначе было всё. Звуки, запахи, другое зрение, даже то, как трава щекочет щиколотки. Шаг. Рысь. – Может, разгонимся? – зажав бока животного коленями, шепнула в изогнутое ухо Ирен. Притоптнув, радостный от того, что их желания совпали, Камило припустил в сторону реки, а увенчанный кисточкой хвост развевался позади словно знамя. Они затормозили только у реки. – Остынь, завтра всё болеть будет, дуралей, – Ирен из последних сил сдерживала смех, спешиваясь, – Гляньте на него, ещё немного – и скачки выиграет. Ноздри раздувает. Жарко? Единорог всхрапнул, снова цокая копытцами. – Давай пройдёмся до границы, – предложила Ирен, потянув его за прядь гривы. Камило повиновался. – Я, конечно, знала, что ты упрямый, но чтобы настолько… – француженка усмехнулась, глядя, как лунный свет играет на белоснежной шерсти, создавая голубоватые и зеленоватые блики на играющих под шкурой мышцах, – И чего тебе неймётся? Есть же всякие посиделки за столиком со свечами – но нет, ты сама креативность. К ней повернулись невероятные глаза мифического животного. Они остались такими же, как у оригинала – переливчатые, то ли карими, то ли оливковыми. – Я так полагаю, ответить тебе нечего, – Ирен похлопала его по плечу, – Спорю на что угодно: ты совершенно не обдумал, что делаешь и каково тебе будет. Взял – и стал рогатой лошадью. Кто же так делает? Единорог попрядал ушами. – Ну да. Никто. Кроме тебя. Они остановились у самой границы лиан. Единственной хозяйкой судьбы здесь была река, которая беспрепятственно текла наружу. – Там, за горами, полно красивых девушек. Гораздо лучше меня... И много, на любой вкус, – начала Ирен, указывая ладонью по направлению Картахены, – А у тебя ветер в голове, или ты веришь в судьбу, или ещё что-нибудь, но ты не хочешь выбирать. Сам лишаешь себя выбора. Услышав это, Камило упрямо принялся взрывать копытами землю. – Ты не знаешь, кто я и что я, – покачала головой француженка, – Неужели тебе плевать? Единорог смотрел на неё не моргая, и Ирен на секунду засмотрелась на своё отражение в этих огромных глазах. Что все они видят? Бедную девочку? Не набушевавшегося подростка? Раздолбая-взрослого? Просто милую мордашку? – Прости, – поняв, что расстроила своего спутника, Ирен легонько погладила его по переносице, – Откуда мне знать, что ты чувствуешь, да ещё если я не даю тебе объясниться. Давай просто… Пройдёмся обратно, хорошо? Единорог остановился, указывая носом на Энканто. – Хочешь показать город? – догадалась француженка, – Что ж, посреди ночи я у вас ещё не ходила. Только давай потише, всё же не дело пугать горожан единорогом... Не щурься, дурень, это не смешно! Хотя... Чёрт возьми, очень смешно! Сомнения снова изволили выпустить её из своих когтей. Как бы Ирен не отмахивалась, ей было здорово в компании Камило. Даже если и решила не поддаваться на его ухаживания, это не значит, что совсем нельзя повеселиться вместе. *** Отторгнутым сомнениям не пришлось кочевать далеко: Иса уже устала ждать возвращения компании мужчин. Повелительница растений сидела в беседке, от нечего делать выращивая то одно, то другое. Пол усеяли многочисленные лепестки, а покой так и не наступил. – …герой нашёлся! Думаешь, во внешнем мире легко живётся?! – долетел до её слуха голос Бруно. Судя по громкости и негодованию, у руля было пьяное альтер эго. – А что вам там не живётся?! – устало, но всё ещё пытался переспорить его Лучиано. Должнл быть, он провожал их до дома. – Вы, оба, ну всё… Голова болит, – реплика принадлежала Мариано, у которого так и не сложились хорошие отношения с алкоголем. – А ты попробуй отвести ребёнка от кассы, когда продавцы кладут все вкусняшки в зону её доступа! – торжествующе выдал аргумент Бруно. Не удержавшись, Исабела улыбнулась. – Всё, брейк, поспорите потом, вы орёте, как два слона в муст. Спать пора, – голос Виджая заставил Ису вздрогнуть. – Ладно, – со скрипом, но всё же согласился Лучиано, – Хорошо посидели. Как-нибудь повторим. А пока Мариано доволоките, не то он заснёт прямо на лужайке перед домом. Компания принялась прощаться, и Иса, уже было решившаяся выходить, с удивлением услышала мягкие шлепки сандалий в сторону беседки. Должно быть, дядя Бруно предупредил. Повелительница растений выглянула наружу. Индус становился у самой беседки: – Привет. – Привет, Ви. – Я могу зайти? Исабела тут же посторонилась, и гость, зайдя внутрь, сел на пол, откинув голову на скамейку. Недолго думая, Иса скопировала его позу: – Надо же. А так удобно. И звёзды видно из окон. Виджай кивнул. Он смотрел куда-то перед собой. Молчание затягивалось. – Её звали Пилар, – наконец, начал говорить индус, – И это она научила меня йоге. Повелительница растений замерла, как попавший в капкан зверёк, думающий, что ему теперь делать. Рядом теперь только недоеденная приманка. Остаётся только съесть. – Какой… она была? – преодолев себя, спросила Иса. – Хохотушка. Маленькая такая, вечно на позитиве, носится туда-сюда и море энтузиазма. Никогда не сдавалась, несмотря ни на что, – Виджай еле заметно улыбнулся, – Мне было двадцать четыре, ей двадцать один, и она была твёрдо уверена, что городу нужна студия йоги. Это она познакомилась со мной, узнав, что я индус. Ей было жутко интересно узнать о нашей культуре, истории, традициях. Я… Был очарован. Впервые за долгое время я представлял ценность в чьих-то глазах. Не просто довесок в экономике, жалкие мигрант, а некто из другого мира за океаном. Пилар выволокла меня выпить кофе и болтала без умолку о своём проекте. Она как раз сняла зал и работала над дизайном: узоры, изображения богов, музыка, даже пресловутые аромапалочки, чтоб их. Ей было интересно всё. Просто. Всё. Я начал рассказывать. Но этого было мало, ей…– он взглянул на свои руки, – Она была из тех людей, которые не насыщаются никогда, которые жаждут новых знаний, и, чтобы быть интересным Пилар, я стал проводить всё в свободное время в библиотеке, изучая свою же страну. Благо, всемилостивый Кришна не обделил меня по части памяти. И я радовал её. Раз за разом. Моя визави была в восторге, студия открылась, я вызвался ей помогать. Эта девушка приходила в восторг, когда я говорил на хинди, напуская на себя вид эдакого гуру, объехавшего Индию вдоль и поперёк. Исабела с удивлением наблюдала за тем, как её собеседник погружается в прошлое, жестикулируя и даже улыбаясь. Виджай любил ту девушку, в этом не было никаких сомнений, и от этого в груди ворочалось какое-то прежде не испытанное чувство, похожее на отупелую боль. – Всё было хорошо, пока не появился Сесил. Чёртов лощёный американец, – скорняк растёр лицо, будто пытаясь отмыться от этого образа, – Его приезд стал началом конца, поскольку… – Виджай вздохнул, – Этот красавчик оказался рассказчиком почаще меня. А ещё у него были деньги. Много денег. Сесил уговаривал Пилар не тухнуть в провинции, ехать с ним в столицу, дескать, ему нужны талантливые кадры. Мне это казалось сомнительным, но Пилар уже не желала меня слушать. Снова увлёкшись, она была готова бросить всё и отправиться в новое приключение. Однажды я пришёл в студию, чтобы застать лишь голые стены и записку. Довольно банальную, написанную в спешке. Что-то там про судьбу и про то, что каждый ищет своё счастье. Больше мы с ней не виделись, а йога, – он изобразил руками замысловатый пасс, – Осталась. Исабела открыла рот, но не смогла выжать из себя ни звука. – Теперь ты всё знаешь. Ты ведь за этим меня ждала? Девушка кивнула. Ей безумно хотелось услышать, что та история в прошлом, что-нибудь из милых банальностей вроде «ошибки молодости», но было заметно, что старая рана всё ещё причиняет боль. А теперь больно было уже двоим. Исабела даже не знала, что испытывает: казалось, по её рёбрам проходятся крупнозернистой наждачкой, проскребаясь к сердцу: тошнотворно, медленно и ужасно бестолково. Она встала, поправив платье: – Пора спать. День был длинный. – Иса, – только теперь выйдя из ступора воспоминаний, индус понял, что произошло. – Ничего, – она сжала руки в кулак, заводя их за спину, – Я понимаю, просто... Просто мне нужно всё обдумать. Раньше, чем Виджай смог что-то ответить, девушка быстрым шагом вышла прочь, оставив после себя горьковатый запах неведомых цветов.