Сросшиеся ветви

Вся степень коварства Ирен стала заметна только после того, как к речке вышла невероятно смущённая Алита, для порядка накинувшая на парео ещё и платок. – Замёрзла, что ли? – оторвавшись от катания младших Мадригалей на поднимаемых Камило волнах, поинтересовалась Ирен. – Это… Ужасно! – выпалила местная красавица, – Низко и подло! – Первый раз слышу подобные синонимы к бикини, – нисколько не растерялась француженка, – Давай, расчехляйся. Быстрее зайдёшь в воду – быстрее закончится позор. – Иди к нам, здесь нет камушков, – сжалилась над девушкой Джульетта, – О... А тебе идёт. – Вообще нет! – было видно, что Алите достался один из купальников Ирен, не уступавший микроскопичности тому, что был на француженке. – Пришла-таки, – Лучиано обернулся на пищащую от смущения девушку. – Так о чём я? – не заметив, что тот отвлёкся, Бруно едва не продолжил рассказ о благах цивилизации, – Ещё есть автомобили, работающие на электричестве... Эй? Ты меня вообще слушаешь? Лучиано?.. – Кхм… – насилу отведя глаза, кузнец непринуждённо потёр шею, – И что там автомобили? Предсказатель расплылся в коварной улыбке: – Да кто-то у нас ценитель прекрасного. – Чего? – Да ладно. Еле оторвался от этой бунтарки в купальнике. А ещё меня журил, мол, седина в бороду – бес в ребро. – Приятель, – тяжёлая, словно кувалда рука приземлилась на плечо Бруно, заставив того замереть на месте, – Мне ещё не приходилось видеть человека, так сильно торопящегося на тот свет. – Кто? Я? Я бы ещё повременил, спасибо. – Тогда не надо меня сватать, – с непринуждённым видом хлопнул его по лопатке Лучиано, – Мы договорились? – Договорились. Любуйся молча, если хочешь. Кузнец хмыкнул, снова глядя в сторону, откуда доносились смущённые всхлипы Алиты. Слабачка, да кто же так неумело выделывается-то? Но купальник действительно хорош, и правда красавица. Сам-то чего застыл? Пришёл плавать – надо плавать. – Эй, Паоло, погнали со мной до противоположного берега? Наперегонки. Сын ненадолго оторвался от закалывания волос Руфы: – Не, благодарю, не хочу ненароком утопнуть в твоих волнах. – Действительно, зачем рисковать, – чуток размявшись, кузнец шустро преодолел нужное расстояние, и, отряхнув воду с волос, улёгся на нагретом солнцем противоположном берегу, закрывая глаза. Без одышки, ещё в форме. Замечательно. Лучиано успел было задремать, как из объятий сна его вырвал плеск. – А ты что тут забыла? – приложив к бровям козырёк ладони, Лучиано с удивлением взирал на то, как к нему выходит Алита. – Они издеваются. Говорят, мне идёт купальник, и, мол, я уже не такая… – она засопела носом, напомнив обиженного ребёнка. – Какая? Дерзкая? – Да, – девушка села неподалёку, поджав колени к груди. – Ты определенно на пути к истинной дерзости, но ещё есть, куда расти, – неумело поддержал её Лучиано, снова ложась и подставляя солнцу нос. – Кто бы говорил, сеньор «напишу оскорбление на стене». Будь Лучиано помоложе, наверное, взлетел бы с места. Но ему уже было не шестнадцать: – Это ты меня сейчас вздумала подначивать? – А хоть бы и так, – карие глаза боевито сощурились. – Не играй с огнём, девочка. – Где это ты видишь огонь? Только угли и есть. – Ха-ха. Сама развизжалась, когда чужеземка на место поставила. Видать, если я угли, то ты вообще одна из порций мороженого Джульетты. – Мороженое? – недоумённо переспросила девушка. – А, ты опоздала, точно. Мариано соорудил такой ящик со сферами Руфиты, точнее, с теми, что они делают вместе с Умбой, и вот мороженое это такая штука из фруктов и жирных сливок. – Ух ты, – красиво очерченные густые бровки взметнулись вверх, – Надо бы рецепт попросить. – Без холодильника это пустая затея. – Ну, может… – она призадумалась, – Можно будет украсить пирог. При слове «пирог» желудок Лучиано издал песнь голода на низких частотах, нисколько не считаясь с волей владельца. – Неужто сеньор холостяк не умеет толком готовить? – дослушав печальную арию до конца, не удержалась от комментария Алита. – Уж арепу-то я себе всегда сделаю, – пробурчал кузнец, отворачиваясь. Надо сказать, еда была одной из причин для того, чтобы навещать Мадригалей. – Хочешь обмен? Мой фирменный пирог за эту охлаждающую коробку, – Алита упёрла руку в прибрежный песок, и по её плечу сбежала искрящаяся капелька воды. – Вот уж нет уж, – проигнорировав заскрёбшиеся мысли об одиноких вечерах, Лучиано скрестил руки на груди, хмыкая, – За такую, как ты говоришь, коробку, не грех кормить меня пирогами неделю. – Ха, такая роскошь будет только для того, за кого я выйду замуж. – Да не вопрос, давай поженимся, а через неделю разведёмся, Бруно сказал, во внешнем мире это в порядке вещей. Алита замерла на пару мгновений, а затем над водой вспорхнул её звонкий смех, да так, что играющие в воде Мадригали повернули головы в их сторону. – Вы только гляньте, какой романтик, – не удержался Бруно, но быстро нырнул, увидев, что Лучиано зашарил по окрестностям в поисках палки: – Я тебя сейчас как в молодости отлуплю, волшебный кобель! Смех Алиты постепенно сошёл на кокетливое хихиканье, и она по-царски разлеглась на берегу: – А ты не промах. – Мне по душе твоя дерзость, – чуть подумав, Лучиано тоже откинулся на спину, незаметно скашивая взгляд на девушку, – Подучил бы, но это семейная традиция, сама понимаешь. – Так женись на мне, а как научусь, разведёмся, – отплатив ему той же монетой, Алита довольно потянулась. Идея сходить на речку и попробовать что-то новое перестало казаться бредом, и в душе бунтарки наступил покой, тёплый, как сентябрьское солнце Колумбии. *** А вот у Долорес с покоем явно было туго. Она любила семейные посиделки, но в этот раз Мадригали разошлись не на шутку: Мирабель предложила сыграть в пляжный волейбол, и семейство с шумом носилось по мелководью, поднимая фонтаны брызг: не самый приятный фон для обладательницы острого слуха. – Точно всё в порядке? – в перерыве между играми к ней на берег пришёл Мариано. Уже вечерело, так что муж накинул ей на плечи свой жилет. – Да, спасибо. Обожаю наблюдать за всеми вами, – Долорес ласково прищурилась, прижимаясь щекой к протянутой ладони, – И за Адрианом, разумеется. – Творит и вытворяет? – столяр перевёл взгляд на подростка, который расположился на пригорке, и, сидя по-турецки, ожесточённо покрывал бумагу ведомыми только ему рисунками. – О, да. Не прерывай его, пусть развеется, – попросила обладательница острого слуха. – Побыть с тобой? – Не, всё хорошо, иди, поиграй ещё, а то не выйдет обыграть команду дяди Бруно, – широко улыбнулась ему дочь Пеппы. Снова оставшись одна, Долорес взглянула на громаду гор. Скоро наступит ночь, и она будет слушать шорохи тысяч и тысяч обитателей джунглей, стоя у окна с чашкой травяного чая. Возможно, они с Мариано сегодня снова попробуют зачать ребёнка, а после этого особо не спится. Некоторое время она будет внимать дремлющему городку, а затем острый слух унесёт её в дебри, проходимые разве что для богов и чудовищ. – Тётя Долли, я к тебе. Мне водичка в нос попала. – Ой, конечно, располагайся, милая, – Долорес похлопала по земле возле себя, приглашая Умбру сесть. Волнистые волосы девочки закудрявились от воды, напомнив дочери Пеппы древесную стружку, – Дать тебе полотенчико? – Не, ещё тепло. А что ты делаешь? – Отдыхаю и наблюдаю за семьёй. – Как страж? – Да, вполне может быть. Девочка задумчиво поболтала ногами: – Как думаешь, Уго проснулся? – Наверное, ему понадобится ещё пара часиков. Не волнуйся, проснётся. – Я не хотела этого, оно само получилось, – пожаловалась Умбра, – Мне понравилось готовить с бабушкой Джу, и я не заметила, как... Не заметила. – Не будь так строга к себе, ты ведь ещё маленькая, – Долорес погладила девочку по щеке, замечая, что при определённом освещении Умбра очень подходит лицом на маленькую Мирабель, – А знаешь, что мы сделаем? – Что? – удивилась девочка, подавшись к ней. – Мы попробуем сочетание моего и твоего даров. Спокойно, без суеты и спешки. Что скажешь? Умбра нахмурилась, опуская глаза на собственные коленки. Видимо, неудачное сочетание предыдущего опыта, как хорошего, так и не очень, развернуло в ней нешуточную борьбу. – У меня не столь значительный дар, как у остальных. Всего-то слух, – мягко принялась увещевать её Долорес, – И ничего более. – Не говори так, тётя Долли, у тебя волшебные ушки! – Ладно, пусть так. Я готова доверить их тебе. Двуцветные глаза наполнились сиянием, и дочь Пеппы поняла, что сказала нужные слова в нужный момент. – Хорошо, можно попробовать, – Умбра развернулась к ней, садясь на коленки, и протягивая тёте руки ладошками вверх. Когда Долорес вложила в них свои, произошло две вещи: дочь Пеппы впервые увидела, как чёрный глаз маленькой повелительницы теней замирает в орбите, и буквально в эту же секунду уши обладательницы острого слуха заложило, будто их заткнули ватой. Это было настолько непривычно, что Долорес дёрнулась и резко выдохнула, а её слух, более не стеснённый чашей гор Энканто, вдруг обрёл крылья и метнулся выше. Гораздо выше. Дочь Пеппы услыхала песни ветра над вершинами окружавших общину скал. Испарявшаяся от перепада температур вода слипалась в облака с едва слышным звуком лопающихся пузырьков. Не улёгшиеся спать птицы бились за уютные места для ночлега, расчёсывая воздух своими крылышками. – Какая красота, – одними губами произнесла обладательница острого слуха, словно боясь нарушить тишину в пределах Энканто. Долорес знала, что мир большой, но сейчас, должно быть, впервые на себе почувствовала, насколько он велик. В глупом ребяческом порыве ей остро захотелось забраться на эти подёрнутые синевой вершины и слушать, слушать, слушать – ещё выше и дальше. Умбра перехватила её взгляд, и, поняв, что всё хорошо, улыбнулась. Долорес прикрыла глаза, наслаждаясь моментом. Неизвестно, сколько времени прошло, но полную гармонии композицию внезапно прервали хлопки, не похожие на те, что обычные издают живые существа. И они приближались, становясь всё громче. Что-то неведомое. Разжав руки, обладательница острого слуха вскочила и с непривычки пошатнулась: звуки старого доброго Энканто обрушились на неё словно орала соскучившихся друзей. – Тётя Долли, что случилось? – успела испугаться Умбра. – Что-то летит, слушай, – указав в нужном направлении, Долорес приложила к уху ладонь. – Вы чего тут? – на берег вышла Мирабель, но, заметив, что кузина прислушивается, согласно замолкла. Наконец, таинственные хлопки донеслись и до ушей простых смертных, когда на подёрнутом цветами заката горизонте обозначилась чёрная точка. – Ты не говорил, что машины ещё и летают, – присмотревшись, удивлённо свистнул Лучиано. Со стороны Ирен донеслись витиеватые ругательства на французском. – Что случилось? Что это? – тронул её за плечи Камило. – Это? Сущая ерунда, всего лишь мой отец на вертолёте, – хлопнула себя полу во француженка, издавая полное несогласия неразборчивое мычание, пока изящная летающая техника, оглушительно трепещущая лопастями, начала приземляться на свободную площадку в каких-то двадцати метрах от семьи Мадригаль. Заслышав доселе неизвестный звук, со стороны Энканто донёс яростный лай собак, и Мирабель, наслышанной о родителе лучшей подруги, было сложно не согласиться с их первым впечатлением. Мотор заглох, дверь кабины открылась, и два затихающих оборота пропеллера слегка взвихрили идеальную укладку русого мужчины, и без того пострадавшую от мягких лётных наушников. Из-под очков в роговой оправе на волшебное семейство уставились холодные тёмно-серые глаза. Это был Эжен Жаккар собственной персоной.