И как только Хакон стал сентиментальным?

      Тревога. Сердце бьется слишком часто.       Страх. По телу проходит дрожь.       Неуверенность. Ноги с трудом направляют вперед.       Воспоминания. Они заставляют терять себя.       Хакону очень тяжело сосредоточиться. Чем ближе они подходят к телебашне, тем ближе кажется конец. Он идет по той же самой дороге, по которой шел на прошлой операции, еще с ночными бегунами. И он переживает абсолютно все то же самое, но о своих чувствах молчит. Выскажись он хотя бы о половине из них, и даже боевой дух Роу быстро улетучится, а этого допускать нельзя, так как на кону все.       Повернув голову к идущему рядом пилигриму, Хакон почувствовал, как в душе проскочил холодок. Он может потерять этого человека там ровно так же, как потерял своих товарищей-бегунов, и тогда жизнь круто изменится, но в худшую сторону.       Появлялась ли у Хакона мысль сбежать? Конечно. Зацеплялся ли его мозг за эту мысль? Нет, нисколько. Мужчина приказал себе постоянно оставаться рядом с Эйденом, чтобы обезопасить, если вдруг будет опасно, потому что знает, что Эйден справится с заданием. Именно это и вело Хакона вперед — стоит пожертвовать всем, лишь бы Колдуэлл попал на самый верх телебашни.       Дошли. Везде тихо. Ночное небо только добавляет интриги и волнения, а суховатый, но прохладный ветер таит в себе еще больше страха. Но Роу на все это плевать — он идет первым, заходит внутрь и дает знак, что следует зайти и остальным.       Отряд лейтенанта двинулся вперед, за ним пошли Айтор и Эйден, а Хакон стоял у самого порога. Так некстати — но у него затряслось все тело. Ему тяжело пройти дальше, тяжело сделать вообще хоть какой-то шаг. Страх сковывает его. Может, ему лучше не идти? Что он один изменит? Ведь и в тот день он бы тоже ничего не сделал — только сдох бы с остальными ночными бегунами, и все.       Однако сейчас все-таки все по-другому, все иначе. Потому что Эйден подошел к нему, сожалеюще состроил свое красивое лицо и протянул свою руку, словно бы хотел затащить напарника внутрь. Тот беспрекословно вошел в здание и тут же почувствовал еще более угнетающую тревогу. — Здесь чисто, сэр! — выкрикнул солдат, который, видимо, был на разведке. — Отлично, идемте к лифту, — скомандовал Роу и с вопросом посмотрел на Айтора, рассматривающего первый этаж с помощью фонарика. — Да, лифт должен быть у западной стены, — показав рукой в нужную сторону, произнес Айтор, наблюдающий за непонятными силуэтами на потолке. — Черт… Там банши… Нужно быстрее идти к лифту.       Хакон убедил себя в том, что эта телебашня — это просто место, где много зомби. Все. Никаких воспоминаний. Никакой лишней паники. Нужно просто идти.       Эйден заметил, как резко изменился в лице Хакон. Если еще минуту назад на нем был страх, то теперь — нахмуренные брови, свидетельствующие о серьезных намерениях и уверенности.       Лифт работал. Двигался он очень медленно, и постоянно казалось, что вот-вот остановится или просто развалится. Однако ж, нет: он продолжал ход. Айтор со своим суровым видом объяснял, как и что нужно делать, если сейчас они не доедут до самого верхнего этажа. Конечно же, у этого человека всегда приготовлено много разных вариантов одного плана, и это внушало доверие к этому командиру. Но внезапный стук по дверям нарушил спокойную обстановку. Лифт продолжал двигаться, хоть и теперь ужасно скрипел. — Наверно, зараженный хорошенько нас толкнул, и лифт сошел с той прямой траектории, по которой двигался, — снова нахмурился Айтор, подойдя к дверям лифта поближе. — Вмятина… Нас здесь могут потрепать. В лифте опасно. На шум сбегутся зараженные, да и на трос я теперь не слишком надеюсь. Надо выходить.       К общему сожалению, Айтор был прав. Все везде шумело, и это, действительно, может привести к нехорошим последствиям, поэтому Роу нажал локтем на кнопку, и лифт загудел, а потом остановился. — Эйден, — подозвал Хакон, подойдя к дверям вплотную и взявшись за их края.       Колдуэлл пришел на помощь, и они вдвоем раздвинули шумные двери, после чего показалась стена, и лишь над нею был проход на этаж. Всем участникам операции пришлось с трудом вылезать из лифта, но, когда они оказались на этаже, все было тихо. — Пятьдесят третий этаж, — прочитал на стене Айтор, не включая фонарик и говоря очень тихо. — Осталось чуть меньше тридцати…       Хакон занервничал. Сейчас он стоит на пятьдесят третьем этаже телебашни, где наверняка еще больше зараженных, чем на нижних этажах. Но пока что тихо. И эта тишина тоже пугала. — Лестница должна быть в северном крыле, — объявил Айтор, вырисовывая в голове план этого здания. — Надо рискнуть и перебежать туда как можно скорее.       Отряд ринулся в нужную сторону быстро и бесшумно, и лишь броня и снаряжение нарушали безмолвие. — Эйден, сможешь сбросить лестницу? — негромко спросил Роу, указав рукой на стену, через которую был, видимо, срез. Там была выдвижная лестница, а под ней все завалено камнями.       Используя все свои навыки паркура, Эйден забрался наверх и осторожно осмотрелся, стараясь развидеть, нет ли опасности. Громко сбросив лестницу, пилигрим прошел подальше и заметил уже основную лестницу с большими ступенями. До сих пор тишина.       Спешно двигаясь наверх, команда достигла спокойно лишь шестьдесят четвертого этажа, а после остановилась, услышав ужасающий крик рядом. Многие запаниковали, но не показывали виду. — Что это было? — с опаской прошептал Эйден, насторожившись до предела. — Нас кто-то заметил? — Похоже на то, — вздохнул Айтор и вынул оружие. — Лучше приготовьтесь. Мы не знаем, кто нас там ждет. — Нет, знаем, — подавляя в себе страх, твердо, но так же тихо сказал Хакон, все еще держа в памяти тот крик. Он уже слышал его. Он его, действительно, знал. — Это ревенант, сука…       Колдуэлла охватило серьезное напряжение, и каждый здесь стал еще в разы внимательнее. Ведь все понимали, что ревенант — это, правда, пиздец.       Как только они добрались до следующего этажа, везде зазвучали крики и вопли монстров, как в кошмарах. Хакон с ужасом вспомнил, что те же самые крики были и в тот самый день, но теперь он внутри, а не снаружи. — Нужно бежать вразнобой! — скомандовал Айтор, когда рядом послышалась, а потом и показалась беготня отвратительных тварей. — Так им будет сложнее нас поймать! Ищите пути наверх!       Эйден мгновенно ринулся через толпу зараженных, двигаясь к уступу, что приведет его на другую, витую лестницу. Не зря говорят, что в панике мозг человека быстрее соображает: пилигрим, действительно, очень скоро находил правильные варианты своего дальнейшего передвижения. Сам не понимая, как именно, но он оказался уже в другом крыле. Какой этаж — он не видел, но со всех сторон все еще слышались и шум, и рев.       Внезапно его свалили на пол, и он почувствовал режущую боль в руке. Быстро поднявшись, он увидел перед собой прыгуна, но потом немного расслабился, когда этому прыгуну отрубил голову Хакон, оказавшийся рядом в самый нужный момент. — Он ранил тебя? — спросил подуставший ночной бегун, сделав глубокий вздох. Эйден махнул рукой, словно рана — это пустяк. — За тобой хер угонишься…       В голосе старшего прозвучала усмешка, и пилигрим расслабился еще больше.       Вместе они продвинулись дальше, расчищая путь от разных зомби. Они не знали, сколько времени им пришлось здесь быть, но по ощущениям они прошли только пару этажей. Мужчины старались действовать осторожно, не основываясь на эмоциях, которые бушевали внутри. Если у Хакона все еще главным чувством было чувство опасности, то у Эйдена бурлил адреналин, и старший это видел и боялся, что тот совершит ошибку. Но пилигрим сохранял контроль. — Эйден… — прозвучало по рации, и Эйден остановился в безопасном углу. С ним связался Роу. — Айтор не отвечает… Ты должен найти меня и забрать передатчик… Я на шестьдесят девятом.       Колдуэлл сразу рванул на нужный этаж, Хакон двигался рядом, запоминая местность и чувствуя себя неважно. Ему жутко находиться в телебашне. Воспоминания постоянно ударяют в голову.       Роу лежал на полу шестьдесят девятого этажа и с трудом дышал, все еще держа около лица рацию. Рядом находилось три тела погибших солдат. Хакон мгновенно ощутил, что кошмар прошлого вернулся. — Вот… — на выдохе сказал Роу, протягивая руку с передатчиком, и Эйден опустился к нему, забирая устройство. — Рад, что вы живы… Вы должны пробраться наверх, что бы вас там ни поджидало… Люди нуждаются в связи… — Он прошипел от боли, с трудом положив руку на жетон, пришитый к военной форме. — Когда сеть будет подключена, расскажи всему Вилледору о подвиге моих солдат… Они заслужили… — Сам все расскажешь, — с горечью и отчаянием произнес Колдуэлл, чувствуя ту же тоску, что и Хакон. — Да, я бы хотел рассказывать всем о сегодняшнем дне… Всем бы все рассказал… Все бы знали… — Роу прокашлялся, умирая. — Но, видимо, не удалось… Да и хер с такой жизнью. Главное, чтобы нас помнили. Прямо как ночных бегунов… — Он прикрыл глаза, приготавливая самого себя к темноте. — Хотел бы я услышать песни о нашем подвиге… — Он глубоко вздохнул, понимая, что сдохнет там, где не хотелось умирать совершенно. — Я бы их сам сочинил и спел бы, да только… пою я ужасно… — Он с трудом вздохнул снова, а Эйден положил руку ему на рану, чтобы зажать ее. Вдруг, поможет… — Уходите, парни. Вы должны довести дело до конца…       Роу умер. Он говорил, что у них все получится. А теперь его нет. Блядь…       Эйден с тяжестью поплелся наверх, Хакону в два раза больнее: он не в первый раз теряет напарников в этой чертовой телебашне…       Спустя неизвестное количество времени, Эйден с Хаконом были уже почти наверху. Их уже заметно ободрали когти зараженных, но они продолжали идти. Странное, сдавливающее и ужасающее чувство от смерти Роу немного утихло, но только благодаря тому, что везде кипит смерть. Тут повсюду смерть. — Вы живы? Эй? — по рации слышался знакомый голос, и Эйден облегченно вздохнул. Ему стало, действительно, легче, когда он понял, что они с Хаконом остались здесь не одни. — Айтор? Да, все нормально, мы почти на месте. — Поверить не могу… У нас получается… — говорил Айтор, устало дыша. Рация немного искривляла его голос, но он все равно казался очень твердым, как раньше. — Я остался здесь с парой солдат, держим главный проход на верхние этажи. Поднимайтесь с Роу как можно скорее, мы не сможем удерживать позиции вечно… — Роу погиб, — начав ход вместе с Хаконом, с сожалением ответил Эйден. — И остальные тоже. Мне жаль… Роу отдал мне передатчик, мы уже в пути. — Мы обязаны выстоять, — сурово, но обреченно сообщил Айтор, продолжительно вздохнув. Рядом начали слышаться звуки битвы. — Смерть Роу и его людей не должны быть напрасными. Идите скорее. — Так точно, лейтенант… — сказал Эйден и спрятал рацию на поясе.       Дух постепенно падает, надежда медленно иссякает… Чем дальше продвигаются Хакон и Эйден, тем меньше, как кажется, шансов на выживание. Но их что-то гнало, что-то нематериальное, что-то неизвестное, но такое сильное, что этому чему-то невозможно было сопротивляться.       Когда они добежали до главного прохода, Айтора не было, никого не было, в рации тишина. Они погибли? — Может быть, надо вернуться, пока не поздно? — прошипел от боли Хакон, держась рукой за свое раненое бедро. Ладонь оказалась в крови. — Нет… — покачал головой Эйден, цепляясь руками за выступы, чтобы залезть на нужный уровень этажа. Все тело болело от ран, полученных при побеге от монстров. — Мы должны дойти…       Они дошли, зашли за дверь. Везде… Везде зараженные… Никого из живых.       Напарники рванули наверх, залезая везде, где только было можно. Страх все еще двигал ими, а адреналин (уже у обоих) гнал вперед.       Неизвестно как, но они оказались в комнате, которая отделяла их от прохода на крышу. Ту дверь, через которую они прошли сюда, мужчины закрыли, а та, что должна стать путевкой на самый верх, была заперта. Неподалеку слышались крики зараженных. Прежнее беспокойство не исчезало ни на секунду. Пока Эйден в спешке собирал все нужное, чтобы сделать отмычку, Хакон старался привести свои мысли в порядок. Ему было нехорошо, ему было, откровенно говоря, тяжело. — Ебучая дверь! — громко и нервно закричал Колдуэлл, хорошенько стукнув по железной двери и принявшись бить ее и дальше. Он потерял самообладание, когда сломалась отмычка.       Хакон глубоко вздохнул, посмотрев назад, на другую дверь, которая преграждала (впрочем, неизвестно, насколько хорошо она это будет делать) дорогу зараженным, что вот-вот появятся у ее порога. Сердце у бывшего ночного бегуна на мгновение сжалось, потом чаще забилось, а после — приняло спокойный темп. Почему? Потому что Хакон решился… — Эйден, соберись с мыслями, ладно? — нежно, но тревожно попросил он, уже встав рядом с той дверью, на которую тогда смотрел. Пилигрим часто дышал, уткнувшись лбом в дверь, что вела на крышу. — Сделай еще одну отмычку и открой ею дверь, иди наверх и сделай все, что будет нужно. — Колдуэлл непонимающе нахмурился, чувствуя что-то неприятное внутри себя. — Удачи, малыш. — Ч-что..? — «малыш» повернул голову. — Хакон! — он громко крикнул, когда Хакон быстро открыл заднюю дверь, и рванул к нему, но старший хлопнул дверью прямо перед его носом, закрывая снаружи. Не понимая собственных эмоций, Эйден принялся бить руками по двери. — Нет, Хакон! Вернись, блядь, сюда!       Молчание… Ебаное молчание, мать вашу… Хакон все-таки не сбежал, как в тот раз, с ночными бегунами. Он пошел на огромный риск. Он пошел на смерть…       Эйден в панике побежал делать отмычку, уже ощущая, как же, сука, стало на душе больно, а после постарался открыть ту дверь, в которую вошел Хакон. Пилигрим взломал замок, но дверь оказалась заперта всяческими ставнями снаружи. Хакон все предусмотрел.       Колдуэлл рванул к другой двери, что вела на крышу, взломал уже и ее, даже не обращая внимание на то, как легко у него это получилось, будучи в плену у страха, и устремился наверх, чтобы оттуда как-нибудь забраться на этаж, где остался Хакон. Он хочет его спасти. Он боится за него.       Пробравшись на крышу, Эйден понимает, что пути к Хакону нет… Мужчина в отчаянии, ему тяжело, ему непривычно чувствовать, что хочется плакать от моральных страданий. Он один, а остальные — мертвы. Все, блядь, мертвы.       Все-таки Хакон был прав: никто, кроме Эйдена, действительно, не выжил…       Однако мысль о том, что Хакон все-таки сбежал, что предал, что бросил, как раньше, но остался жив — эта мысль расслабляет, облегчает тяжесть на сердце, и Эйден цепляется за эту мысль, убеждая себя в том, что Хакон — трус, предатель, ублюдок, но зато живой, зато он снова сможет его увидеть. Пусть даже между ними будет напряжение, пусть даже они больше не будут одной командой, но они увидятся…       Это немного успокаивает и помогает Эйдену собраться с силами и бежать на самый верх, чтобы подключить передатчик к антенне. Тишина в рации нагнетает, но небо, которое еле-еле освещается наступающим рассветом, дарит надежду.       Эйден должен все сделать. Он обязан сделать это во имя погибших здесь товарищей, не взирая на боль: и физическую, и душевную.