Бинго поцелуев

      Серёжа с тихим звоном поставил уже пустой стакан на стол и обратил внимание на Птицу. Тот все еще не смотрел на него в ответ, продолжал также, как и минуту назад, лежать на спине, откинув голову. Серёжа тихо хмыкнул и подошел ближе, склонился над любовником, накрывая тонкое расслабленное лицо тенью. С промедлением в пару секунд Птица приподнял голову, окидывая Серёжу жадным взглядом с головы до ног.       Серёжа дождался, пока взгляд желтых глаз вернется к его лицу, и облизнулся, ощущая пресный привкус воды на губах. Птица лишь прищурился в ответ: на него этот жест никогда особо не действовал. Серёжа все же решился на действие, поставил колено между бедер Птицы и медленно склонился к его лицу, давая время отстраниться или как-то иначе выразить недовольство. Птица не двинулся.       Его губы были горячими, почти обжигающими после холода стекла, Серёжа на мгновение отстранился и вновь прильнул поцелуем к таким соблазнительным алым губам. Птица жарко выдохнул ему в рот, и на поцелуй не отвечал. Серёжа приподнялся над ним и вновь оглядел.       Птица расслабленно лежал под ним, сверкал довольно яркими глазами из-под полуприкрытых век. «Еще не отошел,» — понял Серёжа и мягко прикоснулся губами к острой линии челюсти. Птица чуть громче выдохнул, но не сдвинулся. Серёжа пропустил чувствительную шею и сразу чмокнул выпирающую ключицу, потом прикоснулся к ребрам и боку, лизнул тазовую косточку. Птица размеренно дышал и даже не поднимал голову, чтобы взглянуть на него.       Серёжа уставился на нелепо возвышающийся подбородок, который с его ракурса выглядел неестественно огромным, прошелся взглядом по линии шеи, но почти сразу вновь вернулся к созерцанию подбородка, все равно лицо увидеть не мог. Птице, конечно, понравилась бы его задумка, но в таком состоянии он вряд ли сможет ее оценить. Стоило ли его так мучить, пока он отходит от того, что только что с ним сделал Серёжа?       Пообещав самому себе в следующий раз не оставлять такую важную часть напоследок, Серёжа окончательно сполз коленями на пол и прижался поцелуем чуть выше колена. Птица никаких звуков не издавал, пока он выцеловывал его бедро, все крепче прижимаясь губами и порой задевая зубами. Наконец, Серёжа решился. Он приоткрыл рот, как делал до этого, чтобы обжечь влажную кожу дыханием, но не приподнялся, а лишь прижался крепче, впиваясь зубами в беззащитную кожу бедра. Птица едва заметно дернул ногой, но сразу же затих. Серёжа сдвинулся на пару сантиметров и вновь укусил, отставляя алые полукруглые следы на бледной коже. Он кусал с каждым разом сильнее, оставляя одни метки поверх других, время от времени жестко засасывал кожу, оставляя более тёмные синяки, и вновь кусал, кусал, кусал и терзал нежные бедра, пока Птица не застонал еле слышно, наверняка болезненно, а не от удовольствия. Серёжа так и не научился различать на слух, но неплохо угадывал, тем более, сейчас догадаться было несложно.       Он выпустил из рук чужие бедра, сам не помня, когда успел в них вцепиться, и опять поднялся к чужому, до сих пор расслабленному, а оттого неопределенному, лицу. Серёжа нежно чмокнул Птицу в переносицу между так и не закрывшихся желтых глаз, и наконец-то устроился рядом, прижался грудью к его руке, обнял поперек живота и притих.       Птица повернул голову в его сторону и, судя по более громкому дыханию и отсутствию ответного взгляда, заснул. Серёжа хотел бы опять поцеловать его лицо, но не решился разбудить, и так не дал ему спокойно полежать. Он зажмурился, почти довольный собой, все-таки он оставил Птице метки, которые тот так желал, а в следующий раз он не ошибется. Когда Птица проснется, то сможет увидеть явные следы их общего наслаждения, будет помнить, зачем они здесь. Серёжа чуть крепче обнял его и постарался заснуть следом. Было бы здорово проснуться вместе, чтобы не только саднящие следы укусов напоминали Птице о них.