Перо Жар-Птицы

После равноденствия осень вступила в свои права. Листва покрылась золотом и багрянцем, трава пожухла. Последний клин диких уток скрылся за горизонтом. Яблоня протянула Алтану ветку, позволяя собрать последние золотистые яблоки. Шаман улыбнулся уголками губ, рассматривая наливное яблоко. В этом году их особенно много. Будто старая яблоня знала, что у него появился сосед. Хотя почему «будто»? Всё она знает… — Он изгой, — едва слышно прошептал Алтан. — Изгнан из стаи. Ума не приложу, что с ним делать. «Накорми для начала», — прошелестела яблоня. Юноша закатил глаза. — У тебя всё к еде сводится… Упругая ветка ударила его по спине. Алтан с шипением посмотрел на яблоню, уверенный в том, что, будь у неё рот, она наверняка бы сейчас смеялась. Слишком уж подозрительно дёргались листья, хотя ветра не было. «Чужое сердце раскроется лишь тому, кто подберёт к нему правильный ключик». К нему опустилась ещё одна ветка, на которой висело красное яблоко. Алтан сглотнул. Яблоко было такого насыщенного цвета, что невольно напомнило ему глаза деда — те тоже были яркими, красными, а уж когда он впадал в ярость… «Ему не мешало бы узнать твоё имя». Шаман сорвал яблоко и положил его в корзину. — Это лишнее. Как только раны затянутся, он улетит. Он направился к дому, попутно отгоняя кур, и уже у самого порога услышал насмешливый шелест яблони: «Глупыш». Отвечать ей он не собирался. И следовать её советам — тоже. Вот ещё! Не дождётся! Он поставил корзинку с яблоками на стол и задумался, куда их девать. Большую часть точно придётся засушить, и лучше начинать сейчас, пока солнце окончательно не спряталось за тучами до самой весны. Алтан покачал головой. Эта зима будет холодной. Это он точно знал. Он долго смотрел на красное яблоко, немного подумал и, взяв его в руку, пошёл к Жар-Птице. Тот сидел на кровати и задумчиво глядел в окно. Рыжие волосы разметались по плечам и спине. Из-под длинной чёлки выглядывали золотистые глаза. Его вид уже не вызывал отвращение, но менять что-либо Алтан не собирался. Серёжа посмотрел на него и, вздрогнув, подтянул к себе ноги, прижимая колени к груди. Он всё ещё его боялся. Ну, хоть слезами не заливается. Алтан положил яблоко на стол и перевёл взгляд на птицу. Тот тоже смотрел на него, только с нарастающим страхом. — Подними рубаху, — коротко сказал Алтан. Серёжа едва заметно кивнул и, подцепив тонкими пальцами край рубахи, задрал её до самого подбородка. Алтан склонился, рассматривая раны. Брови сошлись на переносице. Взгляд стал задумчивым. Серёжа с тревогой смотрел на него и, не выдержав, едва слышно спросил: — Всё плохо?.. Вместо ответа Алтан бесшумно вылетел из комнаты. Серёжа не успел ничего понять, как тот вернулся с баночкой мази. Пальцы шамана почти невесомо касались краёв раны, мягко распределяя по коже мазь. Серёжа по привычке задержал дыхание, чтобы не отвлекать спасителя лишними движениями, и осторожно поглядывал на шамана. Тот был сосредоточен, а потому не замечал направленный на него взгляд янтарных глаз. Так странно… Сейчас он кажется таким спокойным. Тогда, в день равноденствия, он пугал одним лишь видом, а уж когда начал танцевать вокруг костра… Серёжа вспоминал этот день с содроганием. И так странно видеть шамана сейчас совершенно спокойным и сосредоточенным. — Нога. Серёжа с запозданием понял, что шаман закончил обрабатывать раны. Опустив рубаху, он вытянул на кровати ногу. Лодыжка всё ещё была опухшей. Шаман запретил ему вставать на ноги, а Серёжа не рисковал ослушаться его. Рубаха была длинной и опускалась до самых колен, и всё равно щёки предательски горели. Шаман осмотрел его ногу, отложил в сторону мазь и присел на край кровати. Одной рукой он обхватил щиколотку, а вторую положил на опухшую лодыжку. Серёжа против воли покраснел и поспешил опустить голову, чтобы этого не было видно. Шаман же неподвижно сидел рядом. И только сейчас Серёжа заметил, что он что-то едва слышно нашёптывает, а пальцы его странно светятся. Они стали тёплыми, почти горячими. Серёжа чувствовал, как тепло устремляется куда-то внутрь, ослабляя боль. Он прикрыл глаза, наслаждаясь этим приятным чувством. И вдруг всё закончилось. Только чужая рука на несколько мгновений задержалась на щиколотке, а потом исчезла. Серёжа удивлённо открыл глаза, глядя на шамана, что успел подняться на ноги. — Можешь вставать. На дерево можешь больше не лезть — яблок в этом году не будет. Серёжа опустил ноги на пол и осторожно встал. Боли не было. На пробу сделал несколько шагов. Всё это время шаман наблюдал за ним. Серёжа повернулся к нему, едва заметно улыбаясь, и почтительно склонил голову. — Спасибо вам, — едва слышно проговорил он. Шаман кивнул и, немного поразмыслив, произнёс: — Алтан. Серёжа нахмурился, не понимая, о чём речь. — Моё имя — Алтан, — повторил шаман и, не дожидаясь его реакции, стрелой вылетел из комнаты. Серёжа продолжал стоять возле кровати, глядя туда, где только что стоял шаман. Алтан… Так вот как его зовут. Алтан. «Золото». * * * Ну зачем? Зачем?! Алтан раздражённо ударил кулаком по стене. Куры испуганно разбежались в стороны. Коза недовольно проблеяла. Зачем он назвал своё имя?.. Ведь не хотел же. Да и нет в этом нужды. Всё равно ведь собирается отпустить его, когда раны затянутся. И плевать, что зима приближается. Пусть замерзает. Ему-то что? Алтан до крови прикусил нижнюю губу. И надо было ему пойти тогда за лешачатами! И подтолкнул же его лукавый забрать птицу к себе! Коза снова заблеяла и стукнула копытом. Шаман недовольно на неё посмотрел и тяжело вздохнул. В доме всё ещё стояла корзина с переспелыми яблоками. Сушить их уже нельзя. Надо что-то делать… * * * На равноденствие Олегу и Вадику пришлось покинуть лес. Оба знали, что находиться в этот день рядом с шаманом опасно. Сами духи в этот день защищали его. Если уж леший с детьми ушёл куда подальше, то и двум оборотням не стоит оставаться. Обратный путь проходил как раз на границе леса, откуда хорошо видна была деревня. Олег вдруг остановился и обратился человеком, тут же скрываясь в тени ещё не расставшихся с листвой деревьев. Вадик поднялся следом. — Такая безмятежность, — задумчиво протянул Олег, глядя на ребятишек, что резвились на поляне. — Совсем не то, что у нас. — Скучно они живут, — презрительно фыркнул Вадик. — А вот знали бы, что происходит у них под боком… — Они знают, — совершенно спокойно отозвался Олег. Вадик невольно вздрогнул. Олег почти никогда не повышал голос. Он говорил негромко, а приятный бархатный голос ласкал слух, вызывая табун мурашек. Вот как сейчас. — Знают? — Знают… Шаманы не селятся там, где нет лешего или водяного. А здесь… Да… Неспроста они разделили лес. Они знают, что творится по ту сторону реки, но делают вид, что всё это лишь сказки. Люди по своей природе пугливы. Ни когтей, ни клыков… Что с них взять? Даже их детёныши беззащитны. Вот бросимся мы на них сейчас, вцепимся в глотки… И что? Они не смогут защититься, а их родители не подоспеют вовремя. — Жалкое зрелище. — Да… Удивительно, что их гораздо больше, чем нас. Он снова обратился волком и побежал вглубь леса. Вадик едва поспевал за ним. Скоро они уже сидели среди деревьев возле широкой лесной поляны, посреди которой стоял одинокий дом. Вадик задумчиво вглядывался в границу между лесом и шаманским домом, и что-то не давало ему покоя. — Олеж, а тебе не кажется… — …что граница стала крепче? Да. Вадик скрипнул зубами. Удивительно, но Олег был абсолютно спокоен. Вадик проводил взглядом фигуру шамана, что направлялся в дом, и довольно оскалился. Да ведь он совсем ещё юнец! Мальчишка! — Думаешь, долго протянет? — Долго, — коротко ответил Олег. — Мы не сможем попасть внутрь, остаётся только… — …дождаться, пока кто-то выйдет наружу? — обнажил клыки Вадик. Его оскал пугал многих, но Олегу отчего-то это казалось милым. — Верно. Шаман не станет долго отсиживаться в лесу. Рано или поздно он должен будет пойти в деревню, и вот тогда… — Олег усмехнулся, — Тогда птичка будет нашей. * * * Печь пироги у Алтана получалось не очень хорошо. Он пытался вспомнить, как это делала бабушка, но выходило это с трудом. Она умерла, когда Алтан был ещё совсем маленьким. Он не помнил её лица, голоса, но помнил, что она была самой доброй женщиной на свете. А ещё почему-то помнил вкус её яблочных пирогов. После её смерти печь пироги взялась мама. Её пирогов он не запомнил, но сейчас отдал бы всё на свете, чтобы она оказалась рядом. Дед печь не умел, да и на яблоню посматривал косо, от него чуда ждать не приходилось. Алтан вздохнул и вытащил пирог из печи. На вид, вроде, съедобный. Нарезав пирог на равные куски, Алтан поставил его на середину стола. Краем глаза он заметил мелькнувшие возле двери рыжие волосы. — Садись за стол, — негромко произнёс он и повернулся к ведру с водой, чтобы смыть с рук муку. Тихо скрипнул пол, за ним — стул. Алтан повернулся, откинув назад волну чёрных волос. Серёжа как-то странно покраснел и отвёл взгляд. Шаман нахмурился. Что это с ним? Успел заболеть? — Кроме той раны что-то болит? Серёжа вздрогнул и медленно покачал головой. «Боится», — от чего-то с тоской подумал Алтан. Неужто он настолько похож на своего деда, что внушает страх одним лишь видом? Этого только не хватало! — Ешь пирог. Мне нужно кое-что проверить. Не глядя на него, Алтан вышел из дома. Сгущались сумерки. Свою песнь затянули сверчки. Шаман подошёл к яблоне и положил ладонь на мягкую кору. «Всё-таки назвал», — усмехнулась яблоня. Алтан лишь закатил глаза и посмотрел в сторону леса. Что-то изменилось. Только вот что? — Ты необычного ничего не видела? «Как знать… Леший тут иногда бродит — глянет, что ты на месте, и уходит. Детишек его видела недавно — подросли мальцы, уже корой начали покрываться. Волки снова ходят вдоль поляны…» — Подожди, волки? Снова? — Алтан понизил голос до шёпота. — Почему раньше не сказала? «Всё равно границу им не пройти. А ты и так ходишь злой без причины…» — Не без причины, — буркнул шаман. «Разве? Неужто этот птенец не растопил холод в твоём сердце?» — Он уйдёт, как только заживут раны, — холодно ответил Алтан, усаживаясь на прохладную землю. Среди деревьев ничего не было видно, но его не отпускало чувство, что из темноты за ним наблюдают. — Они здесь? — шёпотом спросил Алтан. Яблоня зашелестела ветвями. «Нет. Так ты считаешь, что сможешь его отпустить?» — Глупый вопрос. Зачем он мне здесь нужен? «Затем, что ты не можешь жить один». — Вздор, — фыркнул юноша. — Я давно живу один и прекрасно со всем справляюсь. «И медленно, но верно превращаешься в Баатара…» Алтан долго всматривался в темноту. Возразить он не посмел — это было бы ложью по отношению к самому себе. «Он нужен тебе. А ты нужен ему». — Мне никто не нужен, — упрямо заявил Алтан, поднимаясь. — Я и один проживу. Он направился в дом, и снова, как и утром, услышал шелест яблони: «Глупыш». Только теперь её шелест был тоскливым. Так заканчивался каждый их разговор на протяжении многих лет. Старушка считала, что знает о жизни больше, хотя не видела ничего дальше поляны. Возможно, что-то она узнала от других деревьев — те не любили беседовать с другими, а между собой общались на своём, понятном только им языке. Алтан долго пытался их разговорить, но старые дубы и берёзы, видевшие ещё его прадеда, молчали. Изредка они подсказывали ему дорогу домой, но большего от них ждать не приходилось. Алтан вернулся в дом. Треть пирога была съедена. Птицы нигде не было. Нахмурившись, шаман прошёл в его комнату и замер. Серёжа свернулся калачиком в ворохе одеял. Теперь Алтан понял, что тот так долго сооружал — гнездо. Серёжа положил руки под щёку и прижал к груди колени. Волосы разметались по одеялу, открывая белую шею. На губах играла слабая улыбка. Алтан не мог отвести от него взгляда. До этого он не видел его спящим — точнее, видел, но не таким. Серёжа напоминал птенчика. Раненого, одинокого птенчика. Алтан вспыхнул от этой мысли и бесшумной тенью вылетел на улицу. Нет! Никаких птиц! От птиц одни беды! Он не останется здесь. Да. Не останется. Раны скоро затянутся — и пусть он летит как можно дальше, если не хочет навлечь на себя его гнев. Да. Так будет лучше для него. Для обоих. Алтан глубоко вздохнул и поднял голову, глядя в тёмное небо, на котором сияла лишь одна звезда. Звезда… — Твой совет бы сейчас не помешал, матушка… — прошептал шаман. Звезда мигнула. Про своего отца он ничего не знал — дед выходил из себя, стоило ему задать этот вопрос, мама говорила, что он был очень добрым, а Алтан… Он не помнил ни лица, ни голоса. Словно и не было никого. И это ощущение пустоты не отпускало и по сей день. Яблоня лишь грустно взмахивала ветвями и отвечала, что никогда не видела его отца и не слышала, чтобы кто-нибудь о нём говорил. А ведь дед злился, и мать постоянно о ком-то тосковала. Интересно, а по Серёже кто-нибудь тоскует? Алтан взвыл. Ну почему всё сводится к Жар-Птице?! Когда он успел завладеть его мыслями? Это неправильно! Так не должно быть! Никого не должно быть рядом. Никого. Он должен остаться один, иначе… иначе однажды превратится в своего деда. Ночь была тихой и холодной. Алтан сидел на крыльце, вглядываясь в ночное небо, на котором одна за другой вспыхивали белые точки. Серёжа крепко спал в своём гнезде, сжимая под одеялом подаренное ему красное яблоко… * * * Он всё спал. Медленно поднималась грудь, слышно было тихое сопение. Он недовольно сморщил нос, когда на него упала тонкая прядь рыжих волос, повернул голову чуть в сторону и расслабленно выдохнул. Тонкие белые пальцы сжимали красное яблоко. Алтан не знал, почему решил снова прийти сюда. Для себя он уже всё решил. Ещё неделя, и раны окончательно затянутся. Тогда он его и отпустит. Да. Всё будет именно так. Крик петуха вырвал его из раздумий. Шаман бросил последний взгляд на Жар-Птицу и бесшумно вышел из дома, направляясь к тропинке, ведущей в деревню. Нужно узнать, всё ли там хорошо, а остальное — не его заботы. Если кому понадобится его помощь — сами придут. Он же до весны вряд ли покинет лес. * * * — Ой, Алташенька! — радостно улыбнулась баба Маня. — Ну наконец-то пришёл, а то я уж хотела сама идти к тебе. Маруська, вон, такие ужасы рассказывала, что жуть! Что там у тебя случилось? Она говорит, мол, вышел ты из леса с мертвецом на руках, а тот взял — и ожил! Теперь Алтан понимал, почему дед никого не пускал в дом — особенно женщин. Они всё перевернут вверх дном. И безобидные лешачата окажутся у них пособниками лукавого, и простые вороны — вестниками смерти. Пожалуй, он поторопился приглашать к себе гостей. — Ничего подобного, — ровно ответил шаман, сложив руки перед собой. — Я всего лишь нашёл в лесу раненого путника. Не бросать же его умирать? — Ох, Алташа, да ведь я ничего не говорю! Маруська, поди, распереживалась, вот ей и почудилось всякое. Дескать, у путника твоего глаза птичьи да перья огненные! Уж больно впечатлительная она, Алташа, не будь с ней строг. Вот замуж выдадим её, так враз перестанет всякое воображать! Алтан хмыкнул. В своё время ему пытались сосватать своих дочерей местные жители. Хорошо, что дед всех отвадил. — Надеюсь, больше никто не хворал? — После твоего прихода, Алташенька, все на ноги встали! — гордо ответила баба Маня, будто в этом была и её заслуга. — У Ивана, вон, сынишка младшенький всё хворал и хворал, а после равноденствия — раз, и на ноги встал! Она продолжала рассказывать обо всех соседях, которых ещё недавно навещал Алтан. Только слова её казались такими далёкими, да и имена — абсолютно незнакомыми. Алтан смотрел вдаль, где виднелся родной лес, и что-то тяжёлое сдавливало грудь, словно камнем. К чему бы это? * * * — Принёс? — лениво спросил Олег. Вадик гордо протянул ему тростинку с дырочками. Пришлось лезть за ней в озеро к водяному. Хорошо, что тот не появился. Видно, с кикиморой веселился. — Играй, — приказал Олег, обернулся волком и стал наблюдать за шаманским домом. — А чего это я? — возмутился Вадим. — Я что, девка какая-то?! Олег молча повернулся к нему и прищурился. Вадик вздохнул, привалился спиной к дереву и дунул в тростинку, вырывая из неё свистящие, совсем не похожие на мелодию звуки. Пальцы скользили по тростинке, пытаясь приноровиться к игре. Спустя время свист превратился в незатейливую трель. Только бы этого хватило… * * * Серёжа проснулся и удивлённо огляделся. Ему показалось или… Нет, не показалось! Он бросился к окну, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, но даже птичий взор не мог уловить того, кто пел эту простую, но удивительно приятную песнь. Серёжа прикрыл глаза, наслаждаясь песней. Мысли улетели прочь. Тело больше ему не принадлежало. Была лишь птичья трель. И он. «Иди ко мне». Серёжа поднял голову, снова вглядываясь в просветы между деревьями. «Иди ко мне». Как зачарованный, он медленно поднялся и, ступая босыми ногами, пошёл на зов. * * * «Шаман!!!» Алтан резко обернулся, глядя на лес. Крик сотен деревьев нельзя спутать ни с чем. Но почему они кричат? Почему нарушили молчание? Почему зовут его? — Алташа, что такое? — обеспокоенность спросила баба Маня. Разве что… Серёжа. — Я должен бежать. Алтан сорвался с места и со всех ног побежал обратно — в родной лес. Деревья мелькали перед глазами, тропа петляла, а он боялся замедлить бег. Лес не стал бы звать его, не будь это срочно. Что-то случилось. Тропа оборвалась, когда он выбежал на родную поляну. Серёжа, точно околдованный чьей-то мелодией, шёл в лес, а там, в кустах, притаился чёрный волк. — Назад!!! — закричал Алтан, бросился наперерез Серёжи и, схватив его поперёк груди, повалил на землю. До границы с лесом оставался всего лишь шаг. Трель смолкла. Послышался звериный рык. Алтан поднял голову и встретился взглядом с двумя волками. Серёжа затрепыхался в его руках. — Что?.. Что прои… А-а-а!!! Он как ошпаренный спрятался за спиной Алтана, вцепился в его одежду и испуганно выглянул. Шаман же гордо выпрямился, одарив волков ледяным взглядом. — На эту землю вам нет дороги, — холодно проговорил он. — Убирайтесь из моего леса. Вдруг чёрный волк поднялся на задние лапы и обратился человеком — смоляные волосы, короткая бородка, леденящие душу глаза. Серёжа за спиной Алтана испуганно пискнул. Волк смерил его голодным взглядом и повернулся к шаману. — Мы не хотим быть твоими врагами, — спокойно произнёс он, снисходительно улыбнувшись. — Отдай нам птицу, и мы покинем твой лес раз и навсегда. — Интересно, с чего ты взял, что я соглашусь? — Ну как же, — волк чуть склонил голову набок, — Не ты ли говорил лешему, что готов избавиться от птицы? Пальцы Серёжи разжались. Алтан не стал оборачиваться. — Подслушал, значит? — Просто у меня хороший слух, — улыбнулся волк. — Подумай, шаман. Ты избавишься от птицы, как и хотел с самого начала. Ведь от Жар-Птиц одни беды. Подумай об этом. Одни беды… Алтан слегка повернул голову в сторону, краем глаза глядя на Серёжу, вспомнил, как мирно тот спал… — Я подумал. — И? Глаза сверкнули багрянцем. Поднялся ветер. Зашелестели листья деревьев. — Прочь из моего леса! Волк хмыкнул. — Мы ещё встретимся, шаман. Он снова превратился в чёрного волка и вместе со своим спутником скрылся в лесной чаще. Алтан обернулся. Серёжа сидел на земле, прижав к груди колени. По щекам струились слёзы, оставляя после себя пылающие дорожки. — Если… Если вы хотели… избавиться от меня… Почему не сделали этого раньше? — Серёжа с вызовом посмотрел на шамана, но выглядел не угрожающе, а жалко. Алтан сел перед ним. — Я не бросаю тех, кто нуждается в помощи. — Но я… я ведь… я… и вы… так не бывает! Всегда враги, а тут… я думал… думал… — Успокойся, — жёстче, чем собирался, сказал Алтан. — Да, Жар-Птицы и шаманы никогда не были друзьями. Но и ты не самая правильная Жар-Птица. — Вы… не отдадите меня… им? — золотые глаза Серёжи были наполнены слезами и робкой надеждой. — Нет, не отдам. — Значит, я… я могу остаться? Пути назад нет. И как он докатился до этого? — Оставайся, — выдохнул Алтан.