Пятьдесят оттенков Поттера: Темнее

      Когда ко мне возвращается ясность мыслей, я открываю глаза и гляжу в лицо любимого мужчины. Оно ласковое, нежное. Гарри трется кончиком носа о мой, опирается на локти, сжимает мои руки и держит их возле моей головы. Вероятно, чтобы я не прикасался к нему. Мне грустно. Потом ласково целует меня в губы и выходит из меня.       — Мне этого не хватало, — вздыхает он.       — Мне тоже, — шепчу я.       Он берет меня за подбородок и целует — страстно, словно о чем-то умоляет. Чего он хочет? Я не знаю. У меня захватывает дух.       — Не оставляй меня больше, — умоляет он, глядя мне в глаза, глубоко и серьезно.       — Хорошо, — шепчу я и улыбаюсь ему. Его ответная улыбка ослепительна: облегчение, радость и мальчишеский восторг соединились в одном очаровательном взгляде, который способен растопить самое холодное сердце. — Спасибо за айпад.       — Я очень рад, что он тебе нравится, Драко.       — Какая у тебя там любимая песня?       — Ну, это мой секрет, — усмехается он. — Пойдем, мальчик! Приготовь мне пожрать. Я умираю от голода.       — Мальчик? — смеюсь я.       — Мальчик. Еды мне, скорее, пожалуйста.       — Ну, раз вы так просите, сэр, я немедленно примусь за готовку.       Когда я вскарабкиваюсь с кровати, я сдвигаю подушку, обнаруживая под ней сдутый воздушный шарик мотоцикла. Гарри достает его и смотрит на меня, недоумевая.       — Это мой шарик, — заявляю я, надеваю халат и завязываю пояс. О Мерлин, почему он должен был найти его?       — В твоей постели?       — Да, — я краснею. — Он составлял мне компанию.       — Счастливый «Чарли Танго», — удивляется Гарри. На его лице расцветает улыбка от уха до уха.       Да, я сентиментален, Поттер, потому что люблю тебя.       — Это мой шарик, — повторяю я, поворачиваюсь и иду на кухню.       Мы с Гарри сидим на персидском ковре, едим палочками из белых фарфоровых мисок лапшу с курятиной и запиваем охлажденным белым «Пино Гриджо». Гарри опирается спиной о диван, вытянув перед собой ноги. На нем джинсы и рубашка. Все. В глубине комнаты из его айпода мягко доносится негромкая музыка.       — Вкусно, — хвалит он, энергично орудуя палочками.       Я сижу рядом, поджав ноги, жадно ем, внезапно осознав, какой я голодный, и любуюсь его голыми ступнями.       — Обычно готовлю я. Пэнси не любит с этим возиться.       — Тебя научила мама?       — Не совсем, — смеюсь я. — Она умеет готовить, но не очень хорошо. Мы никогда не были близки на кухне. Северус научил меня зельям и готовить.       — Как получилось, что ты нашел время, чтобы заниматься зельями с Северусом, но не нашел времени, чтобы готовить с мамой?       — Она всегда была очень занята, я думаю. А поскольку мы с отцом часто спорили, когда я был младше, я держался подальше от них обоих. Я не всегда так хорошо ладил с матерью. Я всегда любил ее, но не всегда показывал это, — быстро добавляю я. Я думаю, это было несчастливое время в нашей жизни, которое мы никогда не обсуждали. Мой отец, похоже, просто смирился с этим. Я злюсь на него.       — Значит, ты часто оставался со своим крестным отцом, — говорит Гарри, отвлекая меня от моего гнева.       — Я периодически жил то с родителями, то с Северусом, и, конечно, в Хогвартсе.       — Похоже, ты заботишься о нем, — мягко говорит он.       — Наверное. Он никогда бы не признался в этом, но он был одинок, — я пожимаю плечами.       — Ты привык заботиться о людях, — в его голосе явственно звучит недовольная нотка.       — В чем дело? — интересуюсь я с удивлением. — Тебя что-то не устраивает?       — Я хочу заботиться о тебе, — его глаза сияют от каких-то непонятных эмоций.       У меня учащается сердцебиение.       — Я заметил, — шепчу я. — Просто ты как-то странно это показываешь.       Он морщит лоб.       — Это единственный способ, который я знаю.       — Я все еще злюсь на тебя за покупку LIP.       Он улыбается.       — Я знаю, но то, что ты злишься, детка, меня не остановит.       — Что я скажу своим коллегам, Тому?       Он мрачнеет и сердито щурится.       — Этому ублюдку лучше следить за собой.       — Гарри! Он мой босс.       Он поджимает губы и становится похож на упрямого школьника.       — Не говори им.       — Чего не говорить?       — Что я их купил. Соглашение о намерениях было подписано вчера. О сделке будет объявлено через четыре недели, когда руководство LIP выполнит кое-какие условия и внесет изменения в издательскую политику.       — О-о… я могу оказаться без работы? — встревожился я.       — Я искренне сомневаюсь в этом, — язвительно говорит Гарри, пытаясь подавить улыбку.       — Если я найду другую работу, ты купишь и ту компанию?       — Но ведь ты не собираешься уходить, верно? — он настораживается.       — Возможно. Я не уверен, что ты позволишь мне выбирать.       — Да, я куплю и ту компанию, — он непреклонен.       Я хмурюсь, не видя выхода.       — Тебе не кажется, что ты переходишь все пределы разумного?       — Да. Я полностью отдаю себе отчет в том, как это выглядит.       — Спасибо доктору Дамблдору, — бормочу я.       Он ставит на пол пустую фарфоровую миску и бесстрастно смотрит на меня. Я вздыхаю. Мне не хочется воевать. Встаю и забираю посуду.       — Хочешь десерт?       — Конечно! Ты можешь мне что-то предложить? — интересуется он с обольстительной ухмылкой.       — Не меня, — почему не меня?.. — У меня есть мороженое. Между прочим, ванильное, — смеюсь я.       — В самом деле? — его усмешка становится шире. — Думаю, мы можем придумать что-нибудь интересное.       Что? Я ошарашено смотрю на него, пока он грациозно поднимается на ноги.       — Можно мне остаться? — спрашивает он.       — Что ты имеешь в виду?       — У тебя, на ночь?       — По-моему, это предполагалось с самого начала.       — Хорошо. Где мороженое?       — В духовке, — я мило улыбаюсь.       Он наклоняет голову набок, вздыхает и качает головой.       — Сарказм — низшая форма остроумия, мистер Малфой, — в его глазах появляется сладострастный блеск.       О черт! Что он задумал?..       — Я ведь могу и отшлепать тебя.       Я ставлю миски в раковину, достаю палочку и накладываю чары для уборки.       — Ты захватил с собой те серебряные шарики?       Он похлопывает руками по груди, животу и карманам джинсов.       — Как ни странно, я не ношу с собой запасной комплект. В офисе они особо не нужны.       — Я очень рад это слышать, мистер Поттер, и мне казалось, вы говорили, что сарказм — это низшая форма остроумия.       — Ну, Драко, хорошо, что я не рейвенкловка. Кроме того, мой новый девиз таков: «Если ты не можешь одолеть кого-то, присоединись к нему».       Я раскрываю рот — ушам своим не верю, — а он выглядит довольным собой и ухмыляется. Потом открывает морозилку и достает пинту лучшего ванильного мороженого «Бен & Джерри».       — Это нам подойдет, — он глядит на меня потемневшими глазами. — «Бен & Джерри & Драко», — каждое слово он выговаривает медленно и отчетливо.       О, блядь, Цирцея. Моя нижняя челюсть отвисает до самого пола. Гарри открывает ящик со столовыми приборами и берет ложку. Когда он поднимает на меня взгляд, в его глазах горит страсть, а язык касается краешка верхних зубов. Ах, этот язык!       Я чувствую себя обессиленным. Желание, темное, гладкое и развратное течет по моим венам. Сейчас будет весело.       — По-моему, тебе слишком жарко, — шепчет он. — Ты перегрелся. Я буду охлаждать тебя. Пойдем.       В спальне он ставит мороженое на ночной столик, снимает с кровати пуховое одеяло и обе подушки, кладет их горкой на пол.       — У тебя ведь найдется смена простыней, верно?       Я киваю, завороженно наблюдая за его действиями. Он берет в руки «Чарли Танго».       — Не испачкай мой шарик! — грозно предупреждаю я.       Уголки губ дергаются в лукавой улыбке.       — И не собирался, детка. Я испачкаю тебя и эти простыни.       Мое тело буквально заходится в конвульсиях.       — Я хочу связать тебя.       — Хорошо, — шепчу я.       — Только руки. К кровати. Мне так нужно.       — Хорошо, — снова шепчу я, не способный ни на что большее.       Он подходит, глядя мне в глаза.       — Мы возьмем вот это, — он берется за пояс моего халата и очень медленно, словно дразня меня, развязывает его и аккуратно вытаскивает из петель.       Мой халат распахивается, а я стою как парализованный под его горячим взглядом. Через мгновение он стягивает халат с моих плеч. Он падает и скапливается у моих ног, так что я стою перед ним обнаженным. Он гладит мое лицо тыльной стороной костяшек пальцев, и его прикосновение отдается прямо в моем паху. Наклонившись, он целует меня в губы.       — Ложись на спину, — бормочет он. Его потемневшие глаза сверкают.       Я делаю то, что мне говорят. Моя комната погружена в темноту, за исключением мягкого, тусклого света лампы.       Обычно я ненавижу низкий свет, но, будучи обнаженным здесь, с Гарри, я благодарен. Он стоит у кровати и смотрит на меня.       — Я могу смотреть на тебя весь день, Драко, — говорит он и тут же залезает на кровать, садится на меня верхом. — Руки над головой, — командует он.       Я повинуюсь, и он обвязывает концом пояса мое левое запястье и продевает пояс через металлические прутья в изголовье кровати. Сильно дергает за него, рука вытягивается. Так же крепко привязывает и правое запястье.       Теперь, когда я связан, он заметно успокаивается. Ему это по нраву. Ведь я больше не могу до него дотронуться. Мне пришло в голову, что ни кто из его прежних партнеров не прикасалась к нему — они никогда не получали такой возможности. Он всегда контролировал все действия и сохранял дистанцию. Вот почему он так любит свои правила.       Он слезает с меня и, наклонившись, быстро чмокает в губы. Выпрямляется и стаскивает через голову рубашку. Расстегивает джинсы и сбрасывает их на пол.       Обнаженный, он великолепен. Его фигура словно создана по классическим канонам: широкие мускулистые плечи, узкие бедра — перевернутый треугольник. Он явно поддерживает форму тренировками. Я мог бы любоваться им с утра до вечера. Тем временем Гарри подходит к изножью кровати, хватает меня за лодыжки и резко тянет на себя. Теперь мои руки окончательно вытянулись, и я не могу ими двигать.       — Так-то лучше, — бормочет он.       Взяв мороженое, он возвращается на кровать и опять садится на меня верхом. Медленно сдирает крышку из фольги и втыкает ложку в ванильную массу.       — Хм-м… оно еще твердовато, — сообщает он, подняв брови. Зачерпывает мороженое и отправляет в рот. Сладко жмурится, облизывает губы. — Поразительно, каким вкусным бывает простое ванильное мороженое, — смотрит на меня с хитрым видом. — Хочешь попробовать?       Он выглядит таким чертовски сексуальным, молодым и беззаботным — сидит на мне и ест мороженое — глаза яркие, лицо светится. Что же он собирается со мной делать? Я робко киваю, словно не могу говорить.       Он зачерпывает еще мороженого и протягивает мне; я открываю рот; тогда он быстро его проглатывает.       — Слишком вкусно, чтобы делиться, — заявляет он с коварной ухмылкой.       — Эй! — протестую я.       — Как, мистер Малфой, вы любите ванильное мороженое?       — Да, — отвечаю я с наигранной злостью и безуспешно пытаюсь сбросить его с себя.       Он смеется.       — Мы становимся вздорными, да? На твоем месте я бы поостерегся.       — Хочу мороженого!       — Ну, раз уж вы так порадовали меня сегодня, мистер Малфой, — он сдается и предлагает мне еще одну ложку. На этот раз он позволяет мне съесть ее.       Мне хочется хихикать. Он действительно наслаждается собой, и его хорошее настроение заразительно. Он зачерпывает еще одну ложку и кормит меня, потом делает это снова. Ладно, хватит.       — Вот как можно заставить тебя есть — путем принудительного кормления. Надо иметь это в виду.       Зачерпывает еще мороженого и предлагает мне. На этот раз я плотно сжимаю губы и мотаю головой. Тогда он ждет, держа ложку надо мной. Растаявшее мороженое капает мне на горло, на ключицы. Он медленно слизывает его. Мое тело наполняется истомой.       — Хм-м. Мистер Малфой, оказывается, так мороженое еще вкуснее.       Я неистовствую, пытаюсь освободить руки; кровать зловеще скрипит, а мне плевать — я горю желанием, оно пожирает меня. Он зачерпывает еще ложку и льет растаявшее мороженое мне на грудь и размазывает его ложкой по соскам.       Ой… холодно! Соски напрягаются от мороженого.       — Холодно? — участливо спрашивает Гарри и опять слизывает с меня лакомство. Его губы кажутся мне горячими по сравнению с холодом ванильной массы.       Это пытка. Мороженое тает и стекает с меня струйками на простыню. Губы Гарри продолжают медленную пытку, то с силой всасывают, то нежно ласкают мою кожу.       — Хочешь? — и прежде чем я успеваю подтвердить или опровергнуть его предложение, его язык оказывается у меня во рту, холодный, опытный и со вкусом Гарри и ванили. Восхитительно.       Едва я успеваю привыкнуть к этому, как он садится и выливает подтаявшее мороженое узкой полоской от груди вниз и кладет на мой пупок большой комок. Оно еще холоднее, но почему-то обжигает…       — Ну вот, лежи спокойно, иначе все мороженое окажется на постели, — его глаза сияют. Он сильно сосет соски, затем слизывает полоску мороженого на теле.       А я стараюсь лежать неподвижно, несмотря на головокружительное сочетание холода и жарких прикосновений. Но бедра начинают двигаться сами собой, в собственном ритме, под действием холодной ванильной магии. Гарри перемещается вниз и поедает мороженое с моего живота, ввинчивает кончик языка в пупок.       Из моего горла вырываются громкие стоны. Мерлин! Мне холодно и жарко одновременно, Гарри доводит меня до исступления, но не останавливается. Он льет мороженое ниже, на лобок, на головку члена и вниз по всей длине. Я громко кричу.       — Тише, тише, — мягко говорит Гарри. Его волшебный язык продолжает слизывать мороженое. Теперь я выражаю свою страсть спокойнее.       — Ох… пожалуйста… Гарри…       — Я знаю, детка, знаю, — шепчет он, а его язык делает свое дело. Он не останавливается, не желает останавливаться, и мое тело выгибается кверху — выше, выше. Гарри вставляет в меня один палец, другой и движет ими взад-вперед с мучительной неспешностью.       — Вот так, — бормочет он, ритмично поглаживая мою простату, а сам продолжает слизывать и всасывать ванильное мороженое с головки моего члена.       Неожиданно я тону в умопомрачительном оргазме, извиваюсь со стонами; он притупляет все мои чувства, отдаляет все, что творится вне моего тела. Черт побери, это случилось так быстро!       Я едва замечаю, что Гарри прекратил свои манипуляции и теперь стоит надо мной, надевая резинку, а затем входит в меня, жестко и быстро.       — О да! — стонет он, вторгаясь в меня. Он весь липкий — остатки мороженого размазаны между нами. Это странное ощущение меня отвлекает, но лишь на считаные секунды, так как Гарри внезапно выходит и переворачивает меня на живот.       — Вот так, — бормочет он и опять резко входит, но не спешит начинать свои обычные карающие движения. Он развязывает мои руки и поднимает меня кверху, так что теперь я практически сижу на нем. Его ладони обхватывают меня поперек груди, мягко теребят соски. Я со стонами откидываю голову назад, на его плечо. Он ласкает, покусывает мою шею и одновременно двигает бедрами, восхитительно медленно, снова и снова наполняя меня.       — Знаешь ли ты, как много для меня значишь? — шепчет он мне на ухо.       — Нет, — шепчу я.       Он улыбается мне в шею, и его пальцы обвиваются вокруг моей челюсти и горла, на мгновение прижимая меня к себе.       — Знаешь, знаешь. Я никуда тебя не отпущу.       Вместо ответа я издаю стон, а он прибавляет темп.       — Ты мой, Драко.       — Да, твой, — признаю я, тяжело дыша.       — Я забочусь обо всем, что принадлежит мне, — шипит он и кусает мое ухо.       Я кричу.       — Правильно, детка, я хочу слышать твой голос, — одной рукой он обхватывает мою талию, другой берется за бедро, и толкается в меня сильнее, заставляя меня снова вскрикнуть. Его дыхание делается хриплым, неровным, под стать моему. Я чувствую знакомое учащение внутри себя. Я собираюсь кончить. Снова!       Я растворяюсь в ощущениях. Вот что он делает — владеет моим телом так, что я не могу ни о чем думать. Мощная, заразительная магия. Я как бабочка, попавшая в его сачок, не способная улететь, не желающая никуда улетать. Я его… весь целиком его…       — Кончи для меня, детка, — рычит он сквозь стиснутые зубы, и после этого, словно ученик чародея, я взрываюсь, и мы вместе погружаемся в блаженную агонию.       Я лежу, свернувшись калачиком, в его объятиях на липких простынях. Его лицо прижато к моей спине, нос в моих волосах.       — То, что я чувствую к тебе, пугает меня, — шепчу я.       — Меня тоже, детка, — тихо говорит он.       — Что, если ты меня бросишь? — эта мысль ужасает.       — Я никуда не денусь. Не думаю, что когда-нибудь смогу насытиться тобой, Драко.       Я поворачиваюсь и смотрю на него. Его выражение лица серьезное, искреннее. Наклоняюсь и нежно целую его. Он улыбается и заправляет мои волосы за ухо.       — Я никогда не чувствовал себя так, как после твоего ухода, Драко. Я бы перевернул небо и землю, лишь бы не чувствовать этого снова, — он звучит так грустно, даже ошеломленно.       Я снова целую его. Мне хочется как-то разрядить обстановку, но Гарри делает это за меня.       — Мои родители завтра устраивают благотворительный вечер. Я обещал им, что приду. Хочу чтобы ты пошел со мной.       Я улыбаюсь, чувствуя внезапную робость.       — Я никогда не был на приемах. И мне нечего надеть.       Гарри слегка хмурится.       — Не обижайся и не сердись, но у меня дома остались все вещи, купленные для тебя. Уверен, там найдется парочка костюмов.       Я недовольно надуваю губы.       — Да ладно? — но сегодня мне не хочется ссориться. Лучше я приму душ.       Снова эта девушка с белыми волосами, так похожая на меня, стоит возле LIP. Она — вылитая я. Словно это я, бледный и неряшливый, в одежде не по размеру, стою и смотрю на нее, здоровую и довольную жизнью.       — Что в тебе есть такого, чего нет у меня? — спрашиваю я у нее.       Мое беспокойство перерастает в страх.       — Кто ты?       — Я? Я — никто… А кто ты? Ты тоже никто?       — Тогда мы с тобой равны — только не говори никому, они нас прогонят, понимаешь?..       Она улыбается; злая гримаса медленно расползается по ее лицу. Это так страшно, что я невольно кричу.       — Мерлин, Драко! — Гарри трясет меня за плечо.       Я не сразу соображаю, где нахожусь. Я дома, в темноте, в постели с Гарри… Трясу головой, чтобы окончательно проснуться.       — Детка, ты в порядке? Тебе приснился плохой сон.       — Да…       Он включает лампу, и она льет на нас свой тусклый свет. Гарри смотрит на меня с озабоченным лицом.       — Девушка, — шепчу я.       — Что? Какая девушка? — мягко спрашивает он.       — Сегодня, когда я уходил с работы, возле LIP стояла девушка. Она была так похожа на меня…       Гарри застывает, и когда свет лампочки делается ярче, я вижу, что его кожа стала пепельного цвета. Он садится на постели и поворачивает ко мне лицо.       — Когда это было?       — Сегодня вечером, когда я уходил с работы, — повторяю я. — Ты знаешь ее?       — Да, — он проводит рукой по волосах.       — Кто она?       Он молчит. Его рот плотно сжат.       — Кто она? — настаиваю я. — Скажи!       — Дафна.       Я сглатываю. Его бывшая сабмиссив! Я помню, как Гарри говорил о ней перед тем, как мы отправились летать. Внезапно я вижу, что он страшно напрягся. С ним что-то творится.       — Девушка, которая записала «Toxic» на твой айпод?       Он с тревогой смотрит на меня.       — Да. Она что-нибудь тебе говорила?       — Она сказала «Что в тебе есть такого, чего нет у меня?», а когда я спросил, кто она, ответила «Никто».       Гарри закрывает глаза, словно ему очень больно. Что случилось? Что она значит для него?       В моем теле бурлит адреналин, даже волосы шевелятся. Она очень дорога ему? Может, он страдает без нее? Я знаю так мало про его прошлые… хм, связи? увлечения? Возможно, они заключили контракт, по которому она обязалась давать ему то, что он захочет, и она с радостью давала это ему.       Ну нет, я так не могу… При мысли об этом мне становится нехорошо.       Поднявшись с кровати, Гарри натягивает джинсы и направляется в гостиную. Пытаюсь применить «темпус», но, похоже, у меня нет сил на беспалочковую магию после того, как я практически морил себя голодом в течение пяти дней. Беру свою палочку и произношу заклинание. Часы показывают пять утра. Поднимаюсь с кровати, надеваю его белую рубашку и свои боксеры и следую за ним.       Черт возьми, он говорит по телефону.       — Да, возле LIP, вчера… ранним вечером, — спокойно сообщает он. Потом поворачивается ко мне и строго требует: — Назови точное время.       — Примерно без десяти шесть, — бормочу я. Кому он звонит в такую рань? Что сделала Дафна? Он сообщает эту информацию неизвестному адресату, а сам не отрывает от меня глаз. Его лицо строгое и серьезное.       — Выясни, как… Да… Я бы этого не сказал, но ведь и тогда я не мог подумать, что она способна на такое, — он закрывает глаза, как будто ему больно. — Неизвестно, как все обернется. Да, я поговорю с ним… Да… Знаю… Выясни и сообщи мне. Обязательно найди ее, Лонгботтом, она в беде. Найди ее, — разговор окончен.       — Хочешь чаю? — спрашиваю я. Чай, ответ Северуса на любой кризис.       Я наполняю чайник водой из крана.       — Вообще-то, я бы с удовольствием вернулся в постель, — по его взгляду понимаю, что уж точно не для сна.       — Ну, мне нужен чай. Не хочешь выпить со мной чашечку? — я хочу знать, что происходит. Я не буду отвлекаться на секс.       Он взволнованно приглаживает волосы.       — Да, пожалуй, выпью, — соглашается он, но я вижу его раздражение.       Ставлю чайник на плиту и занимаюсь чашками и чайником. Уровень моего беспокойства зашкаливает. Скажет ли он мне о проблеме? Или мне придется докапываться?       Я чувствую его взгляд на себе — чувствую его неуверенность, и гнев. Поднимаю взгляд, и в его глазах блестит опасение.       — Что такое? — мягко спрашиваю я.       Он качает головой.       — Ты не хочешь мне говорить?       — Нет, — он вздыхает и закрывает глаза.       — Почему?       — Потому что это не должно тебя касаться. Я не хочу впутывать тебя в эту историю.       — Это не должно меня касаться, но касается. Она нашла меня и поджидала возле моего офиса. Откуда она знает обо мне? Откуда она знает, где я работаю? Я думаю, у меня есть право знать, что происходит.       Он снова проводит рукой по волосам, излучая разочарование, словно ведя какую-то внутреннюю борьбу.       — Пожалуйста? — мягко прошу я.       Его губы крепко сжимаются. Он хмурит брови.       — Ладно, — говорит он, смирившись. — Я понятия не имею, как она тебя нашла. Может быть, по нашей фотографии в Шотландии, я не знаю, — он снова вздыхает, и я чувствую, что его разочарование направлено на самого себя.       Он расхаживает взад-вперед. Я терпеливо жду и наливаю кипяток в заварочный чайник. После паузы он продолжает:       — Пока мы были во Франции, Дафна заявилась ко мне домой без предупреждения и устроила сцену перед Добби.       — Что значит «устроила сцену»?       Он досадливо морщится.       — Скажи мне. Ты что-то скрываешь, — мой тон более решительный, чем я себя чувствую.       Он удивленно моргает.       — Дрей, я…       — Ну?       Он обреченно вздыхает.       — Она пыталась вскрыть себе вены.       — О нет! — это объясняет повязку на ее запястье.       — Добби привел ее в порядок и перенес в больницу Святого Мунго. Но Дафна ушла оттуда еще до моего возвращения.       Мерлин! Что это значит? Попытка суицида? Почему?       — Врач, лечивший ее, назвал этот поступок типичным криком о помощи. Он не верит, что она вправду шла на риск, и считает, что она лишь стоит на пороге суицидального мышления. Но я не уверен. Я пытаюсь ее отыскать и как-то помочь.       — Она что-нибудь сказала Добби?       Он смерил меня долгим взглядом. Я вижу, что ему не по себе.       — Так, пару слов, — наконец, отвечает он, но я понимаю: он что-то недоговаривает.       Наливаю чай в чашки и обдумываю ситуацию. Значит, Дафна хочет вернуться в жизнь Гарри и выбирает попытку самоубийства, чтобы привлечь его внимание? Ух ты! Страшно. Но эффективно. Гарри покинул Францию, чтобы быть рядом с ней, но она исчезает, прежде чем он успевает приехать? Как странно.       — Ты не можешь ее найти? А если через ее семью?       — Они не знают, где она. Не знает и ее муж.       — Муж?       — Да, — смущенно говорит он, — она года два как замужем.       Что?       — Значит, она была с тобой, будучи замужем? — твою мать. У него действительно нет границ.       — Нет! Мерлин, нет. Она была со мной года три назад. Потом мы расстались, и она вскоре вышла замуж за этого парня.       О.       — Так почему она пытается привлечь твое внимание сейчас?       — Я не знаю, — он печально качает головой. — Нам лишь удалось узнать, что она сбежала от мужа четыре месяца назад.       — Позволь мне прояснить ситуацию. Она не была твоей сабмиссив в течение трех лет?       — Около двух с половиной, если точнее.       — И она хотела большего.       — Да.       — Но ты нет?       — Ты знаешь это.       — Значит, она тебя бросила.       — Да.       — Так почему она пришла к тебе сейчас?       — Не знаю, — по тону чувствую, что у него есть объяснение.       — Но ты подозреваешь…       Он сердито прищурил глаза.       — Я подозреваю, что это как-то связано с тобой.       Со мной? Чего она от меня хочет? «Что в тебе есть такого, чего нет у меня?»       Я гляжу на Гарри, на его великолепный торс. Этот красавец принадлежит мне; он мой. Мой. Но все-таки она так похожа на меня: такие же светлые волосы и бледная кожа. При этой мысли я хмурюсь. Да… что в тебе есть такого, чего нет у меня?..       — Почему ты не сказал мне вчера? — мягко спрашивает он.       — Забыл, — я виновато пожимаю плечами. — Знаешь, посиделки после работы, в конце моей первой недели. Потом ты появился в баре и твой прилив тестостерона с Томом, а потом, когда мы были здесь… Это вылетело у меня из головы. Ты заставляешь меня забыть обо всем.       — Прилив тестостерона? — кривится он.       — Да. Соревнование по мочеиспусканию.       — Я покажу тебе прилив тестостерона.       — Не лучше ли выпить чашечку чая?       — Нет, Драко, не лучше.       Его глаза прожигают меня насквозь. Говорят: «Я хочу тебя и немедленно». У-ух, горячо!       — Забудь о ней. Пойдем, — он протягивает руку.       Просыпаюсь от того, что мне слишком жарко. Оказывается, я обвился вокруг голого Гарри Поттера. Мягкий утренний свет проникает сквозь занавески. Моя голова лежит на его груди, нога сплелась с его, рука лежит на его животе.       Приподнимаю голову, боясь разбудить его. Он выглядит совсем юным и расслабленным во сне, и он мой.       М-м-м… Нерешительно глажу его по груди, пробегаю кончиками пальцев по спутанным волосам, а он не шевелится. Я прямо-таки не верю своим глазам. Он реально мой — на несколько драгоценных мгновений. Я нежно целую один из его шрамов. Он тихо стонет, но не просыпается. Я улыбаюсь и снова целую. Он открывает глаза.       — Привет, — говорю я с виноватой усмешкой.       — Привет, — настороженно отвечает он. — Что ты делаешь?       — Смотрю на тебя, — провожу пальцами по его «дорожке счастья» — от пупка вниз до… Он сердито щурится, хватает меня за руку, но потом его губы растягиваются в ослепительной улыбке, и я успокаиваюсь. Мои прикосновения остаются тайными.       — Почему ты не позволяешь мне прикасаться к себе?       Неожиданно он ложится на меня, вдавив в матрас, и хватает за запястья. Щекочет мой нос своим.       — Думаю, что вы задумали что-то нехорошее, мистер Малфой, — обвиняет он с улыбкой.       — Я люблю думать о нехорошем, когда лежу рядом с тобой. Кроме того, я слизеринец. Мы всегда замышляем недоброе.       — Правда? — спрашивает он и легонько целует меня в губы. — Секс или завтрак? — спрашивает он.       Его глаза потемнели, но полны юмора. Я чувствую, как он входит в меня, и выгибаюсь навстречу.       — Хороший выбор, — бормочет он; его дыхание щекочет мне шею.       Стою перед зеркалом и пытаюсь изобразить из своих волос какое-то подобие прически. Мне кажется, они стали слишком длинными; больше похожи на волосы Люциуса, только у меня естественные волнистые локоны. Я в джинсах и футболке, а Гарри, только что принявший душ, одевается позади меня. Я жадно смотрю на его тело.       — Как часто ты тренируешься? — спрашиваю я.       — Каждую неделю в один из выходных, — отвечает он, застегивая ширинку.       — Чем ты занимаешься?       — Бегаю, делаю силовые упражнения, занимаюсь кикбоксингом. Еще я постоянно выполняю упражнения, которые используют авроры для тренировок, — он пожимает плечами.       — Авроры?       — Да, у меня есть личный тренер, бывший аврор. Его зовут Клод. Он очень хороший. Он тебе понравится.       Я поворачиваюсь и гляжу на него. Он застегивает рубашку.       — Как это понравится? Что ты хочешь этим сказать?       — Тебе он понравится как тренер.       — Зачем мне нужен персональный тренер? Для хорошей формы мне достаточно и тебя.       Он подходит ко мне и обнимает за плечи. Его потемневшие глаза встречаются в зеркале с моими.       — Но я хочу, чтобы ты был в форме, детка, для того, что я задумал. Мне нужно, чтобы ты не отставал.       Я покраснел, вспоминая игровую комнату. Да, Красная комната боли изнурительна. Позволит ли он мне вернуться туда? Хочу ли я туда вернуться?       Конечно, да! кричит мой внутренний голос.       Я смотрю в его непостижимые, завораживающие зеленые глаза.       — Ты хочешь этого, не отрицай, — шепчет он.       Я заливаюсь краской; мне в голову приходит неприятная мысль о том, что Дафна, вероятно, справлялась с нагрузками. Мои губы поджимаются сами собой.       — Что такое? — озабоченно спрашивает Гарри.       — Ничего, — трясу я головой. — Ладно, я познакомлюсь с Клодом.       — Правда? — недоверчиво спрашивает Гарри. Его лицо светлеет. У него такой вид, словно он выиграл в лотерею, хотя наверняка ни разу в жизни не покупал лотерейные билеты — не было нужды.       — Да, Цирцея — если это делает тебя таким счастливым, — ехидничаю я.       Он еще крепче обнимает меня и целует в щеку.       — Ты даже не представляешь насколько, — шепчет он. — Ну, чем мы займемся сегодня?       Он утыкается носом в мои волосы, и по всему моему телу бегут восхитительные мурашки.       — Я хотел сегодня подстричься, а еще, хм-м, мне надо обналичить чек.       — Совсем забыл! — спохватывается он и закусывает губу. Потом лезет в карман и достает ключ от «Ауди» на которой я ездил всего один раз.       — Машина снаружи, — говорит он спокойно, с непроницаемым лицом.       — Что значит, снаружи? — звучу сердито. Черт. Я злюсь. Как он смеет!       — Уизли привез ее вчера.       Я открываю рот, затем закрываю его и повторяю этот процесс дважды, но меня лишили дара речи. Он возвращает мне машину и уже купил мне новую метлу. Двойное дерьмо. Почему я этого не предвидел? Ну, в эту игру могут играть двое. Я роюсь в сумке и достаю конверт с чеком.       — Вот, это твое.       Гарри недоуменно смотрит на меня, затем, узнав конверт, поднимает обе руки и отходит.       — О нет. Это твои деньги.       — Нет, не мои. Я хочу откупить у тебя машину и метлу.       Выражение его лица мгновенно меняется. На нем вспыхивает ярость — да, ярость.       — Нет, Драко. Это твои деньги, твоя машина, твоя метла, — сердито заявляет он.       — Нет, Гарри. Мои деньги, твоя машина, твоя метла. Я покупаю их у тебя.       — Я подарил тебе эту машину на выпускной. И старую метлу, которая сломалась. Я просто заменил ее на новую.       — Если бы ты подарил мне ручку — это был бы подходящий подарок на выпускной. Но ты подарил мне «Ауди» — которую я не умею водить — и первоклассную «Молнию».       — Тебе в самом деле хочется спорить со мной?       — Нет.       — Тогда, вот ключи, держи! — он кладет их на комод.       — Я не это имел в виду!       — Прекратим дискуссию, Драко. Не испытывай мое терпение.       Я хмуро смотрю на него, и тут меня посещает вдохновение. Взяв конверт, я разрываю его на две части, потом еще на две и бросаю содержимое в мусорное ведро. О, как приятно.       Гарри бесстрастно смотрит на меня, но я знаю, что только что зажег фитиль и должен держаться подальше. Он погладил свой подбородок.       — Вы, как всегда, бросаете вызов, мистер Малфой, — сухо говорит он. Он поворачивается на пятках и уходит в другую комнату. Это не та реакция, которую я ожидал. Я ожидал полномасштабного Армагеддона. Я смотрю на себя в зеркало и пожимаю плечами, решаясь на мужской пучок.       Меня гложет любопытство. Чем там занимается мистер Поттер? Вхожу в комнату. Он говорит по телефону.       — Да, двадцать четыре тысячи фунтов. Срочно.       Он направляет на меня бесстрастный взгляд.       — Хорошо. В понедельник? Прекрасно… Нет, это все, Андреа.       Сердито захлопнул мобильник.       — Деньги поступят на твой банковский счет в понедельник. Мне не нужны такие фокусы.       Он клокочет от злости, но мне плевать.       — Двадцать четыре тысячи фунтов! — я почти кричу. — И откуда ты знаешь мой банковский счет?       Моя ярость удивляет его.       — Я знаю о тебе все, Драко, — спокойно заявляет он.       — Не может быть, чтобы моя старая метла стоила двадцать четыре тысячи фунтов.       — В целом я с тобой согласен, но у рынка свои законы. Цена зависит от того, покупатель ты или продавец. Какой-то сумасшедший хотел эту смертельную ловушку и был готов заплатить за нее такую сумму. Очевидно, коллекционер. Если не веришь мне, спроси Уизли.       Я недоверчиво и зло смотрю на него, он на меня — два злых и упрямых идиота.       И тут я ощущаю притяжение: между нами возникает электричество; оно толкает нас друг к другу. Внезапно Гарри хватает меня в охапку, жадно, неистово целует в губы. Его растопыренная ладонь держит меня за задницу и прижимает к бедрам; другая рука тянет за волосы и запрокидывает голову. Я тоже запустил пальцы в его шевелюру и крепко держу, не отпускаю от себя. Он трется об меня всем телом, я слышу его прерывистое дыхание. Я чувствую, как он возбужден. Он хочет меня, и у меня кружится от счастья голова, я плавлюсь от восторга — ведь я нужен ему.       — Почему, почему ты споришь со мной? — бормочет он между жаркими поцелуями.       Кровь звенит в моих жилах. Неужели он всегда будет так же действовать на меня? А я на него?       — Потому что могу, — я задыхаюсь от долгого поцелуя. Я не вижу, а чувствую кожей его улыбку. Он прижимается лбом к моему лбу.       — Мерлин, я хочу взять тебя прямо сейчас, но у меня закончились резинки. Я никогда не смогу насытиться тобой. Ты просто умопомрачительный, потрясающий мужчина.       — И ты сводишь меня с ума, — шепчу я. — Во всех смыслах.       Он качает головой.       — Пошли. Позавтракаем. И я знаю место, где ты можешь подстричься.       — Хорошо, — соглашаюсь я, и на этом наша ссора заканчивается.       — Я плачу, — я хватаю чек за завтрак, опередив его.       Он хмурится.       — Ты не успел, Поттер. Надо быстрее шевелиться.       — Верно, надо, — кисло соглашается он, хотя я подозреваю, что он меня дразнит.       — Не сердись. Ведь я стал на двадцать четыре тысячи фунтов богаче, чем был сегодня утром. Я могу позволить себе, — я взглянул на чек, — двадцать два фунта и шестьдесят семь пенсов за завтрак.       — Благодарю, — ворчит он. Ну, вернулся угрюмый подросток.       — Куда мы теперь?       — Ты действительно хочешь постричься?       — Да ты посмотри на меня!       — По-моему, ты выглядишь прекрасно. Ты всегда так выглядишь.       Я краснею и опускаю глаза.       — А как же прием, который устраивают твои родители?       — Вспомнил! Нужно явиться в смокинге.       — Где он пройдет?       — В их доме. У них там разбит большой шатер.       — Что за благотворительная программа?       Гарри трет ладони о бедра и неохотно отвечает:       — Называется «Справимся вместе». Реабилитация для наркозависимых родителей маглов и волшебников с маленькими детьми.       — По-моему, хорошее дело, — тихо говорю я.       — Ладно, пошли, — он встает, давая понять, что разговор на эту тему закончен, и подает мне руку. Я берусь за нее, Гарри крепко сжимает мои пальцы и выводит из ресторана.       Странно. Он так демонстративно ведет себя в одних случаях и совершенно закрыт в других. Мы идем по улице. Утро приятное, мягкое. Светит солнце, в воздухе пахнет кофе и свежеиспеченным хлебом.       — Куда мы идем?       — Это сюрприз.       Ну ладно. Не очень-то я люблю его сюрпризы.       Мы проходим два квартала; магазины тут явно более дорогие. Мне еще не выдавалась возможность обследовать эту часть города, но все это буквально по соседству с нашим жильем. Пэнси будет довольна: тут масса маленьких бутиков, где она сможет утолять свою страсть к нарядам. Впрочем, мне тоже нужно купить еще немного одежды для работы.       Гарри останавливается перед большим шикарным салоном красоты под названием «Эсклава» («Рабыня» по-испански) и открывает передо мной дверь. Внутри все белое и кожаное. За ослепительно-белой стойкой администратора сидит молодая блондинка в белом. Она поднимает на нас взгляд.       — Доброе утро, мистер Поттер, — радостно здоровается она и хлопает длинными ресницами. На щеках блондинки появляется румянец, вероятно, от смущения. Это меня не удивляет, ведь таково действие Гарри производит на всех женщин, как я уже успел заметить. Но откуда она его знает?       — Привет, Грета.       Он тоже ее знает. Как это понять?       — Как обычно, сэр? — вежливо спрашивает она. У нее очень розовая помада.       — Нет, — быстро отвечает он, нервно покосившись на меня.       Как обычно? Что это значит?       Черт! Ведь это Правило номер шесть, проклятый салон красоты… Вся эта чушь с воском… проклятье!..       Вот куда он приводил всех своих сабмисствов? Может, и Дафну тоже? Как, черт возьми, я должен к этому относиться?       — Мистер Малфой скажет вам, чего он хочет.       Я сердито гляжу на него. Он вводит свои Правила, не мытьем, так катаньем. Я уже согласился на персонального тренера — и вот теперь это?       — Почему здесь? — злобно прошипел я.       — Салон принадлежит мне, как и еще три таких же.       — Ты его владелец? — удивленно переспрашиваю я. Вот уж неожиданность!       — Да. Попутный бизнес. Кстати, ты можешь получить здесь все, что хочешь. Всевозможный массаж: шведский, шиацу; горячие камни, рефлексология, ванны с морскими водорослями, массаж лица и прочее, — тут делают все, — он взмахивает рукой с длинными пальцами.       — И воск?       Он смеется.       — Да, воск тоже. Во всех местах, — шепотом добавляет он, наслаждаясь моим дискомфортом.       Я вспыхиваю и бросаю взгляд на Грету. Она выжидающе смотрит на меня.       — Будьте добры, мне нужно подстричься.       — Конечно, мистер Малфой.       — Франко освободится через пять минут.       — Франко хорошо стрижет, — заверяет меня Гарри.       Я пытаюсь осмыслить то, что только что узнал. Гарри Поттер, генеральный директор холдинга, владеет еще и сетью салонов красоты.       Краем глаза я наблюдаю за ним. Внезапно Гарри бледнеет — что-то, или кто-то, этому причиной. Я поворачиваю голову, чтобы узнать, куда направлен его взгляд. В глубине салона появляется стройная жгучая брюнетка, закрывает за собой дверь и разговаривает с       парикмахером.       Она высокая, загорелая, на вид лет сорок с небольшим — точно сказать трудно. Одета в такую же форму, что и Грета, только черного цвета. Выглядит потрясающе. Ее волосы длинные и вьющиеся, кажутся неухоженными, но выглядят по своему привлекательно. Она поворачивается, видит Гарри, и на ее лице расцветает ослепительная и теплая улыбка.       — Извини, — торопливо бормочет Гарри.       Он быстро идет через салон, мимо парикмахеров в белом, мимо учеников, стоящих возле раковин, к ней. Они стоят слишком далеко, и я не слышу, о чем они беседуют. Жгучая брюнетка нежно здоровается с ним, целует в обе щеки, берет за локоть, и они о чем-то оживленно беседуют.       — Мистер Малфой? — безуспешно окликает меня Грета.       — Минуточку, пожалуйста, — прошу я, не в силах оторвать глаз от Гарри и брюнетки.       Та поворачивается и смотрит на меня, как на знакомого. На ее лице — такая же ослепительная улыбка. Я вежливо растягиваю губы в ответ.       Кажется, Гарри чем-то расстроен. Он в чем-то убеждает брюнетку, она уступает и с улыбкой поднимает руки кверху. Он тоже улыбается — ясное дело, они прекрасно знают друг друга. Возможно, они долгое время вместе работали? Может, она управляет этим салоном? У нее властный вид.       Потом понимание ударяет в меня, словно тяжелый стальной шар на тросе, и глубоко внутри, на уровне инстинкта, я понимаю, кто это. Она. Яркая, не очень юная, прекрасная…       Это миссис Робинсон.