Пятьдесят оттенков Поттера: Темнее

      Дин опять говорит в свой рукав:       — Уизли, мистер Поттер вошел в квартиру, — тут он морщится, отводит его от уха, предположительно получив несколько сильных оскорблений от Уизли.       О нет — если Уизли волнуется…       — Пожалуйста, позвольте мне войти, — умоляю я. — У меня есть палочка, — я достаю ее из рукава, чтобы показать ему.       — Извините, мистер Малфой. Это не займет много времени, — Дин поднял обе руки вверх в защитном жесте. — Уизли и остальные как раз сейчас заходят в дом с черного хода.       Да что ж такое! Я мучительно чувствую собственное бессилие. Замирая, жадно ловлю все звуки, но слышу лишь собственное неровное дыхание. У меня пересохло во рту, кружится голова. Я молча молюсь: Мерлин, пусть с Гарри ничего не случится!       Не знаю, сколько прошло времени. Мы ничего не слышим. Конечно, тишина — тоже хорошо, лучше, чем выстрелы. Я начинаю вышагивать вверх и вниз по дорожке, и осматриваю некоторые машины, чтобы отвлечься.       Я никогда не замечал, сколько их, и вероятно все принадлежат Гарри. Как странно — неужели ему действительно нужно так много.       Они не отвлекают меня надолго. Где же Гарри?       Я смотрю на Дина, а он бесстрастно наблюдает за мной.       — Что там происходит?       — Никаких новостей, мистер Малфой.       Неожиданно шевелится дверная ручка. Дин мгновенно поворачивается и выхватывает палочку из кобуры, висящей на рукаве.       Я замираю. В дверях появляется Гарри.       — Все чисто, — говорит он, хмуро глядя на Дина, который тут же убирает свою палочку и отступает назад, пропуская меня внутрь.       — Уизли перебдил, — ворчит Гарри, протягивая мне руку.       Я стою, разинув рот, не могу пошевелиться и впитываю каждую его маленькую черточку: непослушные волосы, морщинки вокруг глаз, волевую челюсть, расстегнутые верхние пуговки на рубашке. Мне кажется, что он постарел на десять лет. Гарри озабоченно глядит на меня; его глаза потемнели.       — Все в порядке, детка, — он подходит ко мне, обнимает и целует в макушку. — Пойдем, ты устал. Ляжешь.       — Я так волновался, — лепечу я, млея в его объятьях и вдыхая его сладкий-пресладкий запах.       — Знаю. Мы все тревожились.       Дин исчез, вероятно, прошел в квартиру.       — Честно говоря, мистер Поттер, ваши бывшие подружки очень утомительны, — сердито замечаю я. Гарри усмехается.       — Да. Верно.       Взяв меня за руку, он идет через холл в большой зал.       — Уизли и его помощники проверяют сейчас все шкафы и кладовые. Только я не думаю, что она здесь.       — Что ей тут делать? — недоумеваю я.       — Верно.       — Как она могла войти сюда?       — Я не вижу такой возможности. Но Уизли иногда проявляет чрезмерную бдительность.       — Вы уже искали в твоей игровой комнате? — спрашиваю я шепотом.       Гарри бросает на меня быстрый взгляд и морщит лоб.       — Да, она заперта, но мы с Уизли ее проверили.       Я набираю полную грудь воздуха и медленно выдыхаю — очистительное упражнение.       — Не хочешь чего-нибудь выпить? — спрашивает Гарри.       — Нет, — меня наполняет свинцовая усталость: я ужасно хочу лечь и уснуть.       — Пойдем. Давай я уложу тебя в постель. Ты выглядишь измученным, — выражение лица Гарри смягчается.       Я хмурюсь. Он тоже ляжет со мной? Или хочет спать один?       С облегчением вижу, что он ведет меня в свою спальню. Вытряхиваю содержимое карманов пиджака на комод, а затем снимаю его. Там белеет послание миссис Робинсон.       — Вот, — я протягиваю его Гарри. — Если хочешь, прочти. Я не буду на него отвечать.       Гарри быстро прочитывает письмо. На его челюсти напрягаются желваки.       — Не знаю, какие пробелы она может заполнить, — пренебрежительно фыркает он. — Я должен поговорить с Уизли.       — Ты собираешься вызвать авроров по поводу машины и Дафны? — спрашиваю я, поворачиваясь.       — Нет. Я не хочу, чтобы вмешивались авроры. Дафне нужна помощь, а не вмешательство министерства, и я не хочу, чтобы они были здесь. Мы просто должны удвоить наши усилия, чтобы найти ее, — он наклоняется и нежно целует меня в плечо. — Ложись, — приказывает он и уходит.       Я лежу, гляжу в потолок и жду его возвращения. За прошедший день так много всего случилось, так много нужно обдумать. С чего начать?..       Резко просыпаюсь и не сразу понимаю, где я. Неужели я заснул? В слабом свете, проникающем сюда через приоткрытую дверь, я вижу, что Гарри рядом со мной нет. Где же он? Я обвожу глазами комнату. В изножье кровати стоит какая-то тень. Женщина? Одетая в черное? Трудно сказать.       В ошеломленном состоянии я протягиваю руку, чтобы взять свою палочку на прикроватной тумбочке и наложить люмос, затем поворачиваюсь назад, чтобы посмотреть, но там никого нет. Я качаю головой. Мне показалось? Приснилось?       Я сажусь и обвожу глазами спальню. Мне становится жутковато — но я тут совершенно один.       Я провожу ладонью по лицу. Который час? Где Гарри? На будильнике — пятнадцать минут третьего.       Слезаю с кровати и иду на его поиски, сбитый с толку разыгравшимся воображением. Мне уже мерещится всякая ерунда. Должно быть, реакция на драматические события минувшего вечера.       Я смотрю вниз по лестнице, но нижний этаж кажется пустым. Я спускаюсь на этаж ниже и вижу, что дверь кабинета Гарри приоткрыта, и слышу, как он с кем-то разговаривает. Должно быть, он разговаривает по телефону, потому что я не слышу, чтобы кто-то отвечал.       — Я не понимаю, почему ты звонишь в такой поздний час. Мне нечего тебе сказать. Ну, впрочем, ответь мне ты… Тебе не надо было передавать письмо.       Я неподвижно стою возле двери и, сгорая от стыда, подслушиваю. С кем это он говорит?       — Нет, ты послушай. Я просил тебя, а теперь приказываю. Оставь его в покое. У вас с ним нет ничего общего. Понятно?       Он говорит сердито и агрессивно. Я хочу постучать в дверь, но не решаюсь.       — Я знаю. Но я серьезно говорю, Белла. Оставь его в покое, мать твою. Или мне нужно повторять это несколько раз? Слышишь меня?.. Ладно. Спокойной ночи, — он швыряет телефон на стол.       Ох, черт! Я робко стучусь в дверь.       — Что? — рычит он, и мне хочется убежать и спрятаться.       Он сидит за столом, уронив голову на руки. Поднимает голову, и суровое выражение лица сразу смягчается, когда он видит меня. В глазах читается настороженность и такая ужасная усталость, что у меня сжимается сердце.       Он озадаченно моргает и обводит меня взглядом с головы до ног. На мне одна из его футболок.       — Тебе больше подходят атлас или шелк, Драко, — шутит он. — Но даже в моей футболке ты выглядишь прекрасно.       Ах, какой неожиданный комплимент.       — Я соскучился без тебя. Пойдем спать.       Он медленно встает со стула, все еще одетый в белую рубашку и костюмные брюки. Теперь его глаза сияют и полны обещания… хотя в них видна и грусть. Он стоит передо мной, устремив на меня пронзительный взгляд, но ко мне не прикасается.       — Знаешь ли ты, что значишь для меня? — спрашивает он. — Если по моей вине с тобой что-нибудь случится… — его голос обрывается, на лице — болезненная гримаса. Он выглядит таким беззащитным, он боится за меня…       — Ничего со мной не случится, — заверяю я его ласковым голосом и глажу по лицу, провожу пальцами по щетине на щеке. Она неожиданно мягкая на ощупь. — Как быстро у тебя растет борода, — шепчу я, не в силах убрать из своего голоса восхищение этим красивым, испорченным мужчиной, который стоит передо мной.       Я провожу пальцем по контуру его нижней губы, потом веду пальцы вниз по его горлу, к полустертой красной черте у основания шеи. Он глядит на меня сверху с приоткрытыми губами и все еще не дотрагивается до меня. Я веду пальцем по этой черте, он закрывает глаза. Его спокойное дыхание делается неровным. Мои пальцы замирают у бортика рубашки, и я берусь за ближайшую застегнутую пуговицу.       — Я не буду дотрагиваться до тебя. Только сниму с тебя рубашку, — шепчу я.       Его глаза широко раскрылись и глядят на меня с тревогой. Но он не шевелится и не останавливает меня. Я очень медленно расстегиваю пуговицу, держа ткань подальше от его кожи, потом неторопливо перехожу к следующей и повторяю весь процесс — тщательно и сосредоточенно.       Я не хочу дотрагиваться до него. Вернее, хочу, но не дотрагиваюсь… После четвертой пуговицы вновь появляется красная линия, и я поднимаю лицо и робко улыбаюсь.       — Вот и разрешенная территория, — я провожу пальцами по линии и расстегиваю последнюю пуговицу. Распахиваю полы рубашки, перехожу к манжетам, поочередно вынимаю запонки из черного отшлифованного камня.       — Можно я сниму с тебя рубашку? — тихо спрашиваю я.       Он кивает; я поднимаю руки и стаскиваю рубашку с его плеч. Он вытаскивает руки из рукавов и вот уже стоит передо мной голый до пояса. Избавленный от рубашки, он, кажется, восстановил душевное равновесие и лукаво улыбается.       — Теперь займемся брюками, мистер Малфой? — спрашивает он, поднимая брови.       — В спальне. Я хочу, чтобы ты лег в постель.       — Правда? Мистер Малфой, вы ненасытны.       — Интересно, почему? — я хватаю его за руку, вытаскиваю из кабинета и веду в спальню. Там прохладно.       — Ты открывал балконную дверь? — спрашивает он, нахмурив брови, когда мы входим.       — Нет, — я не помню этого. Помню только, как я обвел взглядом комнату, когда проснулся. Тогда дверь была закрыта.       О черт! Кровь отхлынула от моего лица; разинув рот, я гляжу на Гарри.       — Что? — отрывисто спрашивает он.       — Когда я проснулся, здесь кто-то был, — шепчу я. — Только тогда я решил, что мне почудилось.       — Что? — на его лице отражается ужас. Он бросается к балконной двери, выглядывает из нее, потом возвращается в комнату и запирает за собой дверь. — Точно? Кто?..       — Женщина, я думаю. Было темно. Я только проснулся.       — Одевайся, — рычит он. — Немедленно!       — Моя одежда вся наверху, — жалобно сообщаю я.       Он выдвигает ящик комода и выуживает из него спортивные штаны.       — Вот, надевай, — штаны немного великоваты, но с ним не поспоришь.       Он хватает футболку и торопливо натягивает на себя. Хватает телефон и нажимает две кнопки.       — Она все-таки здесь, мать ее так, — шипит он в трубку.       Примерно через три секунды Уизли и один из других охранников врываются в спальню Гарри. Гарри рассказывает им вкратце о том, что произошло.       — Давно? — спрашивает Уизли деловым тоном. На нем, как всегда, его пиджак. Спит когда-нибудь этот человек или нет?       — Минут десять, — бормочу я, почему-то чувствуя себя виноватым.       — Она знает этот дом как свои пять пальцев, — говорит Гарри. — Я забираю Драко сейчас же. Она прячется где-то здесь. Найди ее. Когда вернется Добби?       — Завтра вечером, сэр.       — Пусть не возвращается, пока здесь не станет безопасно. Ясно? — резко говорит Гарри.       — Да, сэр. Вы поедете в Годрикову впадину?       — Я не хочу привозить проблему своим родителям. Забронируй мне где-нибудь номер.       — Да. Я вам позвоню.       — Мы не преувеличиваем опасность? — спрашиваю я.       Гарри сердито сверкает глазами.       — У нее может быть палочка.       — Гарри, она стояла возле кровати. Она могла произнести заклинание в любой момент, если бы хотела этого.       Он замирает на мгновение, вероятно, чтобы взять себя в руки. Потом зловеще ласковым голосом говорит:       — Я не готов рисковать. Уизли, Драко нужна обувь.       Гарри заходит в шкаф-купе, а я остаюсь под охраной секьюрити. Не помню его имя, кажется, Финниган. Он смотрит поочередно то на холл, то на балконную дверь. Через пару минут возвращается Гарри с кожаной сумкой; на нем джинсы и блейзер в тонкую полоску. Он набрасывает мне на плечи джинсовую куртку.       — Пойдем, — он крепко сжимает мне руку, и мне приходится практически бежать, чтобы поспевать за его длинными шагами в большую комнату.       — Мне не верится, что она может быть где-то здесь, — бормочу я, глядя на балконную дверь.       — Дом большой. Ты не все еще здесь видел.       — Почему бы тебе просто не послать ей патронус… и не сказать, что ты хочешь с ней поговорить?       — Драко, она не в себе и, скорее всего, вооружена, — раздраженно отвечает он.       — Так мы просто сбегаем?       — Пока что да.       — А если она попытается застрелить Уизли?       — Уизли знает толк в таких делах. Он опередит ее, — говорит он с отвращением. — Он будет быстрее управляться со своей палочкой, чем она со своей. Кроме того, я не думаю, что она причинит ему вред.       — Северус много знает о защите от темных искусств. Он научил меня некоторым вещам.       Гарри удивленно поднимает брови и едва ли не смеется.       — Ты и темная магия? — недоверчиво переспрашивает он.       — Да, мистер Поттер, — с вызовом заявляю я. — Берегитесь, я хорошо владею своей палочкой. Так что вам нужно опасаться не только ваших свихнувшихся сабов.       — Я буду иметь это в виду, мистер Малфой, — сухо отвечает он, но улыбается. Мне приятно сознавать, что я могу заставить его улыбнуться даже в такой напряженной ситуации.       Уизли встречает нас в фойе и вручает мне маленький чемодан и черные кеды. Я поражен — он упаковал для меня что-то из одежды — и робко улыбаюсь ему в знак благодарности. Он тоже ободряюще улыбнулся мне. Не удержавшись, обнимаю его. Он удивляется и густо краснеет.       — Будьте осторожны, — говорю я.       — Да, мистер Малфой, — смущенно бормочет он.       Гарри хмуро смотрит на меня и вопросительно на Уизли, а тот, чуть улыбаясь, поправляет галстук.       — Сообщите, куда мне ехать, — говорит Гарри.       Уизли лезет в карман, достает бумажник и протягивает Гарри кредитную карточку.       — Возможно, она вам пригодится, когда вы приедете на место.       — Верно, — кивает Гарри.       К нам подходит Финниган.       — Томас и Рейнольдс никого не обнаружили, — докладывает он Уизли.       — Проводите мистера Поттера и мистера Малфоя к их машине, — приказывает Уизли.       Улица пустынна. Сейчас почти три часа ночи. Гарри усаживает меня на пассажирское сиденье R8 и кладет мой чемодан и свою сумку в багажник. На «Ауди», стоящую рядом, страшно смотреть — все шины проколоты, кузов залит белой краской. Зрелище не для слабонервных. Я радуюсь, что Гарри увозит меня в другое место.       — Замена прибудет в понедельник, — бесстрастно сообщает Гарри, садясь рядом со мной.       — Как она узнала, что это моя машина?       Он с беспокойством глядит на меня и вздыхает.       — У нее была «Ауди А3». Я покупаю такую тачку всем моим сабмиссив — это наиболее безопасная машина в своем классе.       Ага.       — Так, значит, ее нельзя считать подарком в честь окончания учебы.       — Драко, вопреки моим надеждам ты никогда не был сабмиссивом, так что технически это подарок к окончанию университета, — он выезжает с парковки и мчится по улице.       Вопреки его надеждам. О нет… Мы все время возвращаемся к этой фразе.       — Ты все еще надеешься? — шепчу я.       В салоне оживает телефон.       — Поттер, — рявкает Гарри.       — «Бомонд». На мое имя.       — Спасибо. И, Уизли, будь осторожен.       — Да, сэр, — спокойно говорит тот, и Гарри кладет трубку.       Улицы Лондона абсолютно пустые, и Гарри проносится по ним. Я подглядываю за ним. Он глубоко задумался, излучая мертвенно-задумчивое молчание. Он не ответил на мой вопрос. Он часто смотрит в зеркало заднего вида, и я понимаю, что он проверяет, нет ли за нами слежки.       Я гляжу в окно, пытаюсь взять под контроль свой утомленный, перевозбужденный разум. Если она хотела меня убить, у нее были все возможности для этого в спальне.       — Нет. Это не то, на что я надеюсь, больше нет. Я думал, это очевидно, — прерывает мои размышления Гарри. Его голос мягкий.       Я гляжу на него, запахиваю плотнее его джинсовую куртку и не понимаю, откуда исходит холод, от меня или от окна.       — Я беспокоюсь, что… понимаешь… что я недостаточно…       — Тебя более чем достаточно. Ради Мерлина, Драко, что я должен еще сделать?       Расскажи мне о себе. Скажи, что любишь меня.       — Почему ты решил, что я уйду, когда я пошутил, что доктор Дамблдор рассказал мне все, что знает о тебе?       Он тяжко вздыхает, на мгновенье прикрывает глаза и очень долго не отвечает.       — Тебе трудно понять всю глубину моей испорченности, Драко. И мне совсем не хочется делиться этим с тобой.       — И ты действительно подумал, что я бы ушел, если бы узнал? — срываюсь на крик. Неужели он не понимает, что я люблю его? — Ты так плохо думаешь обо мне?       — Я знаю, что ты уйдешь, — грустно произносит он.       — Гарри… Я думаю, что это невозможно. Я не могу представить себе жизни без тебя… — совершенно не могу.       — Однажды ты уже ушел от меня — я не хочу повторения.       — Беллатрис сказала, что видела тебя в прошлую субботу, — тихо шепчу я.       — Нет, не видела, — он хмурится.       — Ты не ездил к ней, когда я ушел?       — Нет, — раздраженно отрезает он. — Я уже сказал тебе — и я не люблю, когда кто-то не верит моим словам. Я никуда не ездил и не ходил в минувшие выходные. Я сидел и мастерил мотоцикл, который ты мне подарил. Так и провел время, — спокойно добавляет он.       У меня опять сжимается сердце. Миссис Робинсон сказала, что видела его.       Видела или нет? Она солгала. Зачем?       — Вопреки тому, что думает Белла, я не спешу к ней со всеми своими проблемами, Драко. Я вообще ни к кому не спешу. Ты, наверное, заметил — я не слишком разговорчив, — он крепче сжимает руль.       — Джеймс сказал мне, что ты не разговаривал два года.       — Правда? — рот Гарри сжимается в жесткую линию.       — Я… ну… вытянул из него эту информацию, — я смущенно потупился.       — Что еще сказал тебе папочка?       — Что твоя мама была целителем, осматривавшим тебя. После того как тебя обнаружили и привезли в госпиталь.       Лицо Гарри походит на маску.       — Он сказал, что тебе помогла игра на фортепьяно. И Луна.       При упоминании ее имени его губы расплылись в нежной улыбке.       — Ей было шесть месяцев, когда она появилась у нас. Я был в восторге, Тео — не очень. Ведь ему пришлось до этого привыкать ко мне. Она была прелестна, — меня поражает ласковая грусть в его голосе. — Теперь, конечно, меньше, — добавляет он, и мне приходят на ум ее успешные попытки нарушить наши похотливые намерения. Я невольно смеюсь.       Гарри удивленно косится на меня.       — Вам это кажется смешным, мистер Малфой?       — Мне показалось, что она была полна решимости разлучить нас.       Он невесело хмыкнул.       — Да, она это умеет, — он кладет руку на мое колено и сжимает его. — Но мы не поддались, — с улыбкой добавляет он и снова смотрит в зеркало заднего вида. — По-моему, за нами никто не гонится, — он разворачивается и направляется обратно в центр Лондона.       — Могу я спросить у тебя кое-что о Беллатрисе? — мы остановились перед светофором.       — Попробуй, — недовольно бормочет он, но я игнорирую его раздражение.       — Когда-то давно ты сказал мне, что она любила тебя так, как ты считал приемлемым. Как это понимать?       — Разве непонятно?       — Мне — нет.       — Я был неуправляемым. Я не выносил, когда ко мне прикасаются. И сейчас не переношу. Для четырнадцатилетнего подростка с бушующими гормонами это было трудное время. Она научила меня выпускать пар.       А-а-а.       — Луна сказала, что ты был драчуном.       — Цирцея, что за болтливая у меня семья? Впрочем, это ты виноват, — мы снова стоим перед светофором, и он, прищурившись, смотрит на меня и с шутливым осуждением качает головой. — Ты умеешь выуживать информацию из людей.       — Луна добровольно предоставила эту информацию. На самом деле, она была очень откровенна. Она беспокоилась, что ты начнешь драку в шатре, если не выиграешь меня на аукционе, — возмущенно бормочу я.       — О, детка, в этом не было никакой опасности. Я бы ни за что не позволил никому другому танцевать с тобой.       — Ты позволил Дамблдору.       — Он просто исключение из правил.       Гарри въезжает на впечатляющую, усыпанную листьями подъездную дорожку отеля «Бомонт» и паркуется возле входной двери, рядом с причудливым каменным фонтаном.       — Пойдем, — он вылезает из машины и берет наши сумки. К нам спешит парковщик с удивленным видом — несомненно, из-за нашего позднего прибытия. Гарри бросает ему ключи от машины.       — На имя Уизли, — говорит он. Парень кивает, сияя от восторга, прыгает в R8 и отъезжает. Гарри берет меня за руку и входит в вестибюль.       Я стою рядом с ним у стойки администратора и чувствую себя ужасно нелепо. Вот я нахожусь в самом престижном отеле Лондона, одетый в безразмерную джинсовую куртку, тренировочные штаны, которые мне велики, и старую майку, — рядом с элегантным греческим богом. Не удивительно, что администраторша недоуменно переводит взгляд с меня на Гарри и обратно, словно у нее в мозгу не складывается уравнение. Конечно, она благоговеет перед Гарри, запинается и краснеет. У нее даже руки дрожат…       — Вам нужен носильщик… для багажа, мистер Уизли? — спрашивает она и снова заливается краской.       — Нет, мы с мужем справимся.       Муж! Но на мне нет кольца. Я незаметно прячу руку за спину.       — Вы будете жить на одиннадцатом этаже в номере «каскад», мистер Уизли. Наш посыльный поможет вам донести вещи, — она краснеет и выглядит смущенной тем, что флиртует с геем.       — Все нормально, — отрезает Гарри. — Где лифты?       Мисс Застенчивость объясняет, и Гарри опять хватает меня за руку. Я быстро обвожу взглядом помпезный вестибюль с мягкими креслами. Сейчас он пуст, если не считать темноволосой женщины, которая сидит на диване и кормит своего терьера. Она улыбается нам, когда мы идем к лифтам. Так, значит, в этом отеле позволено приезжать с домашними животными? Странно для такого роскошного заведения.       В номере две спальни, официальная столовая и рояль. В массивной главной комнате пылает камин. Этот люкс больше, чем моя квартира.       — Ну, мистер Уизли, не знаю, как вы, но я бы очень хотел выпить, — бормочет Гарри, надежно запирая входную дверь и накладывая заклинания.       В спальне он ставит мой чемодан и свою сумку на оттоманку, стоящую в изножье огромной кровати с балдахином, и ведет меня в гостиную, где ярко горит огонь. Как приятно! Я грею возле камина руки, а Гарри готовит нам выпивку.       — Арманьяк?       — Да, пожалуйста.       Через мгновение он присоединяется ко мне у огня и протягивает хрустальный бокал с коньяком.       — Ну и денек был, а?       Я киваю и вижу в его глазах озабоченность.       — Да все нормально, — успокаиваю я его. — Как ты сам?       — Ну, сейчас я хотел бы выпить, а потом, если ты не слишком устал, отнести тебя в постель и раствориться в тебе.       — Думаю, это можно устроить, мистер Уизли, — я робко улыбаюсь ему, а он сбрасывает с себя обувь и стаскивает носки.       — Мистер Уизли, перестаньте кусать губу, — шепчет он.       Я краснею, глядя в свой бокал. Арманьяк восхитителен, он оставляет после себя обжигающее тепло, шелковисто скользя по моему горлу. Когда я поднимаю взгляд на Гарри, он потягивает свой бренди и смотрит на меня, его глаза темные — голодные.       — Ты не перестаешь удивлять меня, Драко. После такого дня, как сегодня — или, скорее, вчера — ты не ноешь и не убегаешь с криками. Я в благоговении перед тобой. Ты очень сильный.       — Ты — очень хорошая причина, чтобы остаться, — пробормотал я. — Я сказал тебе, Гарри, я никуда не уйду, что бы ты ни сделал. Ты знаешь, как я к тебе отношусь.       Он кривит губы, словно сомневается в моих словах. Он морщит лоб, словно ему больно слышать мои слова. Ах, Гарри, что мне сделать, чтобы ты поверил моим словам?       Позволь ему побить себя, — усмехается подсознание. Я хмуро отмахиваюсь.       — Где ты собираешься повесить мои портреты, сделанные Блейзом? — я пытаюсь повысить наше настроение.       — Это зависит от… — он улыбается. Очевидно, для него эта тема более приятная.       — От чего?       — От обстоятельств, — загадочно говорит он. — Его вернисаж еще не закончился, поэтому у меня еще есть время подумать.       Я наклоняю голову набок и щурю глаза.       — Ты можешь смотреть на меня так строго, как только захочешь, Драко. Я ничего не скажу, — поддразнивает он.       — Я могу пытками добиться от тебя правды.       Он поднимает брови.       — Знаешь, Драко, не надо обещать того, чего не сможешь выполнить.       О, так вот что он думает? Я ставлю свой бокал на каминную полку, протягиваю руку и, к удивлению Гарри, беру его бокал и ставлю его рядом со своим.       — Это мы еще посмотрим, — бормочу я. Очень смело — несомненно, под влиянием бренди — я беру Гарри за руку и тяну его в спальню. У изножья кровати я останавливаюсь. Гарри пытается скрыть свое веселье.       — Ну, мы пришли. Что ты будешь делать дальше? — с насмешкой спрашивает он вполголоса.       — Прежде всего, я тебя раздену. Завершу начатое, — я берусь за лацканы его блейзера, стараясь не прикасаться к телу. Он не морщится, но все же задерживает дыхание.       Я бережно снимаю блейзер с плеч Гарри. Он не отрывает от меня глаз, теперь в них горит огонь, а все веселье исчезло без следа. Еще я вижу осторожность и… жажду? Как много всего можно прочесть в его взгляде… О чем он думает? Я кладу блейзер на оттоманку.       — Теперь снимем футболку, — шепчу я и берусь за ее нижний край. Он помогает, поднимает руки и пятится назад, чтобы я быстрее стянул ее с него. Оставшись без футболки, он выпрямляется и пристально глядит на меня с высоты своего роста. Сейчас на нем только джинсы, которые так провокационно сползли с бедер. Из-под них выглядывает резинка боксеров.       Мой голодный взгляд поднимается по его плоскому животу к смазанным остаткам красной линии, потом к груди. Больше всего мне сейчас хочется провести языком по растительности на его груди, наслаждаться вкусом этих упругих волос.       — Что теперь? — шепчет он. Его глаза пылают.       — Хочу поцеловать тебя вот сюда, — я провожу пальцем поперек его живота.       Он судорожно втягивает воздух, раскрыв губы.       — Я не останавливаю тебя.       Я беру его за руку.       — Тогда ложись, — мурлычу я и веду его к кровати с балдахином. Он явно удивлен. Мне приходит в голову, что, вероятно, над ним никто не доминировал после… нее. Нет, не надо заходить на ту территорию.       Откинув покрывало, он садится на край кровати и глядит на меня снизу вверх. Лицо серьезное, в глазах ожидание и настороженность. Я стою перед ним и сбрасываю сначала джинсовую куртку, потом штаны.       Он трет кончики пальцев. Видно, что ему отчаянно хочется меня потрогать, но он перебарывает это желание. Набрав полную грудь воздуха, я храбро берусь за подол своей футболки, стаскиваю ее через голову и выпрямляюсь. Не отрывая от меня глаз, он сглатывает и восхищенно говорит:       — Ты — велеколепен, Драко.       Я сжимаю его лицо в своих ладонях, запрокидываю его голову и наклоняюсь, впиваясь в его губы поцелуем. Он издает низкий горловой стон.       Когда я накрываю его губы своими, он хватает меня за бедра. Не успев опомниться, я уже под ним, он раздвигает коленями мои ноги и вот уже лежит между ними как в колыбели. Он страстно целует меня, терзает мои губы; наши языки ударяются друг о друга. Его рука ползет от моего бедра по животу к груди, сжимает ее, мнет, восхитительно тянет за сосок.       Я издаю протяжный стон и невольно прижимаюсь пахом к нему, сладостно трусь о шов ширинки и его растущую в эрекции плоть. Он прерывает поцелуй и глядит на меня сверху вниз с удивлением и восторгом, выдвигает вперед бедра и прижимается членом к моей эрекции. Да. Сюда, сюда…       Я закрываю глаза и издаю стон. Он повторяет свой удар, но на этот раз я отвечаю ему ответным и наслаждаюсь его стоном и восторженным поцелуем. Он продолжает свою медленную, восхитительную пытку — ласкает меня, ласкает себя. И он прав: я забываю обо всем на свете. Все мои тревоги стираются из памяти. Я живу только сейчас, в этот момент, рядом с Гарри — кровь ликует в моих жилах, громко стучит в ушах, и этот стук сливается с шумом нашего дыхания. Он вводит в меня палец прежде, чем я успеваю это понять, и я стону. Запускаю пальцы в его буйную шевелюру, даю волю своему жадному языку, который теперь соперничает в смелости с его языком. Глажу ладонями по его рукам, по пояснице до пояса джинсов, засовываю бесстыдные, жадные руки в джинсы, побуждая его повторять желанные движения вновь и вновь — чтобы забыть обо всем на свете, кроме нас двоих.       — Драко, ты так совсем измотаешь меня, — шепчет он внезапно, отодвигается от меня и быстро стягивает джинсы. Потом протягивает мне презерватив. — Ты хочешь меня, детка, а я, черт возьми, хочу тебя. Ты знаешь, что делать.       Нетерпеливо и ловко я разрываю фольгу и надеваю презерватив на его член. Гарри блаженно улыбается, приоткрыв рот; в его ярко-зеленых глазах туман и обещание плотских удовольствий. Наклонившись надо мной, он трется носом о мой нос, а членом о мою дырочку, закрывает глаза и с замечательной медлительностью входит.       Хватаю его за руки и запрокидываю голову, наслаждаясь восхитительно полным ощущением его власти. Он тихонько прикусывает зубами мой подбородок, выходит из меня и снова скользит внутрь — медленно, сладко и нежно. Его тело придавливает меня, локти и ладони лежат по сторонам моей головы.       — Ты заставляешь меня забыть обо всем. Ты лучшее мое лекарство, — шепчет он, медленно двигаясь, смакуя каждый дюйм моего тела.       — Пожалуйста, Гарри, быстрее, — молю я, желая большего и немедленно.       — О нет, детка. Мне нужно медленно, — он сладко целует меня, нежно кусает за нижнюю губу и слушает мои тихие стоны.       Опять запускаю пальцы в его волосы и отдаюсь его ритму. Мое тело медленно и верно взбирается все выше и выше на плато, затем резко и стремительно падает вниз, и я кончаю на оба наших живота, сжимаясь вокруг его члена.       — О, Дрей, — выдыхает он и извергается как вулкан. Мое имя звучит в его устах как благословение.       Его голова покоится на моем животе, руки обнимают меня. Мои пальцы теребят его непослушные волосы. Не знаю, как давно мы так лежим. Уже поздно, я очень устал, но хочу насладиться безмятежным послевкусием акта любви с Гарри Поттером, потому что именно этим мы и занимались: нежно и сладко любили друг друга.       За такое короткое время он прошел долгий путь. Я тоже. Осмыслить все разом не получается. За всеми проклятыми перипетиями я теряю из вида его простую и честную тягу ко мне.       — Мне никогда не насытиться тобой. Не бросай меня, — шепчет он и целует меня в живот.       — Я никуда и не собираюсь, Гарри. И эй, помнится, я тоже хотел поцеловать твой живот, — сонно бормочу я.       Он усмехается, обдав теплом мою кожу.       — Тебя ничто не останавливает, детка.       — Не думаю, что смогу двигаться. Я слишком устал.       Гарри со вздохом поднимает голову и устраивается рядом со мной, натягивает на нас одеяло. Кладет под голову локоть, лежит и смотрит на меня теплым, любящим взглядом.       — Спи, детка, — он целует мои волосы, обнимает, и я засыпаю.       Когда я открываю глаза, свет наполняет комнату. Моя голова немного затуманена от недосыпа. Где я? Ах да, в отеле!..       — Привет, — нежно мурлычет Гарри. Он лежит рядом со мной поверх одеяла, одетый. Долго ли? Он что, изучает меня? Внезапно я робею, мои щеки краснеют под его упорным взглядом.       — Привет, — бормочу я, радуясь, что лежу ничком. — Давно ты смотришь на меня?       — Я могу часами смотреть, как ты спишь, Драко. Но я здесь всего пять минут, — он наклоняется и нежно целует меня. — Доктор Делакур скоро приедет.       — О, — я совсем забыл о неуместном вмешательстве Гарри.       — Хорошо спалось? — заботливо интересуется он. — Мне кажется, что да, со всем этим храпом.       Да уж, шуточки!       — Я не храплю, — с возмущением заявляю я.       — Не храпишь, верно, — он усмехается. На его шее все еще виднеется слабая красная линия.       — Ты принимал душ?       — Нет. Жду тебя.       — О-о… ладно… Который час?       — Начало одиннадцатого. Я не решился разбудить тебя раньше. Пожалел.       — А ты мне говорил, что вообще не знаешь жалости.       Он грустно улыбнулся, но не ответил.       — Тебя ждет завтрак — оладьи и бекон. Все, вставай, мне скучно тут одному.       Он звонко шлепает меня по заду, отчего я подпрыгиваю, и встает с кровати. Хм-м… Вот как Гарри понимает нежное обращение.       Потягиваюсь и замечаю, что у меня болит все тело. Несомненно, это результат секса, танцев и ковыляния на высоких каблуках. Я бреду в роскошную ванную комнату, перебирая в уме события предыдущего дня. Когда я выхожу, на мне уже надет пушистый халат — несколько таких халатов висят на медных крючках в ванной.       Внезапно на ум приходит Дафна. Ее жуткое присутствие в спальне Гарри. Чего она хотела? Меня? Гарри? Чего? И какого хрена она разгромила мою машину?       Гарри сказал, что я получу другую «Ауди», как все его сабы. Эта мысль мне неприятна. После того как я щедро распорядился деньгами, которые он мне дал, мой выбор ограничен.       Я иду в большую комнату — Гарри там нет. Наконец, я нахожу его в столовой. Сажусь, радуясь обильному завтраку. Гарри пьет кофе и читает воскресный номер «Ежедневного пророка». Он уже позавтракал.       — Ешь. Сегодня тебе пригодятся силы, — шутит он.       — Зачем? Ты собираешься запереть меня в спальне?       — Как бы ни была привлекательна эта идея, я подумал, что сегодня мы могли бы прогуляться. Подышим свежим воздухом.       — А это безопасно? — интересуюсь я невинным тоном, пытаясь добавить в него иронию. Впрочем, это мне плохо удается.       Лицо Гарри суровеет, рот сжимается в скупую линию.       — Там, куда мы отправимся, да. Но вообще шутки неуместны, — строго добавляет он и щурится.       Я краснею и перевожу взгляд на свою тарелку. Мне неприятно получать выговор, тем более после всех событий прошедшей ночи. Я молча ем завтрак и злюсь.       Гарри не любит шутить, если речь идет о моей безопасности, — пора бы мне это понять. Я хочу ему что-то возразить, но воздерживаюсь.       Ладно, я устал и раздражен после длинного вчерашнего дня и короткого сна. Почему же, ну почему он выглядит свежим как огурчик? Все-таки нет в жизни справедливости.       Раздается стук в дверь.       — Вероятно, это добрый доктор, — бурчит Гарри, явно переживающий из-за моей иронии. Он встает из-за стола.       Неужели нельзя было провести утро спокойно, без посторонних? С тяжелым вздохом я оставляю половину своего завтрака и иду встречать доктора Делакур.       Мы уединились в спальне. Доктор Делакур смотрит на меня с открытым ртом. Она одета более буднично, чем в прошлый раз. На ней бледно-розовый твинсет из кашемира и черные штаны, а ее светлые волосы свободно падают на плечи.       — И вы просто перестали принимать зелье? Просто так? — говорит она с французским акцентом.       Я краснею, чувствуя себя крайне глупо.       — Да, — пищу я.       — Вы могли забеременеть, — сообщает она будничным тоном.       Что?! Земля уходит у меня из-под ног. Мое подсознание падает на пол, его тошнит. Я подозреваю, что и меня тоже стошнит. Нет!..       — Ложитесь поудобнее и позвольте мне осмотреть вас, — сегодня она вся в работе — пленных не берет.       Нет. Нет. Нет. Это невозможно… Невозможно… Пожалуйста, не надо. Не надо!       Что сделает Гарри? Я бледнею. Он взбесится.       Нет, пожалуйста! Я шепчу молитву одними губами.       Доктор Делакур машет палочкой над моим животом, а я только и могу, что с тревогой смотреть на нее.       — Когда вы перестали принимать зелье?       — В воскресенье. В прошлое воскресенье.       Она поджимает губы.       — Тогда все в порядке, — резко говорит она. — По вашей реакции я поняла, что неожиданная беременность для вас нежелательна. Так что заклинание — хорошая идея, если вы не можете запомнить, что нужно принимать зелье каждый день, — она строго смотрит на меня, и я дрожу под ее властным взглядом. Она останавливает свое заклинание, когда над моим животом вспыхивает зеленый цвет.       — Все в порядке. При условии, что вы будете принимать надлежащие меры предосторожности, вы не должны забеременеть. Теперь позвольте мне проконсультировать вас по поводу заклинания. В прошлый раз мы отказались от него из-за побочных эффектов, но, откровенно говоря, побочные эффекты от ребенка далеко идущие и продолжаются годами, — она усмехается, довольная собой и своей шуткой, но я не в силах ей ответить, слишком обескуражен.       Доктор Делакур начинает рассказывать о побочных эффектах, а я сижу, словно парализованный от облегчения, и не слушаю ни слова. Думаю, я бы скорее стерпел любое количество незнакомых женщин, стоящих рядом с моей кроватью, чем признался бы Гарри, что, возможно, беременный.       — Драко! — рявкает доктор Делакур. — Идите сюда, — она отрывает меня от раздумий, и я сижу неподвижно, пока она накладывает заклинание.       Гарри закрывает за ней дверь и с опаской смотрит на меня.       — Все в порядке?       Я молча киваю. Он наклоняет голову набок и озабоченно спрашивает.       — Драко, в чем дело? Что сказала доктор Делакур?       Я качаю головой.       — Через семь дней ты сможешь ни о чем не беспокоиться.       — Через семь?       — Да.       — Дрей, что происходит?       Я сглатываю.       — Так, ничего особенного. Пожалуйста, Гарри, не приставай.       Он встает передо мной. Берет меня за подбородок, запрокидывает голову и смотрит мне в глаза, пытаясь понять причину моей паники.       — Скажи мне, — резко говорит он.       — Мне нечего говорить. Я хочу одеться, — я резко дергаю головой и высвобождаю свой подбородок.       Он вздыхает и проводит рукой по волосам, хмуро поглядывая на меня.       — Давай примем душ, — говорит он наконец.       — Конечно, — рассеянно бормочу я, и он кривит губы.       — Пошли, — с обидой говорит он, решительно берет меня за руку и идет к ванной.       Он идет в сторону ванной, а я следую за ним. Похоже, не только у меня плохое настроение. Включив душ, Гарри быстро раздевается, а затем поворачивается ко мне.       — Я не знаю, что тебя расстроило, или ты просто не выспался, — говорит он, развязывая на мне халат. — Но я хочу, чтобы ты сказал мне причину. Мое воображение подсовывает мне всякую всячину, и мне это не нравится.       Я закатываю глаза от досады, а он сердито щурится. Черт!.. Ладно, скажу.       — Доктор Делакур отругала меня за то, что я пропустил прием зелья. Она сказала, что я мог забеременеть.       — Что? — он бледнеет, его рука застывает в воздухе.       — Но я не беременный. Она провела обследование. Это был шок, вот и все. Я не могу простить себе такую глупость.       Он заметно успокаивается.       — Ты точно не беременный?       — Точно.       Он шумно переводит дух.       — Хорошо. Да, понятно. Такая новость способна огорчить.       Я хмурюсь. Огорчить?       — Меня больше беспокоила твоя реакция.       Он удивленно морщит лоб.       — Моя реакция? Ну, естественно, я испытываю облегчение… ведь это был бы верх беспечности и плохих манер, если бы ты залетел по моей вине.       — Тогда, может, нам лучше воздерживаться? — прошипел я.       Он удивленно смотрит на меня, словно на результат научного эксперимента.       — У тебя сегодня плохое настроение.       — Просто я испытал шок, вот и все, — хмуро повторяю я.       Схватив за отвороты халата, он тянет меня в свои теплые объятья, целует мои волосы, прижимает к груди голову. Жесткие волосы щекочут мне щеку. Ох, если бы я мог сейчас потрогать их губами!       — Драко, я не привык к таким капризам, — бормочет он. — Следуя своим природным наклонностям, я бы выбил их из тебя, но серьезно сомневаюсь, хочешь ли ты этого.       Дьявол!       — Нет, не хочу. Мне помогает вот что, — я крепче прижимаюсь к Гарри, и мы стоим целую вечность в странных объятьях: Гарри голый, а я в халате. Я снова поражен его честностью. Он ничего не знает о нормальных отношениях, я тоже, не считая того, чему научился от него. Он просит веры и терпения; может, мне надо сделать то же самое.       — Пойдем, примем душ, — в конце концов говорит Гарри, отпуская меня.       Он снимает с меня халат, и я иду за ним под водный каскад, подставляя лицо под струи. Под гигантским душем нашлось место для нас обоих. Гарри берет шампунь и моет голову. Потом передает флакон мне, и я следую его примеру.       Ах, как хорошо! Закрыв глаза, я наслаждаюсь очистительной, теплой водой. Когда я промываю волосы от шампуня, Гарри намыливает мне тело: плечи, руки, подмышки, грудь, спину. Ласково поворачивает меня спиной, прижимает к себе и продолжает намыливать живот, бедра, умелые пальцы моют у меня между ног — х-м-м — и мой зад. Ах, это так приятно и так интимно. Потом снова поворачивает лицом к себе.       — Вот, — говорит он спокойно, вручая мне жидкое мыло. — Смой с меня остатки маркера.       Я испуганно таращу глаза. Он пристально смотрит на меня, мокрый и прекрасный, а в его замечательных ярко-зеленых глазах не читается ничего.       — Только, пожалуйста, не отходи далеко от линии, — просит он.       — Хорошо, — бормочу я, пытаясь постичь огромное значение того, о чем он меня попросил, — прикасаться к нему по краям запретной зоны.       Я выдавливаю на ладонь немного жидкого мыла, тру руки, чтобы образовалась пена, кладу их ему на плечи и осторожно смываю пятна маркера. Он затих и закрыл глаза, лицо бесстрастное, но дышит учащенно, и я знаю, что это страх, а не похоть. Поэтому я стараюсь быстрее закончить эту пытку.       Дрожащими пальцами тщательно намыливаю и смываю линию на боках грудной клетки; он судорожно сглатывает, на челюсти желваки от стиснутых зубов. Ох! У меня сжимается сердце и растет комок в горле. Нет, нет, только бы не заплакать!       Я останавливаюсь, подливаю в ладонь мыла и чувствую, что он немного расслабился. Я не могу поднять на него глаза. Мне невыносимо видеть его боль, невыносимо. Теперь моя очередь сглатывать.       — Нормально? — спрашиваю я, и в моем голосе слышится дрожь.       — Да, — шепчет он хриплым от страха голосом.       Я нежно кладу руки по обе стороны его грудной клетки, и он снова застывает.       Это слишком. Я ошеломлен его доверием ко мне — потрясен его страхом, ущербом, нанесенным этому прекрасному, падшему, несовершенному человеку.       Слезы собираются в моих глазах и текут по лицу, теряясь в воде из душа. О, Гарри! Кто сделал это с тобой?       Его диафрагма быстро движется в такт дыханию, тело окаменело, напряжение исходит от него волнами, когда мои руки ползут вдоль линии, смывая ее. Да если бы я мог смыть и его боль, я бы смыл, я бы сделал что угодно… И сейчас мне ужасно хочется поцеловать каждый шрам, который я вижу, убрать поцелуями все ужасные годы. Но я знаю, что не могу этого сделать, и по моим щекам льются непрошеные слезы.       — Нет. Пожалуйста, не плачь, — уговаривает он меня и крепко обнимает. — Пожалуйста, не плачь из-за меня, — и я начинаю рыдать, уткнувшись лицом в его шею, думая о маленьком мальчике, потерянном в море страха и боли, напуганном, обделенном вниманием, и обиженном.       Он сжимает ладонями мою голову, запрокидывает ее и наклоняется, чтобы поцеловать меня.       — Не плачь, Дрей, пожалуйста, — бормочет он возле моих губ. — Это было давно. Мне ужасно хочется, чтобы ты прикоснулся ко мне, но я все-таки не могу это выдержать. Это выше моих сил. Пожалуйста, пожалуйста, не плачь.       — Я тоже хочу прикоснуться к тебе. Больше, чем ты когда-либо узнаешь. Видеть тебя таким — обиженным и испуганным, Гарри, мне больно. Я так сильно тебя люблю.       Он проводит большим пальцем по моей нижней губе.       — Я знаю. Знаю, — шепчет он.       — Тебя очень легко любить. Разве ты этого не понимаешь?       — Нет, детка, не понимаю.       — Легко. И я люблю тебя, и твоя семья тебя любит. И Беллатриса, и Дафна — они странно проявляют свою любовь, но они любят тебя. Ты достоин ее.       — Стоп, — он прижимает палец к моим губам и качает головой, в глазах страдание. — Я не могу слышать это. Я ничтожество, Драко. Я лишь оболочка человека. У меня нет сердца.       — У тебя есть сердце. И я хочу владеть им, всем твоим сердцем. Ты хороший человек, Гарри, очень хороший. Никогда не сомневайся в этом. Посмотри, сколько ты всего сделал, чего достиг, — я рыдаю. — Посмотри, что ты сделал для меня… от чего ты отказался ради меня. Я знаю. Знаю, что ты испытываешь ко мне.       Он смотрит на меня с высоты своего роста. В его широко раскрытых глазах я вижу панику. Шумит вода, льется на нас сверху.       — Ты любишь меня, — шепчу я.       Его глаза становятся еще больше, губы приоткрываются. Гарри вздыхает. Он кажется измученным и беззащитным.       — Да, — шепчет он. — Я люблю.