Не параллельные прямые

март, 1944 год

Рождественские каникулы были замечательным временем, чтобы отдохнуть от учёбы и бесконечного списка дел. К удивлению Эстель, у Алекс хватило силы духа и невозмутимости, чтобы позвать к себе Мэй. Нэнси и Джей общались с Шафик намного больше, чем хозяйка дома или Ламарк. Алекс и Эстель предпочитали проводить время в горах, катаясь на маггловских горных лыжах или сплетничая о Колдере. Чепмен постоянно вспоминала, как беззаботно он отправился отдыхать домой к магглорождённой Лианне, несмотря на недовольство родителей. Однокурснику следовало посетить помолвку Игнатиуса с Лукрецией Блэк, а не позорить так семью. Не знай, что Колд уже года два как нравится Алекс, Эстель бы непременно заступилась за друга. Только в текущей ситуации оставалось лишь ободряюще кивать Чепмен. Но и каникулы закончились, оставляя после себя только запах ели, свежего горного воздуха и разлитой по бокалам медовухи. Наступал новый учебный семестр, где помимо обычных предметов ждали занятия по трансгрессии. Дни, даже выходные, выдавались один тяжелее другого. Эстель погрузилась в свои дела, состоящие из тренировок, выполнения домашних заданий и походов с Ричардом Фосеттом на прогулки. Казалось, она начала терять счёт времени в попытках объять необъятное. Вечером она прибежала в гостиную факультета после посиделок в библиотеке с Ричардом и приземлилась на диван рядом с Нэнси. — Какие мы довольные, — фыркнул Колд. Ричард был другом Игнатиуса, а братья Пруэтты относились друг к другу с лёгким холодком. — Неподражаемый Фосетт изволил нашу мисс двенадцать из двенадцати пригласить… В Хогсмид? В путешествие на летних каникулах? — Хогсмид — скучно, а летом я всё равно занята, — фыркнула Эстель. Правильно, Капеллу и Найджела хватил бы удар, если бы они узнали, что непревзойдённая Эсти общается не со слизеринцем, к тому же, который живёт в захудалом маггловском доме и дружит с магглами. Всем Селвинам и без того сложно было сдерживаться, когда Эстель упоминала Джейму или Нэнси. — Уверена, она просто радуется, что её свитки написаны, а у нас гора домашнего задания на завтра, — вздохнула Нэнси. — Лучше пиши, не отвлекайся, — Джей подсунула Нэнси чернильницу, чтобы та вернулась к более полезному занятию, чем сплетни. Алекс бросила ледяной взгляд на Колдера, который хотел вставить очередную остроту: — А ты, Пруэтт, иди, займись своими делами. Портишь учебный настрой. — А ты, Чепмен, портишь любой! Эстель закатила глаза, надеясь, что Септ первый устанет от спора и примется разнимать друзей. Взгляд упёрся в проём за портретом Полной дамы. Портрет медленно отодвинулся в сторону, и в гостиную вошла Мэй. На ней и лица не было: слишком бледная, мокрые чёрные дорожки от слез и размазавшейся маггловской туши, подрагивающие губы и растрёпанные волосы. Джей, как самая понимающая из всех, сразу же вскочила и, быстро расправив складки на юбке, перегородила дорогу подруге: — Мэй, тебя кто-то обидел? Что случилось? Остальные тоже отвлеклись от своих дел и повернулись к девушкам. — Ничего, — подрагивая от подступающей истерики, но решительнее необходимого, озвучила Мэйрдж. Она собиралась пойти дальше. Судя по направлению, в спальню, но Джей снова преградила ей путь. — Ты должна нам рассказать. Мы всегда сможем помочь! Мэй никогда не была стервозной, никогда не повышала голос и по характеру, разве что без излишнего сочувствия и чрезмерной эмпатии, напоминала Джейму. Только тут её прорвало. Резко. В один миг. — Помочь? И чем же? Ты же такая же грязнокровка, как и он. При упоминании этого непристойного ругательства Эстель подпрыгнула. Такое скажешь не каждому врагу, ведь происхождение не выбирают. А если уж речь зашла о друзьях, да как она посмела… Ламарк, если бы Алекс и Нэнси тут же не кинулись в пекло, сама бы ударила Мэй, не остановилась бы перед пятью с половиной годами дружбы. Да и какая к чёрту дружба, если та позволяет себе такие вещи. — Алекс, прекрати, — Джейма, проглатывая уже проступающие слёзы, пыталась сдержать Чепмен от развязывания драки, преграждая ей дорогу. Нэнси, ненавидящим взглядом сверля Мэй, обхватила Алекс за плечи, пытаясь утащить назад. Весь вид Колдера источал лишь презрение. Не будь он мальчишкой, кинулся в драку не хуже Алекс. Септимус так и замер, передавая конспекты Элджу. Хоть он и староста, должен влезть, разобраться, найти примирение, не мог. Эстель слышала, что даже у него в чистокровной семье неаккуратно брошенное «грязнокровка» признаётся настоящим ругательством и такой родственник превращается во врага номер один. Элдж просто скривился, ему было неприятно, как и остальным. Но плакала, что самое странное, Мэй. В её глазах за считанную долю секунды отразилось такое глубокое понимание, что Ламарк показалось, не дай Алекс ей влепить хорошую пощечину, та сделает это сама. Та начнёт долбиться головой об стену точно домовой эльф, который не исполнил приказ хозяина и чувствует себя вечно виноватым. Её было совсем не жаль. Но всё же… — Алекс, хватит, мы не на ринге, — Эстель соскочила с дивана и встала между девочками. — А ты… Мэй, минус десять баллов Гриффиндору, и немедленно извинись перед своей однокурсницей. Она такого не заслужила, она пыталась помочь тебе. Прозвучало слишком поучающее, как у строгой матери, отчитывающей ребёнка за то, что он упал с качелей. Мэй плакала навзрыд и даже её «Прости, Джей» звучало очень неразборчиво, перебивалось громкими всхлипами. — Лучше спускайся в гостиную, когда успокоишься, — бросила Эстель и повернулась к Джей. Бедная девочка, лучше бы она не пыталась проявлять сочувствие. Мэй решила вернуться в гостиную Гриффиндора только около часа ночи, когда там оставалась одна Эстель. Судя по книгам и пергаменту в руках Шафик, можно было сделать однозначный вывод — та не успела сделать домашнее задание, но так и не решилась пересекаться с друзьями по факультету. Эстель просто читала. Успехи на трансгрессии её не особо радовали, хотя были заметно лучше, чем у остальных ребят, поэтому она решила почитать про это в библиотечной книги. Если удастся сдать экзамен в первых рядах, как одной из лучших, это непременно укажут в портфолио. Мэй осторожно опустилась в соседнее кресло рядом с камином и бросила виноватый взгляд на Эстель: — Если тебе неприятно со мной сидеть, то я уйду, сделаю утром. Сидеть было не то что бы неприятно, просто Ламарк крайне разочаровалась в подруге: она бы никогда не позволила себе высказаться так в чей-то адрес. — Прорицания? — Эст бросила короткий взгляд на названия книг. — Не успеешь, если начнёшь утром. Нэнси возилась больше часа. — Тогда я… — Сиди уже, — бросила Эстель. — Как думаешь, Джей когда-нибудь простит меня? — раздалось через несколько минут. Эстель лениво оторвалась от последней страницы нужной главы и бросила взгляд на однокурсницу. — Вопрос: простят ли тебя остальные, — пожала плечами, хотелось просто дочитать и уйти спать, а не ввязываться в пустой разговор. — Мальсибер скинул в темноте с лестницы пуффендуйца, того самого, — в полной тишине прозвучал голос Мэй. Как ушат ледяной воды. Эстель захлопнула книгу и в ужасе глянула на Шафик, надеясь, что просто она сама слишком сильно хочет спать и начинает путать сон с реальностью. Словесная травля, простые заклятия, омерзительные шутки — это всё уже давно привычные мероприятия, повседневность студентов Хогвартса. Но причинить физический вред, тем более ребёнку, выходило за пределы любых возможных рамок. — Абраксас пытался закрыть мне глаза, мы с ним почти не проводим время с мальчиками. Только если с Томом, но тут… Наивная Мэй. Она даже не подозревала, что главным злом является не Мальсибер, каким бы мерзким он ни был, а сам Реддл. Стоило бы ему сказать хоть слово, и тупица Граем тут же перестал вытворять то, что он делает обычно. — Тебе, наверное, нелегко, ведь ты тоже… Мэй осеклась и уж совсем виновато посмотрела на Эстель. Она что? Тоже издевается над первокурсниками? Любит смотреть на тупые издевательства Мальсибера? — Что ты хотела сказать? — слегка раздражённо спросила Ламарк. Не хочет ли подруга обвинить её в чём-то. — Ты же тоже магглорождённая волшебница… — Кто? — ошарашено произнесла Эстель. Она прекрасно понимала, что никому из снобов-англичан не дано знать фамилии французских чистокровных домов, да и мало кто мог без помощи догадаться, что у Эстель французские не только имя и фамилия, но и она сама коренная француженка. Очевидно было, что в этой школе, в отличие от Шармбатона, никто не изучал войну с Грин-де-Вальдом, так ещё никто не писал о ней в министерских газетах. Да и сама Эстель никогда никого не звала к себе домой, не упоминала семью, а когда получала посылки из дома, быстро взмахивала палочкой, делая любой текст нечитаемым ни для кого, кроме неё самой. Никто не видел, чтобы Эсти провожали или встречали на вокзале Кингс-Кросс, чтобы она с кем-то из взрослых ходила в Косом переулке. Только раз, курсе на третьем, Эстель проговорилась, что посылка от старшей сестры. А на последовавшие вопросы живут ли они вчетвером с родителями, и кем работает сестра, ответила, что родители погибли и что сестра не работает. Чистейшая правда. — Я подумала, ты просто стесняешься сказать, что ты из семьи магглов… — сказала Мэй и добавила ещё более неуверенно. — Том думает также. Реддл. С какой стати ему вообще думать о её семье. После того вечера, когда она бросила, что презирает его, Том явно пытался спровоцировать конфликт. Он замирал с самодовольной ухмылкой, когда Эст проходила мимо, пытался задеть её словами. В конце концов, верный друг Мальсибер ни раз пытался просто и по-маггловски толкнуть Эстель. Благо, стандартные встречи идейных врагов происходили только лишь на совместных занятиях, в Большом зале и на вечерах у профессора Слизнорта. И там Том одаривал её слишком пристальным взглядом. Мысли разве что пока не пытался прочитать, но, наверняка, был близок к этому решению. Пару дней назад Лестрейндж жалостливо посмотрел на неё и произнёс ёмкое «грязнокровка». Эстель бы никогда и не подумала, что это может быть обращено к ней. Она вообще никак не реагировала на колкости, предпочитая обходить всю компанию и до боли прикусывать язык, когда уж очень хотелось ответить что-то намного более грубое или пустить не самым приятным заклятием. Эстель верила, что выбирать своё светлое будущее намного дальновиднее, чем плеваться ядом во всех подряд, тем более слизеринцев. — Зачем ты вообще ему про меня рассказывала? — Он спрашивал, — пожала плечами Шафик. — Том добрый и очень хороший. Я решила, что ты ему просто понравилась. Ты же такая классная: и староста, и ловец в команде, и на СОВ сдала двенадцать из двенадцати. Эстель закатила глаза. Тому вообще не нравился никто, кроме него самого. Наверняка, каждое утро он проводил больше времени перед зеркалом, чем любая девчонка. Да и его ненормальное желание быть хорошим в глазах других. Ладно уж сама Ламарк, ей это было нужно для рекомендательного письма, но очень сомнительно, что у Реддла такие же стандарты и планы на карьеру. Эст подумывала опровергнуть свой статус крови, но не решилась. Если Реддл узнает, что она чистокровная, то теперь уж точно не поленится поискать любые французские книги, где точно будет упоминание о Ламарках. А где одно упоминание, там и Грин-де-Вальд, причина поступления в Хогвартс и прочие, покрытые толстым слоем пыли, тайны. Эстель оберегала их, как могла: одна зацепка, один неосторожно выданный секрет мог стоить ей будущего. Опять же, ненужное внимание и сплетни. — И много он спрашивал обо мне? — Только это. — Давно? — Позавчера. На следующее утро, что было само по себе закономерным процессом, Эстель получила записку от Альбуса Дамблдора. «Мисс Ламарк! Просим Вас явиться на внеплановое собрание старостата сегодня в 19:00. Разбираемый инцидент: происшествие со студентом первого курса факультета Пуффендуй. Заместитель директора, Альбус Дамблдор.» Всё это, конечно же, было из-за выходки Мальсибера. Придя без десяти минут и заняв свободное место рядом с Септом, Эстель окинула взглядом окружающих. На этот раз присутствие касалось всех шестикурсников и двух старост Хогвартса. Остальных, скорее всего, заранее пожалели перед экзаменами. На пятый и седьмой курсы традиционно наваливали много письменных заданий, бесчисленное количество контрольных и так далее, по нарастающей. — Посмотри, на Паффет совсем нет лица, — шепнул Септ. Энглантайн Паффет — староста с Пуффендуя — выглядела очень измождённой, под глазами появились тёмные круги, и даже через пару кресел Эстель могла чётко разглядеть, что она ещё несколько минут назад плакала. По сравнению с ней второй староста Пуффендуя держался уверенно. Воллис Аббот положил руку на плечо Тай и что-то ей нашептывал. Скорее всего, ободряющее. Вошла Эмма Кроккетт и, бросив ядовитую ухмылку в адрес пуффендуйцев, села на своё место. Она то видела, как бедного мальчика спускают с лестницы и даже не потрудилась остановить Мальсибера. Следом пришли старосты Когтеврана — Серафина Эндрюс и Игнатиус Пруэтт. Они сели рядом с гриффиндорцами, и Серафина тут же наклонилась к Эстель: — Слышала, мальчик упал с лестницы. А он был магглорождённым. Мы пораскинули мозгами и пришли к выводу, что за этим стоят слизеринцы. Эстель до боли закусила губу, чтобы не произнести имя наиболее вероятного виновника «Реддл». — Не удивлюсь, — ответила коротко. — Кстати, что с Игнатиусом? Серафина бросила беглый взгляд на своего компаньона, который, обычно вежливый, пребывал в прострации. Пруэтт смотрел в одну точку, даже не пробуя сдвинуться с места, и ни на что не реагируя. — Лукреция, с которой он помолвлен, тоже же слизеринка, — вздохнула когтевранка. — Наверное, думает о том, что она в школьные годы тоже над кем-то издевалась. Последним из старост в комнату вошёл Реддл. Он сел рядом с Эммой, и глянул на Эстель. Слишком пристально, у Ламарк прошёл мороз по коже, от того, сколько в этом мальчишке было вязкой густой тьмы. — Добрый вечер, старосты! — в аудиторию вошёл Альбус Дамблдор. Он выглядел немного напряжённым. — Один из студентов Пуффендуя, первокурсник, пострадал и на данный момент лежит в больничном крыле. К счастью, госпитализация не потребовалась. Но у мальчика были обнаружены гематомы, которые он получил явно не при падении… Дамблдор обглядел присутствующих. Эстель, как и любой другой, понимала, к чему клонит декан. Преподаватели догадались, что мальчика били. — Сначала я хочу услышать мнение мистера Аббота и мисс Паффет. Тай залилась краской, но поспешила встать и тихо проговорить: — Простите, профессор. Маркус без сознания, мы не смогли узнать у него. — Я и сам знаю, мисс Паффет, что мистер Харпер без сознания, — ответил Дамблдор. Так или иначе, в его тоне читалась мягкость. — Знаете ли вы ещё что-нибудь? Может, есть предположения? Конечно были. Предположения, вернее, одно единственное имелось у всех присутствующих — виноваты слизеринцы. Только никто не знал этого наверняка, кроме Эстель которой поведала Мэй, что за всем стоит именно Мальсибер. — Извините, сэр, — рука Реддла взметнулась вверх. Эст тошнило только от одного его тона. — Да, мистер Реддл, — кивнул декан. — У меня есть предположение, что мальчик упал, пока двигались лестницы или его толкнули случайно такие же дети. Говорил он беззлобно, спокойно, будто сам верил в ту чушь, которую нёс. — Рад был ознакомиться с вашей точкой зрения, — видно, Дамблдор тоже не сильно доверял мнению этого подхалима. — Может, кто-то ещё хочет высказаться? Старосты стали опускать голову, словно пол был намного интереснее текущей беседы. Эстель боролась с желанием крикнуть, что во всём виноват Мальсибер, но понимала, что сделает хуже Мэй. Реддл постарается превратить её жизнь в ад из-за сдачи союзника-Мальсибера врагу-Ламарк. Но и молчать же тоже нельзя. — Что же, тогда… — Сэр, я думаю, стоит использовать легилименцию, — сказала Эстель. Теперь все взгляды были прикованы только к ней и один из них, пробирал до дрожи. Но не той, которая возникает от страха, а той, которая преследует, когда человек кого-то не переносит на дух, не может с ним сосуществовать. Если бы уничтожить Реддла не означало бы отказаться от сражения с Армией Грин-де-Вальда, Эстель могла поклясться, Том Реддл исчез бы навсегда. А пока — Toute la vie est la lutte. Только Грин-де-Вальд.