май, 1944 год
— Очень жаль, что легилименцию к мальчику так и не применили. Родители отказались, — расстроено сообщил профессор Слизнорт, отламывая большой кусок торта и отправляя его себе в рот. Кабинет на верхних этажах замка, освещаемый лишь десятками свечей, парящих в воздухе, круглый стол, что ломился от угощений, изготовленных эльфами на заказ. Эстель так привыкла к этим встречам, что разбуди её среди ночи, могла пересказать какую-никакую биографию каждого из собравшихся тут. Мальчик-второкурсник со Слизерина с уложенными по последней моде волосами — Сильвер Нотт. Он всегда пытался казаться старше своего возраста, чтобы соответствовать компании других ребят. И даже когда профессор Слизнорт хвалил его, пытался сохранять как можно более отстраненное выражение лица, хотя по глазам было заметно: он искренне счастлив. Мальчик-четверокурсник с Когтеврана — Боб. Он изготавливал отличные зелья, хорошо понимал в растениях и прекрасно бы вписался в компашку слизеринцев, если бы его родители не были магглами. Пятикурсница с Гриффиндора, Милли. Ей присоединяться к клубу нравилось, судя по всему, не очень, но профессор ещё на Рождественской вечеринке познакомил её с капитаном Паддлмир Юнайтед. Ещё было двое семикурсников: староста Хогвартса — Терра и один из самых перспективных студентов в защите от тёмных искусств — Норм Эйвери. Остальными были шестикурсники. Сама Эстель и когтевранка Серафина обычно держались вместе. Частенько обсуждали участников встреч по пути в гостиные, а на вечерах большую часть времени болтали в сторонке или вместе подходили к знаменитостям. Ещё в клуб входили Малфой, Лестрейндж и, конечно, Реддл. Том был чуть ли не звездой коллекции, хотя Эст пыталась не отставать от него по количеству достижений. — Я сразу говорил профессору Дамблдору, что в падении мальчика нет ничего криминального, — пожал плечами Реддл, бросая самодовольный взгляд на Эстель. Само собой, этот раунд он выиграл. — Даже если и нет, мы этого уже не узнаем, — расслабленно ответил Слизнорт. — Зато, совсем скоро будет известно, кто станет новыми старостами Хогвартса… Все выжидающе замерли. Если профессор намеревался донести какую-нибудь сплетню, то он всегда выдерживал театральную паузу, перед тем как заговорить. — Как вы думаете, кто это может быть? — Очевидно, что Том, — ответил Абраксас с нескрываемым обожанием в глазах, отпивая чай. — У него хорошая успеваемость, да и он всегда готов помочь другим. Ага, помочь. Скатиться по наклонной что ли? — Из девочек неплоха Цедрелла Блэк. — продолжил Лестрейндж. — Она хорошо учится тоже, входит в топ пять студентов. Возможно, на эту должность подходит ещё кто-то другой с Когтеврана. Реддл приторно улыбнулся и проговорил, будто смущаясь: — Я думаю, мы сможем найти общий язык с любыми старостами. Я буду рад, если мне представится возможность быть одним из представителей студентов. — Я уверена, что старостой Хогвартса станет Эсти, — выразилась мнение Милли, отрываясь от десерта. — Они с Септимусом отстаивают честь нашего факультета и являются образцом для подражания. — Всё верно, Эстель определённо станет старостой Хогвартса! — поддержала Серафина. Теперь уже настала очередь Ламарк мило улыбаться профессору и окружающим, приговаривая, что это было бы для неё большой честью. — Ну так что, профессор, — после тишины в пару секунд произнес Малфой. — Не томите. — На самом деле, Абраксас, Милли, вы правы, — довольно улыбнулся Слизнорт. — Два моих любимых ученика совсем скоро будут посвящены в дела старост Хогвартса. Другим не распространяйтесь, но в нашем тесном кругу стоит поздравить и Эстель, и Тома. Удивления, что Реддл тоже займёт этот пост, не возникло. Эстель перевела на него взгляд и убедилась, что юноша испытывает то же самое. Студенты и профессор зааплодировали. — Спасибо! — улыбнулась Эстель. — Очень рад! — проговорил Том и чуть тише, смотря на Ламарк, добавил. — Надеюсь, мы сработаемся. Конечно, сработаются. По-другому и быть не может, ведь Эстель направит всё своё терпение, чтобы продолжать игнорировать все нерабочие моменты. — Ну, дорогие мои, — Слизнорт отклонился, чтобы посмотреть на позолоченные настенные часы. — Скоро будет отбой, и не хватало ещё, чтобы кого-то из вас застукали в коридорах. Так что, предлагаю расстаться на этой радостной ноте. Кстати, Том, спасибо за ананасы. Это моё любимое лакомство. Эстель заметила восхищенные взгляды ребят в сторону Тома и едва сдержалась, чтобы не продемонстрировать гримасу отвращения. Она встала и, попрощавшись с профессором, вышла за дверь. Когда девушки отошли достаточно далеко от кабинета, Серафина, расправляя юбку серого сарафана — части школьной формы — непринуждённо сказала: — Как ни крути, Том — красавчик. Тебе повезло, что он будет вторым старостой. Кстати, ещё раз поздравляю! — Спасибо! — вымолвила Эстель и про себя отметила, что ей всё равно даже на Реддла. Главное, что она стала старостой. Они незаметно дошли до перекрёстка: до башни Гриффиндора было в одну сторону, а до башни Когтеврана — в другую. — Слушай, а ты уже сделала заклинания на завтра? Невербальные защитные такие сложные. У меня… — по коридору, немного задев Серафину, пробежали две девочки курса третьего. — Оливия, прекрати донимать Миртл! — крикнула Эндрюс и уже спокойнее продолжила. — У меня не очень получаются такие чары. — Да, — спохватилась Эстель. — У меня должен был быть блокнотик где-то… Да где же он, неужели у Слизнорта? Эстель похлопала себя по карманам брюк и даже толком не удивилась, что из них могло что-то выпасть. Карманы делали мелкими, если вообще делали. Брюки для девушек были не очень популярными до сих пор, и модельеры, не то ли из-за низкого спроса на товар, не то ли из самодурства экономили на ткани. — Побегу обратно, пока профессор не лёг спать, — бросила Ламарк и кинулась по лестницам к кабинету. Ладно бы уж, подождало до утра, если бы не было завтра урока. Но есть риск, что профессор выкинет блокнот вместе с мусором, а у Эстель там столько пометок к заклинаниям, жалко расставаться. Она добежала до нужного этажа, повернула направо, где располагались кабинеты нескольких преподавателей, и остановилась. Она слышала тихий, еле уловимый разговор за одной из дверей. Кажется, у Слизнорта. Тем более, соседей профессора по зельеварению, со слов Реддла, сегодня вечером не было в замке. Эстель направила палочку на себя и невербально наложила на себя шумоподавляющее. Теперь ни одна душа в этом коридоре не могла услышать ни один шорох, исходящий от неё. Ламарк подобралась вплотную к двери и, наконец, смогла различить слова. — Но как его совершить? — раздался голос Реддла. — Посредством злого деяния, высшего деяния зла. Убийства. Убийство разрывает душу. Волшебник, задумавший создать крестраж, использует это увечье к собственной выгоде: он заключает оторванную часть души… — отвечал Слизнорт. — Заключает? Как? — Для этого существует заклинание, только не спрашивайте меня о нем, я его не знаю! — произнес Слизнорт. — Разве я похож на человека, который опробовал его? На убийцу? — Нет, сэр, разумеется, нет, — поспешно сказал Реддл. — Простите, я не хотел вас обидеть. — Что вы, что вы, какие обиды, — хмуро откликнулся Слизнорт. — Интерес к подобным вещам естественен… Для волшебников определенного калибра эта сторона магии всегда была притягательной. — Да, сэр, — сказал Реддл. — Я, правда, одного не понимаю… Мне просто любопытно, много ли проку от одного-единственного крестража? Не лучше ли, чтобы обрести побольше силы, разделить душу на несколько частей? Ну, например, разве семь — не самое могучее магическое число и разве семь… — Клянусь бородой Мерлина, Том! — возопил Слизнорт. — Семь! Неужели мысль об убийстве даже одного человека и без того недостаточно дурна? Да и в любом случае… разделить душу надвое — уже плохо, но разорвать ее на семь кусков!.. Эстель уже где-то слышала о крестражах. Возможно, читала в одной из книг школьной Запретной секции или находила что-то подобное в библиотеке Селвинов: те, судя по числу фолиантов, описывающих тёмные ритуалы, легко бы могли стать известными коллекционерами. Но неужели Реддл опустился до того, чтобы самому применять тёмную магию? Только для чего ему понадобились крестражи? — Разумеется, — пробормотал Слизнорт. — Наша беседа всего лишь гипотетична, не правда ли? Чисто научное… — Да, сэр, конечно, — поспешно ответил Реддл. — И все-таки, Том, сохраните сказанное мной в тайне, — ну то есть тему нашего разговора. То, что мы поболтали немного о крестражах, вряд ли кому понравится. Понимаете, в Хогвартсе эта тема под запретом. Особенно лютует на сей счет Дамблдор. — Никому ни единого слова, сэр, — пообещал Реддл. Эстель услышала, как дверная ручка проворачивается. Она больно тыкнула себя в живот, выше поднять руку бы просто не успела, палочкой. Внутри по органам, по венам стала расползаться ледяная вязкая субстанция. Шея, голова, руки, ноги, холодело всё. Это срабатывало дезиллюминационное заклятие, которое Эстель училась накладывать по старым записям родителей, когда те только вступили в Аврорат. В отличие от обычного, общепринятого, в специальных атакующих подразделениях использовались более сильные чары, скрывающие мага полностью. Если такие нанести неправильно, можно получить путёвку в больницу, где целители будут часами пытаться проявить ставшую прозрачной часть тела. Том вышел и немного остановился. Эстель смогла заметить ликование на его красивом, без спору, лице. Только выглядело оно ни как у других людей, не притягательно. Наоборот, отталкивало. Реддл выглядел одержимым какой-то безумной идеей, словно он давно ждал и сейчас собрался реализовать задуманное. Его взгляд на секунду остановился на месте, где стояла Эстель. Она испугалась, что наложила заклятие неверно, и он может её видеть. Но Том не видел. Он, источая ауру невероятного ликования, двинулся в своё змеиное логово. Эстель выдохнула и провела палочкой, словно сдирая маску со своего лица. Этого было достаточно для снятия «Abscondere». Эстель три раза стукнула костяшками по дверному косяку и, повернув ручку, открыла дверь. Профессор Слизнорт замер, отвернувшись к камину. Наверняка, он уже успел много раз пожалеть, что начал беседу с Реддлом о крестражах. Если это заклятие окажется опасным для других студентов, то добрый профессор не найдёт себе места. Только подумать: он сам подтолкнул монстра к нападению. В том, что Реддл именно такой и в том, что он собирался сделать что-то ужасное, у Ламарк не было сомнений. — Извините, сэр, — окликнула Эстель. Пройти мимо за блокнотом и молча удалиться было бы верхом бескультурья. — Я тут оставила кое-что… — А? Эстель, проходите, конечно, — Слизнорт выглядел совсем потерянным. Ламарк спрашивать ни о чем не стала. Просто молча прошла к месту, где сидела около получаса назад и легко выудила из-под стула свой блокнот. Хорошо уже, что его не подобрали. — Я тогда пойду, сэр, — она, уже стоя в дверях, снова окликнула зельевара. — Да-да, — ответил тот и снова отвернулся к камину. Ещё несколько дней Эстель ждала какой-нибудь пакости Реддла или его компании, но ничего не происходило. В школьной библиотеке о крестражах было только пара строчек и всего лишь в одной книге. «Тёмной магией был доказан лишь один способ обмануть смерть. Нужно создать крестраж». Полученная информация бешеным потоком проносилась в голове, не умещаясь в более или менее понятную форму: разделение души, части, убийства, способ обмануть смерть. Лишь через неделю, ближе к экзаменам, обработанная информация сложилась точно пазл из ужасающей картины: чтобы создать крестраж, нужно убить человека; так убийца отделяет часть своей души и становится бессмертным. Но Реддл всё бездействовал, и Ламарк с каждым днём тратила всё меньше времени на жуткие теории. В конце концов, она совсем перестала думать об этом.13 июня 1944 год
За завтраком Эстель перечитывала письмо, доставленное утренней почтой. Ещё одна жертва чудовищных нападений во Франции. Погиб ещё один хороший друг от рук сторонников Грин-де-Вальда. Дорогая Эсти! Ты знаешь, твои письма для меня как глоток свежего воздуха. Этим летом я тоже предостерегаю тебя: понимаю, как ты хочешь увидеться с нами и вернуться домой, хотя бы на денёк, но не делай этого. Фернан, старший брат Люси, вступил в испанский отряд. Вчера Армия Грин-де-Вальда совершила налёт на маггловский городок, и именно этот отряд оказался ближе всех. Лучше бы Фернану посчастливилось умереть, чем то, что они с ним сделали. По словам целителей, его пытали круциатусом не меньше восьми часов. Люси уже собирается и на рассвете трансгрессирует в Таррагону к родителям. Наверное, мои мысли эгоистичны, но без тебя, Софи, а теперь и Люси становится очень одиноко. Только ни тебе, ни Люси я не желаю ввязываться в эту войну. Надеюсь, ты послушаешь меня хотя бы раз и не вернёшься. Твоя Мелисса. Эстель опустила голову, чувствуя, как руки сами сминают письмо в попытках совладать с окутывающей злобой и отчаянием. Она помнила брата подруги, помнила как он им, восьмилетним девчонкам, показывал Шармбатон. Помнила, как он подходил вместе с другими ребятами к южному выходу школы, когда она в разгар октября забирала оставшиеся вещи. Помнила, как он плакал вместе с ними на могиле Софи. Эти выродки лишили его сознания. Но за что? За то, что он пытался защитить ни в чём неповинных неволшебников? Глаза защипало, и Эстель лишь сильнее сжала кулаки, чувствуя, как ногти больно впиваются в ладони. Она сделает всё возможное, чтобы попасть во французский Аврорат и обязательно отомстит за семью, за друзей и за других, чьи жизни посмели украсть эти нелюди. — Всё в норме? — рядом упала Алекс. — На тебе лица нет. — Точно-точно, — весело воскликнул Колдер. — Может, пудинг невкусный? — А может, просто думаю об экзамене по зельеварению? — постаралась отшутиться Эстель. — Ещё чего не хватало. Весь следующий урок — Изучение древних рун — Эстель сидела, словно в прострации. Она не была выскочкой и никогда не стремилась отвечать вперёд других, просто тихо колдовала, зная своё дело. Но сегодня всё валилось из рук: не было сил слушать о переводах древних текстов, даже хорошо знакомые символы писались неверно. Эстель уже серьёзно подумывала поднять руку и отпроситься в туалет, чтобы умыться и, наконец, привести себя в чувства. Но отпрашиваться не пришлось, из глубин коридора раздался истошный девчачий вопль. Профессор, отложив мел, поспешила в коридоры. Остальные, включая Эстель и Алекс, последовали её примеру. Недалеко от туалета для девочек на втором этаже образовалась приличная толпа студентов, чьи кабинеты были ближе. Профессора пытались закрыть дверь, скрыть происшествие от посторонних глаз. Но по взглядам и полным ужаса лицам студентов из первых рядов было понятно — произошло что-то ужасное.