Не параллельные прямые

октябрь, 1944 год

Шумные завтраки за столом Гриффиндора были для Эстель чуть ли не ритуалом для начала хорошего и запоминающегося дня. Ей нравилось оглядывать Большой зал: рассматривать заколдованный под погоду потолок, тысячи горящих свечей. Иногда она исподтишка махала Меру, который уже обжился в своей слизеринской гостиной и нашёл много друзей. Но большую часть времени, конечно, занимали разговоры с однокурсниками. Эстель, действительно, начинала жалеть, что видит их последний год. — И что всё это значит? — фыркнула Алекс, наблюдая, как Колд схватил последний сэндвич с её тарелки. — Я оставила его себе, понимаешь? — Было ваше, а стало — наше, — ответил тот, продолжая жевать. — Только о еде и думаешь, — скривилась Нэнси. — Лучше бы брал пример с Септа. Эстель невольно бросила взгляд на Септимуса. Тот сидел, так и не притронувшись к еде. — Куда смотришь? — спросила Ламарк, легонько толкая друга. — Видишь ту девчонку, Цедрелла, — ответил он почти шепотом. — Приглашу её, когда пойдём в Хогсмид в следующий раз. — На Хэллоуин что ли? Жутко, — хмыкнула она и тоже бросила взгляд на слизеринку. Ещё одна Блэк. Только вот она не отличалась жестокостью, не ловила в коридорах первокурсников, как делала та же Вальбурга, пока училась в Хогвартсе. Цедрелла не отличалась и холодностью, которая были присуща всем известным Эстель, членам этой семьи. Пусть в аристократичных чертах лица и проступала лёгкая надменность, но она никогда не обретала словесную форму. Эстель одобряла выбор Септимуса. — Почему жутко? — удивился тот. — Потому что дизайн в Трёх Мётлах будет под стать празднику, не вздумай её туда звать, — ответила Ламарк. В прошлом году владельцы местного кафе решили устроить студентам Хогвартса хороший канун Дня Всех Святых, а получился тихий ужас. В стаканах со сливочным пивом можно было обнаружить глаз, отрубленный палец, кругом летали боггарты, норовя воссоздать страхи каждого из присутствующих. А самым невоодушевляющим было представление, которое персонал собственноручно утроил. Якобы отрубленная голова мальчика-официанта довела до истерики примерно столько же людей, как и выпущенные увеличенные в размерах крысы. — Да уж, — кивнул Септ. — Отвлекитесь, там почта! — Алекс пихнула Эстель в бок. Через проёмы под потолком в Большой зал залетали птицы. У одних были письма, у других — квадратные или прямоугольные свёртки, были и посылки, которые тащили сразу несколько сов. Почта — ежедневный утренний ритуал в замке. На этот раз Эстель заметила своего филина. Он кинул письмо перед ней, чуть не попав в тарелку с рисовой кашей, и снова взмыл вверх. Ламарк привычно взмахнула палочкой, делая текст нечитаемым ни для кого, кроме неё самой. За предыдущие шесть лет это стало настолько обыденной вещью, что палочка слушалась идеально, не приходилось даже вспоминать заклинание. Письмо было из Франции, от Люси и Мелиссы. Дорогая Эсти! Я рассказала всё Люси о деле Софи и Реддле. Мы очень за тебя переживаем. Люси подтверждает мои слова на пристани: держись от него как можно дальше. Обязательно рассказывай как дела с поиском сообщника. Наши руки связаны школьными стенами, но даже здесь мы постараемся помочь тебе. Главное, не пропадай. Твои Люси и Мелисса. Эстель задумалась: в разгаре был октябрь, но у неё так и не появилось не единой зацепки по поводу сообщника Реддла в поиске компромата. Она всё ещё была в огромной опасности, а светлое будущее могло развалиться, словно карточный домик. Сложно было представить, когда хрупкое перемирие будет разрушено, и Реддл снова прибегнет к грязной игре. Начать стоило со списка людей, которые могли что-то знать о Томе и предложить ему услуги нужных людей. Воспользовавшись окном, Эстель села в гостиной Гриффиндора и начала судорожно соображать. Это не могли быть ребята с других курсов, потому что странно обращаться к людям, с которыми ты почти не общаешься, докладывать им о своих планах. Даже если тот же Сильвер Нотт следит за каждым словом Реддла, сам Том не рассказал бы ему о возможном поиске компромата. На пустой странице блокнота тут же появились имена однокурсников со Слизерина, у которых были более или мене влиятельные семьи в магическом мире. Абраксас Малфой Граем Мальсибер Ноэль Лестрейндж Саманта Трэверс Эмма Кроккетт Цедрелла Блэк Потом ещё с некоторым сомнением Эстель добавила ещё одну строчку: Мэйрдж Шафик Цедрелла была зачеркнута первой. Даже если бы у неё и были скрытые мотивы, то вряд ли бы попала под влияние Реддла и стала бы тому слепо помогать. Что касается остальных… Эстель краем глаза увидела, как мимо прошла Мэй: расстегнутая жилетка, закатанные рукава рубашки. Выглядела она не очень хорошо и, наверняка, плакала. Но Мэй была единственным связующим звеном между Ламарк и дурной компанией слизеринцев, так что можно было бы и потратить время на её утешение. Эстель поднялась в спальню и, сев на свою кровать, аккуратно спросила: — Что-то случилось? Даже после прошлогоднего инцидента, когда гриффиндорцы ополчились на Шафик из-за брошенного «грязнокровка», Эстель поддерживала нейтралитет. Старосты не должны быть предвзяты. — Ничего такого, — ответила Мэй. — Девочки со Слизерина… Ну, ты и сама знаешь, наверное. — Рассказывай. Мэйрдж подняла глаза на Эстель и тяжело вздохнула. — У сестры Абраксаса скоро свадьба, и мою семью, естественно, никто не позовёт. Трэверс и Кроккетт говорят об этом целыми днями. — Кем же работают твои родители, что Малфои решили не отправлять им приглашения? — как можно участливее поинтересовалась Эстель. По крайней мере, она знала, что из родственников у Шафик только мать и отец. — Отец простой специалист в Бюро распределения домашних эльфов, а мама не работает. Ты же знаешь, мы не такие богатые. Да уж, такая профессия исключала даже малейшие возможности взаимодействия с другими странами. Льюис говорил, что это самые скучные отделы, которые получают всю информацию лишь через отдел сотрудничества. Да и зарплата у них мизерная. — Может, у вас есть какие-то связи? Знакомые? — продолжала допрос Эстель. — Если бы, — вздохнула Шафик. — Самый влиятельный человек в моей жизни это Абраксас. Даже стыдно кому сказать… Эстель понимающе кивнула. — Ты не расстраивайся. У остальных тоже ведь нет никого в отделе Международного сотрудничества! Мэй посмотрела на Ламарк и немного задумалась. — Дядю Эммы как-то отправляли на континент бороться с Грин-де-Вальдом, но он сумел быстро найти влиятельных знакомых и выбраться оттуда. И помог… — протянула Шафик, что-то вспоминая. — И помог ему муж тети Мальсибера. А у родителей Ноэля и Абраксаса априори есть там связи. Эстель скривилась. Единственной, кого не упомянула Мэй, была Саманта Трэверс. — А Трэверс? — уточнила она. — Её родители очень давно разругались с министерскими чиновниками. Я слышала, что семьи Селвинов и Блэков когда-то их поставили на место. С таким противостоянием, ни один клерк с ними не свяжется. Эстель кивнула. Она очень хорошо представляла, на что был способен дядя Найджел. Он от своих врагов мог ничего не оставить. А в совокупности с Блэками, возникал вопрос, как Трэверсов Малфои и Гринграссы решили позвать на торжество. — В любом случае, Абраксас позовёт тебя на свадьбу сестры, — подытожила Эстель. Она не до конца понимала, как кому-то добровольно захочется участвовать в этом цирке английских снобов. — Думаешь, позовёт? — с надеждой спросила Шафик. — Если не позовёт, то грош ему цена, — фыркнула Эстель. — Кстати, у тебя сейчас разве нет занятий? — Есть, — виновато ответила та. — Тогда успокойся и иди обратно в класс, — сказала Ламарк. — Не показывай им, что комментарии тебя задевают. Мэй слегка улыбнулась, кивнула и пошла обратно на занятия. Эстель снова достала блокнот со списком подозреваемых. Беседа с Шафик ей помогла, но не так сильно, как хотелось бы. Список немного изменился и на страницах блокнота выглядел следующим образом: Абраксас Малфой Граем Мальсибер Ноэль Лестрейндж Саманта Трэверс Эмма Кроккетт Цедрелла Блэк Мэйрдж Шафик Эстель посчитала разумным поговорить с Трэверс. Та, наверняка, знает о своих друзьях куда больше, чем Мэй. Осталось лишь придумать, как лучше подобраться к лучшей подруге Эммы Кроккетт. Ближе к вечеру Эстель отправилась в комнату старост. В последние дни работа шла медленно из-за участившихся срезов знаний и проверочных работ перед ЖАБА. Эстель ладила с занудным Реддлом всё хуже, не понимая, откуда у человека может быть такая любовь к придумыванию и исполнению правил. Он усложнял жизнь и себе, и ей. Дамблдор пару дней назад попросил Ламарк остаться после занятий и первым же делом спросил: — Эстель, я вижу, вы поладили с Томом. Вы перестали считать, как там… Le mal ne peut être vaincu que par un mal encore plus grand? — То моё высказывание было не совсем против него, — попыталась оправдаться Ламарк. — В любом случае, я рад, что вы подружились. Том не такой плохой, каким кажется. А что-то тёмное есть в каждом из нас, как и светлое. Эстель тяжело вздохнула. Декан не слышал, как Реддл планировал убить семь человек, чтобы создать крестражи и жить вечно. И это ещё не учитывая его замашки по поводу обращения «милорд» и нарытого компромата на саму Ламарк. Впрочем, Дамблдору вообще не следовало знать о существовании папки с делом Софи. — Il y a dix pour cent de lumière, — снова сказала Эстель и тут же спохватилась, что декан поймёт, он знает французский. — Не будьте столь критичны, Эстель, — ответил Дамблдор с улыбкой. — Лучше пройдём на обед. Говорят, сегодня подают мой любимый черничный пирог. Как только Дамблдор мог искать что-то хорошее, где кругом беспросветная тьма. Ламарк, озолоти её, никогда бы не стала взаимодействовать с Реддлом больше необходимого. Она не думала о нём ничего хорошего, и высказывание про десять процентов было большим преувеличением. Ступая по коридорам замка, приближаясь к кабинету старост, Эстель всё отчётливее слышала голоса. Реддл привёл своих друзей. Возможно, хвастался проделанной работой, выпрашивая очередное «милорд». Недолюбленный мальчик. Почти дойдя до двери, Эст расслышала звонкий голос, а, зайдя в помещение, и вовсе обомлела. Основная часть компании — Том, Абраксас, Ноэль и Граем — была в сборе, только теперь к ним присоединились ещё и двое восторженных первокурсников. Мер и Тирн вслушивались в речи этих идиотов, наверняка, считая те правильными. — Реддл, мы пришли сюда работать или развлекаться, — Эстель хотела произнести это строго, таким же тоном как слизеринец тыкал в недостатки, которые он находил в её записях или таким же, как он отчитывал её за опоздания и пропуски вечеров в компании книг. Но получилось горько. Настолько горько и безнадёжно, что, услышь это чересчур эмоциональный человек, на его глазах могли бы выступить слёзы. Она всегда боялась, что Мера испортят. Уничтожат все его светлые помыслы, превратив в себя, лишь тень человека, его родители. Ричелл не раз читала мальчику нотации про вред от общения со всеми, кто не относится к чистокровным. Но теперь закреплять насильно втиснутые убеждения помогали ещё и в Хогвартсе. Снова Реддл. — Не думал, что услышу такое от тебя, — хмыкнул тот, спрыгивая со стола. — Или вашей погони на мётлах сегодня нет, так Ламарк? Он никогда не был развязным. Всегда собранный, ни намёка на фривольность или плохие манеры. Даже пуговицы на рубашке были застёгнуты наглухо, а форма всегда вычищена и выглажена. Эстель с отвращением подумала, что книги у него дома на полках, наверняка, расставлены в алфавитном порядке, а кружки должны смотреть ручками в одну сторону. Педант ещё хуже других английских снобов. Сейчас он тоже выглядел серьёзным. Будто не придумывал, как ещё можно упрекнуть Эстель в несобранности, а собирался декламировать наизусть фолиант по зельеварению, который брал для легкого чтения в библиотеке. Ламарк на всякий случай бросила взгляд на Мередита. Он ей радостно улыбался. — Если ты про квиддич, то да. Сегодня выходной, — ответила она, копируя пластиковую улыбку Тома. Она держалась из последних сил, чтобы прямо сейчас не схватить Мера за руку и не вывести из сборища змей. — Отлично, — Реддл улыбнулся ещё шире. — Тогда экскурсия на сегодня закончилась, возвращайтесь в свои спальни. Вся компания послушно, без лишних комментариев двинулась к выходу. — Спасибо за экскурсию! — крикнул Мередит и повернулся к Эстель. Он хотел что-то сказать и ей, но Ламарк постоянно твердила, что в школе нельзя, нельзя при всех. А потому Мер просто прошёл мимо, а Эстель лишь слегка коснулась его белобрысой макушки. — Не подходи больше к первокурсникам, — сказала Ламарк, садясь на свой диван. — Почему же? — послышалось из другого конца комнаты. — Хочешь, чтобы ещё несколько человек в этой школе начало обращаться к тебе со слова «милорд»? Ситуация выглядела не особо весёлой, но Реддл улыбнулся. — Если и так. Ты мне запретишь, Ламарк? — Просто не приближайся к ним и всё. Она не знала, послушает Том или же нет, но он просто отвернулся, уткнулся обратно в учебник и тетрадь, где делал заметки. Эстель верила, что до него дойдёт хотя бы сотая часть её слов. Она не могла себе позволить бросить Мередита сейчас, хотя знала, что обязательно бросит его после ЖАБА. Просто пересечёт границу с Францией, устроится там в Аврорат и, если и приедет обратно, то только чтобы спасти сестру от Селвинов. Вытащить её из рабства чистокровных английских снобов. Возможно, она тоже мечтает снова оказаться дома, жить именно там. Освободиться от оков Великобритании раз и навсегда. По крайней мере, об этом мечтала сама Эстель. Том следил за ней ещё несколько секунд. Оставалось около двух недель, и он достигнет своей цели. Создаст второй крестраж и убьёт чёртовых магглов. Ему доводилось лишь гадать, что такого сможет узнать про него Ламарк. Догадается ли она про его истинные дела в Литтл-Хэнглтоне или будет, как тупая, твердить про какую-то папку. Конечно, второй вариант Тому был однозначно на руку. Ему оставались лишь дни до исполнения нового плана. Том был счастлив настолько, что вникать в суть учебника по Травологии становилось всё тяжелее. Всё ныло в предвкушении создания нового крестража — шага на пути к бессмертию и всемогуществу. Реддлу однозначно нравилось это чувство.