Не параллельные прямые

апрель, 1945 год

Эстель, отказываясь верить собственным глазам, бросила бумаги на подоконник. Первую с названием дела она сразу отложила в сторону. На второй красовались не менее явные доказательства причастности: имя родителей Софи, её собственное полное имя. Ниже была подчёркнута дата совершения преступления. На третьем листе приклеены две газетных вырезки, на четвёртом — ещё одна. Рядом с каждой были сделаны английские пометки до боли знакомым почерком. Эстель даже боялась предположить чьим именно. «Эстель Ламарк — младшая дочь знаменитых волшебников, которые до последнего вздоха сражались с нашим общим врагом, смогла заступиться за семью неволшебников. Это очень храбрый поступок для четырнадцатилетней девочки, но Эстель совсем не зазнаётся. Она лишь жалеет, что не смогла применить заклятие ранее, чтобы успеть спасти одну из учениц Школы чародейства и волшебства Шармбатон Софию Жансен» И криво на полях: смогла заступиться? применила заклятие? «Сегодня произошел ещё один ряд страшных нападений на семьи неволшебников. На этот раз среди жертв оказалась ученица Школы чародейства и волшебства Шармбатон. Её семью смогла защитить дочь известных волшебников, погибших в битве с Армией Грин-де-Вальда. Эстель Ламарк как никто другой достойна своей фамилии и должна быть награждена в Министерстве магии» Следом, криво, будто бы не хватало места, виднелось: награждена? вид награды, дата, за что вручается? У Эстель начали дрожать руки, когда она откладывала очередной лист. Четвёртый. После следующей вырезки было выведено ещё больше комментариев. «На войне все средства хороши — именно так можно описать действия юной волшебницы по небезызвестной фамилии Ламарк. Стоит ли нашему министерству закрыть глаза на применение подобных заклятий четырнадцатилетней ученицей Хогвартса? Любому из нас разрешено применять магию такого уровня для защиты собственной жизни и жизней других, но не скатываемся ли мы сами до уровня преступников? Разве можно считать спасение приемлемым, если за ним стоит такая цена?» Кривые надписи свидетельствовали о согласии с автором статьи: следует ли наказание за действие? по каким законам можно судить? как доказать вину? Следующий шаг — увидеть дело собственными глазами. Эстель, коротко выдохнув, взглянула на последний пятый лист. Тем же почерком были выведены место встречи в Лондоне и дата — тридцать первое августа сорок четвёртого. Именно тем утром Ламарк нашла папку в Дырявом котле. Ещё бы полчаса времени и пару переулков ходу, по британским законам ей могло светить исключение из Хогвартса и даже Азкабан. Разве мог сделать такое кто-то из людей, которые жили с ней под одной крышей. Хоть шкафчик и принадлежал Капелле, Эстель бы до последнего не поверила, что эта, пусть гордая и весьма надменная женщина, способна испортить её будущее. Да и какой смысл? Шума из гостиной почти не было. Большие настенные часы уже пробили время последнего тоста по выверенному плану семьи Селвинов. Теперь гости разошлись, спешно трансгрессируя за пределами кованых ворот. Своего рода очередное из правил местного этикета — уходить ровно в то время, которое было оговорено в приглашении. Ни больше, ни меньше. Эстель отсчитала достаточное количество минут для возвращения семьи за большой обеденный стол, где происходили обсуждения встреч. Она собиралась застать всех вместе, ещё раз посмотреть в глаза и выявить простую истину — они здесь ни при чем. Ошибается Дамблдор, документы вовсе были подкинуты — этого бы хватило хотя бы на одну ночь спокойного сна. Собственные шаги и веселые голоса доходили до Ламарк словно через толщу воды. Она спустилась по хорошо знакомой лестнице с резными перилами вниз, крепко сжимая в трясущихся руках доказательства. Ситуация казалась настолько шокирующей, что мысли даже не успели до конца сформироваться, прежде чем Эстель подошла к своему обычному месту за столом и, кинув листы пергамента на всеобщее обозрение, крикнула: — Что это?! Она подняла взгляд на присутствующих, желая считать ужас и недоверие на лицах каждого. Только теперь Эстель заметила, что один из гостей всё же остался в мэноре после окончания мероприятия — Том Реддл. Выяснять отношения при нём было себе дороже, но время не отмотать назад. — Не нашла более подходящего момента для истерики? — сморщилась Ричелл, отодвигая от себя один из листов красным ноготком. — Действительно… — начала миссис Селвин, но была перебита. Эстель бы не выдержала череды отговорок. — Это же ты? Я нашла их у тебя в шкафу! — Как ты такое могла подумать! — воскликнула Капелла, резко поднявшись со стула. — Я не способна на такие вещи! Её глаза пылали праведным гневом. Но Эстель только сейчас поняла, что миссис Селвин даже не взглянула на бумаги, не говоря уже о времени на составление выводов. Взгляд сам скользнул на других членов семьи. Ричелл задрала голову, но её тонкие пальцы постукивали по столу, как это бывает, если сильно нервничаешь. Лемюэль неотрывно и напряженно смотрел в глаза Ламарк, ожидая её следующих действий. Льюис изучал собственные наручные часы. Найджел взял жену за руку мягко, словно успокаивал или подбадривал. Даже Триси, единственный родной человек, покусывала губы, не решаясь поднять глаза на Эстель. Заинтересовались содержимым бумаг лишь двое: Мередит, в чьих глазах плескалась смесь ужаса и отчаянья, и Реддл. Последний явно наслаждался ситуацией, будто по купленному на один фильм билету смог посетить сразу два сеанса. — Так вы все знали? Вы все пытались меня убить? Сначала вывоз дела Софи в Британию, а потом и вовсе заказ её убийства шайке отморозков. Всё это сделали те, кого она называла семьёй. Как она могла переживать за нахождение Реддла в этом доме, если Селвины не менее бесчеловечны. Они здесь друг друга стоят. — Эсти, я очень хочу объяснить тебе это недоразумение… — начал Найджел. — Ты же сам мне говорил молчать, а что теперь? Если так хотели избавиться от меня, то я бы ушла. К чему такие сложности? Знакомые лица, атрибуты дома начинали казаться чужими. Ровно как в тот день, когда одиннадцатилетняя гриффиндорка впервые переступила порог мэнора. — Это просто бумажки! — фыркнула Ричелл. — Заткнись! — Эстель могла поклясться, что схватила бы эту неприятную женщину за волосы, если бы здесь не было Мера. — Это дело привёз в Британию мой знакомый, уж очень интересно было почитать, чем так отличилась наша Эсти, — произнес Лемюэль, стараясь скрыть напряжение. Он даже не отрицал собственной причастности, не пытался сочинить сладкие лживые истории. Просто и честно. — Мы случайно узнали, — кивнул Льюис. — До того, как четыре сторонника Грин-де-Вальда пытались меня убить? — Это неважно! — взвизгнула Ричелл. — А что важно? То что не убили? — разочарование сменилось яростью. — К тому же, если вы всё узнали, то почему не сказали мне? — Эст, это дела семейные… — тихо протянула Триси. — Мы то с тобой точно не семья, Патриция! Или ты так сильно боялась за дом во Франции, что посчитала убийство единственным возможным вариантом? — в голосе, несмотря на желание показать лишь уверенность, присутствовала горечь. — Мы просто не хотели раздувать скандал! — смущенно покосившись на Реддла, выдала Капелла. — Мы с Найджелом… Они продолжали переглядываться между собой, словно мысленно передавая какую версию событий стоит рассказать глупой и несчастной Эстель, чтобы усыпить её бдительность и выкроить ещё одну попытку распрощаться с ней раз и навсегда. — Не утруждайтесь! Я больше никогда здесь не появлюсь. Эстель в последний раз окинула взглядом всех присутствующих, просторное, но очень темное помещение обеденного зала и покинула комнату. Ни о вещах, ни о чём другом не шло и речи. Быстро и навсегда, чтобы не слушать их истории, никогда не сожалеть. Перед глазами пролетали годы, проведённые в Британии, пока гриффиндорка шагала к калитке за пределы мэнора. Захлёстывавшая недавно злость, сменялась полной ясностью разума, ощущением безграничной свободы и немалой долей щемящего разочарования. С этого самого момента враг ясен, а единственный человек, оставшийся в её жизни, она сама. Ламарк всё равно покинет эту страну после сдачи ЖАБА и вернётся во Францию. Разве что приезжать пусть даже изредка ей будет некуда. Эстель перебежала шоссе Ниф и двинулась через поле по самой короткой дороге в Суонси. Уже утром ей придётся возвращаться в Хогвартс и сил, чтобы трансгрессировать в это графство, не будет никогда. Эстель больше не сможет встретиться с Селвинами, потому что всегда, даже спустя месяцы и годы будет чувствовать опасность. От травы пахло сыростью. На улице было холодно, и Эстель сильно пожалела, что не взяла хотя бы мантию. Даже быстрым шагом до города была пара часов, но трансгрессировать не хотелось. Это бы убило последние впечатления от места, где гриффиндорка провела свои школьные годы. — Ты забыла, — на плечи девушки упал пиджак, ещё недавно висевший в прихожей в мэноре. Ламарк раздраженно вздохнула и поспешила надеть тот на себя. Этот голос можно было распознать из тысячи. А потому, развернувшись, она ожидала увидеть злобную насмешку или ликование в глазах Реддла, но ничего подобного не было — лишь немое любопытство. — Кажется, ты небезразлична этой семье… — начал он, на что Эстель криво усмехнулась. — Ты, я вижу, пытаешься убить тех, до кого тебе есть дело! — Мистер Селвин выскочил следом за тобой, пытался всё объяснить, но ты его не слушала, — пожал плечами Реддл. — Интересно, почему. Ты ему никто. — Во-первых, я его не слышала. Во-вторых, лучше бы тебя не услышала тоже. У тебя, похоже. Она чуть не сказала «не было семьи, поэтому ты и не понимаешь межличностных отношений», но вовремя вспомнила, что так оно и есть. Том Реддл никогда не жил в подобной ячейке общества и априори не способен понять, какую боль причиняет предательство близких. — Похоже что? — Даже не хочу договаривать! Эстель закатила глаза и сделала ещё один шаг, прежде чем заметить движение в высокой траве. Она замерла на месте, чтобы случайно не столкнуться с неизвестным объектом. — Решила вернуться в мэнор? — поинтересовался Том. Он испытывал сразу несколько несвойственных ему и довольно противоречивых чувств. Это была подавляемая силой разума радость, что теперь она тоже одна, её бросили как и его. Теперь у Ламарк не будет ни семьи, ни места, куда она привыкла возвращаться. С другой же стороны он наблюдал непривычную для себя картину: Селвины, какой бы важной семьёй в магических кругах не были, расстроились из-за того, что девчонка увидела документы. И он, со всей своей проницательностью, точно знал, что Найджел Селвин хочет остановить Ламарк, заботится о ней, словно о своей дочери. Пришлось даже исполнить просьбу миссис Селвин и притащить глупой гриффиндорке забытый пиджак. — Там что-то есть, — успела выдавить Эстель, как на небольшую тропинку выползла достаточно крупная змея. Рептилия остановилась посреди тропинке и, громко шипя, повернулась к студентам. — Вот как, — Том тоже заметил ту и хищно улыбнулся. — На этот раз сделаю тебе небольшое одолжение, Ламарк… Он хотел приказать змее ползти прочь, но решил, что этот самый момент — хорошая возможность заставить гриффиндорку стать одной из них, Пожирателей смерти. Пусть только что она решила уйти из дома Селвинов, те по-прежнему будут ей покровительствовать. К тому же, сама Ламарк обладает хорошими знаниями и подготовкой. Таких выгодно держать среди собственных приспешников. Том прошептал на парселтанге: — Подползи ближе. Напугай как следует эту девчонку! Но не нападай, пока я не скажу. Эстель презрительно фыркнула и, забыв про змею, обернулась к Реддлу. — Как же так, Том. Я думала, мы стали друзьями, — теперь она выглядела намного веселее, чем прежде. — В чём-то проблема? — невинно ответил Реддл, хлопая глазами. Если бы Эстель не знала его истинную сущность, она бы смогла сейчас счесть его милым. — Ты, значит, змееуст, — пожала плечами Ламарк. Она ещё несколько секунд посматривала то на Реддла, то на рептилию, замершую в атакующей позе, а затем лениво произнесла. — Спасибо хоть, что без нападений. Ползи дальше по своим делам! Том широко открыл глаза и замер в искреннем удивлении и замешательстве. Он перевёл взгляд с Ламарк на уползающую змею, а затем снова посмотрел на вторую старосту. Кто бы мог подумать, что она тоже владеет парселтангом, это же такая редкость в волшебном мире. — Понимаю, о чём ты сейчас думаешь, — безразлично бросила Эстель. — У меня нет родственников змееустов от рождения. Я просто выучила этот язык, так как им владеет много темных магов. — Но выучить же… — Можно. Как и немецкий, итальянский, испанский. Эстель рассматривала Реддла. Эта ситуация с ним смогла совсем немного убавить её отчаяние и злость, но фокус мыслей по-прежнему был там, в мэноре по шоссе Ниф. Желание убежать из этого места не давало сосредоточиться больше ни на чем другом, а потому Ламарк, наконец, сказала: — Я пойду дальше, можешь возвращаться обратно к Селвинам. Ответ как разрешение для действий ей не требовался. Эстель не волновало, будет ли Том продолжать стоять здесь, размышляя о её неожиданных навыках, или отправится обратно в дом, слащаво улыбаться и смеяться с теми, кого она пару часов назад называла семьей. Ей самой нужно уйти, скорее покинуть эту поляну и последний раз увидеть Суонси. Она сделала несколько шагов вперёд, прежде чем услышала голос Реддла: — Если теперь тебе некуда идти, и у тебя больше нет семьи, можешь присоединиться к нам! Моё общество всегда для тебя открыто. Эстель презрительно фыркнула, но всё же обернулась к слизеринцу. Совершенно верно, её больше ничего не держит, не связывает. До переезда во Францию есть ещё немного времени, которое можно посвятить нахождению в этом сомнительном клубе, в Хогвартсе. Возможно, это поможет развитию каких-то навыков. — Я бы послушала, о чём вы говорите на встречах. — Мне это рассматривать как согласие? — Как хочешь. Реддл не узнает, что это всего лишь временная мера, пока она не исчезнет вместе с чемоданами. Он будет до последнего думать, что всё искренне, по-настоящему. А если и нет, всегда можно применить ещё одно свойство заклятия, связывающего их запястья уже несколько месяцев. Так или иначе, нельзя понимать зло, не слыша его мысли и не зная о порядке его действий. У неё остаются май и июнь.