Строим дом

      В последний раз, когда Цзян Фэнмянь видел Цансэ-саньжэнь, она улыбалась. Это мало что значило, потому что она была из тех женщин, которые всегда улыбались. Но эта последняя улыбка поразила его так, что он никогда не смог бы её забыть. Улыбка, полная озорства, радости и, что самое удивительное, извиняющаяся. Она просто сказала: «Я заберу твоего помощника и не отдам!»       Как будто это было её самым большим достижением, её величайшим поступком. Цзян Фэнмянь был всё-таки счастлив за них, желал им счастья, даже если это означало, что он также терял своих лучших друзей.       С того дня они не виделись. Он думал, что с ними всё в порядке, что это был хороший способ расстаться. Хорошее воспоминание. Он понимал, что если они вернутся, это вызовет сложные чувства и усугубит ситуацию. Они не смогли бы уйти на такой счастливой ноте во второй раз.       Время от времени они присылали письма. Часто Вэй Чанцзе добавлял к письму один из своих рисунков. Даже в них Цансэ-саньжэнь всегда улыбалась.       Прошли годы. У них родился ребёнок. У Цзян Фэнмяня — двое. Цансэ по-прежнему творила хаос, куда бы ни пошла, по-прежнему похищала сердца с улыбкой на лице.       Может быть, поэтому он не узнаёт женщину, которая стоит прямо перед ним. Это незнакомка, одетая в её кожу. Цансэ-саньжэнь никогда и никому не показала бы такую ​​слабость, она никогда не свернулась бы в клубок одежды, никогда бы не позволила рыданиям сотрясать каждый её вздох. Она никогда и никому не позволяла думать, что кровь на её одежде на самом деле принадлежит ей, вместо этого шутя: «Если ты боишься за меня, то ещё не видел того, кого я побила!». Это не та Цансэ-саньжэнь, которую он знает. Однако… Рядом с ней определённо Вэй Чанцзе.       Годы разлуки не изменили его серьёзного выражения лица в трудные периоды. Это заставляет Цзян Фэнмяня вспомнить ту роковую ночь: когда они встретились, когда их чуть не убили, из-за того, что Лань Цижэнь предпочёл подчиниться своим излюбленным правилам.       — Глава Ордена, — шепчет его лучший друг слабым, но твёрдым голосом. — Я знаю, что этот не достоин вашей помощи…       Цзян Фэнмянь не даёт ему договорить, он впускает их. Только тогда он понимает, что Цансэ-саньжэнь вообще не стоит. Она прислоняется к боку мужа, он удерживает их обоих на ногах, её живот и спина проткнуты веткой, которую она даже не удосужилась вынуть. Только тогда Цзян Фэнмянь замечает, что одна из рук Вэй Чанцзе безжизненно висит плетью. Только тогда он видит, что свёрток одежды в руках женщины — ребёнок, бледный, как покойник, не старше его собственного сына.       Он немедленно вызывает лекарей.       Трудно понять, что именно произошло. Всё слишком хаотично, быстро, сумбурно. Госпоже Юй, как хозяйке Пристани Лотоса, удаётся взять учеников под контроль и отправить а-Ли и а-Чэна обратно в постель. Она до сих пор мало что знает о ситуации, только мельком видит, как лекарь, разбуженный посреди ночи, уводит раненых в отдельную комнату. Фэнмянь боится одной только мысли о необходимости объяснять ей это, но прямо сейчас у него есть другие заботы.       Цансэ-саньжэнь отказывается отпускать своего ребёнка. Она продолжает вливать в него духовную энергию, и лекарь возмущается.       — Я спасу его! — обещает он. — Вам нужно беспокоиться о своих ранах.       Она всё равно говорит "нет". Она говорит нет веским аргументам. Она всему говорит "нет", пока Вэй Чанцзе не протягивает ей спокойно руку.       — Я отдам ему свою духовную энергию, Цансэ. А ты отдохни. А-Ину нужна его мать.       Она рыдает, и Цзян Фэнмянь не уверен, что когда-либо слышал её плач, но она наконец соглашается. Лекарь выдыхает с облегчением, но он не выглядит счастливым. Цзян Фэнмянь мало что знает о медицине, но, в целом, понимает причины.       — Чанцзе, — шепчет он. — Если ты сейчас не позаботишься о своей руке, ты её потеряешь.       — Я могу потерять руку. Я не могу потерять своего сына.       Его тон холодный и решительный. Это возвращает Фэнмяня к другой роковой ночи, когда его лучший друг понял, в каком безвыходном положении они оказались — задолго до того, как Фэнмянь сам это понял. Когда Вэй Чанцзе понял, что ему предстоит решить что достойно спасения, а что — нет.       Когда он сказал Цзян Фэнмяню, что именно Фэнмянь — будущее ордена и что жизнь наследника стоит больше, чем жизнь Вэй Чанцзе.       Цзян Фэнмянь лучше других знает, что ничто не изменит мнение Вэй Чанцзе. Поэтому он делает единственное, что может, и приказывает вызвать ещё двух лекарей; даже если это означает отправиться в город и вытащить их из постели. Тем временем Цзян Фэнмянь отдаёт часть своей духовной энергии своему другу; он не осмеливается прикоснуться к его руке, так как он знает только самые основы полевого лечения и понятия не имеет о степени повреждений.       — Вы можете двигать ногами? Вы чувствуете их? — спрашивает лекарь Цансэ-саньжэнь.       Каким-то образом он вытащил окровавленную ветку из ее живота и сумел закрыть рану. Он прокалывает ей ногу акупунктурной иглой. Она даже не смотрит на него, её глаза прикованы к сыну. Она не отвечает на вопрос, а задаёт свой:       — Как он? Вы можете спасти его?       Её глаза полны пламени и решимости. Наконец Цзян Фэнмянь умудряется найти в этой незнакомке частичку Цансэ-саньжэнь, которую он знает.       Однако это длится недолго, так как ребёнка укладывают на кровать. Он жив — это стало неожиданностью для Цзян Фэнмяня и лекаря, — но еле-еле. Он потерял много крови и покусан. Что-то достаточно большое, чтобы оставить колотые раны от плеча до живота. Удивительно, что его сердце не было пронзено, когда чудище сомкнуло пасть. Если Цзян Фэнмянь понимает это, значит, и его родители тоже.       Однако его правое лёгкое…       Его сердитая супруга прибывает с парой лекарей. Её взгляд падает на Цансэ-саньжэнь и Вэй Чанцзе, а рот сжат в тонкую линию.       — Что случилось? — требует она. — Почему вы здесь?       На мгновение кажется, что никто ей не ответит. Цзян Фэнмянь многого не знает, а глаза родителей прикованы к сыну, не обращая никакого внимания на лекарей, пытающихся вылечить и их.       — Предполагалось, что это будет простая ночная охота…       Голос Цансэ-саньжэнь — не что иное, как шёпот. Едва слышен. Наполнен сожалением и печалью. Всем тем, что чуждо Цансэ-саньжэнь.       — Люди думали, что это волки. Но волки не нападают в один и тот же день двадцать лет подряд! Они не нападают на взрослых! — говорит она.       Вэй Чанцзе продолжает:       — Мы убедили жителей деревни позволить нам провести расследование. За несколько часов до нашего прибытия на человека было совершено нападение. След всё ещё был свеж. Мы думали, что это яо… были нападения волков… дети, — голос Вэй Чанцзе надломляется.       Цзян Фэнмянь ошарашенно моргает, глядя на него. За все годы, что он провёл рядом с другом, редко когда-либо можно было услышать, чтобы голос его так хрипел. Это так же странно, как Цансэ-саньжэнь без улыбки. Это длится всего короткое мгновение, прежде чем Вэй Чанцзе делает глубокий вдох, выравнивая выражение лица и снова обретая отчётливый голос:        — Мы оставили А-Ина трактирщику и пошли осматривать лес.       Цзян Фэнмянь не может не смотреть на ребёнка прямо сейчас, как и его жена. Они сказали, что существо убивало только одного человека в год. Почему это изменилось? Монстры реагировали на угрозы, узнавая хищника, когда они сталкивались с ним, но не были достаточно умны, чтобы расставить для него ловушку.       — Что же это было?       — Я не знаю!       Признание причиняет боль горлу Цансэ-саньжэнь. Она пытается дотянуться до руки сына, но безуспешно, нижняя половина её тела не подчиняется её воле. Лекарь, занимающийся её раной, пессимистично качает головой главе ордена.       — Он должен был быть в гостинице! — она говорит, и, по крайней мере, её голос теперь пронзительный, даже если немного отчаянный. — Но я слышала крики в лесу! Я слышала ребёнка! И когда я добралась до места, откуда они звучали, А-Ин был там!       Некоторые призраки заманивают своих жертв такими иллюзиями. Но Цансэ-саньжэнь была великой заклинательницей, одной из лучших, она знала такие вещи. Она не могла попасться в такую ​​очевидную ловушку! Рука Цансэ-саньжэнь гладит сына по голове, а её пальцы вплетаются в его волосы, как будто она всё ещё пытается до него добраться.       — Я… я думала, это иллюзия… я думала, что это не он! Но это был он. Что я сделала? Что я натворила?!       Она не может закончить рассказ, и вместо неё продолжает Вэй Чанцзе. Он объясняет сдавленным голосом, что услышал её крик. Когда он прибыл, А-Ина уже тащила фигура в форме волка, полная энергия обиды. Они пытались вернуть его, они преследовали существо до места, которое было ещё хуже: полное свирепых призраков.       Они сражались. Каким-то образом ему удалось заполучить А-Ина, пока Цансэ-саньжэнь защищала их обоих. Понимая, что им не победить, Вэй Чанцзе использовал свой меч, чтобы доставить их всех в безопасное место, так быстро, как только мог, но они не могли далеко уйти втроём на одном мече. Цансэ-саньжэнь использовала свою кровь, чтобы нарисовать какой-то талисман или массив — он не знает. Что-то, чему Бессмертная научила её.       Цансэ-саньжэнь ничего не говорит, когда они смотрят на неё, слишком сосредоточенно глядя на А-Ина.       Но призраку удалось ранить их, когда она создавала заклятье, объясняет Вэй Чанцзе. Они упали и неудачно приземлились возле Пристани Лотоса, слишком далеко от главных ворот. Цансэ-саньжэнь пострадала из-за падения. Чанцзе не говорит, как он поранил руку. Фэнмянь не уверен, что Вэй Чанцзе вообще знает. Иногда сражения сбивают с толку. Ты понимаешь, что ранен только через несколько часов.       Это уже чудо, что ему удалось взлететь на мече с тремя людьми. Это чудо, что у его друга осталась хоть какая-то духовная энергия, которую он может отдать своему ребёнку прямо сейчас. Это чудо, что А-Ин всё ещё жив. Определённо это результат действий его упрямых родителей, которые отказались исцелить себя, прежде чем он будет в безопасности.       Цзян Фэнмянь не хочет думать о том, что могло произойти. Он не позволяет себе это. Его жена молчит рядом с ним. Годы брака означают, что он может угадывать слова, которые почти слетают с её губ. Но она не ругает Цансэ-саньжэнь за её слабость. Она не говорит, что было безрассудно и глупо выходить на ночную охоту с таким маленьким ребёнком.       Но… Она не говорит ей уйти. Это то, за что он благодарен.       Он не хочет задавать такой ужасный вопрос перед Цансэ-саньжэнь и Вэй Чанцзе, но и избежать этого не может, поэтому подходит к лекарю:       — А-Ин… Он будет жить?       Лекарь хмурится.       — Мы спасли его лёгкое. Духовная энергия помогает с кровопотерей… Но следующие несколько часов будут критическими. Мы не можем позволить себе остановить переливание энергии прямо сейчас. И это не типичная рана, есть много энергии обиды, которая всё ещё сохраняется. Мы должны опасаться воспаления.       — Но что насчёт его собственных ран? — спрашивает Вэй Чанцзе.       — Всё должно быть в порядке.       Цансэ-саньжэнь вздыхает с облегчением, её пальцы снова зарываются в волосы сына, и лицо Вэй Чанцзе расслабляется, когда он закрывает глаза.       — Хорошо. Нам нужно… чтобы…       Когда он открывает глаза, они расфокусированы. Паника покидает его тело, оставив только усталость, боль и растерянность. Он и Цансэ-саньжэнь обмениваются взглядами, между ними происходит какой-то телепатический разговор, который только они могут слышать. Цансэ-саньжэнь улыбается.       Наконец Цзян Фэнмянь узнаёт женщину перед ним, даже если это улыбка, которую он никогда раньше не видел на её лице. Усталая и грустная улыбка, но полная облегчения.       Это длится всего мгновение, прежде чем она закрывает глаза и теряет сознание.       Улыбка Вэй Чанцзе отличается от улыбки его жены — его губы просто изгибаются. Его рот дёргается, когда он вдыхает…       У Цзян Фэнмяня достаточно рефлексов, чтобы поймать своего друга до того, как его голова ударится о землю.