Истинная любовь воистину зла

      Сукуна не из тех, кто мирится с превратностями судьбы покорно, склонив голову низко и встав на одно колено. Ему бы как раньше — гулять на поле боя ветром вольным, рубить головы налево и направо в слепой и безумной ярости, да умываться ещё горячей кровью поверженных противников — даже не соперников, потому что соперничать с Королём Проклятий могли тогда лишь единицы. Но «как раньше» уже никогда не случится.       Сукуна скучает по тем славным временам, когда клеткой для него был весь остров, а единственным препятствием было бескрайнее Японское море. Он был слишком молод — вкус свободы ему казался чем-то обыденным, настолько привычным и естественным, как будто иначе попросту быть не могло. Король Проклятий и свобода были одним целым, яблоко от яблони, хаотичная гармония во плоти и крови. Никто не мог забрать у Двуликого неотъемлемую часть его самого. Он так думал. В конце концов, Рёмен Сукуна никогда так сильно в своей жизни не ошибался, но за собственную наивность и глупость он поплатился сполна.       Тысячи лет заточения в собственных пальцах протекали мучительно долго. Настолько, что любой бы сошёл с ума уже за первую сотню лет, но с проклятьями и шаманами безумие идёт под руку с самого их рождения. Случайные сосуды Двуликого демона давали только ложную надежду — они все оказывались слишком слабы, чтобы выдержать огромную мощь самого Короля Проклятий. Итадори Юджи стал единственным исключением, за последние несколько сотен лет добровольно проглотивший палец Сукуны и выживший в первые десять секунд. Проклятый яд мальчишку не убил до того, как Двуликий смог начать его исцелять, но пацан оказался сильнее, чем того требовалось.       Первое время Король Проклятий хищной птицей бился о прутья-рёбра своей новой клетки. Слишком глупая ловушка для того, чьё имя во все времена вызывало трепетный ужас или благоговение. Итадори Юджи нельзя было недооценивать, и Сукуне пришлось прекратить свою бессмысленную борьбу. Одной двадцатой его силы было недостаточно. Тогда он принял решение выжидать терпеливо, в конце концов тысячи лет вынужденных медитаций не прошли даром. Но ситуация оказалась сложнее, чем можно было предполагать изначально.       Об истинной любви почти ничего не известно. Сукуна повстречал не много истинных пар на своём пути в прошлом, но все они поражали юный ум глубокой мудростью, затаившейся в морщинках у глаз, искренней преданностью и готовностью горы свернуть ради своего соулмейта. Отъявленные негодяи и лучшие союзники безжалостного Короля Проклятий менялись у него на глазах, и это временами выбивало из колеи, с ног на голову переворачивая незыблемые устои проклятого духа. Молодой Сукуна не знал, что такое истинная любовь, и узнавать не собирался. В его глазах это был худший проклятый контракт, разделённый на две души.       Когда на глазах расцвели краски мира, Сукуна точно знал, что истинная любовь в первом своём проявлении — двусторонний аркан, накинутый на его шею и шею Итадори Юджи. Они чувствовали друг в друге опасность — одна жизнь заключена в цепкие пальцы другого. Король Проклятий проживал каждую эмоцию своего драгоценного истинного. Юджи же не знал о Сукуне ничего, и эта неизвестность пугала подростка больше всего на свете. Двуликому демону действительно повезло — если бы только его молодой сосуд узнал, какую ужасную неразбериху он создаёт в мятежной и кровоточащей душе своего истинного на самом деле… Король Проклятий никогда не был таким уязвимым в своих собственных глазах.       У Итадори Юджи целый мир как на ладони, неизведанный и прекрасный, таинственный и манящий своими будущими открытиями.       У Рёмена Сукуны мир клином сошёлся на Итадори Юджи, навечно и бесповоротно. Монументально.       Временами Король Проклятий начинал задыхаться от собственных эмоций, бьющих через край, но закрытых за железными замками на глухих ставнях окна из пуленепробиваемого чёрного стекла. Мальчишка дурманил разум похлеще азарта и алкоголя вместе взятых, выбивал дух из-под солнечного сплетения одним ярким блеском в глазах, притягивал к себе изгибами губ невыносимо, манил и отталкивал, из раза в раз вырываясь на свободу, оставляя Сукуну здесь в одиночестве — во тьме собственных осточертевших владений на территории большой костяной клетки. Двуликому тесно в чужом сознании, ему хотелось обратно на волю — на бесконечную войну между проклятиями и шаманами. Сукуне никто не был нужен — он всегда на своей стороне, но без мальчишки, в чьих глазах поселилось утреннее солнце и ночные звёзды, теперь всё не будет таким, как прежде.       Юджи вряд ли догадывался, какую силу на самом деле имели его слова. Каждое «нет» отпечатывалось запретом нерушимым на подкорке у Сукуны. Король Проклятий юлил и заигрывал со своим истинным, продолжал упрямо удерживать в глазах Юджи иллюзию собственного превосходства в сложившихся обстоятельствах, а на деле с каждым днём всё глубже погружался на илистое дно своей терпкой и невзаимной любви, отдающей запахом железа и окрашенной в кроваво-алый оттенок. Истинные чувства воистину убивают. Убивают прежнюю личность, душат её в силках неразрывных и закапывают в глухую землю. Остаётся только неразрушимое «мы», мириться с которым готов далеко не каждый.       Итадори Юджи с монстром внутри себя считаться не хотел, всё убегал от неотвратимого и пытался жертвовать собой ради всего мира. Сукуна бы, кажется, бросил весь этот чёртов мир к ногам мальчишки за каплю его признания в ответ.

***

— Суку!       Новое сокращённое имя закрепилось за Королём Проклятий как-то незаметно, хрен разберёшь уже как давно. Сукуна за временем не следит и не наблюдает, одни сутки от других отличает только по ночным рассказам Юджи о том, как прошёл его день. Вообще-то Сукуна знает о каждой прожитой минуте своего истинного, но от этого истории Юджи скучнее не становятся. Просто Итадори на мир смотрит по-своему, часто подмечая простые вещи, на которые Двуликий никогда бы не обратил внимания. Это бывает любопытно, даже когда тебе тысяча лет в обед.       О появлении Юджи на проклятой территории Сукуна знает всегда, но это не мешает Королю Проклятий делать вид, что ему всё равно. Итадори Юджи врать не умеет, а Рёмен Сукуна не умеет быть честным до конца. Даже с самим собой. Даже когда в притворстве не остаётся никакого смысла. — Что ты хочешь, сопляк? — Король Проклятий лениво оборачивается на источник звука и тут же демоническими глазами цепляется за складную фигуру подростка, в ускоренном темпе приближающегося в его сторону.       С каждым шагом скорость Юджи нарастает, заставляя Сукуну с интересом замереть на месте и склонить голову набок. Итадори замышляет шалость — об этом буквально кричат озорные огоньки в его, как обычно, сверкающих золотом глазах и бьющий через край весёлый эмоциональный фон на подкорке. За пару метров до неминуемого столкновения, Юджи резко отталкивается от земли и с громким возгласом летит на Короля Проклятий.       Сукуна мог бы легко увернуться или расщепить нарушителя его королевского спокойствия на атомы, но вместо этого Двуликий инстинктивно раскрывает руки для того, чтобы подхватить своего непутёвого истинного. Где-то внутри сердце сжимается от предчувствия скорой близости с самым любимым человеком на свете. Кто бы мог подумать, что Сукуна вообще может думать так о ком-то?       Юджи влетает в объятия как влитой, но сила инерции неминуемо утягивает обоих на мокрую проклятую землю. Итадори смеётся так звонко, что эти вибрации эхом отдаются по всему телу, вызывая лёгкую дрожь. Сукуна подсознательно хочет прижать этого горячо любимого мальчишку ещё ближе к себе, но ближе, к сожалению, просто некуда. — Приве-е-ет! Как твои дела? — Хуже некуда. Я всё ещё сижу в голове у какого-то тупого и наглого сопляка. Он мало того, что не принёс новых пальцев сегодня, так ещё и позволяет себе валить меня с ног на моей же территории. — Несмотря на свой ворчливый тон, Двуликий неожиданно нежно запускает когтистые пальцы в волосы прыснувшего со смеху Юджи. — А как прошёл твой день, Юджи? — Мой день прошёл просто замечательно! — С готовностью принимается хвастаться Итадори. — Сегодня поспорили с Нобарой о том, поймает ли её Мегуми, если она прыгнет к нему на руки. Вообще-то я и сам был уверен, что он поймает, но мне стало интересно занять противоположную позицию. В итоге я выиграл билет на фильм! — Неужели Фушигуро позволил девчонке шлёпнуться на пол? — С сомнением фыркает Сукуна. — Она, конечно, мерзкая, но… — У него в руках был фарфоровый сервиз, одолженный у директора Яги. Кстати, сразу за Мегуми стоял Годжо-сенсей, поэтому Нобара влетела в него! Ох, как же они все ругались… а потом долго смеялись! Влетело от Мегуми, конечно же, мне. За подстрекательство. Но, знаешь, я ни о чём не жалею.       Юджи снова заливисто смеётся, невольно цепляясь руками за края чужого кимоно, а Сукуна думает о том, что ему достался самый прекрасный соулмейт на всём белом свете. Истинная любовь воистину зла… но Двуликий, на самом деле, готов тонуть в этом чувстве снова и снова, разрывая уязвимые человеческие лёгкие в кровь от давления и нехватки кислорода. — Ты поэтому на меня прыгнуть решил? — Почему чем дольше смотришь на Юджи, тем сложнее на него злиться? Волосы игривого подростка кажутся мягче пуха под острыми пальцами Сукуны. Он бы полмира сжёг до основания за призрачную возможность перебирать эти локоны бесконечно долго. А ещё Сукуна бы без раздумий убил любого, кто посмел бы посягнуть на его собственность по праву рождения.       От Юджи, тёплым котом доверчиво прижимающегося к расслабленному телу Короля Проклятий, пахнет дешёвым гелем для душа, вечерним дождём и лучистым обожанием, искрящемся в каждом взгляде, жесте и вздохе. — Ну, вообще-то да. — Щёки мальчишки характерно алеют, выдавая его мысли с головой. — Я знал, что ты меня поймаешь, но всё равно захотел так сделать. — Карие глаза тут же лукаво сверкают, притягивая к своим радужкам всё внимание Сукуны без остатка. — Только я думал, что ты сильнее и сможешь меня удержать на весу.       Дешёвая провокация, но Двуликий послушно идёт на поводу. — Мы с тобой одной комплекции, а физику никто не отменял, сопляк.       Король Проклятий уже готов по-настоящему оскорбиться, когда Юджи примирительно опускает подбородок на грудь своего истинного, вызывая незапланированный микроинфаркт в области сердца. — Знаю я, знаю.       Остатки злости улетучиваются моментально. Сукуна взгляда отвести не может от покрасневшего неровными пятнами лица, то и дело ловя на себе ответные «гляделки» исподлобья. Внутри Юджи разгорается пожар смущения и вожделения одновременно — об этом Двуликому говорит чужой зашкаливающий эмоциональный фон. Но есть среди этого яркого полотна бурые вкрапления сомнений и сожалений за свои истинные чувства — они поселились в Итадори основательно, с самого первого дня знакомства. Как их не искореняй, никуда не денутся. Шаманы не вступают в отношения с проклятиями. Это просто неправильно.       Чужое беспокойство начинает отравлять и самого Короля Проклятий. Хочется от отчаяния волком выть, хочется выбиться хищной птицей из клетки-рёбер и взмыть высоко-высоко, подальше от всех ограниченных людишек, от всех пустых правил и бесполезных моральных устоев. Но злиться и беситься смысла нет — Итадори Юджи такой, какой он есть. Обычный человек. Добрый малый, попавший в самые необычные жизненные обстоятельства, о которых даже подозревать не мог.       Итадори с тихим бурчанием предпринимает попытку оторваться от тёплого тела своего истинного, но Сукуна его не отпускает. — Куда-то торопишься? — Пусти, — голос у Юджи жалобно-требовательный, но таким жестокого тирана вроде Короля Проклятий не возьмёшь. — Я же знаю, что тебе никуда не нужно. Более того, тебе на мне нравится.       Двусмысленность произнесённой фразы вязким маслом прокатывается по языку, оставляя горьковатый привкус сожаления о том, что не все «смыслы» ещё воплощены в жизнь. Итадори Юджи вспыхивает. — Суку, не говори!.. Так.       Сукуне нравится вид. Нравится Юджи. Ему хочется большего с каждой секундой.       Когтистая рука жадно тянется ниже, подтягивая едва сопротивляющегося подростка ближе к лицу, на уровень шеи. Юджи рвано выдыхает, когда губы Сукуны оказываются в паре сантиметров от его собственных, но упрямо отталкивается от рельефной груди своего партнёра со всей силы и неумолимо отдаляется, невольно седлая чужие бёдра. — Нет. — Стальной тон в голосе Итадори ни капли не смущает Двуликого. Только распаляет в груди острое желание противиться любым приказам, наперекор всему.       Сукуна резко садится, беспардонно подхватывая сладко ахнувшего Юджи под ягодицы. Мягкость и эластичность мышц под когтистыми пальцами не могут не дразнить голодную до зрелищ фантазию. Всё бы ничего — только чужая паника нарушает идиллию, беспорядочно хлещет по вискам кожаной плетью и отвлекает. Пугать Итадори больше положенного чревато неприятными последствиями и серьёзными выговорами. — Что-то не так? — Всё не так, Суку!.. — Я больше не буду. Но это не точно.       Частое дыхание Юджи опаляет Сукуне щёку, а чужие судорожно цепляющиеся за плечи руки медленно, но верно сводят с ума. Невероятный. — Прекрати прижимать меня к своему… угх!       Невозможно прекрасный, горячий, желанный мальчишка. Руки Двуликого инстинктивно сжимаются на чужих бёдрах ещё крепче. Тонкая ткань спальных шорт разойдётся как бумажная, стоит только провести когтями чуть глубже… — Прекрати вертеться. Сам на меня прыгнул сегодня. Думал, обойдёшься без последствий? — Ты неправильно меня понял! — Да как же тут не понять…       Сукуне нестерпимо хочется накрыть побледневшие губы своими, хочется языком провести по рядам зубов и углубить поцелуй до тошноты от нехватки воздуха. Хочется в волосы каштановые впиться руками как следует, оттянуть назад и открыть короткую шею для кусачих отметок. Хочется уже взять своё — полноправно, полновесно, и чтобы не отдавать никому, никогда, ни за что. Но внутренний голос мальчишки набатом стучит в ушах: «нельзя-нельзя-нельзя» да «отпусти-отпусти-отпусти», и Двуликий действительно отпускает.       Король Проклятий только делает вид старательно, что любая ситуация у него под полным контролем — на деле же теперь Итадори Юджи единственный и полноправный хозяин положения. Истинная любовь воистину ужасна, потому что Сукуна больше себе не принадлежит. Он об этом почти не жалеет. Но иногда…       Юджи вскакивает с насиженного на чужом паху места и сверкает глазами гневно-гневно, разве что молнии натурально не мечет. — Ты! Ты совсем меня не уважаешь!!!       Сукуна в ответ лишь закатывает глаза и обессилено валится обратно на холодную землю, руками прикрывая лицо от накатывающего резкого приступа нежности. Итадори Юджи такой красивый — когда злится, когда смеётся, когда рассказывает о своём дне увлеченно и даже когда грустит он тоже неимоверно красивый. Весь из себя, с душой нараспашку и мыслями сумбурными, с ссадинами после не особо удачной миссии и слезами на глазах от аллергии на пыль, прекрасен в любой ипостаси, в любом состоянии, в любом проявлении и в любое время. Сукуна сгорает от своей любви заживо. Сукуна теряется от этих незнакомых, не родных, не свойственных ему чувств.       В реальность Короля Проклятий возвращает внезапное ощущение знакомой тяжести на прессе. Двуликий осторожно, словно опасаясь спугнуть дикого зверя, выглядывает из-под пальцев. От одного только вида ухмыляющегося Юджи, по-хозяйски и добровольно оседлавшего его талию, Сукуна готов немедленно улететь обратно в астрал. — Ч-что ты?.. — На самом деле ты прав. Мне чертовски на тебе нравится. — Лучше бы ты заткнулся сейчас по-хорошему, Юджи.