Истинная любовь воистину зла

      Нанами сердито скрипит зубами и сжимает кулаки до белых костяшек, в едва сдерживаемом раздражении царапая ладони своими ногтями. Это внеплановое собрание шаманов токийского и киотского техникумов с самого начала не предвещало ничего хорошего, потому что просто так, без весомого повода, лучшие из лучших не собираются. Но всё бы ничего, если бы не Годжо. Чёртов Годжо Сатору, кажется, задавшийся целью сегодня вывести Нанами Кенто из себя посредством беспощадного уничижения всех его достойных качеств.       Разведка сообщила о некоторой группировке разумных проклятий, объединившихся с шаманами, чьи личности пока не установлены наверняка. Они, очевидно, что-то планируют, потому что проклятья и шаманы тоже просто так не собираются вместе. Среди других неопознанных отпечатков заметили отчётливый проклятый след Гето Сугуру, и этот факт тут же был отвергнут Годжо, как невозможный, но Мэй-Мэй предоставила неоспоримые доказательства. Таким образом, по решению «верхушки», дальнейшее расследование полностью переходит под ответственность Сильнейшего, и теперь решается окончательный состав ударной группы шаманов, готовых сорваться по команде в любой момент на перехват предполагаемым террористам.       Нанами Кенто хочет эту работу, для него новая встреча с Махито как глоток свежего воздуха, как до сих пор нерешённый вопрос жизни и смерти — кто же останется в живых и выйдет победителем? Годжо Сатору готов взять в команду даже своих первокурсников, но только не Кенто. И, чтобы аргументировано доказать «слабость и некомпетентность» Нанами в данном случае, Сильнейший не чурается никаких грязных методов, вплоть до поднятия тех фактов, о которых не пишут в отчётах, но которые узнают лично. Сатору ведёт нечестную игру так искусно, словно был рождён для политических интриг, а Кенто не имеет никакой возможности ему препятствовать. Хотя бы потому, что такой подставы он не ожидал. Особенно со стороны Годжо. Нож в спину.       Нанами Кенто вспоминает дыхательные упражнения для успокоения, но когда глаза уже застилает пелена первородного гнева — мыслить рационально попросту не получается. Больше всего ему хочется вцепиться в злосчастную повязку напротив, сорвать её, разрывая хрупкую ткань на кусочки, и заглянуть Сатору в его большие наглые глаза. А потом — затянуть этот тёмный галстук потуже на тонкой шее, до мольбы и хрипов от удушения. С каких пор Годжо вообще носит галстуки?       Нанами сложно определиться с наиболее изощрённым способом убийства, достойным Годжо Сатору. В конце концов, если мыслить объективно — его невозможно задушить, если он сам не позволит быть задушенным. Сатору даже ударить нельзя без молчаливого разрешения. Эмбарго на боль. Сильнейший во всей своей красе. О, как же сильно Кенто хочет его размазать по стенке прямо сейчас. — Уважаемые коллеги, предлагаю вынести окончательный вердикт после двадцатиминутного перерыва. — Директор Яга вымученно поправляет солнцезащитные очки на переносице и первым поднимается с насиженного места.       Несогласных с данным предложением не находится, и сам Нанами оказывается на ногах очень скоро. Окружающий мир плывёт перед глазами, но Кенто смотрит только на него. Нанами нужно срочно умыться, привести голову и мысли в порядок. Успокоиться, в конце-то концов! Но вместо этого, по пути к выходу из кабинета для собраний, он стальной хваткой цепляется за запястье безмятежного Сатору, утягивая Сильнейшего за собой с таким упорством, противостоять которому просто невозможно. — Годжо, на пару слов. — Кратко поясняет Нанами. Стальные ноты в его голосе не предвещают ничего хорошего. — К-конечно, — судорожно успевает согласиться Годжо, будто бы у него сейчас был выбор.       Кенто слышит в голосе собеседника незнакомую высокую интонацию, и ему определённо нравится произведённый эффект. Может быть, Сатору испугался? Может быть. И если так, то очень правильно сделал.       Нанами совершенно не разбирает дороги, поэтому конечным пунктом их короткого пути становится первая попавшаяся приоткрытая дверь учебного класса. Кенто сначала заталкивает туда ухнувшего Годжо, а затем шагает в полутьму помещения сам. Опомниться своему собеседнику Нанами не позволяет, тут же вжимая его руки и тело в ближайшую к выходу стену. — Какого хрена ты творишь?! — Рычащий голос Кенто заставляет лицо Сатору вытянуться в немом удивлении и восхищении одновременно. — Нанами, ты злишься? — Годжо с провокационным придыханием подаётся навстречу бёдрами, умышленно подразнивая. — Злюсь ли я? — Едко переспрашивает Кенто, правой рукой уже ухватываясь за заветный галстук на чужой шее, который занимал половину сумбурных мыслей Нанами во время собрания. — О, я просто в бешенстве, сладкий.       Петля беспощадно затягивается на хрупкой шее Годжо, и в следующую секунду Нанами уже утягивает Сильнейшего в глубокий и страстный поцелуй. Сегодня Сатору позволяет быть уязвимо задушенным, и Кенто заставит его пожалеть о своём наивном доверии.       Нанами целуется сумбурно, агрессивно и жадно — сжимая до синяков вжатое в стену запястье да кусая чужие губы до крови. Ему хочется отыграться, хочется выплеснуть свои постоянно сдерживаемые негативные эмоции, порой разрывающие изнутри на части. Хочется показать себя настоящего — злого, упорного и настойчивого. Беспринципного тирана, не считающегося с чужим мнением. Годжо сегодня не везёт.       Впрочем, самому Сатору пока так не кажется. Единственной свободной рукой он тянется к ширинке обтягивающих брюк Нанами, похотливо проводит ладонью вверх и вниз — снова и снова, упиваясь чужой незамедлительной реакцией под своими мягкими шаловливыми пальцами. Однако острая нехватка воздуха от удушья вкупе с затянувшимся французским поцелуем сносит крышу куда больше. — Ты — грязная сука, Годжо. — Шипит Кенто, резко отрываясь от языка партнёра и отчётливо ощущая тонкую нитку слюны между ними, канувшую куда-то в небытие по обоим подбородкам. В ответ доносится сдавленный утвердительный скулёж вперемешку с хрипом. — Хочешь от меня только одного? Тогда на колени.       Нанами отпускает запястье Сатору и с силой дёргает за галстук вниз. Годжо приземляется на колени послушно, судорожно хватая ртом вожделенный воздух, изнывая от похоти и цепляясь руками за пряжку ремня на штанах партнёра. Помощь Сильнейшему явно не требуется — пара выверенных движений, и головка члена уже упирается в его опухшие от жарких поцелуев губы. Кенто властно сжимает свободной рукой растрепавшиеся волосы и сбившуюся набок тканевую повязку, буквально насаживая Сатору так глубоко, как только возможно в его положении. Вторая рука Нанами продолжает контролировать степень удушения партнёра с помощью галстука, намотанного на пальцы.       Годжо сдавленно всхлипывает, но тут же спешно затихает, когда за прикрытой дверью доносятся женские голоса. Кажется, Утахиме и Мэй-Мэй беседуют о чём-то? Нанами нет никакого дела до разговоров случайных прохожих. Зато он чувствует едва уловимую дрожь в теле Сатору. — В чём дело? Наш Сильнейший боится быть застуканным с членом во рту? Какая жалость.       Кенто больнее сжимает волосы на затылке Сатору и напористо двигается навстречу бёдрами, заставляя Годжо с тихим стоном покорно расслабить горло и принять в себя всё. Нанами встречается мутными глазами со сверкающим взглядом из-под смятой повязки, и здесь не нужно быть телепатом, чтобы уловить в чужих зрачках тонкую грань между страхом, бушующим в крови адреналином и животным возбуждением, скопившимся в области паха. Чёртов извращенец, да ему ж такие условия даже больше нравятся! — Я и не подумаю запирать дверь, сладкий. Пускай все знают о том, что Годжо Сатору обожает трахаться в учебных кабинетах и грязных подсобках. Как тебе такая перспектива?       Ответом становится новый сдавленный всхлип и пошлое хлюпанье от столкновения большого члена с гибким языком и ребристым нёбом. Этот горячий грязный рот, стекающая по пухлым губам и острому подбородку слюна, вызывающий жадный взгляд из-под тонкого шлейфа ресниц — определённо начинают сводить Нанами с ума. Кенто хочет потянуть ткань галстука на себя, и он не отказывает себе в этом спонтанном желании. Годжо провокационно и грязно мычит, сжимая тонкие пальцы на чужом бедре, а вторую руку опуская на свою ширинку. Лицо Сильнейшего характерно наливается краской от нехватки воздуха. Как же он горяч. — Уже не можешь терпеть, ха? Не получается скрывать свою блядскую сущность? — Вопреки издевательскому тону, Нанами всё же приспускает галстук и указательным пальцем оттягивает полоску ткани от бледной чувствительной кожи на шее партнёра. Характерный тёмный след — будущий синяк — выбивает остатки разума из колеи. Нанами нажимает пальцем на безостановочно движущийся кадык, в такт каждому новому глотку.       Сатору вновь сладко постанывает, пуще прежнего насаживаясь на член Кенто губами и шумно втягивая носом воздух, пока ему дали призрачную возможность дышать. — Хорошо, расстёгивай ширинку. — Казалось бы, милосердие Нанами не знает границ, но как только Годжо окончательно отпускает чужие бёдра, он вдруг беспощадно ускоряет темп своих движений, втрахиваясь гораздо проникновенней и глубже. Петля галстука больше не нужна для того, чтобы Сатору начал задыхаться заново, как в первый раз. — Блять, какой же ты всё-таки, аргх-х!       Кенто позволяет себе грязно выругаться впервые за долгое время и, кажется, Годжо это чертовски нравится. Сатору искренне старается подстроиться под скорый темп своего партнёра, но Нанами ни на секунду не ослабляет жёсткой хватки на белоснежных волосах, полностью аннигилируя любые возможности потерять монопольный контроль над ситуацией. Предчувствие скорой разрядки вырывает из хаотично вздымающейся и опадающей груди утробное рычание, гармонично смешивающееся с другими, куда более интимными звуками со стороны утопающего в своём грязном разврате Сатору.       Нанами давно не чувствовал такого яркого оргазма. То ли адреналин от секса в общественном месте так сильно бьёт в голову, то ли шмыгающий, стонущий и хлюпающий под ним Сатору. А может — всё вместе. Предупреждать Годжо о таких пустяках, конечно, не в интересах Кенто. Он последний раз рьяно толкается в податливое горло и с тихим шипением откидывает голову назад. Солнцезащитные очки чудом удерживаются на переносице с горбинкой, потому что всё тело Нанами дрожит до подгибающихся коленей и судорожного сердцебиения в груди. В чувства приводит характерный стон Сатору откуда-то снизу, на многострадальной макушке которого наконец-то ослабили болезненную хватку.       Кенто молча отцепляет чужие руки от себя и натягивает брюки обратно. Пока пряжка ремня глухо не звякнет, он глаз не поднимет на Годжо Сатору — загнанного, задушенного и потного; со сбитой напрочь повязкой, прической и растекающимися по пунцовому лицу неровными ручейками из слёз, соплей и слюней; сидящего перед ним на коленях со спущенными штанами и крепким стояком; болезненно мычащего под нос, сдержанно стонущего и отчаянно ласкающего себя — только для него. Для Нанами Кенто. — Поднимайся. — Н-нан-нами? — Поднимайся на ноги.       Кенто вновь бесцеремонно тянет галстук Сатору наверх, затягивая петлю собственной власти на многострадальном горле Сильнейшего. Годжо неуверенно поднимается на ноги, но выпрямиться не успевает — Нанами тут же стремительно подхватывает его под бедра и толкает на ближайшую парту. Сатору может только рвано выдохнуть и отчаянно зацепиться за плечи партнёра, прижимаясь к нему настолько близко, насколько возможно. Уязвимый. Безумный. Сексуальный. — Нанами… — проникновенный голос Годжо всё же привлекает внимание Кенто, накрывающего его член своей сухой ладонью.       Вместо ответа Нанами приникает губами к приоткрытым устам Сатору, на этот раз мягко и нежно, вмиг окутывая партнёра своим трепетным вниманием и глубокой любовью. Впрочем, на контрасте с таким целомудренным поцелуем, в голову Годжо ударяют куда более яркие ласки ниже пояса. Рука Кенто надрачивает ему методично, с медленно нарастающим темпом и амплитудой. Почти идеально. — Я… х-хочу твоё имя. — Сатору полушепчет-полустонет в губы Кенто. — Ты можешь стонать его сколько хочешь, пока будешь заканчивать.       Нанами плотнее наматывает галстук Годжо на свою ладонь, большим пальцем упираясь в его мокрый подбородок и поднимая лицо выше, открывая себе великолепный вид на бледную шею с наливающимся синяком поперёк всего горла. — Кен-то~, — мелодично мурлычет Сатору, но последний звук перерастает в сдавленный всхлип, когда губы Нанами начинают выстраивать аккуратную дорожку от мочки уха до открывшейся под расстёгнутой рубашкой ключицы. — Я близко… п-пожалуйста, чуть посильнее и в-выше. — Пожалуйста? — Кенто понимает просьбу своего партнёра с полувздоха, действительно перемещая руку на чужом члене чуть выше и наращивая темп до максимально возможного. Одобрением становятся вязкие стоны вперемешку со сладкими всхлипами ему на ухо. — Почаще бы был таким вежливым.       Но Сатору уже не может связно строить предложения или отшучиваться. Он может только змеем-искусителем виться в чужих руках, поддаваясь щедрым ласкам, оттягивать в приступах жадности воротник пиджака Нанами и исступлённо вымаливать его имя до самого конца. Заканчивает Годжо надрывно, но тихо, в такт с глубоким дыханием у своего раскрасневшегося уха. Нанами оставляет последний влажный поцелуй на его щеке и холодно отстраняется. — Добился своего? Что ж. — Кенто достаёт из нагрудного кармана аккуратно сложенный носовой платок и принимается меланхолично вытирать свои руки. — Мне наплевать, как ты будешь оправдывать своё изменение решения, но я должен быть в команде. — Кенто, я… — Меня не волнуют твои мотивы. Скажи, что потренируешь меня в качестве повышения квалификации, и после этого я в деле. — Ты полный придурок, если считаешь… — Сатору, — обманчивая мягкость в голосе Нанами заставляет Годжо невольно сглотнуть. — Не трать ни моё, ни своё время. Тебе ещё прибираться и приводить себя в порядок — и так опоздаешь. А мне уже нужно идти.       С этими словами Кенто незамысловато поправляет манжеты рубашки под пиджаком и практически неиспорченную укладку, после чего с хитрым прищуром, скрытым очками, протирает уголки губ тем же самым платком. От осознания того факта, что на платке его семя, Сатору возбуждённо выдыхает и сжимается под пристально изучающим взглядом Нанами. Похоже, Кенто был прав — Годжо грязная сука и конченный извращенец. Ему почти стыдно за это.       Нанами уходит из кабинета спустя минуту, оставляя своего затраханного до полусмерти партнёра на произвол судьбы. Определённо, у Сильнейшего сегодня не лучший день для диктования своих условий. — Блять, — тихо стонет себе под нос Годжо и откидывается на парту, готовую в любой момент перевернуться или развалиться под весом взрослого мужчины. За дверью в коридоре снова слышны разноголосый гомон — шаманы возвращаются на собрание.       Сатору и правда стоит поторопиться.