Истинная любовь воистину зла

      Юджи ступает на серый пепел осторожно, то ли не веря своим глазам, то ли своему счастью. Он снова здесь. Ему позволили. Ему разрешили вспомнить дорогу, и он пришёл — по зову сердца, или чего-то вроде того. Также естественно и просто, как всегда это было, но сегодня… сегодня Юджи прочувствовал до мозга костей свою невероятную удачу, свою головокружительную эйфорию от самой возможности просто быть здесь. И, наверное, только поэтому его уже можно назвать самым счастливым человеком на Земле. Да и за её пределами, на самом деле, тоже.       От былого величия территории Рёмена Сукуны не осталось и следа. Есть только грязь, сажа и пепел — они были когда-то благородными костями парнокопытных, а теперь, превратившись в горелый порошок, безвозвратно смешались с мутной водой и впитались в плотную пустоту. Однажды они станут надёжным покровом — фундаментом для чего-то нового. Однажды, но не сегодня. Потому что сегодня у Короля Проклятий нет сил или желания творить. Впрочем, едва заметные разметки на полу говорят о скором возникновении каких-то необычных декораций.       Трон Сукуны возвышается посреди пустыря так же великолепно и державно, как если бы он стоял в самом центре помпезного тронного зала. Хорош в любом месте и обличии — под стать своему всегда горделивому хозяину. Самого Короля Проклятий за троном не видно, но найти его во мраке, пыли и грязи не составляет особого труда.       Сукуна стоит поодаль, задумчиво вглядываясь в собственное отражение на глади замутнённой воды тёплого источника. Юджи хочет окликнуть его, но слова острыми костьми встают поперёк отёкшего горла, будто царапая хрупкие связки до крови. Всё невысказанное разом захлёстывает бурным водоворотом, бьёт ключом по мозгам из всех щелей и отвлекает своим назойливым неровным журчанием.       Двуликий тоже молчит, даже головы не поворачивает. Застыл, как млечное мраморное изваяние, и стоит — величественно, монументально. Король Проклятий — главное украшение этого уродливого места, его незаменимый аксессуар, вечный двигатель для нержавеющих шестерёнок. Он — олицетворение смерти в прошлом, но в настоящем, для Юджи, теперь единственный источник жизни. И какое Сукуне может быть дело до чужого помутнения рассудка?       У Итадори Юджи мир плывёт перед глазами от счастья. Можно ли выразить словами ту переполняющую радость, когда наконец-то встречаешь того самого, до скрипа в сердце родного, любимого, важного, спустя продолжительное время? Пускай по факту прошла неделя — по ощущениям пронеслась целая вечность, и за этот промежуток Юджи разбился сотни, тысячи раз, и за этот промежуток Юджи постарел на несколько десятков лет, и за этот промежуток Юджи смысл жизни потерял, казалось бы, безвозвратно. Но долгожданная встреча с Сукуной возрождает в нём что-то такое, без чего «можно» и «невозможно» одновременно, что-то парадоксальное и неправильное, а в то же время — заложенное в фундамент мироздания. Наверное, это и называют проклятием истинной любви.       Юджи безропотно падает на колени и даёт своим переполняющим душу эмоциям высвободиться наружу. Они вереницей птиц вырываются с каждым судорожно-рванным вздохом, табуном мурашек пробегают вдоль позвоночника с каждым неестественным потряхиванием плеч и неровными ручейками растекаются по щекам с каждой новой слезинкой в уголках глаз. Юджи действительно счастлив, как бывают счастливы пустынные кочевники, добравшиеся до первого глотка пресной воды спустя долгие дни безрезультатных скитаний. И стыдиться своих чувств Итадори больше не будет. Никогда. Лишь бы ему было позволено остаться рядом после всего, что он сделал… — Ты пришёл сюда, чтобы плакать? — Голос Сукуны звучит раздражённо и отстранённо, но величавая фигура его не смещается с места. — Зря стараешься. Твой детский лепет на меня не действует.       Юджи хочется тянуться к этому баритону всеми фибрами своей трепещущей души. Он так счастлив быть здесь, Ками, он так счастлив… — Н-нет, я пришёл… — Итадори неловко всхлипывает сквозь широкую улыбку и зажмуривает глаза до проекции звёздочек на ровных стенках век. — П-просто пришёл. К т-тебе. Спасибо. — Нашлялся вдоволь и приполз обратно на коленях? Мило.       Король Проклятий оборачивается через плечо и смотрит на своего истинного со жгучей обидой, затаившейся на кромке алых зрачков. Сукуне больно, его голос пропитан едким ядом, которым Двуликий не чурается плевать прямо в лицо, но зато сейчас он по-настоящему искренен. И эта честность стоит для Юджи дороже всего на свете. Эта честность говорит, нет, она кричит о том, что ещё не всё потеряно… — Ты знаешь, что это неправда. — Шепчет Итадори, стараясь хоть немного выровнять сбивчивое дыхание. — Ты знаешь, что я думал только о тебе. — Знаю. — Прости, мне так жаль, я… — Я знаю, — бесцеремонно перебивает Сукуна, и в его тоне Юджи улавливает схожую дрожь.       Король Проклятий определённо не хочет говорить об этом. Что ж, тогда Юджи тоже этого не хочет. Но и молчать Итадори не может — придётся Сукуне его потерпеть. — Я скучал по тебе. Сильно-сильно. — Юджи так неистово хочется выплеснуть всё накопившееся, чтобы стало хоть чуточку легче дышать. Но легче пока не становится.       Двуликий неопределённо ведёт плечами, хмурится и отворачивается. Наверняка, ему тоже есть что сказать, но он молчит. Всегда молчит, закрывшись наглухо в своём внутреннем мире, забетонировавшись от любого сквозняка, способного вынести правду за очерченный квадрат дозволенного. Все его мысли там, куда нет доступа никому. Даже Итадори Юджи. Придётся подростку «искриться» искренностью за них обоих.       Юджи открывает глаза и поднимается на ноги, шатаясь, словно в пьяном бреду. Между ним и Сукуной пропасть глубокая, такая же, как в первый день их встречи. Кажется, всё вернулось в точку отправления — прежние хрупкие мосты из песка рассыпались, стеклянные раскололись, а деревянные неотёсанными брёвнами провалились в бездну. Надёжных, каменных мостов, между ними никогда и не было.       Юджи идёт навстречу этой пропасти с отвагой умалишённого, как будто надеясь, что дальше его подхватят незримые потоки воздуха да перебросят на соседний берег. И воздух действительно его подхватывает.       Руки Итадори доверчиво тянутся к ткани кимоно и обвивают чужой напряжённый корпус со спины. Юджи прижимается осторожно, будучи готовым к грубому толчку в любой момент, но никакой негативной реакции не следует. Тогда он ещё крепче цепляется за крепкую талию и зарывается носом в мягкий ворот кимоно Сукуны.       Вопреки ожиданиям любого здравомыслящего человека, от Короля Проклятий не пахнет чем-то особенным и отвратительным. Объективно — у него вообще почти нет запаха. Только ткань одеяния отдаёт лёгкой хлопковой отдушиной. Но для Юджи Сукуна пахнет любовью. — Терпеть не могу твои телячьи нежности. — Раздражённо ворчит Двуликий, но когда Итадори выглядывает из-за его плеча, всматриваясь в гладь воды, то замечает в выражении лица Сукуны только печальную растерянность. Король Проклятий, тоже заметив пристальное внимание к своей персоне, тут же надменно вздергивает брови и отворачивает лицо в противоположную от Юджи сторону. — Придётся тебе научиться их любить, — нежно выдыхает в шею подросток. — А может это тебе придётся научиться уважать чужие границы, м?!       Если Сукуна и пытается злиться, то получается у него откровенно паршиво, потому что руки Юджи мягко и успокаивающе поглаживают его вздымающиеся вслед за грудью бока. — Прости меня, — невольно переходит на шёпот Итадори, продолжая водить кончиком носа вдоль раскрасневшейся шеи да периодически утыкаться в корни коротких каштановых волос. — За что? — Бархатный тенор продолжает звучать пугающе ровно. Сукуна всегда умеет удивлять чудесами стальной выдержки, когда хочет. Но обычно он этого не хочет. — За всё. Но сейчас — за то, что «нарушаю» твои личные границы. — Тебе даже не стыдно. Засранец. — А тебе даже нравится. — Юджи вновь осторожно выглядывает из-за опущенных плеч соулмейта и жадно ловит сверкающими карими глазами чужую реакцию в отражении. — С хера ли мне должно нравиться? — Скептически выгибает бровь Король Проклятий, на этот раз с вызовом буравя взглядом собеседника через призму мутной воды. — Может быть ты и хороший лжец, Сукуна, но при продолжительном общении с тобой я заметил, что каждый раз, при попытке сказать неправду или просто нечто противоположное моему мнению, с целью «поспорить» — твоя правая бровь немного дёргается. Это не сильно бросается в глаза, но всё же…       Двуликий некоторое время молчит, будто обдумывая слова Юджи. Полоска его губ то и дело поджимается, а сощуренные глаза недобро сверкают в полумраке. Итадори любуется своим красивым истинным, носом жадно втягивает воздух с идеальной кожи у шеи, отдаёт всё своё накопленное тепло без остатка. Сукуна ни жив, ни мёртв, но тело у него почти горячее. Почти такое же, как у самого Юджи. — Я приму эту деталь во внимание, — наконец-то отзывается Король Проклятий. — От любой вредной привычки можно избавиться. — Только от тебя не избавишься… — Ну, у тебя почти получилось. — Прости… — сердце Юджи болезненно сжимается от всепоглощающего чувства вины. Хочется зарыться в плотную ткань на чужой спине, закопаться в копне волос и спрятаться от себя самого — неказистого, трусливого, слабого. — За что? — Хладнокровно интересуется Сукуна, безжалостно вскрывая и свои, и чужие раны тупым консервным ножом. — За то, что я полный придурок, — выдыхает Итадори. — Это неисправимый косяк, Юджи. — Философски замечает Король Проклятий, размеренно качая головой.       Юджи в последний раз уязвимо вжимается в плечи Сукуны, прежде чем наконец-то отпустить из своих неловких объятий. Двуликий продолжает стоять, как ни в чём ни бывало, не шелохнувшись и не содрогнувшись, окутываемый вечным мраком собственной территории. Итадори бесцеремонно приземляется попой на пол, который сплошь покрыт пеплом и сажей. — У тебя стало так пусто… — Угу. Решил сделать перестановку, — язвит Сукуна, невольно оборачиваясь на своего сжавшегося в комок собеседника. — Кстати, твою идиотскую скамейку я тоже снёс. Она никогда мне не нравилась.       В следующую секунду Король Проклятий недовольно фыркает на себя самого и раздражённо втягивает воздух. А правая бровь и вправду немного дёргается. Какие-то фокусы человеческой нервной системы, выдающие его потаённые намерения с головой. Очень нехорошо. Да ещё и контролировать эти рефлексы оказывается гораздо сложнее, чем он мог себе представить. Юджи задумчиво поднимает глаза куда-то вверх, в гнетущую чёрную пустоту. — Понимаю. Что хочешь возвести вместо старого интерьера? — Ещё не придумал. — Пожимает плечами Сукуна, полностью поворачиваясь к Итадори. Если смотреть на Двуликого снизу-вверх — дух захватывает от его величия. — В первую очередь верну храм и черепа. А что хочешь ты? — Я? — Тупо переспрашивает Юджи, удивлённо переметнув внимание на истинного. Король Проклятий закатывает глаза и молча садится рядом в позу «лотоса». Нестерпимо хочется прижаться к его боку и положить голову на плечо. — Ну, ты же хочешь что-то взамен своей тупой лавочки, которую я сжёг. — Даже не знаю… кровать можно, наверное. Буду у тебя отсыпаться. Можно и с тобой. — Ну да, я об этом же подумал. — С каменным лицом произносит Сукуна, украдкой наблюдая за стремительно краснеющими кончиками ушей. — Ох-х, — Юджи смущённо закрывает лицо руками и заваливается на землю окончательно.       Впервые за ночь со стороны Короля Проклятий раздаётся глухой смешок. — Заметь, я ничего больше не говорил, ты сам вс-… — Суку, пожалуйста, никогда больше не оставляй меня! — Итадори вдруг переходит срывающимся голосом на крик. — Ты был прав с самого начала — я пытался сделать выбор там, где его нет. И я ненавижу себя за это, ненавижу себя за всю боль, что принёс тебе своими бездумными действиями! Я ужасен, потому что всё ещё надеюсь, что заслуживаю прощения, но на самом деле это не так. — Юджи… — Пожалуйста, просто не бросай меня больше. Никогда-никогда, слышишь?! Обещаю, я больше не буду бороться против тебя. Просто… просто позволь мне быть рядом с тобой. До конца… до конца моей жизни! Пожалуйста… — Юджи.       Итадори отрывает ладони от глаз и пытается сфокусироваться на расплывающемся от слёз Сукуне. Щёки Короля Проклятий покрывает лёгкий румянец, и даже всегда острый, вызывающий взгляд огненных рубинов как бы меркнет, растворяясь в безграничной нежности и некоторой растерянности. Великого Двуликого застали врасплох, Юджи мог бы гордиться собой.       Сукуна медленно берёт своего истинного за руку и немного хмурит брови, напуская на себя побольше серьёзности. — Ты же знаешь, без условий контракта никуда. Самое основное — ты только мой.       Итадори поспешно кивает и тихо всхлипывает, постепенно успокаиваясь. — С моей стороны тоже будет условие. Требуешь — соответствуй. — О, какая неслыханная наглость, — тут же ухмыляется Король Проклятий. — Учусь у лучшего. На меньшее можешь даже не рассчитывать! — Тогда мне придётся согласиться.       Юджи счастливо улыбается и вдруг прижимает шершавую ладонь Сукуны к своим губам. Двуликому ничего не остаётся, кроме как безмолвно лечь рядом. — С кроватью было бы в десять раз удобнее, — констатирует факт Итадори, продолжая то и дело нежно сцеловывать костяшки соулмейта.       Сукуна согласно вздыхает.