Истинная любовь воистину зла

      Жизнь Юджи потихоньку возвращается в привычное русло, но это только на первый взгляд. На самом же деле, всё вокруг неумолимо меняется, и в этом водовороте спонтанных изменений Итадори стоит на перепутье собственных чувств, эмоций и мыслей. Мир никогда не будет прежним — Юджи никогда не будет прежним, и даже Сукуна, кажется, стал совершенно другим. По крайней мере, по отношению к своему соулмейту точно.       Первое время Король Проклятий заявлял права на мальчишку открыто — играл им как вздумается по никому неведомым правилам, грязно флиртовал и чуть ли не прожигал своими выразительно страстными глазами-рубинами дыры на чувствительной коже Юджи. От Сукуны за версту веяло внутренней силой, несокрушимыми амбициями и полновесной властью, поэтому Итадори было так нестерпимо страшно утонуть в этом омуте зла безвозвратно. Поэтому так нестерпимо хотелось бороться «против», а не «за».       Теперь же Двуликий всё больше созерцает. Дурацкие игры и беспощадный блеф закончились, на их место пришла безмолвная наблюдательность. Сукуна больше не нависает над Юджи, никак не угрожает его личному пространству, но всё также смотрит. Смотрит пристально, не отводя глаз, но взгляд его теперь не обжигает. Раньше в алом отблеске читались любопытство, жадность и азарт до чужих чувств, сейчас же любая эмоция будто скрыта от подростка, искажена до бреда, до неузнаваемости. Юджи мог бы бояться перемен в поведении Короля Проклятий, если бы не знал наверняка — его любят и защищают.       Но всё это вовсе не мешает Сукуне одновременно продолжать испытывать своего истинного на прочность.       Король Проклятий похож на змею — он будто выжидает удобного момента для броска. Выслеживает свою жертву спокойно, не теряя из виду, но и не делая лишних резких движений. Наперёд знает её незавидную судьбу и терпеливо сидит в засаде. Юджи только понять не может, что ему нужно сделать, чтобы активировать этот нехитрый механизм.       Итадори пытается угадать мотивы Сукуны, но его интеллектуальные способности оставляют желать лучшего. По крайней мере, по сравнению с Королём Проклятий уж точно. Сукуна совершенно перестал проявлять инициативу, но никак не препятствует потугам подростка «случайно» взять его за руку или просто обнять.       Юджи хочет большего и Юджи страшится большего. Ему бы не помешало одолжить немного решительности у своего истинного.       И ведь Сукуна знает. Знает обо всём, о каждой случайной мысли своего истинного, о каждом его потаённом желании, и не делает ничего. Наблюдает, глазами сверкает нечитаемыми и ждёт. Разве что не улыбается язвительно открыто. О, нет, на его лице не дрогнет ни один мускул до поры до времени. Выдержка у тысячелетнего проклятия воистину королевская.

***

      Чувство «дежавю» настигает Юджи с первой же партией в сёги за вечер. Когда-то они с Сукуной проводили за игровой доской всё время от заката до рассвета, и ещё ни разу Юджи победителем не вышел. Однажды игра закончилась первым касанием длиною в бесконечность, и это было настолько головокружительно-волнительное событие, что при одних только воспоминаниях ноги уже подкашиваются, а дыхание сбивается. И если раньше Итадори Юджи хотя бы думал преимущественно о тактиках в сёги, то сейчас его привлекательный соигрок неумолимо перетягивает на себя всё внимание подростка, напрочь сбивая какой-никакой серьёзный настрой.       Сукуна невероятно красив в своей привычной для игры в сёги скучающе-непринуждённой позе — подперев щёку кулаком и постоянно скользя по доске цепким взглядом. На этот раз он не отпускает едких комментариев и не подтрунивает над Юджи, хотя, очевидно, тот опять неумолимо близится к провалу. Впрочем, сейчас идёт уже пятая минута хода Итадори, а он даже не смотрит на сёгибан. Взгляд Юджи открыто упирается только в Сукуну. — Ты не о том думаешь, — философски замечает Король Проклятий и тоже поднимает глаза на подростка.       Юджи сглатывает вязкую слюну и нервно выдыхает. Собственная слепота начинает неимоверно раздражать. Почему он больше не может прочитать эмоции в глазах Сукуны? Всё должно быть очевидно до неприличия, как всегда было раньше, но только не в последние дни. Король Проклятий раз за разом будет вести свою игру, в правила которой посвящён он один. Сегодня открытый и напористый — завтра закрытый и безразличный. Постоянные эмоциональные качели. Юджи мог бы уже смириться с этим фактом, если бы его самого сейчас не разрывали противоречивые желания.       Неимоверно хочется смести все фигуры с доски, потянуться вперёд и запечатлеть на чужих губах первый целомудренный поцелуй. Одновременно с этим хочется никогда не прикасаться к Сукуне, не нарушать идиллию его величественного образа. Интересно, Король Проклятий в любом воплощении настолько хорош собой, или ему просто действительно идут черты лица своей истинной любви?       Если бы Юджи был художником, он бы рисовал только алые глаза с огнём, играющим на кромке радужек. Если бы Юджи был скульптором, он бы запечатлел лицо любимого и в анфас, и в профиль, он бы каждым выверенным движением вкладывал свою любовь в этот непередаваемый образ, только бы приблизиться к недостижимому канону. Если бы Юджи был… но он не был. Не был, не будет, не станет никогда и никем, кроме жалкого шамана-смертника, заведомо приговорённого к казни.       Неимоверно хочется оторваться напоследок, отдаться своим чувствам целиком и без остатка, сгореть в чужих руках ярким фениксом, переродиться и вновь сгореть. Только чтобы искренне, по любви, чтобы чувственно и откровенно, оголяя тело до костей, выворачивая душу наизнанку. Сукуна может забрать всё. Сукуна хочет забрать всё, хочет присвоить только себе и не делиться ни с кем никогда. Юджи знает это так же ясно, как дважды два — четыре. Такова аксиома истинной любви.       О, как же сильно Юджи хочет, чтобы именно сейчас Сукуна читал все его мысли. Потому что словами ему никогда не выразить всё то, что хаотично мечется в голове, подгоняемое подростковым максимализмом и приправленное щепоткой безумия. Безумия, свойственного каждому шаману, на самом деле. Издержки профессии.       Итадори смотрит преданно, жадно. Ждёт хоть какой-то реакции на лице напротив, хоть какого-то мало-мальски знакомого проблеска в чёрных змеиных зрачках, говорящего о том, что демон всё видит и всё уже знает. Но Король Проклятий остаётся изумительно нечитаемым. Сукуна только слегка подаётся вперёд, дабы опереться на край игрового стола обоими локтями.       Змея готовится к броску. — Я так понимаю, принимаешь техническое поражение? — Вкрадчиво интересуется демон, и его мягкий баритон медленно, но верно двигает без того неустойчивую крышу.       У Юджи пальцы ног подгибаются от одной только шальной мысли податься навстречу своему искусителю. У Юджи сердце бросается в пляс, судорожно болит и ноет, только бы ближе-ближе к любимому. У Юджи в лёгких прорастают шипастые розы, иначе как ещё объяснить остановку дыхания, побледневшую кожу и внезапно разрывающее на части острое чувство сердечной привязанности?       «Люби меня, люби», — кричит глупое сердце, — «забирай всего без остатка. Ты же видишь, я так хочу принадлежать тебе одному, только люби меня, люби…»       Итадори не выдерживает такой колоссальной нагрузки на свою перегорающую от напряжения нервную систему. Кажется, будто мозг уже плавится, и его раскалённые остатки капают на кости, выжигая заветное имя на обратной стороне черепной коробки.       Глупый животный инстинкт на последнем издыхании подбрасывает Юджи вперёд, его коленка неловко сбивает стройные ряды фигур и безвозвратно смазывает их тактическое построение. В следующую секунду подросток невесомо касается губ Сукуны своими, испуганно зажмурившись и буквально оглохнув от зачастившего стука сердца.       Нежное прикосновение отзывается ярким импульсом тока, искрящимся где-то на поверхности между двумя соулмейтами. От молниеносного осознания того, кого целует на самом деле, Итадори уже готов умереть на месте. Углублять поцелуй становится нестерпимо страшно, поэтому Юджи тут же вспыхивает от смущения, отрывается и рвано выдыхает. Карие глаза распахиваются, но первые несколько мгновений мир плывёт перед глазами от пьянящего чувства эйфории, столкнувшегося с выплеском адреналина. Коктейль получился убийственным.       Король Проклятий даже не шелохнулся. Ни один мускул на лице не дрогнул, взгляд остался удивительно равнодушным и скучающим, а дыхание идеально ровным. Только одна бровь теперь неумолимо ползёт вверх. — Не понимаю, что ты хочешь этим сказать. — Форменное издевательство. — Суку, я-…       Юджи вновь начинает задыхаться, но теперь уже не от переизбытка нежных чувств, а от клокочущего гнева, с новой силой закипающего где-то в области солнечного сплетения. Он тут, значит, как придурок, в раскорячку стоит на сёгибане, чтобы чувственно поцеловать этого зловредного демона, а Сукуна недотрогу из себя продолжает строить?! Что ещё нужно сделать Итадори, чтобы это испытание «безынициативностью» наконец закончилось? Худшего первого поцелуя он и представить себе не мог.       По губам Короля Проклятий бежит едва заметная рябь усердно сдерживаемой ухмылки. О, так ему на самом деле весело. Всё-таки проклятия всегда остаются проклятиями. Питаться негативными человеческими эмоциями Сукуне только за радость. А особенный кайф, видимо, досаждать именно Юджи. — Т-ты! Знаешь, кто ты?! Ты вредный засранец, Суку!!! Ты хоть понимаешь, сколько я готовился к этому моменту, и ради чего?! Чтобы ты тут же принялся меня динамить??? Знаешь, что? Пошёл-ка ты в задницу! Я н-… — А-а, так вот, что ты имел в виду. — Слащаво перебивает Двуликий, опасно сверкнув алыми глазищами и тут же мёртвой хваткой вцепившись в ворот домашней футболки Юджи. — А я и не понял сначала…       Змея бросается на жертву.       Итадори даже пискнуть не успевает, когда когтистая рука с силой волочит его по столу вперёд, сбивая оставшиеся несчастные фигуры куда-то на пол. Стоит Юджи моргнуть — он уже плотно сидит на чужих коленях, в опасной близости от двух злорадно сверкающих рубинов. А бёдра у Сукуны адски горячие, жар этот просачивается даже сквозь плотные ткани, и он более, чем взаимен. Итадори случайно прикусывает губу до крови и дышит слишком часто, в такт своему сердцебиению, словно загнанный зверь.       Когда требовательные пальцы забираются в короткие волосы на затылке, Юджи уже нетерпеливо переминается на бёдрах партнёра, послушно отклоняет голову навстречу и кротко, провокационно стонет. По правде говоря, многострадальное сердце вновь сжимается то ли от панического страха, то ли от болезненного предвкушения — кто знает, во что ему выльется этот излишне наглый финт. Сукуну долго уговаривать не приходится.       Юджи подозревал, что Король Проклятий должен хорошо целоваться. Всё-таки за плечами Сукуны многолетний опыт с самой извращённой практикой. Но Двуликий демон целуется не хорошо. Он целуется просто потрясно.       Сукуна полностью погружает своего истинного в затяжной поцелуй со стопроцентной уверенностью опытного ведущего, и быть в пассивной роли ведомого рядом с таким партнёром Юджи отнюдь не стыдно. Новые ощущения он никогда не сможет описать словами или образами. Это почти как нескончаемый звездопад в тёмную летнюю ночь, как порывистый ветер и резкая буря среди векового штиля, как лёгкая вспышка на солнце после уничтожающего взрыва сверхновой, как нечто возможное и невозможное одновременно. Итадори отдаётся своим ощущениям без остатка, утопая в крышесносных ласковых прикосновениях партнёра к губам и телу.       Первый поцелуй кажется настойчивым, но не глубоким. Сукуна великодушно позволяет Юджи приноровиться к новым тактильным ощущениям, прочувствовать мягкость и вкус своих идеальных, почти гладких губ. Следующие поцелуи постепенно углубляются, Король Проклятий уже даёт некоторую волю своим запылившимся навыкам в делах любовных, будучи в своё время весьма завидным любовником. Итадори же остаётся послушно принимать его жгучие ласки, невольно подставляясь, потому что на собственную инициативу не хватит ни рассудка, ни безумия.       С каждой минутой становится всё жарче. Жар этот неровными волнами растекается по телу, его жизненно необходимо куда-то выплёскивать, и давно расплавившийся мозг Юджи не придумывает ничего лучше, чем теснее вжиматься бёдрами в тело напротив. Но такими темпами подросток лишь сталкивается с чужим жаром тоже, и проблема из локальной перерастает в общую.       Руки Сукуны блуждают будто бы беспорядочно, царапая сверхчувствительные оголённые участки кожи, но наверняка и здесь у Двуликого демона есть расчёт. Как бы то ни было, сам Итадори уже не отдаёт себе никаких отчётов довольно давно — вспышки звёзд перед закрытыми глазами очень мешают думать. Только ноги его плотным кольцом сплетены вокруг упругих бёдер партнёра, а руки то и дело требовательно цепляются за волосы да за татуированную шею.       Включает голову Юджи только тогда, когда жаркие и всё более агрессивные поцелуи Сукуны перемещаются на его вспотевшую шею, а где-то на кромке сознания уже возникает отчётливо приближающаяся опасная перспектива быть оттраханным на любой вертикальной или горизонтальной поверхности территории Короля Проклятий, будь то несчастный сёгибан или ближайшая костяная колонна. Зная Сукуну, он и прямо на полу не постесняется, дай только волю. Виды, конечно, здесь весьма живописные, но к такому витку в их отношениях Юджи точно-точно никак не готов. — С-суку… стой. — Голос Итадори звучит ужасно влажно и уязвимо, но достаточно настойчиво, чтобы тут же заставить партнёра оторваться от очередного кровавого засоса. Шея и вправду уже приятно саднит, но много дел Сукуна не наделал. Пока.       Юджи с тихим стоном отстраняется от корпуса Двуликого, к которому, оказывается, всё это время слишком тесно прижимался. От нестерпимого жара зрение плывёт, а вместе с ним и рассудок. Пара таких же мутных алых глаз возникает где-то на уровне лица подростка. — С ума сводишь, — коротко констатирует факт Сукуна соблазнительно хрипящим голосом прямо в губы, и тут уже Юджи готов поспорить, кто кого больше. Вывод: душевно больны оба.       Король Проклятий поудобнее перехватывает охнувшего партнёра под бёдра с явным намерением продолжить начатое, но Итадори ещё настойчивее упирается ладонью в чужую грудь. Каким бы глупым Сукуна иногда не притворялся, но любые намёки он понимает с полуслова. Или, в данном случае, с «полужеста». — Ну, конечно. На первый раз тоже какому-нибудь проходимцу отдашься, хм? На пробу только, главное, чтобы не мне, правда?       Внезапно злые, знакомые ноты потаённой обиды режут по слуху больнее самого острого ножа. Глаза Юджи поражённо округляются. Уж чего-чего, а такого поворота разговора он точно не ждал. — Что? Я никогда бы-…       Но это уже неправда, потому что от прошлых грехов не отмоешься, и поэтому Юджи неминуемо осекается. По коже вдруг бежит холодок от одного только столкновения взглядом с Сукуной. Глаза в глаза, на расстоянии нескольких жалких сантиметров. В зрачках, обрамлённых адским пламенем, ничего, кроме отравляющей душу ревности. А в карих глазах только страх. Банальный до ужаса, естественный подростковый страх первой близости.       И будь Юджи — не Юджи, такому уроду с плохой репутацией, как Рёмену Сукуне, было бы абсолютно наплевать на желания или страдания своей сексуальной жертвы. Но перед ним Юджи — его истинный, его солнце и звёзды, луна и облака, закаты и рассветы. Его. И поэтому, разве есть у Короля Проклятий право на предательство? — Прости. — Сукуна вдруг аккуратно опускает руку на затылок партнёра и нежно притягивает к себе. — Я больше не буду давить на тебя. Но тебе лучше лишний раз не дразнить меня, сопляк. — Это будет сложно, — шепчет Юджи, тут же доверчиво приникая к его вздымающейся и опадающей груди. — Ты такой сексуально горячий… — Ты сейчас допиздишься, Юджи, и получишь по жопе.       «Обязательно», — думает Юджи, прикрывая глаза. — «Но только когда сам буду к этому готов».