Истинная любовь воистину зла

      Холод пробрался под крышу токийского магического колледжа незаметно. Осень в Токио обычно приятная: не сильно жаркая, и уж точно не холодная. Именно поэтому температура в пятнадцать градусов (нагрянувшая из-за каких-то там циклонов или антициклонов — Юджи не особо разбирается в данном вопросе) выбила из колеи многих шаманов. Пришлось раньше времени доставать тёплую одежду. Но Юджи совершенно не против холода — от него ведь легко спастись парой махровых носков, штанами с начёсом и вязаным дедушкиным свитером поверх футболки.       Гораздо тяжелее Итадори переносит жару. Из кожи своей не выпрыгнешь даже если очень жарко. Спасает разве что холодный душ да кондиционер в общей гостиной, купленный, кажется, лет десять назад — на карманные деньги Годжо-сенсея в его золотые студенческие годы. А в непредвиденные холода — спасайтесь как-то сами, детки. Тут уже каждый сам за себя.       Вот и сейчас Юджи рассекает по общажной кухне в свободном бордовом свитере, домашних трениках и пушистых зелёных носках. Рукава по привычке засучены — во время готовки очень легко испачкаться. Он вернулся с миссии около часа назад. Замёрзший и изрядно помятый, первым делом Юджи подумал об ужине — для себя и друзей, по возможности. Но у Нобары с Мегуми, похоже, сегодня на вечер другие планы. Снова. И поэтому Итадори опять готовит на себя одного.       Раскалённое масло беспрестанно шипит на сковороде и бойкими каплями бросается на оголённые руки Юджи, но он уже давно не замечает мизерной боли подобного уровня. Когда твоя жизнь — сплошная борьба с олицетворениями людских грехов и пороков — даже естественный страх смерти со временем бледнеет, а потом и вовсе испаряется без следа. Чего уж говорить о жалком масле со сковороды, способном впечатлить и напугать разве что малого ребёнка. Юджи спокойно переворачивает последнюю партию оладий и через несколько минут скидывает их в свою тарелку.       По крайней мере, хотя бы Сукуна всегда остаётся рядом. С истинным Итадори не должен чувствовать себя одиноко… верно?       Последняя рабочая неделя пронеслась мимо Юджи так быстро, что он даже удивиться не успел. Ну, или на удивление ему попросту не хватает никаких сил. С утра до ночи шаманы всех рангов и возрастов изгоняют проклятых духов, коих развелось немало. Краем уха Итадори слышал, что даже для осеннего сезона проклятий как-то слишком уж много, и звоночек это весьма тревожный. Однако пока у директора Яги Масамичи и шамана особого ранга Годжо Сатору всё под контролем — волноваться не о чем.       Может, у старших всё и под контролем, но лично у Юджи мышцы болят и ноют под конец дня так сильно, что временами остро хочется сначала завыть, запрокинув голову к потолку, а потом просто свернуться калачиком под тонким одеялом, таким же покрывалом, и ничего больше не делать до самого утра. Утром, разумеется, опять на важные миссии — мир спасать.       Куда же без Итадори Юджи — ему ведь сам дед завещал помогать слабым. Теперь до конца собственной жизни придётся исполнять последнюю волю умершего. Справедливости ради, Итадори-старший мог бы попросить чего попроще, но критиковать любимого деда-ворчуна — не в стиле Юджи. К тому же, ему почти не в тягость помогать людям. Почти…       Вопреки общим правилам, первокурсников всё же решили разделить для повышения эффективности, поэтому под конец недели Юджи перестал видеться даже с Нобарой и Мегуми. Последний так вообще с головой ушёл в личные занятия да тренировки, но это только официальная версия, озвученная вслух для Итадори. По факту, у Юджи есть невесёлое подозрение о том, что Мегуми его просто-напросто избегает. Логично, конечно. К этому всё вело.       Логично, но легче от осознания настоящей причины не становится. Юджи по-прежнему очень грустно. Он скучает по Мегуми. По Нобаре тоже. По ним обоим.       И сегодня Нобара опять отказалась составить Юджи компанию на ужин — по причине своего неважного самочувствия и каких-то совместных планов с Маки. А Мегуми не ответил. Вообще. Ни на звонки, ни на сообщения — даже не прочитал. Впрочем, «онлайн» он тоже не был с середины дня, а стучаться в его комнату Юджи не решился, отчего-то вдруг испугавшись получить холодный отказ «в лоб». Почему же всё между ними стало так сложно…       Юджи тяжело вздыхает, отправляя кусок остывающей оладьи в рот. «Жирная» пища — именно то, чего так требует его растущий организм в эти промозглые времена. Жалко только, что разделить трапезу не с кем. Лёгкое приятное покалывание на правой щеке возвещает о снисхождении до реального мира «Его Величества» Короля Проклятий. — Ну, заплачь. Может, полегче станет, — притворно сердобольно советует Сукуна с щеки своего истинного. — Ты такой нытик, сопляк. Не перестаю удивляться твоей мягкотелости. Как ущербно!       Итадори обидчиво фыркает, пережёвывая пищу, после чего глотает её, и только тогда отвечает. — А тебе в радость мои страдания. Не любишь меня, я же вижу. — Люблю. — Тут же не соглашается Двуликий. — И нытьё твоё меня бесит. — Не любишь. Ты вообще бессердечный. — А ещё очень злой, жестокий и кровожадный. Тем не менее, получше твоих дурацких друзей буду. Вот где они сейчас? Хрен знает где. Бросили тебя, мудаки. А я вот всегда рядом! — Это потому что у тебя выбора нет. — Тоже верно. — Честно соглашается Двуликий. — Но, знаешь, даже если бы он был, и ты бы хорошо меня попросил…       Юджи невольно улыбается, доедая ужин и слушая увлекательный трёп Сукуны сначала о том, как он сжёг бы полмира до тла ради своего прекрасного истинного, а потом о том, как он на самом деле осуждает Нобару и Мегуми за их недостойное его драгоценного Юджи поведение. Это если переводить на цензурный язык, разумеется.       Стоит признать, методы поддержки у Короля Проклятий всегда были специфичными — он умудряется злословить даже тогда, когда это кажется по определению невозможным, и всегда оскорбляет абсолютно всех, кроме себя любимого, но… однажды Юджи научился видеть сквозь колючие терновые ветки то самое мягкое нутро — главный посыл и смысл слов Двуликого. И, оказывается, разговоры с Сукуной работают не хуже любого другого вида терапии. Потому что Король Проклятий всё же поддерживает Юджи, как умеет.       Это с учётом того, что он ведь вообще не умеет, но очень, очень старается!       В какой-то момент Сукуна вдруг испаряется, и спустя пару мгновений на кухню заваливается Инумаки-семпай. Предположительно, за чаем. Его светло-серый свитер кажется огромным и растянутым по сравнению с маленьким размером самого Тоге. Как будто принадлежит совсем не Инумаки, и был просто у кого-то одолжен. У кого — непонятно. При виде Юджи, Тоге вежливо выдёргивает наушники из ушей, хотя говорить им друг с другом особо не о чем. Как минимум, потому что Итадори при любом раскладе его не понимает.       Про себя Юджи отмечает, что Инумаки-семпай выглядит таким же помятым и уставшим, как он сам. Тяжёлые шаманские будни не щадят никого, даже заклинателей. Тоге молча заваривает зелёный чай на себя и кохая, а Юджи тем временем без лишних слов достаёт печенье с высокой полки около холодильника.       Чаёвничают в полной тишине, но это совсем не плохо. Молчать с Инумаки-семпаем всегда комфортно. Хотя бы потому что за Тоге говорят его глаза — иссиня-чёрные, с фиолетовым отливом в холодном свете. Юджи кажется, что в них плещутся звёздные тени. Правда, он не уверен, что у звёзд бывают тени, однако на ум почему-то приходит только такая формулировка.       Молчать с Инумаки-семпаем не только комфортно, но даже правильно. И зачастую, «совместного молчания» с Тоге для Юджи более, чем достаточно, чтобы под конец «сеанса» почувствовать себя чуточку лучше.

***

      Когда Юджи собирается вернуться в свою комнату, по пути он слышит звуки телевизора, доносящиеся из общей гостиной. Фильм кажется смутно знакомым, но Итадори столько их пересмотрел, что узнать сходу кажется почти невозможным… похож на какой-то боевик, судя по звукам. Любопытство само подталкивает заглянуть в комнату, и Юджи не противится этому хаотичному желанию. В конце концов, гостиная-то общая!       К своему удивлению, он застаёт белоснежный затылок Годжо Сатору, величаво возвышающийся из-за спинки местного дивана. Учитель по самую шею завёрнут в клетчатый плед и, кажется, держит что-то объёмное в руках. Со спины не особо видно, что именно… — Годжо-сенсей? Что вы здесь делаете? — Юджи не без интереса подходит ближе, огибая массивный диван, и тут же поражённо замирает на месте.       В руках у Годжо не что-то, а кто-то. Мегуми!       Угловатый подросток без затруднений уместился между чужих длинных ног — в семейных объятиях расслабленного сенсея. Острый подбородок Годжо Сатору покоится на его лохматой чёрной макушке, а сам Фушигуро едва выглядывает из-под пледа, в который он, кажется, плотно укутан на пару с наставником. Выглядит Мегуми абсолютно как обычно — хмуро и максимально угрюмо, будто уже много-много лет разочарован во всём этом бренном мире…       Как же Юджи скучал нему! — Йо, Юджи-кун. — Привычно улыбается Годжо, едва поворачивая лицо в сторону вошедшего ученика. — Здарова, — так же негромко откликается Мегуми под звуки каких-то выстрелов из телевизора. Фушигуро слегка выпутывается из паучьих объятий учителя, а потом за них обоих отвечает на вопрос Юджи. — Проводим сеанс психотерапии. — У тебя что-то случилось? — Тут же обеспокоено уточняет Юджи.       Мегуми красноречиво закатывает глаза. — Тц. Стал бы я, по-твоему, изливать душу этому придурку? — Ну конечно, крошка Мегуми уже давно вырос и больше не нуждается в своём старом добром наставнике… — Драматично вздыхает Годжо Сатору, ни капли не обижаясь на грубость подопечного. — Но, увы. Старый добрый наставник всё ещё нуждается в крошке Мегуми, и от этого ему никуда не деться! — Поэтому мы здесь. — Уныло завершает Мегуми, после чего возмущённо кряхтит, вновь стискиваемый своим опекуном. — Смотрим уже вторую часть «Людей в чёрном»… — Хочешь с нами, Юджи?       На последних словах Годжо Сатору приглашающе широко раскрывает руки. Только сейчас, заглядывая под распахнутый плед, Итадори с удивлением отмечает, что, в сравнении с их учителем, Мегуми кажется таким маленьким и щуплым… А ведь у подростков схожая комплекция, да и сам Годжо-сенсей не гора из мышц! Он просто о-о-очень высокий. И руки с ногами у него длинные-предлинные, как у жирафа. Или кузнечика. — Если никто не будет против, я бы хотел… — Скромно улыбается Юджи. — А кто может быть против? — Красноречиво выгибает бровь Мегуми, уже подтягивая собственные острые колени к подбородку и неуклюже отодвигаясь ближе к правому бедру опекуна.       Годжо тем временем без труда показывает настоящие чудеса растяжки, раздвигая идеальные ноги в стороны и освобождая тёплое место под пледом для второго любимого ученика. Стоит Юджи только сесть на диван и едва ли устроиться поудобнее — его тут же накрывает большая ладонь учителя. Годжо Сатору без всякого стеснения прижимает подростков ближе к себе и друг к другу, как бы приобнимая всех разом и заново накрывая пледом. Когда у Юджи «на свободе» остаётся только голова, он по-настоящему проникается этой уютной домашней атмосферой.       Впервые за долгий и утомительный день Итадори чувствует себя на своём месте. — И часто вы так проводите время? — Осторожно интересуется Юджи, не боясь отвлекать от фильма собеседников. Вряд ли кто-то из присутствующих смотрит его в первый раз. — К счастью, нет. — Фыркает Мегуми. — Я не часто обременяю Мегуми своим обществом, — соглашается Годжо, утыкаясь кончиком носа в макушку Юджи. — Только когда нуждаюсь в поддержке своей семьи.       Семья… Смотря на отношения Фушигуро и Годжо в повседневной жизни, мало кто смог бы сходу назвать их семейными. Да, со временем Юджи заметил, что эти двое никогда не строили рамок холодного официоза, но Годжо-сенсей и с другими людьми нередко плюёт на приличия. Тараканы в голове Сильнейшего неподвластны никаким человеческим законам — факт. Юджи кажется, что Мегуми совершенно не видит в Годжо родительской фигуры. Скорее уж относится к опекуну, как к вынужденной мере необходимости для собственного нормального существования. И всё же, несмотря на бесконечные разногласия и полную несовместимость характеров — друг для друга они семья.       Семья, которой не осталось у самого Юджи. — Расскажете мне, что случилось? Я тоже умею неплохо поддерживать.       Итадори хочется хотя бы на короткое мгновение стать частью этой семьи — маленькой и неполноценной, но всё-таки настоящей. Живой. Годжо тихо смеётся, и рваное дыхание его приятно щекочет кожу на голове Юджи. — Уверен, ты делаешь это намного лучше, чем крошка Мегуми. Потому что его максимум — перестать обзываться. — Уж чем богат, — моментально огрызается Фушигуро, раздражённо сверкнув глазами. А потом вдруг доверчиво ложится на плечо Итадори и тут же успокаивается, будто разом забывая обо всех своих претензиях.       Юджи на мгновение спирает дыхание. Он инстинктивно наклоняет голову навстречу, щекой утыкаясь в мягкие, но местами немного колючие локоны. Итадори чувствует новый прилив любви к Фушигуро, но нет в нём того самого возбуждающего своей пошлостью подтекста. Любовь эта скорее платоническая — семейная. Мегуми хочется отчаянно доверять и быть с ним рядом. Просто быть.       Где-то на подкорке ворчит Сукуна о том, что скоро вылезет и покусает этого наглого щенка, а заодно и их чрезмерно тактильного сенсея в придачу, но у Юджи худо-бедно получается его успокоить. В конце концов, Двуликий демон легко считывает эмоции и мысли своего соулмейта, а значит точно знает, что Итадори ему не врёт. Разве не имеет права Юджи на семью? — У меня завтра выходной, — тихо начинает свою исповедь Годжо, снова незатейливо устраиваясь на голове Фушигуро. — И поэтому я заранее договорился с Кенто на видеозвонок сегодня вечером. Но за несколько часов до назначенного времени он вдруг сказал, что не сможет со мной созвониться, потому что Ино-кун позвал его в бар.       Юджи удивлённо вскидывает брови. — Серьёзно? Хотите сказать, что Нанами-сан вот так просто отменил встречу с вами ради другого приглашения? Но вы же раньше договорились! — Угу, я тоже удивился. — Откликается Мегуми. — Некрасивая история.       Годжо лишь вздыхает. Пускай Итадори не видит лица собеседника, но он почти уверен, что сейчас сенсей действительно подавлен. — Это не похоже на Нанамина, — уверенно заявляет Юджи. — Думаешь? — С сомнением тянет Фушигуро. — А, по-моему, он вполне очевидно расставил свои приоритеты и не особо старается их скрывать. — Невозможно. Ему нравится Годжо-сенсей. — Видимо, не так сильно, как Ино Такума. Или ты будешь утверждать, что людям не могут нравиться несколько человек одновременно, а?       Вопрос, конечно же, с подковыркой. Юджи недовольно скрипит зубами от возмущения. Мегуми умудряется язвить и колоться, даже будучи трогательно лежащим на его плече! Вот ведь… Брут. Иуда. Кассий! Змея пригретая, если угодно.       А злиться на него всё равно не получается. — Не буду… — напряжённо выдыхает Итадори. Годжо проницательно фыркает около его уха. — Смотрю, вам тоже есть, что рассказать своему любимому учителю-… — Нет! — Хором перебивают парни. — Оу… я понял.       Все трое на некоторое время замолкают. Каждый погружается в омут собственных мыслей, почти не обращая внимание на эффектные события фильма. Юджи думает о том, что действительно не понимает Нанамина. Если всё было именно так, как рассказал Годжо, то, получается, его не только красноречиво отшили, но ещё и по самооценке стукнули в придачу. Пускай у учителя она высоко-высоко, за пределами неба — где-то в космосе, в соседнем измерении, а всё равно… никто не заслуживает такого откровенного пренебрежения к себе. Тем более, Нанами-сан просто не мог не замечать, как он дорог Годжо! Такой разрыв после всего… просто-напросто неказистый. Неправильный. — Вы уверены, что он добровольно выбрал компанию Такумы вместо вашей на сегодняшний вечер? — Предпринимает вторую попытку разобраться в происходящем Юджи. — Может, он не совсем корректно выразился, а вы его неправильно поняли? Вы пытались поговорить с ним о своих чувствах после его сообщения? — Я… нет, Юджи. Я, кажется, вообще ничего ответил. Не хотелось ляпнуть чего-то лишнего на эмоциях. Понимаешь, я так ждал этого дурацкого созвона… скучал по Нанами, думал о нём всю неделю, в каждую свободную минуту строчил сообщения, чтобы узнать, как дела. Чуть ли не бредил им, честное слово. А он… эх.       Итадори тоже сочувственно вздыхает. Годжо-сенсей покрепче перехватывает своих детей поперёк их закутанных свитерами животов. — Чувствую себя каким-то бараном, — признаётся он через некоторое время. — Баран и есть, — безжалостно добивает Мегуми, — но мы тебе правда сочувствуем. — Годжо-сенсей, а помните, вы рассказывали о новой кофейне, открывшейся на окраине Синдзюку? Мы тогда не договорили, а мне всё ещё интересно послушать об их авторском десерте с пятью сиропами и десятью разными шариками мороженого!       Юджи буквально кожей чувствует ту самую счастливую улыбку, моментально расцветающую на лице учителя, когда речь заходит о его любимой теме — сладостях. — Ого, правда? Ну хорошо, тогда слушай…       Переключиться с негативного настроения беседы на нейтральное показалось Итадори хорошей идеей, и через некоторое время она оправдала себя сполна. Остаток вечера Годжо-сенсей увлечённо рассказывает ученикам о видах сорбета и сиропа, являющихся лишь малой частью той самой авторской сахарной бомбы. А Юджи действительно слушает его. Слушает и наслаждается, потому что всё происходящее кажется ему максимально правильным.       Здесь и сейчас Юджи находится именно там, где должен быть. Рядом с теми, с кем должен быть. И если это не простое человеческое счастье — в таком случае, Юджи в нём совершенно не нуждается. Потому что прямо сейчас он счастливее, чем когда-либо.       Потому что у Юджи всё-таки есть семья.

***

— Ладно, ребятки, пойду я спать. Не засиживайтесь до глубокой ночи! — Конечно не будем, — тепло улыбается на прощанье Юджи и отодвигается к краю дивана, выпуская засуетившегося учителя.       Мегуми, очевидно, успевший задремать на затёкшем плече друга, забавно икает, резко вскакивает и активно промаргивается. Годжо Сатору понимающе смеётся.       Юджи, наверное, не отказался бы застыть во времени именно сейчас, когда проблемы всего мира кажутся такими неважными и незначительными. Когда можно вести себя беззаботно — дурачиться и смеяться просто так, без причины, потому что да, дурак, и ни для кого это уже давно не секрет. Когда рядом, под боком, умилительно ворчит Фушигуро, а Годжо-сенсей по-отечески треплет их без того лохматые макушки перед сном. Когда воздух насквозь пропитан неповторимым домашним уютом. Когда точно знаешь, что счастье есть.       Почему-то Итадори смотрит в спину удаляющегося Годжо, и поэтому тот испаряется (как бы «схлопывается») прямо на его глазах. С первой смутно знакомой трелью телефонного уведомления. Всё происходит так быстро, что Юджи не успевает опомниться. Он, наверное, ещё никогда в жизни не видел телепортацию сенсея воочию. Спустя некоторое время откровенного замешательства, Итадори лишь как-то глупо переводит взгляд на вмиг побледневшего Фушигуро. — Не припоминаю, чтобы Сильнейший пользовался амулетами. Он же типа Шестиглазый, видит далеко, и всё такое. — Задумчиво присвистывает Мегуми. — У Нанами был амулет, связанный с Годжо… — севшим голосом припоминает Юджи, — они ведь ещё проверяли его на моих глазах…       Фушигуро молча поворачивает голову на Итадори, встречаясь с таким же мутным взглядом. В потемневших глазах Мегуми читается отчётливое беспокойство.       Примерно такое же сейчас скручивается где-то в районе живота у самого Юджи.