ID работы: 11790448

Истинная любовь воистину зла

Слэш
NC-17
В процессе
1224
автор
Размер:
планируется Макси, написано 304 страницы, 41 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1224 Нравится 841 Отзывы 320 В сборник Скачать

Глава 30.5. Момент слабости у лучшего из лучших

Настройки текста
Примечания:
— Ханами!!!       Мгновение, и вспышка техники Годжо Сатору оставляет от проклятого духа особого ранга только неглубокую воронку в стене. Джого с содроганием взирает на то, как Сильнейший сначала неторопливо опускает руку, а потом медленно оборачивается через плечо на него, с самым равнодушно-скучающим выражением лица на свете. В полумраке магических софитов Годжо кажется устрашающим и зловещим. Он попросту не нуждается в гримасничанье, чтобы нагонять первородный ужас на своих врагов. Проницательный взгляд Шестиглазого прожигает Джого насквозь даже через повязку, и проклятье вдруг отчётливо понимает, что спасения можно уже не ждать.       Как долго они с Ханами пытаются сдерживать Сильнейшего шамана? Сколько времени петляют по бесконечным коридорам, в попытке сохранить хотя бы собственную жалкую оболочку? Как давно безмолвно взывают о помощи, в которой так остро нуждаются прямо сейчас? Точнее, нуждались минутой ранее, ведь теперь Ханами больше нет.       Из горла вулканоголового проклятья вырывается булькающий звук, перерастающий в отчаянный крик. Годжо раздражённо кривит губы и морщится в ответ.       Отчего-то ему начинает казаться, что ощущение прошлого, настоящего и будущего смазывается среди этих дурацких стен, обрамляющих такой же дурацкий тоннель со спёртым воздухом. Годжо хочется поскорее наружу: выпить баночку холодного кофе и закусить банановым дайфуку. А ещё Годжо хочется не думать ни о чём сложнее собственных планов на ближайший вечер, в которые обязательно войдёт просмотр какого-нибудь непопулярного фильма восьмидесятых годов, снятого на любительскую камеру и срежиссированного непризнанным гением из Чикаго. Обычно Годжо не находит себе компанию на подобные высококультурные авантюры, но, может, как раз сегодня Мегуми или Юджи будут великодушно добры к нему? Надо только найти их. Найти и вытащить из этого грёбанного Ада.       Годжо ни за что не уйдёт отсюда один. — А-а-а-а, будь ты проклят! — хрипло выкрикивает Джого, падая на колени, и Сильнейший вовсе не уверен, что проклятый дух обращается именно к нему.       Хотя было бы логично предположить обратное. Годжо же только что собственноручно прикончил его… приятеля? Приятель-проклятье. Звучит неправильно, странно.       Противоречивое по своей сущности, словосочетание тошнотворно-горьким комом прокатывается на языке Сильнейшего. Когда-то Сугуру терпеливо объяснял любопытному Сатору, каковы проклятые духи на вкус. Годжо помнит, они бывают разные: от приторно сладких до смертельно солёных, от вязко-пресных до обжигающе острых. Иглами в горло впивающиеся, рвущие вкусовые рецепторы на части. Всегда противные. Всегда мерзкие. В конце концов, чего ещё можно ждать от проклятий — концентрата худшего, выцеженного из людей? Воплощение всех не отпущенных Богом грехов…       Испытывают ли проклятия эмоции, свойственные людям? В магическом мире принято считать, что нет. Но Годжо почему-то мерещится горечь утраты от потери соратника в искажённых страхом чертах напротив, и это заставляет нечто человечное внутри него тут же болезненно отозваться, сжаться где-то в области сердца. Совсем ненадолго. Ровно на столько, сколько обычно требуется Сильнейшему, чтобы взять себя в руки снова.       Годжо Сатору полностью поворачивается к противнику и лениво активирует «синий». — Будь ты проклят!!! — Надрывается Джого, беспомощно вжимаясь в стену. — Ты обещал исправить ситуацию и помочь, если мы отвлечём его на некоторое время, но Ханами умер, а ты так и не пришёл! Я ненавижу тебя!!! Не-на-ви-жу-…       Из открытых ран обезумевшего проклятого духа сочится нечто чёрное, густое. Оно стекает по рукам и коленям, жутким пятном расползается по полу, впитывается в прогорклую почву. Оно испарится вместе с истерзанным телом хозяина сразу же после изгнания, Годжо точно знает.       Стоит отметить, за особыми рангами Сильнейшему даже пришлось немного погоняться. Таких с одного удара не вынесешь и не изгонишь. Тем не менее, до чего бы жалкие пешки в руках незримого кукловода не тянули, время обоих неминуемо истекает, прямо пропорционально воистину ангельскому терпению Годжо Сатору.       Он методично замахивается для вынесения второго смертельного приговора. — Копьё крови!       Из глубины коридора выныривает подобие стрелы, заставляя Годжо инстинктивно отдёрнуть руку и с интересом оглянуться на будущую цель. Вулканоголовое проклятье уже никуда от него не денется, а вот новому смертнику Сатору посмотрит в глаза весьма охотно.       Наглый незнакомец замирает поодаль: его растрёпанные чёрные волосы собраны в два пучка, а безэмоциональное лицо перечеркнуто сплошной полосой — от скулы до скулы, поперёк переносицы. Удивительно, как же проклятья всё-таки бывают похожи на людей. Впрочем, что-то человеческое действительно мелькает в его энергетическом поле. Чей-то уродливый эксперимент, не иначе. — У тебя есть фора, прежде чем я догоню! — обманчиво дружелюбно сообщает Сильнейший, расплываясь в милой улыбочке. — Как жаль, что у тебя самого форы нет, Сатору. — Доносится с противоположной стороны. — Открыть врата!       И сердце Годжо пропускает удар.

***

      Для Сильнейшего время словно замедляет свой ход. Он слишком резко поворачивается на голос Сугуру, не веря собственным ушам. Не надеясь, что это может быть правда, но глаза-то не должны обмануть Шестиглазого Бога? А они видят Гето Сугуру.       И тело Годжо Сатору вмиг тяжелеет, становится ватным, слабым, податливым. И тело Годжо Сатору невольно порывается метнуться вперёд: схватить, обнять, прижать, никогда не отпускать.       Никогда не отпускать…       Сугуру должен быть мёртв.       Мысль — простая, верная — пронзает Сатору, парализует наглухо. Вмиг помолодевший на десять лет, упрямец в корне с ней не согласен.       Сугуру должен быть мёртв.       Нет, невозможно. Тогда почему улыбка — такая мягкая, тёплая, родная, точно его — опять расчерчивает невероятно красивое лицо? Сатору так сильно скучал по ней… скучал по Сугуру в целом. Сатору всё ещё безумно скучает. Сатору скучать будет до конца своей жизни, наверное, и даже после смерти скучать продолжит.       Неужели это правда Сугуру? Наконец-то, Сугуру. Прошло не так много времени, но Сатору будто искал его целую вечность, заполняя пустоту другими.       Они все — не те. Они не Сугуру. Не его предначертанный. Не его истинный…       Сугуру должен быть мёртв.       И поэтому, скрепя сердце, Сатору всё-таки понимает, что перед ним вовсе не Сугуру.       И осознание это — горькое, убийственное — заставляет Сатору пошатнуться от нестерпимой боли.

***

      Годжо ничего не видит сквозь чёрную повязку. Почему он внезапно ослеп? Пальцы инстинктивно впиваются в кусок ткани и безжалостно срывают его. Сильнейший ли? чувствует, что бесконечности вокруг него тоже не осталось. Ничего больше не осталось. Из Годжо кто-то неумолимо вытягивает всю проклятую энергию, словно пылесосом. Она невидимыми струйками тянется к раскрытому кубу — уродливому глазу с пустым зрачком. Магический артефакт, до которого обречённому, уничтоженному жестокой иллюзией шаману теперь нет никакого дела.       Сугуру улыбается, как всегда улыбался. Как в первый и последний день их одинаково роковых встреч. В непривычной полутьме потухший взгляд Сатору жадно впивается в столь желанную картину, преследовавшую его в беспамятстве мучительно долгие месяцы.       Он так скучает по Сугуру, Ками. Он так скучает…       Сознание неминуемо окунается в прошлое, и… ловушка должна была сомкнуться вокруг обездвиженного Годжо Сатору, но она не успевает.       Стена рядом с Сильнейшим рассыпается от одного мощного удара, на поле боя разрушительным ураганом врывается новая фигура, рассмотреть которую у ослеплённого Годжо нет никакой возможности. Наперекор всем преградам, случайный спаситель сбивает Сатору с ног и в последний момент выталкивает его обмякшее тело из поля действия артефакта. Ловушка с тихим шипением захлопывается, под разочарованный вздох псевдо-Сугуру и исступлённый визг вулканоголового проклятого духа.       Годжо остервенело цепляется за смутно знакомую руку.

***

      От мощного энергетического всплеска, который Нанами ощутил по другую сторону стены и за которым всё-таки решился последовать незамедлительно (то есть, буквально напролом), Кенто ожидал только две, казалось бы, диаметрально противоположные вещи: он либо наткнётся на Сильнейшего шамана двадцать первого века, либо безнадёжно вляпается в охуительные проблемы. Того, что Нанами Кенто выиграет эту жизнь, и столкнётся лицом к лицу сразу с обоими вариантами — он ну никак не рассматривал. А очень зря, как показывает практика.       Сложно сказать, что в данную секунду поражает воображение больше всего: воскресший из мёртвых, целый и невредимый Гето Сугуру собственной персоной, уже извергающийся проклятиями, или беспомощно хватающийся за растерзанное плечо Нанами Годжо Сатору. Кенто невольно шипит от дискомфорта, поворачивает голову на потенциального напарника и, по совместительству, единственную надежду человечества на спасение, но, к своему удивлению, сталкивается только с непривычно потухшими серыми глазами.       Что-то с Сильнейшим не так. Предчувствие надвигающегося пиздеца табуном мурашек пробегает по напряжённой спине шамана. — Поднимайся, — громко приказывает Нанами, дёргая Годжо за руку. С ужасом понимает, что техника «Бесконечности» деактивирована. — Сатору, очнись и борись!       Но Сильнейший не реагирует. Только беспорядочно водит руками по мышцам Кенто и неосознанно шлёпает губами, глотая воздух, словно задыхающаяся рыба на песке. Служить вешалкой для двухметровой обузы нет времени, поэтому Нанами грубо отрывает Годжо от себя и оперативно осматривает поле боя, первично оценивая обстановку.       Обстановка весьма плачевная. Вокруг по-прежнему стелется лабиринт и возвышаются относительно тонкие стены, а прямо перед ними — куча врагов, среди которых заклинатель проклятий особого уровня. Неподалёку валяется неопознанный артефакт, назначение которого Нанами не знает, потому вообще не берёт в расчёт, будто его и нет. Годжо Сатору, считай, тоже сейчас нет. Где-то рядом должны быть Ино и Маки, но теперь Кенто искренне надеется, что им хватит ума не приходить.       Дело отчётливо пахнет безнадёгой.       Если Годжо Сатору выведен из строя, что в таком случае может сделать Нанами Кенто?       Очевидно, только умереть, ведь у шамана первого ранга нет ни единого шанса на победу против заклинателя проклятий особого уровня, проклятого духа особого уровня и ещё целой орды проклятий попроще в придачу. Да уж, Яга-сенсей определённо не одобрил бы такие пессимистичные прогнозы. Он всегда призывал мыслить оптимистично, несмотря ни на что. «Если уж собираешься умирать — сделай и это с пользой для магического сообщества».       Нанами понимающе хмыкает и, вопреки навязчивому желанию просто сдаться, перехватывает оружие покрепче. Думай, Нанами, думай.       Если Годжо Сатору выведен из строя, что в таком случае может сделать Нанами Кенто?       Он может пойти в атаку, попробовать разменять свою пропащую жизнь подороже. Однако тогда проклятья с лёгкостью доберутся до беззащитного тела Сильнейшего, оборвав следом за Нанами и его бесценную жизнь.       Такой размен не канает, потому что Годжо Сатору не должен умирать ни при каких обстоятельствах. Думай ещё, Нанами.       Если Годжо Сатору выведен из строя, что в таком случае может сделать Нанами Кенто?       Он может защищать Сильнейшего до последней капли крови, до финального вздоха, цепляясь лишь за эфемерную надежду, что тот придёт в себя раньше, чем Кенто с концами отдаст на растерзание свою несчастную душонку. Из минусов плана: Нанами не уверен, сколь долго он сможет продержаться, и хватит ли вообще этого жалкого клочка времени на восстановление техники Годжо.       Но лучше уж так, чем вообще никак, правда?       Нанами чувствует прилив неоправданной уверенности и распрямляет спину. По крайней мере, теперь у него есть почти идеальный план на собственную смерть, и следовать ему он будет безукоризненно, как полагается достойному выпускнику токийского магического техникума, шаману первого ранга!       Почти идеальный план сыпется к чертям собачьим с первым же выкриком вулканоголового: — Увеличение территории: Гробница железной горы!       Окружение меняется на раскалённое жерло вулкана, в центре которого моментально помрачневший Нанами и всё ещё бесполезный Годжо. Однозначно, им конец. — Что ж, я всегда говорил Яге, что его хвалённый оптимизм яйца выеденного не стоит. — Философски замечает Нанами Кенто, зачем-то хлопнув по плечу вновь привалившегося на его руку Годжо.       Сатору по-прежнему не отвечает, только бессвязно мычит и глухо стонет. Приходит в себя потихоньку, по крупицам восполняет запас бесконечной энергии, только Кенто об этом пока не знает.       Мир, кажется, рассыпается у Нанами на глазах, но умирать совершенно не страшно. Адский хаос, разворачивающийся перед ним, в какой-то степени даже забавляет. Кенто думает, что раскрытая территория отдалённо напоминают ему гигантский чан для приготовления еды, в котором они с Сатору — главное блюдо. Гето Сугуру что-то вещает на повышенных тонах, пытаясь перекричать собственные проклятья, а Джого угрожающе кривится и старательно складывает руки, активируя технику. Она стопроцентно попадёт точно в цель, можно не волноваться. Потому что на раскрытой территории спасает ответно раскрытая территория, а такое искусство подвластно только лучшим шаманам.       Не ему. — Кенто-… — сбитое дыхание Сатору внезапно обжигает ухо.       Нанами едва ухмыляется и поворачивается, чувствуя острую необходимость заглянуть в глаза любовника. Хотя бы напоследок, если судьба будет столь немилосердна к ним.       Чудится, что к глазам Годжо — серым, ясным — возвращается привычный чарующий блеск. Чудится, что вместе с этим блеском к Кенто возвращается надежда. — Скоро стану бэнто, если не раскроешь ответную территорию. — Меланхолично сетует Нанами, но начинает укреплять собственное тело с помощью проклятой энергии.       Возможно, первый удар он ещё переживёт. Возможно, Годжо Сатору даже успеет перехватить контроль над ситуацией, и тогда они оба будут спасены. Возможно… — Насекомые из огненного камня!       …времени больше нет.       Нанами инстинктивно отталкивает Годжо плечом, чтобы целиком принять удар на себя. Он выставляет вперёд проклятый клинок, поворачивается правым боком и концентрируется на равномерном течении энергии внутри. Увечий ему в любом случае не избежать, главное сохранять голову светлой и оставаться в сознании как можно дольше.       Вдох-выдох.

Выдох-вдох.

      Насекомые безжалостно впиваются в кожу и жалят жаром так сильно, что Нанами кажется — его кожа буквально плавится. Он продолжает стоять, не помня себя от боли, но помня о главном — дотянуть, защитить, уберечь. Только кого и от кого? Похоже, он забывает.       Возможно, прямо сейчас Нанами кричит. Возможно, просто весь мир рассыпается на атомы, а не он теряет сознание. Возможно… — Увеличение территории: Необъятная бездна.       …приятная прохлада наконец разливается по выжженному напрочь телу, даруя блаженный покой и воистину райскую благодать. От перегрузки температур Нанами клонит в сон. Он поддаётся сиюминутной слабости.       Полжизни себе обещал отоспаться на том свете, давно уж пора желание исполнять.

***

— Мэй Мэй-сан! — Юджи радостно машет, заприметив в полутьме тоннеля знакомую фигуру, и первогодки синхронно бросаются к ней навстречу. — Ой-вей, выглядите потрёпанными, ребятки. — Вместо приветствия Мэй Мэй неопределённо качает головой и перекидывает проклятый топор через крепкие плечи.       У основания лезвия приземляется чёрная птица, поблёскивая глазками-бусинами. Их бесценный проводник, которого вовремя заприметил Фушигуро и подначил остальных следовать за ним. Юи Юи приветливо кивает, повернувшись к приближающимся шаманам. Запыхавшиеся подростки разрозненно отвечают тем же. — Мы нашли вашего ворона и последовали за ним. — Рассказывает Мегуми, пытаясь отдышаться. От переутомления он складывается пополам после долгого бега. — Это ворон вас нашёл, — снисходительно улыбается Мэй-сан. — Получается, я первая? Отлично, можно претендовать на крупную премию за мою находку! — Сестрица самая лучшая, — счастливо сверкает зубами Юи, с восхищением переводя взгляд на довольную шаманку.       Юджи непроизвольно засматривается на разворачивающуюся перед взором семейную идиллию. У него никогда не было братьев или сестёр. Если бы пришлось выбирать, — он бы, наверное, предпочёл младшую сестрёнку. Или всё-таки братика? В любом случае, кого-то такого же славного, смотрящего на старшего брата с безмерным уважением и тёплой любовью. «Хотя нет», — тут же одёргивает себя Итадори, — «это даже хорошо, что у меня никого нет».       Было бы чертовски больно и неправильно обрекать родного человека на скорбь после казни сосуда Двуликого. — А что с Кугисаки? — немного хмурится Мэй Мэй, очевидно, смущённая фактом, что Нобара перемещается на спине Юджи. — Ничего, я в порядке. Просто этот грязный фетишист, видимо, пристрастился таскать меня!       Фушигуро насмешливо фыркает, а Итадори, в свою очередь, только глупо улыбается, совершенно не собираясь опровергать неоправданные обвинения. Кугисаки тем временем тихо ворчит, несильно стукает Юджи по макушке и активно слезает с его спины. На колготах первокурсницы крупные бурые пятна крови, ошибочно принятые Мэй за её. На деле же, если присмотреться к порванному в нескольких местах джемперу Итадори Юджи… — Итадори-кун, твои руки? — продолжает выпытывать Мэй Мэй. — Нормально. Немного болят, но раны уже затянулись.       В доказательство своих слов, Юджи засучивает рукава до локтя и демонстрирует запёкшуюся на коже кровь. Вроде на целой коже. Лицо Мэй Мэй почти не меняется, но облегчённый выдох выдаёт её искреннее беспокойство. — Мэй Мэй-сан, вы видели сильное проклятье, которое преследует нас? — Мегуми всё-таки переводит дух, наконец выпрямляется в полный рост. — Не успела рассмотреть, но кто-то действительно убивает моих помощников. Какое варварство… — Думаю, он недалеко от нас. Можем попытаться изгнать его вместе, а потом-… — Нет. Оставшимися проклятьями займутся другие, с вас хватит. Цитируя Иджичи, мне приказано «в случае столкновения с первокурсником, незамедлительно предпринять все необходимые меры для его спасения». Повезло, что вы целы и держитесь вместе — я выиграла джекпот. А за лишние геройства ни мне, ни вам не доплатят, так что наша первостепенная задача: выбраться. — Но завеса никуда не делась, — вздыхает Юджи. — Верно, и магический барьер достаточно прочный. О чём это говорит? Давайте, вспоминаем уроки Годжо-сенсея, дети. — Мэй Мэй загадочно улыбается, смотря на троих сосредоточившихся первашей. Параллельно она заботливо протягивает руку младшему брату. — Это говорит о том, что источник проклятой силы находится внутри. — Монотонно отчитывается за всех Фушигуро. — Им может быть либо заклинатель, либо артефакт. — Молодец. Найдём источник и устраним его. Вопросы?       В воздухе повисает неуместная тишина. Юджи её нарушает: — А где искать? — Где-то внутри завесы, балда. — Фыркает Кугисаки. — Если бы мы знали, мы бы не искали. — Но у вас ведь есть идеи, Мэй-сан? — с надеждой уточняет Мегуми. — Правильный вопрос, Фушигуро-кун. Да, есть у меня пара предположений. Объясню их по дороге.

***

— Сейчас мы с вами находимся на чужой проклятой территории. Думаю, вы и сами чувствуете плотную концентрацию проклятой энергии. Это сложная техника — пространство не просто пропитано энергией, оно существует благодаря энергии, энергия — неотъемлемая часть стен. А значит, когда мы нейтрализуем шамана, ответственного за поддержание техники, тоннель рухнет. Конечно, есть надежда на то, что барьер поддерживается артефактом, а не тем же заклинателем, но… будем реалистами. В любой момент наше окружение начнёт рассыпаться.       Юджи опасливо сглатывает, инстинктивно поднимая глаза на недружелюбно свисающий потолок. Быть погребённым заживо — страшно. Действительно страшно. Такую смерть он не пожелает даже врагу. Пятеро шаманов во главе с Мэй Мэй двигаются в одном ей известном направлении. Сколько уже прошло времени? Юджи не может сказать. Он ужасно устал волноваться за друзей и нестерпимо хочет домой. — Значит, мы охотимся за заклинателем, способным построить целый лабиринт из проклятой энергии и одновременно с этим поддерживать мощный магический барьер? — недоверчиво фыркает Фушигуро. — Какой же у него должен быть уровень? — Я не знаю, — легкомысленно отмахивается Мэй Мэй, пожимая плечами. — Давно мы с таким не сталкивались. Думаю, не меньше первого. Дело в том, что-…       Но договорить шаманка не успевает — стены тоннеля вдруг красноречиво содрогаются одновременно с тем, как Юджи замечает вдалеке испуганного ребёнка, забившегося в тупик. И Итадори внимательно всматривается в свою находку, игнорируя разворачивающийся вокруг хаос.       Маленький человечек, лет семи на вид. На деформированного не похож — если вглядеться в его проклятую энергию, чужеродную Юджи не замечает. Один из пропавших, выживший в логове змей? Чудеса на свете бывают. Юджи понимает — он ни за что не бросит беззащитного ребёнка в этом поганом месте.       Счёт начинает идти на минуты. — Техника рассеялась. — Удивлённо отмечает Мэй-сан, замирая и оглядываясь по сторонам. — И завеса… завесу я тоже не чувствую! — Позади была крупная брешь в потолке, — лихорадочно вспоминает Нобара. — Я тоже заметил. Через неё можно выбраться, — подтверждает Мегуми. — Подождите, там же человек!       Все четверо, включая Юи Юи под присмотром старшей сестры, поворачивают назад, но Юджи упрямо стоит, тыча пальцем в глубину тоннеля. Он не придумывает ничего лучше, чем закричать, подзывая незнакомца. Однако щуплая фигурка, едва заметная на таком большом расстоянии, никак не реагирует. Итадори чудится, что ребёнок только глубже вжимается в стену, подстёгиваемый естественным инстинктом самосохранения и насмерть перепуганный грохотом разрушающихся стен. Потолок трясётся и осыпается. — Юджи! — Мегуми бесцеремонно цепляет друга за руку, дёргает на себя, тянет за остальными. — Нужно уходить. — Уходите, — также бесцеремонно вырывается Юджи. — А я потом догоню.       Прежде чем Фушигуро успевает перехватить его крепче, Итадори уже на всех парах устремляется в противоположную сторону. Мегуми кидается следом, но железная хватка Мэй-сан на его воротнике не пускает. — Стоять! — резко рявкает заклинательница. — Не хватало убиться обоим, придурки!!!       Побледневшему Мегуми ничего не остаётся, кроме как последовать голосу разума: за остальными.

***

      Юджи несётся вперёд быстрее пули по ощущениям, ловко перемахивает через обломки, проскальзывает под кренящейся колонной, перекатывается и снова вскакивает. Бежит так, как никогда не бежал, наверное. Его одежде определённо пришёл конец, но гораздо больше сознание лихорадит от чёткого понимания, что дороги обратно, похоже, нет.       Где-то на подкорке бушует Сукуна, разражается руганью и проклятьями за безответственное поведение своего соулмейта. Итадори его почти не слышит, и не видит перед собой ничего, кроме главной цели — дрожащего ребёнка у стены. Кажется, малыш тоже наконец замечает Юджи, обращает внимание на него, смотрит заплаканными глазами и безостановочно хныкает. Размазывает по запачканным грунтом щекам сопли и поджимает ноги, тщетно стараясь уберечься от обломков. Юджи самого разве что откровенно не трясёт.       Только бы спасти. Только бы уберечь от смерти, он ведь почти добрался, ещё немного и…

и что?

«Тормози, идиот», — рычит Король Проклятий, — «кусок потолка вот-вот упадёт. Малец — не жилец».       Итадори нервно вскидывает глаза и убеждается в правоте Сукуны. «Малец — не жилец», — глупо повторяет мозг Юджи. Да, малец — не жилец, если Юджи не попытается сделать хоть что-то. «Даже не думай. Не смей, Юджи, это самоубийство! Ты ничем не сможешь ему помочь!»       Но Юджи знает, что сможет. Он сильный, поэтому дедушка завещал помогать слабым. Он должен, он сможет, иначе никогда не простит себя!       Плита срывается к земле. Будто в замедленной съёмке, Юджи видит, как ребёнок невольно закрывает глаза, обхватывает голову и бессильно замирает. Итадори в паре метров от цели — бесстрашно ныряет под камень, ставит локти повыше и опускает макушку под руки, чтобы принять основной вес на плечи и спину. «Как же я тебя ненавижу, тупой ты мешок с дерьмом».       Когда холодный кусок стены обжигает открытую шею и шершавые ладони в первое мгновение, Юджи кажется, что он легко справится с этим. В следующую же секунду, когда на плечи наваливается весь многотонный массив, с губ Юджи срывается натужный хрип. Он напрягает мышцы — в попытке оттолкнуть от себя плиту, отбросить её в сторону, выбраться на свободу, но тяжесть камня продолжает нарастать, намертво приковывая самоотверженного подростка к месту.       И Юджи кричит от боли. Он буквально чувствует, как рвутся его натянутые суставы, как трещат кости, как кровь под взмокшей от бега кожей хлещет из повреждённых артерий. И Юджи, кажется, умирает от охватившей тело агонии, его крупно потряхивает, колени неминуемо подгибаются, но он продолжает стоять вопреки всем законам физики, словно грёбанный титан под небосводом. Немыслимая аномалия.       Итадори всегда был выносливее обычного человека, однако бессмертием отнюдь не отличался. — Ебучий суицидник, гробишь себя и меня! — Сукуна гневно лязгает зубами на щеке партнёра.       Связки Юджи подводят — срываются от общего напряжения — и крик превращается в задушенный хрип. Внешнее физическое давление влияет на внутреннее, кровь вытекает из носа, изо рта, из ушей, из глаз. Капает на ребёнка — застывшего от ужаса, боящегося издать даже писк. Юджи стоит только потому что права упасть и сдаться у него не осталось. Он сам забрал его у себя. И пускай весь мир свалится на повреждённые плечи, Юджи гранитным изваянием продолжит стоять до своего конца.       Что-то звучно трещит. Юджи не уверен — его ли это кости или просто покров земли под ногами даёт слабину. В глазах темнеет, зрачки застилаются кровью, слезами и пóтом. Юджи смотрит на ребёнка — его хочется успокоить или обнять, но возможности нет. Мальчик (или девочка?) молча переползает к нему поближе — под телом дитю безопаснее. Юджи ведь не упадёт? Юджи надеется. Однако предательские судороги и дрожь от агонии смазывают все ненадёжные планы.       Юджи не может упасть.

Не может сдаться.

Не может.

      Сукуна тяжко вздыхает: — Выполняй контракт.       И тяжесть из мышц Итадори наконец-то уходит. Теперь это бремя того, кто займёт обречённое на страдания тело под неподъёмной плитой.

***

      Плита действительно неподъёмная — Король Проклятий тут же невольно кривится от острой боли, но к удивлению своему отмечает, насколько сосуд его крепкий и сильный на самом деле. Кендзяку превзошёл себя, создав удивительное творение. Стоит отдать мастеру почтение. Сукуна мог бы его похвалить, если бы было не наплевать. — Рассечение. — Едва восстановленные связки всё ещё подводят пришибленного хозяина.       Техника начинает хаотично полосовать по камню, активно вгрызаться в потолочную плиту и с жадностью прожирать горную породу на пути к свободе. Двуликий демон сосредоточенно регенерирует, но физические побои и увечья, полученные без проклятой энергии, даются ему гораздо сложнее. Если бы Сукуна сейчас был не в теле Юджи (и не в своём собственном, разумеется), а в чьём-то другом — их бы уже давно раздавило в лепёшку. Получается, сопляк не безнадёжен.       Говорить ему об этом Король Проклятий, конечно, пока не будет. — Так бездарно проебать контракт, это ж надо было ещё постараться, сука.       Праведное негодование придаёт Двуликому сил. Камень рассыпается пылью на чёрную землю, становится легче дышать. Да просто становится легче. Сукуна напрягает мышцы на пробу и, убедившись в приемлемых возможностях не до конца убитого тела, отбрасывает остатки завала подальше.       В глаза бьют последние лучи заходящего солнца. Новые обломки бывшей проклятой территории норовят навалиться вновь, но Король Проклятий не медлит: грубо хватает за шкирку ребёнка и мощным прыжком выскакивает из образовавшейся ямы. — Ну и уродливый ты, мелкий паршивец. Засранец, — недружелюбно комментирует Двуликий демон, поднимая к лицу судорожно цепляющегося за его кровоточащую руку ребёнка. Рассматривает в упор. — Повезло тебе — сожрал бы, да вред причинять не могу.       Сукуна равнодушно разжимает кулак и онемевший мальчишка (всё-таки мальчишка) падает ему под ноги, тут же отползая в сторону приближающихся шаманов. Шаманы…       Король Проклятий вальяжно переводит на них свой тяжёлый взгляд. Недобро ухмыляется, нагоняет страх одним статным видом только. Мэй Мэй, Юи Юи, Фушигуро и Кугисаки опасливо замирают, с оружием наизготовку и перекошенными лицами. Сукуна не пожалел бы ласкового слова для них, да его драгоценная минута истекает буквально… сейчас.       И, прежде чем передать контроль впавшему в кому Юджи, Двуликий демон замечает за чужими спинами червём выползающего наружу лоскутного духа.

Махито замахивается на рыжую девчонку.

Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.