…и Юджи делает ход.
Костяная фигурка звонко стучит об идеально гладкую поверхность игрового поля. В кромешной тишине на территории Короля Проклятий, Юджи даже чудится трель эха от его самоуверенного движения. Он так долго думал, так яро просчитывал и гадал, что просто не мог ошибиться в данном решении! Только не сейчас, после стольких неудачных попыток наконец удивить Сукуну… подросток с некоторым вожделением поднимает взгляд на оппонента в поисках столь желанной искорки одобрения на глубине чёрных зрачков, но его плохо скрываемая надежда тут же сталкивается с острыми скалами абсолютного разочарования и неминуемо терпит крушение.
Глаза Сукуны знакомо темнеют, челюсть напрягается, а желваки красноречиво прорезают бархат кожи, выдавая неподдельное раздражение. Признаться, раздражён Двуликий достаточно давно, просто умело скрывал до поры до времени. И отчётливая эмоция всё-таки просочилась сквозь непроницаемый покров многовековой стальной выдержки. Не говоря ни слова, Король Проклятий поднимается на ноги, и также молча уходит к мелодично журчащему источнику. Игра окончена.
Хрен-знает-какая по счёту партия в сёги снова не задаётся.
— Да ладно! Что, совсем нет?! — не выдерживает позора Юджи и резво хватает фигурку стрелки обратно. — Дай мне ещё один шанс!!!
Однако Сукуна в своём неозвученном решении непреклонен и неумолим. Он демонстративно потягивается руками вверх, будто разминает затёкшие мышцы, плавно наклоняет корпус сначала вправо, потом влево, а затем, с присущей одному ему нечеловеческой грацией, переступает через бортик декоративного бассейна. Итадори тем временем продолжает оспаривать и возмущаться, стараясь не пялиться на демона слишком откровенно:
— Ты блефуешь, не мог я опять проебаться на пятом ходу!
— Я бы сказал, что об этом думаю, да опрометчиво данное обещание не оскорблять тебя хотя бы сегодня боюсь нарушить. — Холодно оповещает Король Проклятий, опускаясь в тёплую воду.
Завитушки горячего пара расползаются в разные стороны, словно рисуют полупрозрачные крылья на неприлично красивой спине, и водопадом стекают по крепким рельефным мышцам. Юджи обидчиво дует губы, отворачиваясь к доске. Какова вероятность, что он не мог сосредоточиться на все сто из-за
обнажённого оппонента напротив? Впрочем, оба были в равных условиях, ведь сам Итадори прикрыт одним тонким куском ткани, который несколько дней заменял ему одеяло на мятой постели.
По словам Сукуны, чуть больше суток Юджи провалялся без памяти, а очнувшись — мучительно долго метался в бреду. Всему виной полученные увечья, объективно несовместимые с хрупкой человеческой жизнью. Пережить такое и не сойти с ума — дорогого стоит. Именно поэтому, когда Итадори Юджи пришёл в себя хотя бы в собственном подсознании — в первую очередь он получил словесную взбучку от взбешённого истинного. Сукуна ненавидит немощных и беспомощных существ.
Сукуна чувствовал немощность и беспомощность всё это грёбанное время.
Наверное,
столько бурлящего беспокойства в алых глазах Юджи не видел никогда. Сукуна искренне злился, но куда сильнее действительно волновался за любимого. И открытые эмоции Короля Проклятий, его смешанное в тот момент выражение лица — Юджи сначала отпечатал на подкорке, а потом сохранил под сердцем. Навсегда.
Насильный постельный режим продлился ещё около суток, и только сегодня Итадори хотя бы дали возможность пораскинуть мозгами. Получается ли у него? По мнению Сукуны — точно нет. Но Юджи хитростью взял с него обещание воздержаться от оскорблений, и потому последние несколько часов Двуликий вообще ничего не говорил.
Итадори Юджи обречённо вздыхает и хмурит пушистые брови.
— Ты ничего не объясняешь… как мне тогда учиться?
— А ты считаешь, что в жизни всё должно подаваться разжёванным и на блюдечке с золотой каёмкой? — Король Проклятий саркастично усмехается, не поворачивая головы.
— Уверен, твой наставник в сёги был гораздо сговорчивее.
— Мой наставник в сёги… был совсем другим человеком. — Неопределённо тянет Сукуна, а потом странно облизывается. — Как сейчас помню, у него был необычайно вкусный хребет. И мне нравилось обгладывать его кости…
— Ками-сама, надеюсь, ты просто шутишь.
Двуликий демон красноречиво молчит в ответ.
Судя по его мечтательному тону, Юджи прекрасно понимает, что Сукуна ни разу не шутил, но решает не заострять на этом внимание и поскорее отвлечься. Итадори откладывает игровую фигурку на доску, сам встаёт с места, и ткань с характерным шуршанием сминается, скатывается по коленям на землю. Юджи бережно переступает через неё, направляясь в сторону заманчиво разнежившегося соулмейта. Король Проклятий лишь лениво скользит взглядом по выразительной голени и поджарому бедру, когда Итадори кончиками пальцев проверяет температуру источника. Горячо, но приемлемо.
Юджи уверенно шагает вперёд, а потом внезапно разворачивается на сто восемьдесят градусов и одной ногой переступает через расслабленный корпус Сукуны. Теперь алые глаза разгораются любопытством, а на губах проклятия мелькает понимающая ухмылка. Смотреть на Двуликого с некоторым превосходством — сверху вниз — не позволено никому, кроме его предначертанного госпожой Судьбой — Итадори Юджи. В следующее мгновение он с размаху плюхается на живот партнёра. Тёплые брызги тут же окатывают обоих. Король Проклятий рефлекторно ухает и смыкает руки на талии шаловливо смеющегося Юджи. Явно порывается сказать что-то колкое, но успешно сдерживает себя — только недобро щурится и прикусывает язык. Юджи бесстрашно ложится на крепкое тело, невинно тянется за поцелуем и, разумеется, получает его.
Всегда получает, что хочет.
Из-за нестерпимой жары и клубящегося вокруг пара, губы Сукуны кажутся мягкими, пухлыми и податливыми. Юджи чувствует, как чужие ладони медленно отпускают его талию и попеременно ведут то выше, то ниже, нежно оглаживая спину и бёдра. Плоские коготки по-собственнически пересчитывают выпирающие позвонки, незатейливо царапают кожу и выбивают из Юджи сладострастный вздох. Он немного отстраняется, чтобы любовно заглянуть Сукуне в лицо, но неожиданно сам сталкивается с его внимательным прожигающим взглядом.
Двуликий демон смотрит прямо в душу, словно на желанный товар. Словно он готов её выкупить за любую цену или, на худой конец, попросту выкрасть.
— Как твоё самочувствие?
Вопрос почему-то смущает Юджи. Возможно, всё дело в чрезмерно серьёзном тоне Сукуны. Или в его трепетном беспокойстве, плещущемся на кромке алых радужек — совершенно несвойственному проклятьям, если верить прослушанным лекциям.
Как много шаманы знают о проклятьях на самом деле?
— Кажется, снаружи тело болит, но здесь — с тобой — мне нормально.
— Конечно, болит. Ты его чуть не угробил. — Укол обвинения.
Юджи многострадально морщится.
— Не начинай по новой. Ты обещал, вообще-то…
— Помню-помню, — ворчит Сукуна, в свою очередь приподнимаясь вместе с разлёгшимся истинным. — Значит, ты в порядке? Тогда возвращайся в сознание.
Переча собственному приказу, Король Проклятий с упоением прикладывается губами к бархатной щеке, а затем настойчиво спускается ниже — сначала целует в приподнятый уголок рта, потом льнёт к подбородку и уязвимо подставленной шее. Юджи довольно мычит, слабовольно откидываясь назад, и усаживается поудобнее на животе партнёра. Сукуна, не отрываясь, тянется следом за ним. Липкое возбуждение бурлит и свербит под кожей, бьёт по нервам назойливым молоточком и оседает электрическими разрядами на самых кончиках пальцев, запущенных в шелковистые волосы. Плечи Юджи покрываются мелкими мурашками от мучительно тянущего, терпкого предвкушения. Ками-сама, как же он скучал по щедрым ласкам Сукуны…
— Когда? — сипло срывается с языка Юджи скорее для приличия, ведь
конкретно сейчас он точно не собирается просыпаться.
Чужая злорадная улыбка — последнее, что ему перепадает на этой проклятой территории.
***
И по Итадори Юджи вдруг ударяет
настоящая боль. Не острая и не нестерпимая, но весьма и весьма ощутимая, накопившаяся в многострадальном теле за последние несколько суток борьбы. Юджи инстинктивно подрывается на жёсткой постели, резко глотает воздух, хватает себя за плечи и онемевшими пальцами натыкается на плотный слой из бинтов. Бинтами покрыт почти весь оголённый корпус — первое, что он видит и чувствует на себе. Однако холодный свет тут же безжалостно режет распахнутые глаза, заставляя уязвимо прищуриться и прикрыться ладонью.
Фантомная влага горячего источника, надуманный жар и жгучее возбуждение под кожей постепенно отступают на задний план. На подкорку сознания — где им самое место, — сменяясь реальным положением дел.
Окружающее пространство Юджи более чем знакомо. Подросток мог бы даже назвать его родным, потому что именно в этой медицинской палате он просыпается каждый раз, когда что-то в жизни определённо идёт не по плану. Всё тот же привычный стакан с водой, заботливо оставленный доктором Сёко на прикроватном столе, и тот же покосившийся циферблат на пастельной стене. Из новенького Итадори замечает разве что два пустующих стула рядом с койкой, небрежно раздвинутых в разные стороны, будто кто-то недавно на них сидел.
В любом случае, сейчас Юджи совсем один. И к постоянной боли он привыкает быстро. На пробу ведёт плечами, мысленно ворча на проделки вредного истинного — Сукуна ведь принципиально не позволяет своему сосуду регенерировать до конца! Воспитывает, наверное. Итадори залпом осушает стакан и уже порывается подняться, чтобы отправиться на поиски других людей. Или хотя бы еды, ведь от голода неприятно крутит живот… но как только Юджи садится и свешивает ноги с постели, он внезапно слышит приглушённый ропот пока неопознанных голосов.
Доносятся из коридора. Кажется, Юджи становится невольным свидетелем серьёзной перепалки на повышенных тонах. Неизвестные приближаются…
—… а я чувствую, что они точно будут вместе. Это же очевидно ещё с их первой встречи!!! — звонкий женский возглас отражается от пустых и бездушных стен, невольно согревая нутро. — Ты разве не заметил
этот взгляд? Между ними будто искра вспыхнула! Отвечаю, потом выяснится, что всё это время они были истинными и просто сохраняли отношения в тайне.
— Да ну, не может сюжет быть
настолько банальным. — Скучающе тянет второй. — Тем более, мне кажется, этот сериал вообще не про истинную любовь. Ты просто себе лишнего надумала, как обычно, и теперь выдаёшь собственные ожидания за правду. Не будет никакой романтической линии.
— Ах ты так-?!
Ручка с тихим щелчком проворачивается, и дверь в палату Юджи выбивается безжалостным ударом с ноги. Грациозной походкой от бедра, собственной персоной по-хозяйски вплывает Кугисаки Нобара — с несколькими пачками снеков и газировкой в руках. При виде удивлённо замершего Юджи, она вдруг сама поражённо застывает на месте. Фушигуро Мегуми, тоже нагруженный под завязку и неотступно следующий за подругой по пятам, с тихим ойканьем врезается в её хрупкую спину.
— Итадори!!! Ты очнулся!
В первую очередь он замечает плотную перевязку из эластичных бинтов. Подобно шлему, она полностью покрывает рыжую голову Нобары. Не обращая внимание на заворчавшего Фушигуро, Кугисаки торопливо сваливает ношу на ближайший стул и тут же подскакивает к счастливо заулыбавшемуся однокурснику. Нобара колеблется в нерешительности, будто не понимая, что хочет сделать с Юджи сначала: высказать всё что думает о его тупой самоотверженности, выписать смачного леща за бесконечные поводы для волнения или всё-таки обнять от нахлынувшего облегчения. Приближая к реальности наиболее желательный сценарий, Итадори приветливо распахивает руки с теплотой во взгляде карих глаз.
И это срабатывает. Кугисаки возмущённо вздёргивает лисий носик, капризно фыркает, но порывисто заключает друга в крепкое объятие. Впрочем, следующим движением она отталкивает Юджи обратно на койку, и последний послушно ложится, тихо смеясь. Настроение Нобары, как всегда, слишком переменчиво и непредсказуемо.
— Куда собрался, дурень?! У тебя вообще-то постельный режим. Вы посмотрите на него — только пришёл в себя, а уже пытается съебаться, деловой, блин, кусок придурка…
Фушигуро Мегуми понимающе хмыкает за её спиной.
— Как самочувствие?
— В порядке, спасибо. — Юджи переключает внимание на Мегуми, но не замечает никаких внешних признаков повреждений. — А вы?
— Уж получше тебя, — надувает щёки Нобара и садится в ноги Юджи.
— Это точно.
Мегуми согласно кивает, пока аккуратно раскладывает снеки с напитками из ближайшего автомата на небольшой прикроватный столик и передвигает его примерно в центр между всеми присутствующими. Всё это время Юджи продолжает лежать, смотря то на Нобару, то опять на Мегуми, и просто улыбается им, как круглый счастливый дурак.
Он ведь и подумать не мог, что друзья сидели в его палате
часами. И так — в течение последних нескольких дней. Привыкший к полному одиночеству — вечному спутнику на протяжении всей сознательной жизни — Итадори Юджи не способен принять до конца простую донельзя мысль:
он больше не один. И одним теперь никогда не будет.
Начиная от приобретённых друзей и заканчивая истинной парой — Сукуной.
— Я обошёлся без серьёзных ранений, а Нобару выписали ещё вчера, так что сегодня тусуемся у тебя. Даже начали смотреть сериал… индийский, кажется.
— Турецкий вообще-то!
— Понял. Не суть. — Продолжает Фушигуро, смешливо дёргая уголками губ. — В общем, здорово, что ты наконец очнулся. Надо бы рассказать Сёко-сан. Правда, сегодня утром она объявила себе выходной, послала всех к чёрту и велела до завтра её не трогать — уж очень мы заебали.
— Нагрузка на лазарет? — улыбка сходит с лица Юджи, сменяясь хмуростью от беспокойства. Мегуми серьёзно кивает.
— Ты пробыл в отключке почти три дня, и первые два выдались очень сложными. По крайней мере, для доктора Сёко и её немногочисленных помощников… сюда ведь загремели десятки магов с увечьями разной степени. Самые тяжёлые раны в основном из-за обвала. Но и без повреждений от проклятых техник не обошлось.
— Как много людей…
— Да, было просто ужасно. Я тоже старался помогать в первый день. Ну, знаешь, по мелочи… сбегай, подай, принеси, не беси, и всё такое. Во второй Сёко уже от меня отмахнулась, хотя ей всё ещё было тяжело — всё-таки несколько суток без сна и отдыха. Только сегодня утром она наконец объявила всех пациентов стабильными, и без лишних церемоний свалила в неизвестном направлении. Сложно её за это винить, конечно…
Юджи хочет задать самый важный вопрос, однако он неизменно встаёт поперёк горла, стоит только подумать о нежелательном ответе. Впрочем, Итадори быстро пересиливает бессмысленное волнение — от правды всё равно не сбежишь, как ни старайся:
— Потери?
— Без смертей, — лаконично успокаивает друга Фушигуро, — но в целом — магический мир потерял несколько ценных шаманов. Сам знаешь, не все увечья излечиваются обратной техникой Сёко, особенно физические…
Пока парни беседуют меж собой, Нобара уже открывает первую пачку крабовых чипсов и начинает беспардонно хрустеть.
— Раз сериал мы смотреть не продолжим, придётся опять довольствоваться сводкой новостей от Фушигуро.
На провокационно скучающий тон подруги Мегуми отвечает скептичным хмыканьем.
— Вообще-то с прошлого раза я успел структурировать информацию! Но если Итадори не особо интересно — долго распинаться и смысла нет.
От резкого запаха чипсов ещё больше крутит живот, он распаляет аппетит и напоминает Юджи о собственном нестерпимом голоде. Итадори смущённо опускает глаза, неловко сминая в кулаке больничное одеяло.
— Нет, мне всё-всё интересно, правда. Только… можно я сперва угощусь у кого-то из вас?
— Конечно! — в один голос разрешают друзья. И также синхронно с разных сторон протягивают Юджи пачки с его любимым вкусом.
Наступают муки выбора…
***
Поздний вечер прокрадывается в палату незаметно, под покровом увлечённой беседы троих первогодок: сначала о самом важном, а потом о простом и посредственном — для души. Фушигуро Мегуми, кажется, действительно рассказывает обо всём по порядку, начиная с момента, когда Сукуна на его глазах возвращает контроль потерявшему сознание Юджи.
После обвала проклятого лабиринта, многие шаманы из токийского и киотского подразделений оказались заживо погребены. Те же, кто самостоятельно оказался снаружи — вынужденно продолжили ожесточённую борьбу с такими же выбравшимися проклятиями. Благо, исход битвы разрешился достаточно быстро, благодаря непосредственному вмешательству Годжо Сатору. Практически все проклятые духи и шаманы на их стороне были уничтожены на месте. Небольшая часть, разумеется, всё-таки сумела бежать. И ещё несколько особенно ценных, на взгляд Сильнейшего, противников в данный момент находятся в плену — где-то на территории Тенгена. Краем уха Мегуми слышал, что среди захваченных как минимум две шаманки-близняшки, странный гибрид проклятия и человека — очевидно чей-то уродливый эксперимент — и Гето Сугуру собственной персоной, загадочным образом воскресший из мёртвых.
Узнав о произошедшем инциденте, Старейшины объявили чрезвычайное положение во всём магическом мире. В одночасье десятки незаменимых шаманов из двух основных подразделений оказались на грани жизни и смерти, что поставило под угрозу безопасность чуть ли не всей страны. Виноватого долго искать не пришлось — Годжо Сатору добровольно сознался в своей ошибке, ведь именно он необдуманно вывел из строя источник, поддерживающий целостность проклятой территории. Старейшины до сих пор пытаются привлечь его хоть к какой-то ответственности за причинённый ущерб, но сам Сильнейший под суд отнюдь не спешит, а принудить его, разумеется, невозможно.
Все тяжелораненые были осмотрены лично доктором Иери Сёко на месте инцидента, и в последствии доставлены в лазарет при токийском магическом техникуме — под её дальнейший надзор. Пускай не всех удалось восстановить в полной мере (против уничтоженных частей тела обратная техника Сёко бессильна), но спасти жизнь каждого пациента и выходить его до стабильного положения с перспективой на поправку — она смогла. Ходят слухи, что Утахиме-сан даже выдвинула кандидатуру коллеги на магическую премию — за проявленную преданность делу, самоотверженность и героизм.
Краем уха Фушигуро слышал о заведённом деле Муты Кокичи, известного как Мехамару, который якобы в чём-то сознался своим сенсеям, но в подробности этого события Мегуми не особо вникал. А ещё, в ходе разговора, Фушигуро вспомнил о магических артефактах, найденных при разборе обвала. Среди них — целых десять пальцев Двуликого демона! Природу и действие остальных любопытных проклятых вещиц обычному студенту, конечно, не разъяснили. Скорее всего, потому что взрослые шаманы сами пока не в курсе. Неспроста Годжо Сатору последние сутки проводит только на территории Тенгена. И чем именно он там занимается — вряд ли кому-то ведомо, кроме самого Сильнейшего, разумеется.
В любом случае, магическая жизнь потихоньку возвращается в прежнее русло. Рядовые шаманы постепенно выписываются и принимаются за привычную рутину. Уже завтра Мегуми с Нобарой отправятся на несколько мелких миссий под неизменным присмотром наставника — Иджичи Киотаки. Юджи же, скорее всего, будет отлёживаться ещё минимум день.
Но в сложившихся обстоятельствах — это совсем не точно.
— …кстати, забыли рассказать о главном! — резко спохватывается Фушигуро, чем тут же привлекает внимание обоих собеседников.
— Да? О чём же? — задумчиво хмурится Кугисаки, откинувшись на подушку Итадори у стены.
Сам Юджи сейчас расслабленно лежит на боку, подпирая забинтованными костяшками бледную щёку. Рука давно затекла, но лёгкое покалывание от онемения немного отвлекает, затмевая собой перманентно саднящую боль, и в какой-то степени кажется даже приятным.
— Нас же назначали на повышение. В общем, по итогам миссии — мы все прошли. Со дня на день будет официальная церемония. Теперь мы шаманы первого ранга.
— Точно, надо будет закатить вечеринку по этому поводу! — Нобара заметно приободряется.
— Ого. Круто, наверное… — в свою очередь улыбается Юджи, но по голосу слышно — он не шибко впечатлён. — …и что это нам даёт?
— Больше ответственности, — скептично фыркает Фушигуро.
— Больше стипендии, — нараспев тянет Кугисаки.
— О, ну, стипендия — это реально хорошо.
Первогодки ненадолго затихают, каждый молчит о своём. Юджи думает, что от личного ранга ему ни тепло, ни холодно. Перед смертью все равны. А казнь сосуда Двуликого демона — на целых десять пальцев ближе. Какой неожиданный поворот, стремительно приближающий к неизбежному…
«
Прежде чем ты продолжишь себя накручивать, позволь напомнить, что у твоего дружка свои планы на наш счёт».
Снисходительную поддержку от самогó виновника его бесперспективной судьбы, Юджи принимает с печальным вздохом, но внутренне всё-таки соглашается. В любом случае, переживать в сотый раз, волноваться и переливать из пустого в порожнее — нет никакого смысла. Вскоре непринуждённая беседа между первокурсниками возобновляется, а ближе к девяти часам Нобара и Мегуми решают разойтись по комнатам — у них впереди долгий день. Ребята собирают оставленный мусор, тепло прощаются с Юджи и невольно уносят с собой все тяжёлые мысли.
***
Ложиться спать Итадори Юджи и не пытается — он уже знает, что отлежался на несколько суток вперёд. После ухода друзей, Юджи сначала встаёт с кровати, чтобы просто открыть окно и проветрить комнату, но потом, набрав полные лёгкие свежего осеннего воздуха, окончательно сдаётся в плен собственным желаниям и без зазрения совести забивает на постельный режим. Зачем следовать правилам, если за ним никто не следит?
— Поскорее бы этот день закончился. — Сукуна ворчит на щеке, пока Юджи усердно ищет хоть что-то, что можно накинуть на плечи. — А то я не могу даже нормально высказать всё, что думаю о твоём… — «распиздяйстве», хочет произнести Король Проклятий, но сдерживается и говорит: — …поведении.
— Не бузи.
Итадори беспечно пожимает плечами, перерывая последний ящик в тумбочке, и карие глаза победно сверкают, когда рука наконец нащупывает хлопковую ткань аккуратно сложенного больничного халата. Несмотря на скованность движений, с тихим шипением от изредка стреляющей боли в мышцах, Юджи бодро его надевает, и только потом продолжает ранее незаконченную мысль:
— К тому же, если мне станет о-о-очень плохо, похоже, ты всегда можешь
перехватить контроль или что-то вроде.
Они оба понимают, что «о-о-очень плохо» Юджи сегодня не станет, и угроза «потери контроля» дамокловым мечом над ним не висит. Сукуна закатывает единственный алый глаз, неопределённо хмыкая.
— Я… больше не смогу сделать это так просто.
Лаконично и без объяснения причин. Как обычно. Впрочем, Итадори ответ полностью устраивает.
— Правда? Очень надеюсь, а то я волновался по этому поводу.
— Ты не волновался.
По каким-то неведомым причинам, когда Мегуми всё рассказал, Юджи действительно
не волновался. Чувствовал досаду от того, что не справился с ситуацией самостоятельно, но совершенно не испытывал ожидаемого первородного ужаса от самого факта
освобождения Двуликого демона. Словно Король Проклятий перестал быть угрозой номер один для всего магического сообщества в личном восприятии Итадори Юджи, хотя объективно, разумеется,
он не перестал.
Наверное, где-то в глубине души, в самом-самом потаённом её уголочке, Юджи как бы…
надеется… что однажды… ну, всё ведь может быть?.. так вот,
однажды Сукуна просто прекратит причинять людям вред и… пока что, совершенно внезапно Сукуна
оправдывает его наивные надежды. И Юджи никак не решается спросить «почему». А Король Проклятий не объясняется, превращая тему в очередное негласное табу.
Общий коридор ещё никогда не казался таким оживлённым. Обычно в медицинском отделении стоит звенящая тишина, легко нарушаемая даже невесомой поступью Годжо-сенсея, что уж говорить о тяжёлых шагах самого Итадори Юджи. Но сейчас всё иначе — из палат, «до краёв» заполненных пациентами, при приближении доносятся приглушённые разговоры, играет ненавязчивая музыка или громыхают звуки из фильмов и видеоигр, а по дороге к выходу Юджи встречает много знакомых лиц.
Вот, впереди мелькают ярко голубые волосы Мивы Касуми. Она стоит, прислонившись к дверному косяку, около палаты Нишимии Момо — это Итадори понимает по мере приближения, не сразу заприметив в проходе вторую миниатюрную шаманку. Девчонки о чём-то тихо переговариваются, явно прощаясь на пороге. Впрочем, при виде Юджи, обе напряжённо замолкают и сдержанно кивают в знак приветствия, смотря куда угодно, только не ему в глаза. Юджи в ответ дружелюбно взмахивает рукой, вежливо улыбается и торопливо проходит мимо, чтобы не смущать своим присутствием дольше положенного. Наверное, студенткам киотского магического техникума всё ещё неудобно за попытки вывести Итадори Юджи из строя на прошедшей программе по обмену, но он правда не держит зла. Бояться сосуда Двуликого демона — это нормально.
Это магический мир ещё не в курсе, что Сукуна вообще его истинная любовь…
— Лосось! — из зыбкой трясины мыслей резко выдёргивает оклик Инумаки Тоге.
Остановившись у самого выхода, Юджи несколько отстранённо оборачивается через плечо и встречается с внимательными иссиня-чёрными глазами семпая. Инумаки явно вышел из палаты ненадолго, по каким-то своим делам — облачённый только в белоснежный халат да пушистые мягкие тапочки. Он немного похож на Кентервильское привидение из одноимённого фильма по мотивам сказки Оскара Уайльда. Пустой стакан, зажатый в правой руке, подсказывает Юджи, что сейчас Тоге направляется за питьевой водой. Некрупный по своей природе, в безразмерной одежде и с растрёпанными волосами Инумаки-семпай выглядит совсем маленьким. Даже хрупким, как фарфоровая фигурка. И сердце Юджи тут же болезненно сжимается, пропуская удар, стоит мимолётно вспомнить слова Мегуми:
«
— …из-за обвала многие шаманы оказались замурованы — это настоящее чудо, что в итоге никто не погиб. — Вопреки сказанному, брови Фушигуро понуро сводятся к переносице, а глаза красноречиво темнеют. — Однако без серьёзных травм всё равно не обошлось. Инумаки-семпаю, например, отсекло левую руку…»
Руки у Тоге действительно нет. На её месте безжизненно свисает рукав больничного халата, мерно покачивающийся от малейшего сквозняка, пробегающего по пустому коридору, а сквозь слишком широкий вырез проглядывают бинты и печати, перевязанные поперёк груди. Инумаки медленно склоняет голову набок и неопределённо щурится, продолжая смотреть на поникшего кохая. Всё ещё похож на фигурку — паутина из трещин, эпицентр которой в левом плече, покрывает всю «фарфоровую» поверхность неестественно бледной кожи, создавая обманчивое впечатление, что Инумаки Тоге вот-вот развалится на осколки. Но он всё стоит — уверенный, расслабленный и спокойный, по-своему величавый в статично-холодном свете местных ламп. Совершенно не пытается развеять неуютную заминку, возникшую между ним и Итадори Юджи, но и не уходит. Чего-то ждёт. И Юджи сглатывает фантомный ком в горле, нарушая повисшую тишину:
— Как ты?
— Сяке, — мягко отзывается Тоге, улыбаясь одними глазами. Тембр его голоса заметно успокаивает, будто всё нормально и по-другому просто не может быть. — Горчица?
Юджи не понимает. Никогда не понимал, но он правда очень старается. Наверное, у слов семпая есть очевидное значение, только Юджи пока так и не разобрался в этом, потому что до сих пор не вникал. Зато он может ориентироваться на эмоции и интонации собеседника. Сейчас, кажется, Инумаки-семпай вкладывает в свой вопрос толику беспокойства.
Не за себя — за кохая.
— Я в норме, — уверенно кивает Юджи.
Взгляд Инумаки заметно теплеет в ответ.
— Ментайко, — семпай тоже кивает.
И в следующую секунду уже удаляется за водой, как ни в чём не бывало. Юджи провожает его многозначительным взглядом, сам разворачивается и продолжает путь.
Улица пахнет недавно прошедшим дождём. Юджи отдаётся моменту — вдыхает петрикор полной грудью и тут же невольно давится сырой прохладой, расправляет затёкшие плечи и прикрывает глаза навстречу тусклым лунным лучам. Естественный свет пробивается сквозь тонкий слой серых облаков и струится через пушистые кроны деревьев, отражается от застывших капель на листьях и обводит весь мир блестящим серым контуром, как простой карандаш. Именно в такие драгоценные моменты, когда время никуда не бежит и не поджимает, а голова ничем особо важным не загружена, Юджи чувствует себя по-настоящему живым.
И совсем немного
свободным, если угодно.
Обычно пустующие деревянные лавки под крышей медицинского корпуса сегодня заняты гуляющими пациентами. На одной из таких Юджи замечает Маки-семпай. С ног до головы покрытая бинтами, она сидит в максимально расслабленной позе — нога на ногу, по-хозяйски уверено откинувшись на спинку скамьи, и в неожиданной компании. Её спутники выглядят немногим лучше, похожие больше на двух потрёпанных воробьёв, чем на тех самых высокомерных студентов из Киото, какие запомнились Юджи. Май Зенин и Норитоши Камо удобно располагаются рядом. Старшекурсники о чем-то негромко переговариваются меж собой. Картина кажется Юджи на удивление умиротворяющей, учитывая тот факт, что сёстры Зенин на программе обмена были вроде как не в ладах. Впрочем, не Юджи судить — уж он в сложных отношениях сиблингов точно ни черта не смыслит. Тихо хмыкнув себе под нос, Итадори незаметно для окружающих ускользает в противоположную сторону.
Ноги сами бесцельно бредут вперёд, и Юджи совсем не сопротивляется этому. В этом, собственно, смысл его прогулки —
идти, пока не придёшь.
И в какой-то момент Юджи отчётливо понимает, что
приходит.
Возможно, он просто знал, что нужен именно здесь. Иначе не объяснить, почему сначала Юджи завернул в этот нелюдимый закуток между зданием и забором, а потом, обнаружив двух взрослых шаманов, мирно курящих на влажной обшарпанной лавке в абсолютно обоюдной тишине, он без колебаний решил подойти к ним и также молча сесть рядом.
Нанами Кенто не поворачивает даже головы. Продолжает прикладывать тлеющую сигарету к сухим потрескавшимся губам и смотрит ровно вперёд, явно о чём-то задумавшись. Правая половина его тела сплошь испещрена грубыми рубцами и шрамами от ожогов — их Юджи пока не видит, сидя с другой стороны. Иери Сёко сегодня без привычного медицинского халата, только в лёгкой рубашке и джинсах, с волосами в небрежном пучке. Она, в свою очередь, всё же высовывает нос из-за широкого плеча коллеги, чтобы окинуть взглядом новоиспечённого члена их разношёрстной, немного странной компании.
— Итадори-кун. — Нота строгости в обращении невольно заставляет Юджи встрепенуться. Он послушно поднимает глаза на шаманку и моргает пару раз — само воплощение «невинности».
— Сёко-сан?
— Я бы сделала тебе выговор по поводу нарушения постельного режима… — Сёко неторопливо прикладывается к фильтру, а затем также размеренно выпускает облако дыма в темноту сгущающихся сумерек, — …но у меня сегодня выходной, так что это
определённо не моя проблема.
— Я знаю, — понимающе улыбается Юджи.
— Но завтра ты получишь замечание.
— Как скажете. — Ни капли искреннего раскаяния в голосе.
Доктор Сёко притворно возмущённо фыркает и лениво откидывается обратно на спинку скамейки. Итадори Юджи следует её примеру. Нанами же, докурив свою сигарету, стряхивает пепел на чёрную землю, тушит бычок о неё же и по-прежнему молча достаёт следующую «никотиновую палочку» из помятой пачки.
Что-то гложет Нанами Кенто — здесь не нужно быть экстрасенсом или ходить к гадалке. Пускай внешне он остаётся закрыт, и выглядит скорее равнодушно-безмятежным, нежели депрессивно-подавленным, однако глубоко внутри всё его естество сейчас вывернуто наизнанку: оно конвульсивно пульсирует, стонет, сжимается, разлагается, кровоточит и гниёт… Юджи же
чувствует это. Хотя бы потому что
обычный Нанами не курит. И не выходит на улицу с оголённым торсом, дабы без причины посидеть на мокрой скамейке в компании Сёко Иори.
— Не знал, что вы курите, Нанамин. — Осторожно вворачивает подросток, доверчиво заглядывая в единственный не скрытый за бинтами глаз.
— Я и не курю. — Пожимает плечами мужчина. Рыжий огонёк ярко вспыхивает на зажигалке, тут же жадно обволакивая кончик подставленной сигареты. — Доктор Сёко порекомендовала — для снижения стресса.
— Вот ещё, не компрометируй меня перед студентами, — закатывает глаза Сёко-сан. — И я точно не рекомендовала выкуривать львиную долю моей собственной пачки.
— Думаю, я бы остановился гораздо раньше, если бы только мой лечащий врач наконец
пошёл мне навстречу.
— Нанами…
Кажется, разгадка внутреннего разлада Нанами Кенто кроется именно в этой теме. Юджи осторожно копает:
— У вас… что-то случилось?
Нанамин молча прикусывает фильтр, по-прежнему смотря «в никуда». Доктор Сёко лишь неопределённо вздыхает и отводит тяжёлый взгляд в сторону. У Итадори закрадывается недоброе предчувствие, что ему вообще сейчас не ответят, но оно оказывается обманчивым.
— Да, Итадори-кун. Я собираюсь увольняться.
— Ну так иди и напиши грёбанное заявление на увольнение! — вдруг вскидывается Сёко-сан, гневно сверкнув глазами в свете фонаря. — Незачем вплетать
меня в эту историю.
Нанами Кенто неприязненно морщится.
— Мы оба
прекрасно знаем, что его сейчас
не примут.
— Очевидно так и будет!
— Тогда в чём проблема просто признать меня
недееспособным для шаманства? — вопреки повышенному тону собеседницы, Нанами остаётся на удивление сдержан.
— В том, что это
не правда. Твои… косметические увечья не повлияли на внутреннее течение проклятой энергии. И мой
ложный диагноз легко вскроется на первой же перепроверке!
— Твои диагнозы не перепроверяют.
— И я не собираюсь злоупотреблять доверием руководства, — отрезает шаманка.
— Сёко… — Нанами нервно затягивается. Лёгкая дрожь в пальцах выдаёт его настоящее напряжение, — …пожалуйста?
—
Нет. — Громкая пауза. И спустя некоторое время, доктор всё же незаметно смягчается. — Нанами, я правда не могу. Ты хоть представляешь, сколько шаманов
действительно лишились возможности пользоваться проклятыми техниками? И ты думаешь, что единственный решил уйти после всего этого дурацкого… инцидента?
Нанами Кенто красноречиво молчит. Сёко продолжает:
— Просто подожди немного, и чуть позже спокойно уволишься. Если не хочешь ходить на миссии… я могу назначить кучу лечебных процедур и продержать на больничном подольше. Хотя, скажу сразу, здесь уже ничем не помочь и-…
— Я
не «не хочу ходить на миссии»! — раздражённо перебивает Нанамин, вдруг экспрессивно взмахнув рукой. — Я просто не хочу…
быть здесь. Я
устал. — И последнее слово бьёт по ушам как обухом.
— О, понимаю. — Бесцветно откликается Сёко, изящно прикладываясь к фильтру.
— Нет, не понимаешь. — Шумный вздох. — Не в полной мере, я полагаю.
Иори-сан хрипло смеётся в ответ.
— И чего же я
не понимаю? Разбитого из-за Годжо сердца?
— Причём здесь вообще Годжо?! — тут же взрывается Нанами, стряхивая пепел на землю.
А потом уязвимо прикрывает единственный глаз и поджимает губы, признавая своё поражение.
— При том, что даже одного его упоминания достаточно, чтобы вывести хладнокровного Нанами Кенто из равновесия.
— Не понимаю, что
это тебе даёт.
— Мне? Ничего. Но знаешь, жизнь всё равно продолжается…
— Было бы славно, если бы она продолжалась
подальше отсюда.
Юджи слушает перепалку разошедшихся взрослых, едва затаив дыхание. И чем больше они говорят, тем больше вызывают вопросов. Нанами уходит? Куда? И с разбитым сердцем… из-за Годжо?
Почему у них всегда всё так сложно?
— Подождите, когда Годжо-сенсей успел… ох, что он опять наделал?
Сёко и Нанами моментально прекращают перепалку, одновременно переводя взгляд на Юджи. Оба словно напрочь забыли о нём, и теперь в равной степени кажутся смущёнными и удивлёнными. Первым из короткого ступора выходит Нанамин, прочищая горло и невольно смягчая тон.
— Ничего.
— «Ничего, хотя мог бы» — хочет сказать Нанами. Принести цветочки, проведать, сказать «спасибо» в конце концов. Или спросить «как дела» хотя бы по телефону. — Любезно дополняет Сёко-сан.
Взгляд второго шамана неопределённо темнеет.
— Всё что я хотел сказать — я сказал, — осаждает коллегу Нанами, а потом устало продолжает: — Годжо-сан действительно не сделал ничего плохого. Если у меня и были какие-то… завышенные ожидания насчёт наших… отношений — это только мои проблемы. В конце концов,
раз Гето Сугуру жив, глупо было чего-то ждать…
— Почему?
— Они истинные, — почти в унисон поясняют взрослые.
Что ж. Ответ многое объясняет. В этом Юджи разбирается
как никто другой.
— Годжо-сенсей говорил, что у него нет соулмейта, а цвета видит благодаря технике… — неуверенно возражает подросток.
— О да, эту байку он ещё с первого курса травит. — Доктор Сёко снова рвано смеётся, но смех скоро срывается в кашель. — А Гето… кхе… долго притворялся, что вообще не видит… кхм-кхм… цветов. Но, знаешь, стоило только посмотреть на их парочку — и всё становилось понятно!
Уголки губ Нанамина дёргаются в плохо сдерживаемой улыбке.
— Ну, вообще-то, Юи-кун верил Гето-семпаю до конца…
— Знаешь, не удивлена.
Воспоминания о студенческих годах будто разом успокаивают и примиряют обоих взрослых. Юджи слушает их беседу вполуха, напряжённо ковыряя землю носком. Если Годжо-сенсей действительно забыл про Нанами так просто… даже из-за истинного — это ужасно неправильно с его стороны. И не похоже на Годжо-сенсея. Не после
всего, что Юджи уже узнал… поэтому он намеревается разобраться.
Неужели отношениям Годжо и Нанами правда суждено закончиться вот так?
«
Очевидный исход», — вставляет шпильку Сукуна, но сейчас Итадори Юджи с личным демоном не согласен.
— Значит, вы собираетесь сбежать, ничего ему не сказав?
Вопрос звучит как гром среди ясного неба — совершенно невпопад теме беседы, но пояснять что к чему не нужно.
— Полагаю, что нет. Доктор Сёко мне не содействует.
— Это не по-взрослому. — Слишком серьёзное замечание Юджи заставляет Нанами уязвимо улыбнуться.
— Я просто не хочу, чтобы он запомнил меня
таким. — Мужчина неопределённо взмахивает рукой.
Таким — значит разбитым, подавленным, смирившимся, сдавшимся и растерзанным в мелкие клочья. Как внутри, так и снаружи, без шанса обернуть время вспять. Раз последствия необратимы, то Нанами остаётся только цепляться за эфемерное прошлое, схоронить шаткое настоящее и постараться больше не думать о болезненном будущем.
Будущем без Годжо.
— Ясно, — Итадори понимающе кивает, а затем резко поднимается со скамейки. — Никуда не уходите, ладно?
И, не дожидаясь ответа, Юджи ныряет во мрак ночи. Где барьер Тенген — сосуд Сукуны прекрасно знает.
