***
Кэльпи то и дело раздувала ноздри и мотала хвостом — буйная трава нефритового оттенка доставала ей практически до брюха. Из земли выскакивали серые валуны, где-то далеко впереди угадывался контур гор, а остальное тонуло в молочном тумане — линия горизонта, их путь и всё, что будет дальше. Хмурясь, Цири мерно покачивалась в седле. Все сомнения и мысли последних недель вновь вились вокруг неё, точно стая гнуса. — Я видела тебя в большом чёрном зале, — проговорила она едва слышно. Молчание. Всадник в чёрном плаще смотрел вдаль, погружённый в свои мысли. — Ты…убил кого-то? — Казнил, малышка. Я казнил преступника. Rheadegg, Gwawr! Кожаная перчатка шлёпнула по медно-красной гриве. Жеребец перешёл на мелкую иноходь, не испытывая ни малейшего неудобства в высокой траве. Цири нервно оправила накидку. Пепельный шелковистый мех серебрился даже в слабом утреннем солнце. Разводы и узоры на шерстинках напоминали ей амелльский мрамор — лучший на Континенте. Немегр. Неуловимый зверь, которого не берут даже заговорённые стрелы. Этот мраморный мех ценился эльфами много выше серебра, платины и бесполезного здесь золота. Наверное, поэтому немегровые меха дарили только женщинам. Влиятельным, знатным — и только любимым женщинам, ведь ни ценная услуга, ни ночь удовольствий не могут стоить потери целого состояния. Впрочем, вряд ли он покупал его. Немегр жил в Молочных горах — и добыча редкого меха была солидной статьёй доходов Крепости. Ей не хотелось носить накидку. Не хотелось становиться эльфийской аристократкой, порождать новый виток сплетен и приносить ему новые беды… Но этим утром он сам отпер её шкаф и надел на неё свой подарок. И много он дарил таких накидок, интересно? Одну уж точно. На ней эти меха, конечно же, смотрелись лучше. Она ведь была светом, истинным светом… А кто такая Цири? Холодный ветерок зашуршал травяными волнами, торопясь принести ответ. Meleathe…Meleathhhhhhe… Цири прикрикнула, сжав вороные бока — Кэльпи нехотя перешла на рысь. Ветер крепчал, и шелест травы становился всё громче. Gvvvv….Gvvvva….Gvalch'ca… Прочь! Цири тряхнула поводьями. Красный силуэт стал приближаться — вскоре они поравнялись. — За что ты казнил его? — За предательство. Они долго ехали молча. — Любопытно, — воин бросил на неё задумчивый взгляд. — Я и забыл, что вы виделись. Холодная дрожь окатила с головы до ног. Так вот почему силуэт в плаще показался ей знакомым! Это был он, один из Всадников, встречавших её у Башни. Его звали… — Малло`р! Он…он же собирался жениться! Мечтал воспитывать детей! — Мы позаботимся о его жене. А если она успела понести, о ребёнке тоже. Таков Устав. Она не отвечала. Страшная догадка разлилась дурнотой во всём теле — она едва усидела в седле. — Это…это всё из-за меня, да? — Это из-за того, что он совершил предательство. Нарушил правила. А в таких случаях всегда наступают последствия. Он знал, какими будут последствия. — Да, но…он ведь верно служил тебе. И потом, жена, ребёнок, — голос стал точно деревянным. — Ведь можно было…изгнать. Выслать на Дальние Рубежи… Эредин молчал. На его лице не было злости — оно было спокойным, даже безмятежным. Он коснулся длинной гривы — жеребец вдруг оказался совсем рядом с Кэльпи. Чёрная перчатка легла на пепельный мех — и Цири отчего-то вздрогнула. — Послушай, luned. Помнишь, что я говорил в горах? Разрушение идёт за нами по пятам. Нужны правила, и правила должны соблюдаться, иначе всему конец. Но знаешь, что заставляет соблюдать правила? Только страх. А всё остальное — лишь байки лжецов из Башен. Мы, Deard Ruadhri, кровь этого мира. Если кровь отравлена, тело умирает. Если порядок пошатнется у нас — рухнет всё. — Я понимаю, — сказала Цири, глядя на смутные силуэты гор. Она почувствовала прохладное прикосновение перчатки. Он развернул её лицо к себе. — Я должен хранить порядок. Я сам это выбрал когда-то. И теперь так будет до конца. Эльф отпустил её и взял в руки поводья — Гваур пошёл быстрее. — Правила! А ты сам разве не нарушаешь правила? — вдруг почти вскричала она. — Совет приказал тебе найти и вернуть меня, а ты… — Я знаю цену. Я готов платить. — Эредин… — Eirigh aep. Я сказал достаточно, чтобы ты всё поняла. Багряный жеребец рванул вперёд — туман торопливо окутал дымкой его силуэт. Трава шелестела, трава вопрошала, и от травяного аромата раскалывалась голова. Чего ты хочешь? Чего…ты...хочешь… Кто она такая, чтоб судить его? Фалька, убийца, проклятие. Да что вообще на неё нашло? Может, это их последний день…а она строит из себя праведницу, чёрт возьми! Молочный свет впереди падал в чёрный провал портала. Силуэт Гваура выступал неподвижным багряным пятном между темнотой и светом. Красное — это красное, вдруг подумала Цири. Оно не бывает ни чёрным, ни белым. Оно берёт поровну и того, и другого. — Быстрее, Зиреаэль! Кэльпи перешла на галоп, ветер крепчал, словно не желая отпускать их во тьму. Трава продолжала шуметь. Она сбилась со счёту, сколько порталов они прошли. Пейзаж вокруг практически не менялся. Впереди были горные вершины, вокруг — высокая трава. Разве что туман рассеялся, а среди трав теперь всё чаще колыхались цветы — такие же высокие, с нежными игольчатыми звездочками-соцветиями. Лимонные, алые, голубые. Цири, давно не ездившая так быстро и среди чистого поля, стала уставать от постоянной тряски. Они всё глубже увязали в травяном море. Кэльпи, по ощущениям, уже давно осатанела — главным образом не из-за высокой травы или ненавистных порталов, а от того, что пурпурное пятно каждый раз удалялось от них всё быстрее. Но о том, чтобы просить передышки, они и подумать не могли. Лишь когда они вышли из очередного портала совсем вблизи от гор, и те уже занимали полнеба, Эредин наконец махнул рукой — жеребец перешёл на шаг. Земля здесь то и дело вздымалась сопками, выбрасывала наружу груды серых скальных камней, расцвеченных вислыми мхами. На вершинах холмов высились странные башни — массивные, без окон и дверей, заросшие травами. Воздух гремел птичьим пением — пернатые вовсю кружили вокруг, садились на камни, рассматривая чужаков, и громким свистом обсуждали увиденное. Меж двух сопок расположилось круглое озерцо, голубое до рези в глазах. Кэльпи громко фыркнула, ускорила шаг — и уже спустя минуту была у воды. Разумеется, первой. Они спешились. Лошади тут же склонились к озеру, вытягивая напруженные шеи, и стали шумно пить. Эредин сел на одно колено, опустив руку в траву. Губы его слегка шевелились. Цири не спеша подошла к самой кромке воды. Встала на плоский камень. Весёлая бирюзовая стрекоза тут же заплясала вокруг. Бедная. Не знает, что на горные долины уже надвигается осень, и дни её сочтены. Цири уткнулась носом в мраморный мех. Он пах пряно, терпко, и…и всё это без толку. Ничто ей не поможет, и она дала клятву, и есть ещё много «и»…Трава шелестела — а может, смеялась над ней. По синей глади пробежала рябь, стирая её хмурое лицо, поджатые губы, плечи в мехах. Вот так. Была Цири — и нет её. И не было никогда. Она закрыла глаза. Стрекоза кольнула руку и улетела прочь. А потом пряный аромат стал сильнее. Что-то мягкое защекотало шею, нос, губы. Чёрт, и как он опять так незаметно подкрался? Полосатое пёрышко прошлось по щеке. Скользнуло к шее, остановилось возле мочки — в самом чувствительном месте. Она не удержала вздоха. А внутри головы словно защекотало ещё одно пёрышко — что-то смутное бродило там, дразнило и ускользало. Пёрышко переместилось вниз — к ямке между ключицами, а потом ниже, ниже… — Прекрати! — Цири сердито отшатнулась. — Хватит! И тут же вспомнила. Мистле. Когда-то Мистле щекотала её так. Брошенное перышко, кружась, ускользнуло прочь. И тут же на его месте оказалась загрубевшая ладонь. Ловко скользнула под меха, расстегнула пару пуговичек… Мистле. Когда Цири в последний раз вспоминала о ней? Когда думала? Но ей не удавалось вызвать в себе ни вины, ни тоски — блеклое воспоминание, кружась, ускользнуло прочь, а все её мысли оказались там, где была сейчас его бесстыжая рука — дразнила, сжимала, оглаживала. Жар превращал тело в мягкий воск, и озеро, покачиваясь, уплывало куда-то… Разве так можно? Разве можно так зависеть от собственного тела? Она было дернулась, но он положил вторую руку ей на живот, крепко прижимая к себе — и Ласточка вновь оказалась в клетке. Он глядел на их отражение. Она встретилась с ним глазами — там, под неподвижной водой. Его чёрный походный камзол был туго перетянут ремнём в талии. Она также была одета во всë чёрное, но её волосы, лицо и меха светлели пятном на его широкой груди. Цири смотрела, как чёрное перетекает в серебряное, как мерцает зелень их глаз — и отчего-то вспомнила змею, нарисованную на полу в таинственной обители Знающих. Может, по ту сторону озера — другой мир? Может, тамошние Цири и Эредин смогли обрести счастье? Сохранить хрупкий цветок, выросший всем назло… Но нет, нет. Илль сказал, это лишь выдумка. Да она и без этого знает — у всех миров одна природа, и природа любит играть в кости, но любая игра ведется по правилам. И нет ни в одном из миров такого правила, по которому ястреб и ласточка могут быть вместе. Нет. Она поддела носком сапога крупный камень — и от души пнула в воду. Плюх! Отражение смялось, раскаталось, пошло кругами, унося фальшивое видение в небытие. Горячие руки сжали тело крепче. — Ты злишься, — едва слышно прошептал он. — Злишься за то, что я запер тебя в Башне. Но скоро всё закончится. — Ложь. Долгий поцелуй в макушку. — Обещаю, маленькая. Я отвезу тебя к морю. Ты ведь соскучилась по морю. Ты увидишь острова и пляжи, каких нет в твоём мире… — Нет. Пусти меня. — Почему нет? Ты не хочешь ехать со мной?.. Она со злостью пихнула его в бок, пытаясь вырваться. — Нам пора прекратить, — вдруг услышала она собственный голос, низкий и холодный. — А тебе пора подыскать себе королеву, достойную твоего народа. С ней и поедешь! Сердце толкнулось так, что во рту разом стало сухо. Клятва. Нет. Она проговорилась. Страх мгновенно объял её и выступил мокрым бисером на лбу. Сердце вовсю молотило ребра, а перед глазами уже крутился сияющий шарик-убийца. Стоит нарушить клятву — и её сердце остановится. Она вдруг увидела своё бездыханное тело, безвольно обвисшее на его руках. Нет, не надо, пожалуйста! Нет, нет, нет… — Цири! Что с тобой? Ты вся дрожишь! — Н-ничего, — нарочито медленно проговорила она. — Мне стало дурно, но уже проходит. Я совсем мало спала, может, поэтому… — Тише, тише, — он быстро прикасался к её губам, щекам, волосам. — Ты такая хрупкая, малышка, я всё время забываю это… Он баюкал её точно ребёнка — и ей вновь становилось хорошо, только глубоко внутри уже колола боль, боль от того, что ей предстоит сотворить. Эредин шагнул вместе с ней вперёд, на самый край камня. — Хочешь, открою тебе тайну? Он склонил её голову, заставляя взглянуть на собственное напуганное лицо. Взял пепельную прядь и стал закручивать вокруг головы, точно обруч. — Видишь? Я уже нашёл себе королеву. Она повернулась так резко, что едва не упала в озеро. Требовательно заглянула в глаза. Он послушно нагнулся — она стукнулась о его ровные зубы, зашипела, сжала ткань на его груди. Запрокинула голову, чувствуя, как тяжёлая рука тянет пепельный узел волос вниз… Солнце поднялось совсем высоко. Пухлые облака ватой всплывали к поверхности озера. Краем уха Цири слышала довольное ржание Кэльпи, а в небе вовсю заливались птицы. Над озером летало уже несколько стрекоз: красных, зелёных, синих. — Иди к лошадям, маленькая, — сыто проговорил он и ущипнул её за бедро. — Мне нужно поставить несколько заклинаний. Она легко поднялась с его колен. Провела рукой по непослушным смоляным волосам. И уже отойдя на несколько шагов, вдруг обернулась. — Эредин… — Цири? — Я могу…попросить тебя? — Конечно. Птицы чёрными точками носились в лазурной вышине, играя друг с другом. Она вдохнула так глубоко, что в груди закололо. — Пообещай, что не будешь больше убивать единорогов! Они ни в чем не виноваты! И торопливо отвернулась. Румянец уже сжигал щеки. Когда она повернулась, ничего не изменилось. Он сидел в той же позе и внимательно смотрел на неё. Только зелёные глаза стали холодней льда. — Прошу, Эредин. Они ведь не трогали вас! Они помогли вам попасть в этот мир, у них же тоже есть дети, и матери, и старики… Эльф рывком поднялся — и она вдруг попятилась. — А если откажусь? — в низком голосе было лишь спокойное любопытство. Она долго изучала причудливый рисунок трав под ногами. Кое-где среди зелени пробивались голубые травинки. Надо же… В горле вдруг запершило так, будто она вновь оказалась в пустыне. И когда ей удалось разлепить ссохшиеся губы, голос её уже был иссушен, точно ломкие колючки. — Тогда я не поеду с тобой. Он сделал несколько шагов в сторону. Не спеша подобрал плащ и набросил на плечи. Свистнул — Цири вздрогнула, не поднимая глаз. — Куда же ты отправишься? — голос зазвучал ближе. Помедлив, она вскинула голову. Слева от Эредина уже стоял его громадный жеребец, нетерпеливо переступая винным копытами. Необычайные светло-аметистовые глаза смотрели на неё в упор — и ей вдруг почудилось, что багряное чудовище сейчас бросится на неё, проломит копытами рёбра, истопчет в мелкую пыль… Справа от эльфа стояла Кэльпи. На Цири она не смотрела. Эредин медленно поглаживал мускулистую иссиня-чёрную шею кобылки. И ждал ответа. — Мне всё равно. Трава поднялась, ощетинилась, оскалилась стебельками-кольями, уставилась на неё глазами-звёздочками. И каждая травинка кричала: «Лгунья!» Лгунья. Она солгала коньку, пообещав, что Ястреб их не тронет. Теперь он отыщет Иуарраквакса, и станет у него одним кинжалом больше. А потом она обманет и его. Предаст, уйдёт навсегда, убедив его окончательно в том, что нет в мире ничего, кроме страха, что все её слова, все улыбки и робкие ласки были одной большой ложью. Её мутило, выкручивало, едва не выворачивало от едкого отвращения к самой себе. Она кусала губы до железного привкуса, вычерчивала ногтями полосы на ладонях — но этого было мало, мало, и ей уже хотелось, чтоб эти два чудовища, чёрное и красное, набросились на неё и растоптали своими копытами. Красное. Чёрное. Да. Пусть это всё случится с ней. Она заслужила. Пусть забирают её! Ты слышишь, Чёрный Король? Поднялся ветер — трава зашелестела сильнее. Yeah…hhhh…. — Цири? Она вздрогнула. Эредин шёл к ней — медленно, бесшумно, по-эльфийски. Лишь один раз легонько звякнула сталь. Он крепко и осторожно взял её за подбородок, заставляя смотреть в глаза. — Ты думала когда-нибудь, как легко мы могли перебить их? Поступить, как твои собратья. Но мы не лезем в их дела, а они не лезут в наши. Таковы правила. А когда правила нарушаются, приходится платить, помнишь? Он крепко дернул её рубашку, разом расстегивая пуговицы. Сжал в руке холодный камень — тот вдруг вспыхнул кроваво и влажно, будто сердце, вырванное из груди. — Дочь Лары…в тебе течет Старшая кровь. Священная кровь. Ты часть нашего народа, Цири, — голос его стал тихим, как шелест ветерка. — И часть меня. Разве это так плохо? Разве это не лучше, чем быть разменной монетой в играх человеческих королей? Игрушкой для ведунов? Бесплотным призраком среди мертвых миров? Проклятье! Это его голос…или её собственный? Она уже не различала. Она стала его частью, а он — её, и она уже чувствовала, как что-то внутри рвётся, точно зверь из клетки. Жаждет броситься ему на шею, вымолить поступок глупой Ласточки поцелуями и навсегда, навсегда забыть про этот разговор… — Ответь мне, — ласково повторил он. — Разве это плохо? Цири шумно облизнула пересохшие губы. В его бездонных зрачках пылали две кровавые точки. — Нет. Эредин улыбнулся. Спрятал камень обратно под рубашку, ненароком касаясь нежной кожи, тут же твердевшей мурашками. Даже сейчас она…и он это отлично знал. И ничуть не спешил. Он медленно застегнул каждую пуговичку. Запахнул меха. А затем выпрямился, откинув прядь со лба. — Я не трону их, если они больше не нарушат правил. Соблазн так велик, но в твоих силах помочь им удержаться. Как видишь, всё зависит только от тебя. Цири молчала. Птицы заливались в вышине как ни в чём не бывало. — Ты довольна мной, Зиреаэль? В его глазах — лишь ласковое любопытство. Он вновь аккуратно взял её за подбородок. — Не слышу. Какая-то часть её бросилась к нему со всей силы — но она удержалась. — Да, — холодно ответила Цири. — Очень хорошо, luned. А теперь идём. Нам надо спешить. Круто развернувшись, Эредин зашагал к багряному жеребцу. Неожиданный порыв ветра взметнул чёрный плащ, наброшенный на одно плечо — на поясе блеснул кинжал из витого молочного рога с серебряной рукоятью.***
Больше они не говорили. Молча преодолели несколько вёрст по горной долине. Молча прошли сквозь очередной портал – и оказались среди серо-зелёных трав, достававших ей почти до пояса. Горы вновь отодвинулись вдаль, за синеватую дымку. Они пересекли узкую серебристую речку и спешились. Эредин хлопнул жеребца по крепкой багряной шее, отвязал с седла флягу с водой, шепнул что-то одними губами — конь, тряхнув гривой, медленно пошёл прочь. И лишь тогда она услышала его голос. — Не бойся. Гваур присмотрит за Кэльпи. Теперь они остались вдвоём. Эредин шёл впереди, орудуя кривым ножом, и прокладывал им путь среди густой травы, которая порой уже достигала её плеч. Цири послушно шагала следом, увязая в корневищах. Долину то и дело пересекали ручейки, скапливаясь в круглых лужицах. Полуденное солнце приятно нагревало макушку. Сколько прошло времени? Никак не меньше часа, а может и двух. Цири давно уже перебрала все свои невесёлые думы, ни к чему не пришла — и теперь мысли разбегались от неё, точно стада облаков в ясном синем небе. Они перевалили за пологий холм, усыпанный камнями, и Цири замерла в изумлении. Зелени больше не было. Вся долина — до самых предгорий — была покрыта голубой травой с тонкими серебристыми цветами-звёздочками. В воздухе стоял густой аромат — медвяный, слегка пряный. Она не удержалась: отломила стебелёк, попробовала на вкус: сладко-соленый сок побежал по губам. Отвар, который давал им Аваллак`х! Она вдруг улыбнулась. Медвяный аромат заполнил её своей сладкой легкостью: из ног ушла тяжесть и даже тоска понемногу рассеивалась. Совсем рядом с её сапожками вспорхнула из лазурной травы маленькая яркая птичка — одна из тех вдохновленных певиц, что развлекали Цири, пока она продиралась сквозь травяные заросли. Птичка была солнечно-золотой от головы до пышного хвоста: лишь клювик и хохолок пылали янтарём. Но самым замечательным было её пение — даже ручные канарейки, привезенные в подарок Калантэ зерриканским послом, не умели выводить такие рулады; порой в затейливом сплетении нот ей даже чудились эльфийские мелодии, которые наигрывал Илль на своей флейте. Она протянула руку — птичка резво отпрыгнула, посмотрела на неё, склонив голову, и улетела, бросив напоследок звонкую трель. Цири засмеялась. Перебежала вперёд — по лазурной траве это было гораздо легче — и крепко сжала чёрную перчатку в своей маленькой ладошке. Эредин не отстранился, но и не взглянул на неё. — Как называются эти золотые птички? — Иссоль. — Это значит…водяная птица? — Водная певица. — Красивые, — вздохнула Цири и незаметно погладила его ладонь. — Тебе нравится, как они поют? Он не ответил. Они долго молча шагали по лазурной траве, прежде чем она вновь решилась нарушить тишину. — Когда ты не смог вернуться из моего мира…куда ты отправился? — Учиться. — Учиться? У dh'oine? — она вновь провела пальцем по гладкой чёрной коже. — Чему же? — Тому, в чём dh'oine преуспели больше нас. — Ты…ты стал наёмником? — Да. Цири споткнулась о незаметную кочку. Опёрлась о его руку. — И куда же ты отправился? В Темерию? Каэдвэн? — Нет. — В Нильфгаард? — Сначала. — А потом? — Барса. Ханну. Хакланд. И дальше. — А почему… — она запнулась и умолкла. — Хотел быть полезным, когда вернусь. Да. Она понимала. Он был слишком горд, чтоб явиться к собратьям Seidhe таким — слабым, бессильным, проигравшим. — Барса… Страна песков. Говорят, там живут невиданные монстры! Эльф равнодушно хмыкнул. — Худшие монстры твоего мира носят камзолы и корсеты. Цири вспомнила утро после той страшной ночи в пустыне, когда огонь плясал до небес, а черноволосая женщина хохотала, роняя хлопья золы с обугленной кожи. Она чувствовала себя выпитой до дна. Разрушенной. Мёртвой. Неужели и он чувствовал нечто подобное возле останков Башни Ворона? Только вот он не сломался… Она остановилась и преградила ему путь. Положила ладонь на широкую грудь. — Я хочу знать больше. Ты расскажешь мне? Он посмотрел на неё — и она вдруг увидела в его глазах смертельную выжженную тоску. Но это длилось лишь мгновение. Он усмехнулся и поцеловал её в макушку. — Если будешь хорошей девочкой. А потом пошёл вперёд, к небольшому холму. Вытянул руку. — Caemme ame, — проговорил он, обернувшись. Она послушно подошла. Пёстрое перо, кружась, опускалось в траву. Что-то огромное камнем упало с небес прямо на них. Охнув, Цири отшатнулась. Подняла глаза — и встретилась с презрительным янтарным взглядом. Она много раз видела этого хищника высоко в небе, но так близко — никогда. Его грудка вся была расчерчена волнообразными полосками, точно кольчуга. Роскошные маховые перья отливали бронзой. Ястреб переступил чёрными загнутыми когтями по рукаву эльфа и негромко клекотнул. — Можешь погладить, — усмехнулся Эредин. Цири медленно протянула руку. Ястреб дёрнул острым клювом, но не отпрянул. Она слегка коснулась крапчатой грудки. Пёрышки оказались даже мягче, чем немегровый мех. Янтарные глаза не мигая следили за ней, и ей вдруг показалось, будто это он смотрит на неё — и зелёными глазами, и янтарными. И оттого она с такой нежностью глядела на пёстрого охотника, и всё водила пальцем по его перышкам… А потом подняла голову — и рассмеялась. Сходство было неоспоримым. — А я? Поймаешь для меня ласточку? Чёрная перчатка легла на её талию. — Никакого символизма, малышка. Только практический смысл. Его зрение в десятки раз лучше нашего. Находясь среди облаков, он способен разглядеть мышь в этой траве. — А ты, оказывается, такой знаток птиц… — В Башне есть книжка в жёлтой обложке — там написано про каждую птицу. Ты тоже можешь почитать, — он усмехнулся и вдруг взглянул на неё очень серьёзно. — Мне нужна твоя помощь, Цири. — Хорошо, — она повела пальчиком по маховому перу. Широкая ладонь погладила её бедро. — Я должен найти кое-что. Посмотреть глазами птицы. Мы укроется за камнями, вот на том холме, видишь? — ведьмачка кивнула. — Пока я в разуме птицы, я буду беспомощен, как младенец. Я хочу, чтоб ты села рядом и держала в руках меч. Цири отняла руку от перьев и огляделась. Вокруг было тихо и пустынно — лишь ветер гнал лазурную волну по траве. Вдали незыблемо синели горы. — Ты…боишься чего-то? — Что ты, — он прижал её к себе крепче. — Никто не знает, что мы здесь. Я об этом позаботился. Но таковы правила. Пункт пять-эн-четырнадцать особого приложения к Уставу… Во время ритуала кто-то должен быть рядом. Тот, кому можно доверять. — И что же, во всей Крепости не найдётся ни одного эльфа, которому Эредин Бреакк Глас мог бы доверять? Он слегка скривил губы. — Найдётся. — Тогда почему такая честь выпала именно мне? — Не знаю. Может, потому что ты волшебница? — А может, это был только повод? Для встречи? Она глядела на него, слегка прищурившись. Он отвернулся. Внимательно оглядел холм. — Может. Ты это хотела услышать? — Я хотела услышать, — сказала она очень тихо, — что ты тоже скучал хоть немного. Он склонился к ней. Огладил бедро, спустился ниже, сжал так, что в глазах потемнело… Убить бы его за это — в который раз подумала Цири. — Это недолго, малышка. А потом ты будешь моей, а я — твоим. До самого утра… Она не отвечала. Лишь осторожно вдыхала сладко-соленый воздух, слегка разомкнув губы. Сердитый клекот отрезвил их — ястреб хлопнул крыльями, напоминая, что они здесь не одни. — Запомни главное, Цири. Если вдруг увидишь что-то странное. Или почувствуешь. Сразу буди меня. Любым способом.***
Где-то в вышине заливались водные певицы. Солнце медленно ползло на запад — оплывшее, точно крем в пирожном. Ветерок играл мраморными шерстинками, а трава тихо шептала что-то ласковое, нежное, чего и разобрать нельзя было. Цири втянула носом терпкий пряный аромат, к которому теперь мешался запах его разгоряченного быстрой ходьбой тела. Всё равно было приятно. Может, потому что он был эльфом — они ведь так гордятся своими совершенными оболочками… Хмыкнув, она нажала на кончик его носа. Закрытые глаза даже не дрогнули. Он был далеко — где-то там, в холодном чистом небе. Зачем? Что он собирается найти такого, что может увидеть только птица? Он не посчитал нужным рассказывать ей. Вздохнув, Цири вновь улеглась на его плечо. Сжала и разжала рукоять гвихира. Он выбрал идеальное укрытие. Большой скальный камень, заросший лишайниками, к которому он теперь прижимался спиной, был в форме неровной подковы. Они были закрыты с трёх сторон, а впереди расстилалась самая необычная горная долина, поросшая голубым травяным морем. Море волновалось, шепталось, мерцало звездочками. Вдали неподвижно твердели горы с белоснежными шапками. Она вздрогнула, услышав жужжание у лица. Оса! Цири торопливо отмахнулась и тут же ущипнула себя за бок. Она чуть не уснула тут, разморенная покоем, чистейшим воздухом и теплом его тела. Нельзя спать! Нельзя… Но кто может прийти сюда? За всё время они не встретили ни одного живого существа, не считая стрекоз и птиц. Их тут двое. Он спит наяву, а она — вооружена. Окажись они в подобных условиях раньше, она бы не задумывалась… Трава зашумела громче, и ей вдруг послышалось знакомое шипение. Цири выкинула эту странную мысль из головы. Погладила его рукав. Потом достала из-под рубашки серебряный шнурок и стала рассматривать подвеску, которую он надел на неё утром. Плоская волчья морда была выплавлена из платины с большим искусством, вплоть до крошечных клыков. На месте глаз сияли тёмно-синие камешки. Цири чувствовала легкое покалывание в пальцах — подвеска была наполнена магией, незнакомой, но очень мощной. Что значит эта подвеска? Что за странный дар? Ведь это даже не волк. Волчица... Вздохнув, Цири спрятала шнурок. Неужели он говорил серьёзно? Про королеву? Или смеялся, как обычно? Его не поймешь. Но даже если Эредин сумеет…сумеет сделать то, что они замыслили — её здесь никогда не примут. Не посчитают достойной правления, как не считают достойной даже носить их платья и меха. Она вдруг сердито поморщилась. Встряхнула головой. Что за мысли? Она не какая-то там дрожащая девка! Она, Цири, была рождена, чтоб стать королевой Цинтры. Цинтры, а не какого-то захудалого эльфийского государства на краю миров! Чёрт возьми, она уже и впрямь начинает считать себя презренной dh`oine, существом второго сорта. И если ей для этого хватило пары месяцев…то каково людям, что здесь родились? «Люди. Здесь есть люди! — ведьмачка вновь ущипнула себя за локоть. — Я должна увидеть их! Должна сказать, что…бывает иначе». Это наконец-то была хорошая мысль. Правильная. Цири сонно улыбнулась — и приказала себе запомнить её. Мысли вновь разбежались, растеклись, оплыли, точно облака. Она легла поудобнее. Вытянула ноги — и на всякий случай сжала меч крепче. Ровный шепот травы накатывал на нее волнами, пока волны бежали и по самой траве. Она пыталась вслушаться в этот шепот — услышать слова — но слышала только далекий шум моря. Море. Она так давно не видела моря… Море… Цири прикрыла один глаз. Всего на минуту — но сразу стало так хорошо и удобно. Трава продолжала напевать ей свою морскую колыбельную, переливаясь звездами в лазурных волнах. Солнечные пятна скользили под сомкнутыми веками, но в конце концов рассыпались, заметались, смешались — и пропали…***
Зеркало. Цири видит своё лицо — румяное, свежее, умытое. Ловит едва заметную улыбку из-под спокойного прищура фиалковых глаз. Йеннифэр расчёсывает её волосы деревянным гребнем — обстоятельно, неспешно, а уже расчёсанные пряди струятся жемчужным шёлком. Гребень с глухим стуком опускается на будуар. Йен поправляет её волосы — теперь жемчужно-пепельные волны симметрично сбегают по обеим сторонам лица. Цири улыбается. Она бы улыбалась, даже если бы на голове сейчас были сплошные колтуны, как у кикиморы подболотной обыкновенной. Чародейка таинственно хмыкает. Склоняется ближе к будуару, внимательно изучая лицо девушки. В фиалковом прищуре угадывается легкая хитринка. — Ты стала такой красивой, дочка. Глаза блестят, а кожа сияет, будто ты тайком стащила у меня банку гламарии! Но банка на месте. Может, есть иная причина?.. Цири вновь улыбается. Отводит глаза. Йен терпеливо ждет. Оправляет рукав её шёлковой блузы. И лишь несколько мгновений спустя она решает признаться. — Я…полюбила мужчину. Чародейка слегка опускает подбородок — она знала всё, ещё до того, как это прозвучало. — Но он…не человек. Не совсем…человек… Она долго изучает отполированную столешницу орехового дерева. Затем скользит взглядом по стене, обшитой деревом, к окну, за которым мерно шумят яблони. Йен мягко берёт её за подбородок, разворачивая лицо к себе. Цири втягивает носом сладкий аромат крыжовника и сирени. Фиалковые глаза светлеют — и смеются, смеются вовсю. — А я всегда думала, что эльфы такие…холодные, — голос Йен снижается до заговорщицкого шепота. — Тебе с ним не холодно?.. — Вовсе нет. Всё хорошо. Даже лучше, чем хорошо! — с жаром говорит Цири, и вдруг тоже переходит на шёпот. — У меня всё перед глазами плывёт… И я вся словно восковая… Аккуратные брови слегка приподнимаются. — Надо же… — А иногда, иногда даже… — она не в силах произнести такое вслух, поэтому молча смотрит в фиалковые глаза. — Но я не знаю, правильно ли это… И пока её лицо горит свекольным жаром — на щеках чародейки вдруг выступает лёгкий румянец. Она не может сдержать улыбки. Йен — и не может! — Это… просто замечательно. И она вдруг хихикает — точно юная адептка Аретузы. А Цири смеется в ответ. Утыкается в плечо чародейки, прямо в вороные мягкие локоны, пахнущие лучше всего на свете. А потом в комнате вдруг наступает тишина. — Нас хотят разлучить, — отрывисто шепчет Цири. — Весь мир сговорился против! Она стискивает зубы и замолкает. Йен приподнимает пальцем хмурое бледное лицо. — Тише, утёнок, — фиалковые глаза полны тепла, и Цири берёт себе совсем немножко, — Никому это не под силу. Это попросту невозможно. И даже если вы попытаетесь отречься, отказаться, убедить себя, что это ошибка… Чародейка берёт в руки гребень — проводит по идеально лежащим локонам, придирчиво разглядывает результат — и кладёт гребень обратно. — Сколько раз я с ним порывала. Уходила от него, а он от меня. Клялась забыть, грозилась разорвать на клочки, если встречу…но нас всё равно сталкивало вместе. Всё равно, снова и снова. Точно намагниченные фигурки! — Но ведь это было…предназначено? Магией джинна? — Я думала так раньше, но теперь… Всё гораздо сложнее, утёнок. Сложнее — проще. На лицо Йеннифэр вдруг ложится длинная тень. В комнате мгновенно темнеет. Сердце падает в пятки — а чародейка уже торопливо поднимается, сжимая в ладони обсидиановую звезду. — Быстрее! Они выскакивают на крыльцо. Яблони тревожно шумят. Грозовое небо всё обложено тучами. А в самом центре его стремительно увеличивается шар — мертвенный, светло-серый, точно расплавленный свинец. Длинный светящийся хвост тянется за ним. Шар ползёт всё ниже и ниже — и там, где тянется хвост, небо становится плоским и серым. Деревья превращаются в обугленные обломки. Шар несёт смерть — несёт прямо к ним. Цири чувствует, как Йен крепко сжимает её локоть. — Приготовься. Ты знаешь, что делать. Твой гвихир закален на это. Она кивает. Выхватывает меч. Разворачивает клинок плашмя — прямо на шар. А тот равнодушно ползёт к ним, и теперь уже почти всё небо — серое, и лес за рекой — горелое пепелище, и воды реки стали чёрно-маслянистыми, и холод вцепился в горло костяными пальцами… Но рядом с ней — тепло, аромат крыжовника и сирени, бесконечная сила. Рядом — Йен. — Не бойся, утёнок… Я с тобой! Давай! Цири с силой бьёт стальной Ласточкой прямо по шару. …Удар! Удар прошёл вибрацией по всему телу, едва не сбив с ног. Мир разом обрушился на неё, точно ведро ледяной воды. Сбоку что-то тихо зашипело. Цири распахнула глаза. Она стояла на одном колене, заслонив собой Эредина. Гвихир был поднят на уровне груди. А в паре шагов от неё крутился со злобным шипением маленький свинцово-серый шар. А потом погас, так и не достигнув цели. Не достигнув его головы. Пару мгновений Цири смотрела на обугленную воронку. А потом подняла глаза. И увидела. Фигура в сером плаще с капюшоном стояла шагах в тридцати от холма. Лицо было закрыто маской точно из жидкого серебра — маска беспрестанно меняла форму, двигалась, перетекала. Невозможно было понять, мужчина это, женщина или что-то иное — рост, телосложение, складки плаща — всё перетекало, точно волны. Голубая трава шумела и тянулась к серому плащу, а вокруг фигуры танцевали в воздухе звездочки-соцветия. Глазницы, заполненные серебром, смотрели на Цири. А потом серая рука потянулась прямо к ней — и в ней загорелась яркая точка. Она увидела всё это в одно мгновение, словно во вспышке молнии. Успела почуять, как липкий страх ухнул вниз — будто внутри канат оборвался. А больше ничего не успела. Новый свинцовый шарик уже нёсся к ним, набирая скорость. Но в этот раз он двигался рывками, кругами, менял направление каждый миг. Цири крепко сжала рукоять в мокрой ладони. Бесполезно. Убийца в маске не повторит ошибку — такой шар она не поймает… И она сделала то единственное, что могла — а может, это сделали за неё древние инстинкты, дремавшие внутри. Она подалась назад и крепко прижалась к горячей груди, тщетно пытаясь закрыть его своим тощим тельцем… Глупо. Как же глупо! Как…напрасно. Руки дрожали. Кончик клинка клюнул вниз. Шар вынырнул из-за камня — слева. Он был тусклым и холодным, но вместе с тем обжигал сиянием — её моментально ослепило, взрезало глаза неумолимой вспышкой. Последнее, что Цири увидела — как блестят, наполняясь свинцовым светом, серебристые кончики шерстинок на её накидке… Шипение. Фиолетовые пятна перед глазами побледнели и рассосались. Шар бессильно крутился в траве совсем рядом с её левой рукой. В воздухе стоял едкий дымок. Промахнулся! Он промахнулся! Невозможно… Цири бессмысленно смотрела на шарик. А потом опомнилась, вскочила, ударила мечом и била, била, била, пока не погасла последняя искра. И то ли взвыла, то ли засмеялась, бессильно сползая по его бесчувственному телу… Перчатка из серебра поднялась вверх. Ещё один шар мигнул — и пропал. Цири закрыла глаза. Сердце горело больно и бешено. На этот раз он ударил справа. Прямо в каменный выступ, прикрывавший их нишу. Гроздья лишайника сморщились и осыпались пеплом. Искры, упав в траву, погасли. Даже заговорённые стрелы бессильны против немегра — вдруг вспомнила Цири. Убийца медлил. Новый шар не загорался в серебряных пальцах. Видимо, ему нужна была передышка, чтобы накопить силы. У Цири было лишь несколько секунд форы — и прежде чем страх успел сковать намертво, прежде, чем разум заметался очумелым зверьком, решая, что делать, её ноги, руки и губы сами сделали всё то, что вколачивал в неё с рассвета и до заката её не в меру сердитый наставник… Прыгнув вперед, она вновь встала на колено. Вытянула руку с мечом. — Aenye! Aesse aenye dliere hoe! Aenye nesserie! И схватившись обеими руками за раскалённую рукоять, воткнула гвихир в землю. Огонь вспыхнул моментально. Горела каждая лазурная травинка, рыжие струи взметнулись, точно фонтаны, сразу отовсюду. Дым завесил горы. И вся эта сила, которую они здесь звали вилавэйдэ, которая текла под влажной землей, пружинила под её ногами, стремилась к солнцу в голубых стебельках — вся она моментально обратилась в сплошной огонь. И стала принадлежать ей, ей одной. Цири вскочила, не в силах скрыть какого-то болезненного восторга. Легко вытащила меч и вытянула вперед. Маски уже не было видно среди пламени, да и плевать. Огонь забрал долину, он заберет и её, и серебряная маска вскипит пузырями, намертво впечатываясь в кожу … Цири засмеялась. Перед глазами стояли кипящие пузыри и кричащее лицо. Какой же глупой она была! Почему никогда не делала этого раньше? Не пробовала эту чудесную силу, этот волшебный огонь, что связан с ней каждой своей нитью? Ей вдруг вспомнилось, как ярко и красиво горел посёлок за рынок. Мерзавцы, ублюдки, о, как они там кричали, ползали, скулили! И это было прекрасно. Да, это было прекрасно и так справедливо. Раньше Цири не понимала, но теперь вдруг осознала — нет ничего прекраснее, чем огонь. Нет! Огонь — светит. Огонь — очищает. Огонь рушит все правила, расцветая алыми языками чистой безудержной силы. Огонь принадлежит ей, Цири. Потому что это — правильно. Вот единственное, что правильно! Энергия бурлила, щекотала пальцы, расцвечивала камень на груди кровавым заревом. Будоражила, пьянила, возбуждала — точно фисштех, но гораздо мощнее! Цири из любопытства сложила пальцы в Аард. Прежняя Цири так и не обучилась ведьмачьим знакам, бедняжка, но теперь не было того, чего бы она не могла. Аард дал неожиданный эффект — где-то в ста шагах из-под земли вдруг рванул узкий столб испепеляющего белого огня. Неплохо! Она прицелилась. Вновь сложила пальцы — столб пламени взвился там, где стояла маска. А потом рядом. И ещё. Ещё. Ещё!.. Цири смеялась, долина пылала, огонь взмывал в небеса — а в ушах её звенел знакомый хохот — хриплый и точно обугленный. Никакой пощады. Никакой пощады. Никому. Никогда! — Никакой пощады! — выдохнула Цири. И попробовала наобум Квен — впрочем, вряд ли она сделала всё правильно. По долине точно прошла упругая волна — пара валунов вдали рассыпалась на мелкие камешки. Прекрасно! Цири хмыкнула — отбросила ненужный меч и уже собиралась сбежать вниз, в долину, чтобы превратить всё в месиво огня и каменной крошки… Треск пламени раздался сзади. В спину ударило сухим жаром — и какой-то смутной, неприятной тревогой. Что-то она забыла, что-то не так, будто… Эредин! Он же сгорит! — Isse! — закричала Цири — и бросилась назад. Бесполезно. Вода не слушалась её — а может, вся испарилась в пожаре. Но ей было плевать, она уже прижималась к жесткой ткани, колотила в грудь, щипала, царапала щёки… — Эредин! Эредин! А если подонок был не один? Если уже сбил ястреба проклятым шаром? И он уже… — Нет! Вернись! Вернись! Сейчас же! Она рванула и укусила его в лицо со всей силы. — Я приказываю! Вернись! Нет… Нет! Этого не может быть! Не может, не может, не может… — Цири! Что… Она заглянула в мутно-зелёные глаза, передавая всё одним-единственным коротким импульсом. Его зрачки расширились, брови взлетели вверх… Она резко мотнула головой, прерывая контакт — и успела увидеть, что огня больше нет. Чёрно-бурое пепелище льдисто поблескивало. Пепел в воздухе мешался со снежинками… А потом он вдруг сшиб её с ног всей своей массой. Она закричала — они кубарем покатились вниз. Льдинки кололи кожу, камни дубасили рёбра, её переворачивало, било, швыряло, а потом вжало в самую землю так, что в груди хрустнуло. Она услышала треск — и громкий шум, точно камни высыпали из мешка. Комья земли полетели на неё, рука вдавливала в землю всё сильнее… Больно! Больно, чтоб тебя! Он отпустил — Цири мгновенно вскинулась. Камня на их холме больше не было. Рядом с ними валялись серо-бурые обломки. Эредин стоял на одном колене, упираясь рукой в землю. Лицо его было залито кровью, смоляные волосы слиплись в мокрый ком над правом ухом. Цири не могла отвести взгляд от раны, как вдруг… — Сзади! Он дернул рукой — серый шарик, который несся к его голове, стукнулся о невидимую преграду. Рассыпался роем искр. Взмах руки — и вот уже рой несётся обратно, прямо к проклятой фигуре в плаще… А потом боль, темнота, хруст костей. Он навалился на неё сверху, обездвижил так, что Цири и дернуться не могла. Лицо угодило в лужицу с влажной жижей. Льдинки тут же впились прямо в щёку со шрамом, разрезая красные корки на коже… Она мычала, мычала от нестерпимой боли, извивалась, пыталась скинуть его. Пусти! Пусти! Больно! Бесполезно. Сверху что-то гремело, шипело, вспыхивало. Его отрывистые команды на Старшей речи перемежались самой скверной бранью. Вновь что-то загрохотало. Сдавило ещё сильнее. Всё. Сейчас он сломает ей ребра! Больно, больно, как же… И вдруг её отпустило. Кости остались целы. А вокруг стояла странная тишина. Цири медленно села, шипя от боли. Бесценный мех был весь облеплен мокрой грязью, остатками сгоревшей травы, льдинками. Лицо заливало железной липкостью. В двух шагах она обнаружила знакомый предмет. Её меч… Как он тут оказался? Цири торопливо бросилась к мечу, схватила, а потом подняла голову — да так и застыла на четвереньках. Выжженная долина, серые камни, вдали — треугольники гор, сверху — яркая синяя плоскость. Таков был привычный вид, и он оставался неизменным, пока здесь творилось невесть что. Но теперь впереди, в десятке шагов от неё растекалось в воздухе дрожащее нечто — будто прозрачное полотенце. Полотенце медленно росло, и там, куда оно наползало, привычная картина мира стиралась. Всё перемешивалось, перекручивалось, передавливалось — будто окружающий пейзаж был лишь умело нарисованной картиной, и вот неведомый художник в порыве гнева смазал всё одним движением, превратив рисунок в разноцветную кляксу. Камни парили в воздухе, перемешивались с пеплом и черной землей, струи воды висели застывшими червяками, земля была издырявлена, и оттуда проглядывали куски голубого неба... Цири так и стояла в оцепенении. Мертвую тишину не нарушал даже внутренний голос, который приказал бы ей лежать, бежать или прятаться. Ведь все прежние угрозы были понятными и объяснимыми, теперь же она видела то, чему объяснения не было. Что это, чёрт возьми? Что за чертовщина? Оно…хочет убить их? Цири слегка повернула голову. Фигура в маске застыла, прижавшись спиной к огромному чудом уцелевшему валуну. Полотенце ползло прямо на неё. Серебряная перчатка взметнулась вперёд — из неё посыпались искры, шары, огни. Полотенце охотно принимало всё. И как только чары преодолевали прозрачную границу — они распадались, крошились, превращались в нити, становясь частью месива. — Сдавайся! — загремело рядом. — Хаос убьёт тебя. Эредин стоял рядом. Держал меч в вытянутой руке – клинок пылал алым, точно был сплошь залит кровью. Маска стояла всё так же неподвижно. — Сдавайся, и я сохраню тебе жизнь. Даю слово. Брось талисман и вытяни руку вперёд! Прошло несколько секунд. Полотенце продвинулось вперед, сожрав ещё немного привычного мира. Что-то круглое блеснуло в воздухе — и упало в траву. Рука в серебряной перчатке послушно вытянулась вперед. Эредин ухмыльнулся. Его губы улыбались, но глаза были тусклые и неподвижные. Что-то страшное было в них. Она не знала, что. Она не видела этого раньше. Он слегка взмахнул клинком. Полотенце вытянулось в линию, точно язык ящерицы — и слизало серебряную перчатку. Цири остолбенело наблюдала, как красное мясо перекручивается, брызжет в сторону костьми, ошмётками пальцев и кусочками ногтей… А потом долину пронзил крик. Кричали точно тысячи голосов сразу — женщины, мужчины, звери. Серебряный рот округлился в крике, фигура обмякла на камне, прижимая к груди второй перчаткой обрубок руки, из которого густо хлестало красной жижей. Крик смёл их, точно волной от взрыва. Земля вспучилась и разорвалась, выпуская тысячи струй воды. Эредин едва успел поставить барьер — в него тут же забарабанили комья, камни, струи воды. Полотенце продолжало неумолимо двигаться вперёд… Его рука больно вцепилась в плечо. Подняла за шкирку. — Назад в Башню! Сейчас же! — Нет! — зло закричала Цири. Высвободилась диким рывком и подняла меч. Он не спорил. Кровь заливала его глаза, а барьер уже истончался и давал сбой. Одним точным подлым движением он ударил её по голени сзади — и пихнул в корпус. Цири рухнула как подрубленная. Что-то маленькое больно стукнуло по ноге, и тут же земля под ней провалилась, точно трясина. — Нет! Не смей!.. И уже падая в портал, она увидела, как серебряная искра несётся к нему сбоку — и пронзает левую руку. По телу в чёрном плаще проходит судорога. Оно медленно обрушивается вниз.***
Деревянный пол ударил по ладоням, саданул по коленям так, что зубы друг о друга стукнулись. Тьма мгновенно сменилась светом — золотистым вечерним светом, в котором плясали пылинки. Библиотека Башни приняла её в свою безразличную тишину. Цири рыкнула, точно зверь. Вскочила, побежала к двери. Коридор прыгал перед глазами, двери размывались пятнами. Она одним рывком слетела по лестнице, ещё, пролёт, ещё, широкий коридор — дверь на улицу, собрать силы для прыжка… Пылинки. Золотистый свет. Корешки книг. Ах ты эльфийская мразь! Цири бросилась обратно в Башню. Распахнула первую попавшуюся дверь. Пылинки. Свет. Корешки книг. Она металась, раскрывала все двери ногами, пыталась прыгнуть обратно в горы, но нет, бесполезно — ублюдок держал её, точно хорька в колесе! Цири ударила ногой по стеллажу. Пухлая книга рухнула на пол, рассыпая жёлтые листы. — Пусти! Пусти меня! Сейчас же! Еще несколько книг выпало с полок. — Предатель! Я убью тебя! Тонкие нити, сдерживавшие разум, лопнули — жгучая ярость обрушилась и разом наполнила её. Цири плохо помнила, что происходило. Она рычала, ругалась, изрыгала проклятия, а в груди пульсировал сплошной огонь, и она мечтала сжечь целый мир… Книги с грохотом сыпались с полок, стеллажи дрожали, по стеклам змеились трещины. — Прекрати орать. Илльриэн стоял на пороге, привалившись плечом к косяку. Наблюдал за ней с легкой миной отвращения на лице. Она ринулась на него с мечом, захрипев что-то страшное — и тут же рухнула ничком, едва успев подставить ладони. Стукнулось о каменный пол, взвыла, дернулась — бесполезно. Из ног разом вытащили все кости. Ног больше не было. Осталась лишь мясная масса. — Я говорил тебе, — презрительно звенело сверху, — я предупреждал, что если ты еще раз набросишься на меня — будешь ползать, как слизень? Она не обращала внимания. Вцепилась руками в пол. Подтянулась немного вперед. Ещё раз. Перед глазами стояли пятнами его кожаные ботинки. Она вновь заскреблась когтями. — Тихо, тихо! — в поле зрения появились тёмные брюки и светло-зеленая рубашка. — С ним всё в порядке! — Лжешь! Предатель! — Заткнись, дура! По мановению руки её гортань и язык стали столь же бесполезными, как и ноги. Эльф сел, скрестив ноги, прямо на пол. — Безумная девка! Будь проклят тот день, когда я согласился пойти за тобой! — он вздохнул и продолжил уже спокойным голосом. — Он ранен. Царапина. Ничего серьёзного. Цири вскинула голову и замычала. Бессильно клацнула ногтями по полу. — Маска сбежала. Парализовала его чарами и ушла. Видимо…вниз, под землю. Чёрт возьми! Я и не знал, что так можно… Жалобное мычание. Чародей вновь вздохнул и нахмурился. Потом достал из воздуха маленькую баночку и с громким стуком опустил прямо перед лицом Цири. — Ты бы полюбовалась на себя! Гнойноноги из хищных лесов и то выглядят милее! На месте шрама открытая рана, dh`oine. Заражение уже началось. Если не остановить сейчас же — все попытки сделать тебя хоть сколько-нибудь симпатичной пойдут прахом… Цири молча перевернулась на спину. Зачерпнула полную пригоршню мази. Ей на лицо с размаху шлепнулось мокрое полотенце. Она долго лежала, привыкая к жгучей боли, разом пронзившей пол-лица. Смотрела в узорчатый потолок, покрытый цветочными гирляндами и бабочками. И лишь когда язык во рту вновь стал ощущаться, тихонько спросила. — Это был он? Убийца Короля? — Или она. — Он хотел убить нас? — Да. — И он…украл мою кровь? — Вероятно. — Зачем она ему? — А я откуда знаю? — разозлился Илль. Он небрежно махнул рукой — Цири тут же села, обняв колени. — Прогулка окончена. Теперь ты круглосуточно под охраной. Выход из Башни в одиночку — запрещено. Уходить из поля моего зрения — запрещено. Да! И верни подвеску, будь добра. Девочки не любят, когда их вещи одалживают надолго… Цири послушно сняла с шеи цепочку с волчицей и протянула ему. Он хмыкнул и вдруг поднял с пола какой-то маленький предмет. Положил перед ней. Кольцо с силуэтом чайки, выложенным зелеными камушками, сверкнуло в вечерних лучах. Она торопливо взяла кольцо Лары и протянула ему. Юноша качнул головой. — Насчёт этого приказов не было. Цири осторожно надела кольцо на большой палец. Взглянула на зелёную галочку. — Оно…магическое? Открывает порталы? — Не совсем, — Илль легко поднялся с пола, подхватив баночку. — Серебро хорошо запоминает маршруты. Особенно места, где провёл много времени. Что-то вроде…вроде закладки книге. Да, кстати о книгах… Чародей остановился в дверях, тряхнув светлыми волосами. — Я буду в соседнем зале. А ты, — он улыбнулся почти ласково, — выйдешь отсюда, когда приведешь библиотеку в порядок. Эльфийские мудрецы писали эти книги не для того, чтоб какая-то dh`oine швырялась ими, точно булыжниками! Дверь захлопнулась. Пылинки взметнулись фейерверком. Цири оглядела разгромленную библиотеку. Немного посидела. Побродила между стеллажей, перешагивая горы книг. Убрать всё это, конечно, невозможно — ей не сделать этого и за неделю. Остаётся только посидеть тут пару часов, а потом с самым униженным видом просить прощения. Прямо перед ней раздался шум. Часть книжной кучи обвалилась. В ноги выкатилась книга в жёлтой обложке: на ней была изображены три разноцветные птицы. Цири слегка улыбнулась. Подхватив книжку, Цири удобно устроилась на плетеном кресле с пледом. Сапоги и замызганная вусмерть накидка остались на полу. Книга явно писалась для эльфят — шрифт был крупный, первая буква на каждой странице была сделана в виде фигурной птицы. На одной странице был искусный цветной рисунок, на другой — текст. Автор явно подошел к делу с любовью — о каждой птице он рассказывал, словно о доброй знакомой. Не спеша перелистывая страницы, она наткнулась на изображение хищника с крапчатой грудкой, которого видела совсем недавно. «Вопреки своему грозному виду, ястреб является примерным семьянином. Пару он выбирает один раз и на всю жизнь. Ястреб беспрестанно заботится о самке, охраняя её покой, и даже принимает участие в высиживании яиц…» Цири усмехнулась. Рассеянно накрутила прядь на палец. Это всего лишь детская книга. Детская книга… Она вдруг приподнялась в кресле. Что он делал здесь, в Башне Ласточки? И это кольцо…значит, он был здесь много раз? Но ведь Башня была построена специально для Знающих, и пользоваться ею могли лишь члены Совета. Она пролистала еще несколько страниц. Увидела знакомый силуэт с раздвоенным хвостом. Пробежалась глазами по рассказу про «неутомимую летунью, которую не догнать даже ястребу». С хрустом перевернула лист. На соседней странице была изображена еще одна птица с раздвоенным хвостом. «Illiaerien Cyffriedien — небольшая птица, которая славится высокой скоростью полета и необычайной маневренностью. Отличается от ласточки отсутствием белой грудки и более коротким хвостом. Первоначально Illiaerien ошибочно считался ещё одним видом ласточки. Во всех книгах Aen Undod и Aen Seidhe упоминается как Dhu Zireael или просто Zireael. Лишь прославленному учёному Aen Elle, Айэнсиру аэп Криодмэй Римниэн, удалось доказать, что Illiaerien является полноценным видом…» Цири осторожно закрыла книгу. Уткнулась взглядом в стеллажи, на которых уже сгустился красноватый закат. В её голове вдруг раздался весёлый треск камина — и зазвучал холодный голос Шеалы де Тансервилль, отшельницы из Ковира: «С чего ты взяла, что в пророчестве сказано именно о тебе?..»