И ещё одно видение

– ... Должны были помочь... До Бруно доносится голос, который вырывает его сознание из непроглядной темноты. Не без усилия разлепив веки, он видит... Двух сестёр, что переговаривались между собой явно о чём-то тревожном. Бруно догадывается, о чём, когда взгляды обеих женщин оказываются вдруг прикованы к нему. – Бруно! – Джульетта восклицает первая, наклоняется ниже, а от её голоса мужчина чувствует в ушах лёгкую боль. – Господи, как ты себя чувствуешь? Он слегка приподнимается на локтях, принимая более комфортную позу для разговора. Песок маленькими ручейками сыпался со старой тёмно-зелёной руаны с обеих её сторон. Бруно нужно ещё немного времени, и ему это время дают. – Нормально... – отвечает он хриплым голосом, из-за чего звучит совсем даже неубедительно. Теперь же он чувствует, как его ладонь сжимают чужие пальцы. Джульетты. И, что важнее – ту ладонь, что была абсолютно чистой. – Что произошло? Сколько времени? – Около половины восьмого. Вечер... – сестра крепче сжимает его ладонь. – Ты был без сознания весь день... ... Что? Бруно резко вскакивает, но внезапное говокружение напоминает о его месте. – Ты что делаешь? Ляг! – рука Пепы мягко надавила ему на грудь, но приказ сорвался с её губ, словно был отрублен, прозвучал строго и неоспоримо. И Бруно лёг. Не лучшие условия для удобства и осанки, но Мадригаль не думает озвучивать это вслух. Кровать в его комнате жёсткая, не сильно приятная, всё остальное – молчит. И женщины тоже молчат. Какое-то время. – Ты помнишь, что произошло? – уже не скрывая беспокойства в собственном голосе, спросила Джульетта. Бруно схватился за голову, сжав до боли угольно-чёрные кудри, словно это должно было как-то помочь ему в размышлениях. – Плохо... Ох, Камило... – пазлы начали потихоньку складываться воедино; он вспомнил о племяннике! – Камило! Не ругайте его, он не виноват, прошу вас! Бруно говорил спешно, можно было решить, что он в бреду. Собственно, именно об этом сейчас и подумали старшие, судя по их изумлённым без отвращения лицам. – Камило? – Пепа изогнула бровь в удивлении. – Он сказал, что вы разговаривали, и ты вдруг почувствовал головную боль, а когда он вернулся вместе с нами – ты уже был без сознания... – последнее женщина добавила чуть тише, однако изумлённости в её голосе это практически не убавило. – А... Да, верно! – Бруно постарался заверить сестёр как можно убедительней своим согласием, смекнув, что племянник преукрасил некоторые вещи. – Так всё и было. Просто мало ли вы могли не то подумать, хах?.. Сёстрам совсем не смешно. Как тут может быть что-то смешное, когда он сознание потерял? Бруно же просто пытался как-то разрядить обстановку и переменить тему. Он чувствует к своей руке очень странные прикосновения. Поглаживания... Его что, в самом деле гладят? У Джульетты нежные тёплые руки, которые прямо сейчас ласково поглаживают его ладонь. Худую и холодную. – Тебе стоит больше отдыхать, братишка... – мягко замечает она, на что Бруно неуверенно кивает. Да, дело не в этом, но Джульетте знать о том совершенно необязательно. Да и вообще кому-либо знать – совсем ни к чему. Ерунда какая-то. В мире есть огромный ряд вещей, которые порой кажутся людям мимолётными, простыми. Незначительными. Бруно же теперь видел в них совершенно иной смысл. Его семья – всё, что у него есть, с ранних лет и до сегодняшнего дня. Ради неё Бруно готов на что угодно и даже на самопожертвование. Племянники – его маленькие, прекрасные ангелы, которые за столько лет уже начали казаться ему своими собственными детьми. Да и те были совсем не против. Бруно помнит, как маленькие ребятишки его сестёр любили проводить время со своим дядей, задавая разные вопросы, вытягивая смешные истории и сказки, какие Бруно умел сочинять, наверное, одним из лучших в общине; упрашивая с ними поиграть. Как сейчас это делал Антонио. Однако и став старше дети интерес к нему не утратили, а порой казалось, что он и вовсе усилился, подкреплённый годами долгой разлуки. В тот вечер Джульетта не заметила кровь на его руке. Сам мужчина не решился ничего сказать на тот момент. Ему нужно было побыть одному. Просто побыть одному. Когда сёстры покинули его комнату, закрыв за собою дверь, он сел на кровати и молчал, просто молчал, где-то с минуту тупо глядя в одну точку, не в силах оторвать взгляда или прервать поток слёз, начавшийся внезапно и незаметно для него. Бруно не хочет умирать. Но многое из того, что он видел, ему не нравилось, однако это не предотвращало пророчества. Бруно это понимал. Ему часто приходилось мириться с неизбежным, но всегда это занимало разные отрывки времени. Последнее его предсказание, связанное с примирением семьи, было одним из лучших за все годы. И лучшим из последних. Бруно не знал, как ему возможно будет смириться с гибелью кого-то из членов семьи, а теперь не знал, как смириться со своей собственной. Он многое не успел. Очень многое. Ему уже наплевать на то, что он никогда не увидит рядом с собой милую жену и собственных детей. Он лишь надеялся, что хотя бы сможет проводить время с племянниками, наладить отношения с матерью и сёстрами. Что всё будет, как раньше, но нет: как раньше по определению быть не может. Бруно закрывает рот рукой, чтобы не закричать, в то время как слёзы сжигали глаза и кожу на всём лице. У него было много времени. Достаточно много, чтобы успеть что-либо сделать. Он жалеет, что этого не делал. Что не мог постоять за себя а детстве, хотя знал, что не виноват толком ни в чём из того, в чём его обвиняли. Что не мог ответить матери, ведь та ошибалась, настолько запуталась в своих ошибках, что не могла распутать этот канат обратно без чужой помощи, а Бруно, наблюдавший за процессом раскола достаточно долго, так ничего и не предпринял. За то, что, чёрт возьми, десять грёбанных лет он провёл в стенах вместо того, чтобы проводить время с детьми и наслаждаться хотя бы тем, что имел. Потому что испугался. Не столько за себя, сколько за Мирабель – это была правда. Но на что же он надеялся? На то, что вернётся с чистой душой, искренними побуждениями, будет тут же прощён и всё вернётся на круги своя? Как бы не так! Жизнь дала ему время, но, увидев, как небрежно к нему относится Бруно, решила наказать его. Эта болезнь – его кара. И он сам в ней виноват. Шли дни, а он так ничего не рассказал. И не расскажет. Ему совершенно не хочется переполоха в доме, который возникнет абсолютно точно. Да и, что удивительно, в последнее время мужчина стал чувствовать себя намного лучше, чем некогда прежде. – Могу ещё чем-то помочь? Ему, конечно, нравилось наблюдать за умелыми действиями старшей сестрицы во время готовки. Та ловко разбивала яйца, засыпала всё мукой, месила тесто. Бруно же слонялся по дому без особого дела, поэтому забрёл на кухню к Джульетте, решив, что может быть полезен хотя бы там. – Не стоит. Я почти закончила, осталось только добавить пару яблок, – Джульетта размышляла вслух, но Бруно следил за потоком её мыслей. – Я принесу! Бруно живо поднимается со стула, на котором сидел до этого. Он знает, где находятся яблоки – в подвале, внизу, где стоит множество ящиков с овощами и фруктами, которым не требовался холодильник. Преимущественно всё же яблок. Бруно легко спускается по лестнице – тут ступеней в десяток раз меньше, чем в его комнате, – и практически сразу натыкается на ящик спелых фруктов. В подвале пахнет растительностью и совсем немного – сыростью. – Что ж... Ящик красных яблок. Звучит и выглядит просто. Он выглядит совсем не таким тяжёлым, каким оказывается на самом деле. Обеими руками Бруно обхватывает деревянный прямоугольный ящик, набитый прямо до отвала. Вдох. Он поднимает с трудом и с трудом удерживает. – И как они только это носят?.. Теперь же, тащась вверх по лестнице с ящиком,он действительно может привести в сравнение лестницу своей башни. – Дядь, тебе помочь? Голос Луизы, высказывающий предложение о помощи, он слышит совсем рядом с собой уже наверху и поворачивает голову. Девушка была обеспокоена тем, как Бруно с трудом держался на ногах под тяжестью им несённого. – Не стоит, я сам справлюсь, – он слегка улыбается племяннице, но спины разогнуть не может. Между тем в правом боку он ощущает лёгкий толчок. – Лучше согласись, – шёпотом говорит ему Мирабель, тоже не пойми откуда здесь появившаяся. – Иначе Луиза расстроится. О, нет. Он совсем не хочет, чтобы Луиза была расстроена. Он уступает ей яблоки и видит реальное счастье в глазах той. А затем происходит то что Бруно объяснить никак не может. Подойдя к матери, Луиза вручает ящик... Ей. А Джульетта берёт его в руки, почти не изменившись в лице и не дрогнув в мышцах. – ... Это... Как?! – изумление в голосе Бруно звучит даже несколько забавно. Его утешающе хлопает по плечу Мирабель. – Луиза у нас больше пошла в маму. А тебе бы, дядя, чаще тренироваться, – он смотрит на девушку несколько даже с обидой, что было благополучно проигнорировано. Мирабель придвигается ближе к его уху. – И меньше беспокоиться о будущем, – шёпотом добавляет она, и Бруно всё понимает. Конечно, в семье уже быстро распространилась новость о его состоянии. И, похоже, все считали, что это целиком и полностью вина его дара. Что ж, пусть будет так. И только Мирабель знала, что на самом деле так тревожило и не отпускало её дядюшку, заставляло всё больше и больше заглядывать в будущее. Девушка была сильно обеспокоена этим видением, но точно не хотела, чтобы дядя продолжал изнурять себя бессмысленными попытками. – Ну, раз здесь моя помощь не нужна, – с театральной обидой произносит он, разворачиваясь к выходу из кухни. – Я лучше пойду подышу свежим воздухом. – Хорошая идея, братец. ************************** На улице было тепло, свежо и приятно. Бруно уже соскучился по прохладному ветру, приятно щекочущему кожу и трепавшему кудри. Столько лет в заточении сделали для него волшебными моменты, проводимые на улице без всякого занятия. Можно было бы прогуляться к реке или сходить в город. Наверное, лучше к реке. Там меньше людей, тишина и спокойствие, чего сейчас Бруно желал немногим больше. – Дядя? Он слышит тоненький голос и уже привычно опускает голову к земле, где стоит маленький племянник. – Что такое, Тонито? – он приседает на уровень ребёнка, поскольку в его глазах сумел прочесть любопытство и очевидное желание что-то сказать. – Ты не видел Ариаду? – Ари... Кого? Мужчина хмурится в явном недопонимании. – Капибару. Я нигде не могу её найти. Утром она выходила из моей комнаты... Малыш действительно был взволнован и стал только более тревожен, когда дядя помотал головой в знак отрицания. Тогда ребёнок печально вздохнул. Видеть грусть в его глазах было совсем не по нраву Бруно. Он знал, как младший сын сестры любил животных и даже немного удивлялся тому, как маленький мальчик умудрялся следить за каждым из своих многочисленных питомцев, помнить, как кого зовут и кто в чём и когда нуждается. Бруно мягко положил руку на плечо Антонио; тот поднял на дядю грустные глаза. – Я думаю, она обязательно вернётся. Капибары очень ленивые, ты ведь знаешь. Наверняка твоя Ариада сейчас отдыхает где-нибудь с нашим домом. Он ласково потрепал ребёнка по волосам. Они были кудрявыми, словно специально кем-то завитыми, что, разумеется, было не так. В этом малыш Антонио был сильно похож на своего папу, точно так же как и в тёмном цвете кожи. А улыбается он – совсем как мама, и эта улыбка очень радует провидца. – Знаешь, а давай поиграем? – Во что? – Антонио вопросительно склоняет голову и смотрит на дядюшку с живым, дополненном радостью любопытством. – Эм... Не знаю... – молодец, Бруно, предложил. –В прятки? – самое банальное и единственное, что сейчас ему вспомнилось. Однако глазки любителя животных тут же вспыхивают энтузиазмом, сместив былую печаль. – Давай! Будешь водой? – Конечно..! Только хорошо спрячься! Маленькие ножки Антонио передвигались на удивление быстро, и вскоре кучерявого мальчишки уже и след простыл. Бруно с нежностью улыбнулся, глядя ему вслед, после чего отвернулся к стволу дерева, как бы закрывая глаза. – Раз, два... Пока он считает, ребёнок в нерешительности облюбовывает то одно, то через секунду уже совершенно другое место. И никак не может решиться. Бруно не нужен супер-слух Долорес, чтобы слышать, как Антонио мечется из стороны в сторону, заставляя траву звучно шуршать. Но проходит время – и звуки стихают. Пророк как раз прекращает считать. – Я иду искать! Так... Он точно слышал где-то здесь. Под деревом? Нет. Садик за виллой достаточно большой, так что спрятаться тут было бы можно так, что найти после оказалось бы довольно затруднительно. Тут высокая трава и кустарники. Деревья. Бруно проходит мимо них с видом какого-то надзирателя, однако племянника обнаружить нигде не удаётся. И это очень странно. – Где же ты-ы, Антонио? Он протяжно зовёт племянника, заглядывая за следующий куст, где мальчонки по-прежнему нет. Однако что это – рядом с самим домом, за самым его углом, совсем чуточку виднеется светлая кремовая шерсть. Этот оттенок кажется отдалённо Бруно знакомым. Несколько озадаченный, он медленно приближается к заинтересовавшему его ум объекту. Трава под его ногами практически не шуршит – Бруно передвигается очень тихо. Однако объект непроизвольно дёргается, когда мужчина оказывается совсем близко, и сам провидец рефлекторно отскакивает назад, охая и хватаясь за сердце. – Ты нашёл Ариаду! Голос Тонито возвращает его к реальности. Бруно поворачивает голову сначала в его сторону – мальчик выскочил из-за большого серого камня, стоящего справа от дома, за которым, видимо, всё это время и прятался, – а затем и обратно к стене. То, что он мысленно ознаменовал "объектом", оказалось капибарой. Что ж, одной тревогой в этом доме меньше. Однако ребёнок смущённо опускает глаза к своим же ногам. – А ты проиграл, Тонито, – с хитрой ухмылкой он смотрит на ребёнка, который только что завершил раунд, благополучно сдавшись. Как бы не так. – Если так... То для начала поймай меня! Бруно не успевает проанализировать сказанное, когда Антонио пулей срывается с места. Он лишь успевает ответить "хэй, так нечестно!", после чего сам пускается в бег. Ребёнок огибает дом, Бруно – за ним. Племянник надеется скрыться от дяди в деревьях, но и это не сработало – старший на удивление ловок, реально на удивление для своего возраста. Малыш сам едва протискивается меж деревьев, в то время как Бруно это с лёгкостью удаётся. Тонито выбегает из чащи, быстро и часто дыша, и оглядывается по сторонам. Тихо и пусто. И страшно. Куда подевался дядя Бруно? Паренёк буквально вскрикивает, когда чужие руки подхватывают его сзади за оба бока, приподнимая над землёй и заставив испытывать лёгкие болезненные ощущения. – Попался! – голос дяди, наигранно-злодейскй, он не может спутать ни с чем. Он заходится в счастливом смехе, когда Бруно сажает его на ветку дерева, заранее зная, что Антонио – будто бы прирождённый скалолаз, которые взбирается по деревьям гораздо быстрее и проворней него самого. Это дело он освоил ещё с пелёнок, наверное, вместе с навыком ходить на двух ногах. Бруно тоже тяжело дышит, опираясь о ствол одной рукой, другую уперев в бок, и опустив голову к земле . – Ну и загонял же ты меня, ха-ха, – он отдыхивается, но, чёрт, выглядит настолько бодро, что даже маленького Антонио это удивляет. Дядя уже не сильно молод, но бегает лучше некоторых подростков. Его выносливости и ловкости можно было бы поапплодировать стоя. И как он способен на подобное после десяти лет заточения в стенах? – Тонито! Малыш резко, словно птица, вскидывает голову, услышав принуждающе-зовущий его голос матери. А затем, крепко держась за верхние ветки и касаясь ногами нижних, он спускается и бежит, от Бруно и ближе к дому. Там уже показывается Пепа, вслед за нею – Феликс. Вообще второй часто ходил рядом со своей женой, ведь её в буквальном смысле в любой момент могло что-то разозлить, опечалить или чересчур сильно порадовать. А Феликс – ходячее и самое эффективное успокоительное. Женщина наклоняется и целует сына в щёку, когда тот на радостях подбегает к ней, но затем внимание рыжеволосой привлекает сгорбленная фигура брата. Бруно держится за грудь и всё ещё пытается привести в норму сбившееся дыхание. – Чем это вы тут занимались? – Играли в прятки, – предсказатель с хитрой ухмылкой смотрит на Антонио, и тот улыбается старшему в ответ. – Дядя Бруно нашёл и догнал меня! – с восторгом произносит ребёнок словно это должно было быть не так, словно он не сам выдал себя по-глупому в этой игре. – Это всё замечательно, милый, но твоему дяде не стоит так гоняться, – мягко замечает Пепа, поглаживая его голову. – Всё хорошо, правда, – отвечает Бруно, довольно быстро наконец придя в себя. Но Пепа неумолима. Она смотрела на брата со всей строгостью, как это умела делать только она; всем своим видом женщина как бы показывала, будто не верит ни единому его слову. Или же показывала, будто тот вообще ничего не понимает. – Пойдёмте на обед. Уже пора, – сына она берёт за руку, а Бруно взглядом призывает следовать за собой, причём настойчиво. – Бруно, ты уже не ребёнок. Не можешь самостоятельно понять, что тебе можно, а что нет? Грозный вид сестры убеждает его, но наталкивает на мысли. "Ты не ребёнок, ты – дед" – что-то по типу этого? Бруно не двадцать и он прекрасно понимает это. Однако он в прекрасной физической форме... Или, вернее, был. Он понимал, что Пепа беспокоится из-за его обморока, хотя ничего не знает о болезни. Наверное, если бы знала, уже точно сошла бы с ума. И всё же Бруно немного неприятно. Его считают слабым, который постоянно нуждается в помощи и чужом совете. Пепа старше, но, как она сама сказала, Бруно способен определить, что ему можно. Что плохого в том, чтобы немного побегать и поиграть с ребёнком на свежем воздухе? Ему не доверяют настолько сильно? Он следует за сестрой и Антонио с печальным опущенным взглядом, одной рукой схватив другую в области локтя. Его отчитали, причём, что немного обидно, на глазах Антонио, который видел своего дядю таким ловким и смелым поначалу.