أنت شجاعة جدا! وأنت ذكية جدا! أنا أريد أن أصبح مثل شجاعة وذكية! (1) -
На это ты лишь улыбнулась. Да, в твоей профессии, хотя какая к чёрту эта профессия, приходилось быть и очень смелой, и очень умной. Желание изучать Восток у тебя, казалось, было всегда. Неизвестно, с чего это началось. Может быть, с первого просмотра сериала "Великолепный век" вместе с мамой, его ещё тогда крутили по две серии уже поздно вечером. Сначала ты плевалась и раздражалась, не понимая, зачем тратить время на эту муть, которая ещё и на пятисотый сезон завернула. Но ничего, привыкла, даже втянулась, и уже с не меньшим интересом, чем мама, начала смотреть серии одну за другой. А может быть, всё дело было в подростковом бунте, когда хотелось быть "не такой, как все", так что ты зачитывалась политическими новостями, а наиболее интересные, горячие, приходили-то как раз с Ближнего Востока. "Туда мне надо, хочу тоже там поучаствовать", - странно подумала ты, и после школы пошла учиться на востоковеда. Интерес угас быстро, да не бросать же начатое? Родственники-то не поймут. Вот и просидела все четыре года, а потом куда? В магистратуру на международку? Или, как мама советует, на международное право: "Хоть немножко профессия твоя будет связана с миром, в котором ты живёшь. Ты не дочь дипломата, да и сама говорила, что в посольства девчонок не берут. Опасно это. И важные эти особи не хотят вести деловые переговоры с женщинами. Придумала ты себе задачку! На мою-то голову! А вот твоя одноклассница"... Дальше ты никогда не слушала. Что тут можно возразить? Разве самой не обидно было, когда на первом курсе вам, только пришедшим в университет, намекнул один из преподавателей, что пути у девушек два - либо замуж за шейха, либо прозябание где-нибудь в нефтяной фирме секретаршей. Потом, конечно, выяснилось, что есть ещё вариант с журналистикой, но там всё сложно. Куда не кинь - везде клин. Идея уехать учителем-волонтёром пришла неожиданно и ошарашила, как обухом по голове. Мама, конечно, была против, но для себя ты всё решила - ехать, и точка. В хорошие места многие не дураки попасть, так что ты выбрала вариант более опасный, поближе к боевым действиям. Вероятно, это решение было и отголоском того подросткового бунта, который придал тогда тебе семнадцатилетней уверенности в правильности выбранного направления. А может, это лишь было следствие депрессии, которая сформировалась под грузом неприятных мыслей о своём будущем. Как бы там ни было, а на Ближнем Востоке ты оказалась быстро. Учителей не хватало там катастрофически. Работать, правда, предлагали буквально за еду и ночлег, ну, а что ты хочешь? Мы ж всё-таки благотворительная организация, ты тут не деньги зарабатывать приехала. Занятая такими мыслями, ты и не заметила, как уже давно покинула приветливый дом Самиры. Их полуразрушенная хижина ещё месяц назад находилась в эпицентре боевых действий, так что, отходя от дома нужно было быть вдвойне аккуратной, сапёры хоть и поработали тут, но ты знала много историй о том, как детям в, казалось бы, безопасных местах, минами отрывало ноги. Да что там говорить? И в твоём классе был Саид, который ходил с костылём - у него не было ступни. Почти все дети, которых ты обучала, были жестоко травмированы войной: у кого-то боевики расстреляли родных, кого-то задела шальная пуля, а кто-то вот сам напоролся на мину. Страшнее войны была только повальная нищета. Тетради детям делали из каких-то листов, а ручек или карандашей, зачастую, было намного меньше, чем учеников в классе; ты уже боялась, как бы не пришлось переходить на глиняные таблички, как во времена государств древности, но пока, вроде, обходились. Самым тяжёлым испытанием, которое тебе приходилось преодолевать каждый день, начиная с первого, была необходимость носить платок и закрывать одеждой всё тело, даже в пятидесятиградусную жару. Ты пыталась бунтовать, приходила одетая "по-человечески" в школу, но после этого количество учеников в классе заметно снижалось. Их родители и так сложно мирились, что учительницей их детей была христианка, а уж её распутный вид они терпеть точно были не намерены. Даже вот Самира... Девочка, хоть звёзд с неба не хватает, но видно, что учиться любит, даже больная она всё равно с поразительным упорством вставала и шла в школу. Когда ты самовольничала и нарушала «дресс код», родители ей, конечно, запрещали посещать занятия, но она всё равно приходила, не в класс, туда ей было нельзя, Самира вставала у окна класса, которое ты заранее открывала нараспашку, и через это окно следила за ходом занятия, аккуратно всё записывая в свои тетради. Маленькая девочка, а упорства в ней было на целую толпу взрослых. А как же тут не упорствовать, если у неё была мечта! Это был, конечно, большой секрет, но с тобой девочка им поделилась: ей хотелось стать большим человеком в политике. Женщинам, разумеется, это нельзя, но она видела! Видела своими глазами женщин-политиков, и видела, что их слушали! И вот когда она сама станет большим политиком, и все будут её слушать, она им расскажет, что войны – это плохо, что всем-всем-всем нужно мирное небо над головой, что образование нужно всем и везде, что животных нужно беречь, ведь людям-то от бомбёжек страшно и плохо, а каково тем, кто меньше нас! И много чего ещё, ведь они же неплохие, да? Просто не знают о нас, а вот если бы знали… - Эй! – Кто-то схватил тебя за руку и потянул в один из тёмных закоулков. Ты и не заметила, как дошла уже до города. Видимо, всё же сложилась определённая привычка, которая и вывела тебя бессознательно на путь к общежитию, где уже, скорее всего, крепко спали твои коллеги. И даже то, что кто-то тебя схватил и тащит непонятно куда сначала никак не отозвалось в твоём сознании. - Ну и долго мне тебя тащить, как мешок с картошкой? Может уже сама, своим ходом почапаешь, а? – Только после этих слов ты поняла, кто это так бесцеремонно выдернул тебя из задумчивости. - А ты не толкайся! И руки убери. Чего вообще от меня опять надо? – Вздох отчаяния вырвался сам, полностью выдавая настроение. – Я вообще-то спать шла. Дополнительные занятия с детьми, как ты знаешь, не приносят ничего, кроме усталости и дополнительного геморроя. - Так откажись. Делов-то. Ты смерила её неприязненным взглядом, в котором читалось «совесть-то имей». - Да я шучу, знаешь же! – Отозвалась она. – А я к тебе не просто так, а с новостями. Есть две новости, хорошая и плохая. Хотя шучу: плохая и очень плохая. Какое-то у меня сегодня весёлое настроение, к чему бы это? Ну, так с какой начать? Ты подняла взгляд на лицо своей знакомой, и увидела, что на нём, несмотря на сильный загар, проступали зелёные и серые оттенки. Ситуация была, по-видимому, очень серьёзная, раз даже она, опытная подпольщица, была готова упасть в обморок. - Ну и видок у тебя, в гроб краше кладут. – Съязвила ты. – Давай выкладывай, что стряслось. Женщина помолчала, наверное, с минуту, а потом разрыдалась. Ты кинулась её утешать, но она лишь сильнее заходилась в истерике. Кое-как ты смогла понять, что кто-то очень серьёзный идёт по её следу и следу её сына – Ганса, что дни подполья, скорее всего, сочтены, как, впрочем, и её. - Ты же не знаешь вообще ничего! – Орала она. – Мой сын – внук канцлера Германии, единственный его наследник. Старик, видимо, из ума выжил, приказал доставить нас под его царские очи: Ганса живым, а меня – как получится. Десять лет назад я сбежала от его тирании и тирании капитала, которую он учинил в стране… Дальше полились какие-то малопонятные тебе рассуждения социалистическо-коммунистического толка, вникать в которые у тебя не было ни сил, ни желания сейчас. - К подполью социалистическому я примкнула ещё там, в Германии, в юности. Никогда этого не скрывала. А то, что с сыном сбежала строить здесь новый справедливый мир, так я не могла его оставить! Он всё, что есть у меня. А они из него воспитают такую же акулу капитала. Нет, не позволю! – И женщина, Умм аль-ляун аль-ахмар, окончательно захлебнулась слезами. Её имя переводится, как мать красного цвета, и так, по крайней мере, она тебе тогда, ещё четыре месяца назад, представилась, когда вы встретились в первый раз. - Интересная ситуация выходит. - Ты поднялась с колен, на которых была, пока пыталась утешить женщину. - Так ты террористка! И мне не сказала. А сейчас вот сидишь, плачешь, на всю округу орёшь свои тайны, а вдруг кто мимо пройдёт. Я и так, видимо, не по своей вине замазалась об тебя, не хватало ещё... - Помолчи! - Перемена, произошедшая с женщиной была разительна. Она уже не тряслась в рыданиях, а тоже прямо стояла рядом с тобой, утирая белоснежным платком оставшиеся слёзы. - Квартал оцеплен моими людьми. Надёжно. Можно хоть оргию, хоть крупное жертвоприношение проводить, никто километрах отсюда не услышит. - А... - Если кратко, то ты права. И жаль, что на моё маленькое представление не купилась, не пришлось бы тогда угрожать. Ты лишь всхлипнула. Ноги от таких слов подкосились и, чтобы не осесть на пыльную дорогу, ты схватилась за выступ в стене. Мир покачнулся раз, второй. Тошнота подступила к горлу. "Хорошо, что я не завтракала. И не обедала. И не ужинала", - промелькнуло в голове. - Вижу, осознаёшь своё положение. Тогда так - выполнишь маленькую услугу, а я в благодарность на это и сама на допросах, если поймают, не буду про твою дружбу со мной говорить, и другим запрещу. А то, знаешь, что бывает за дружбу с социально опасными элементами? - Представлю. - Кивнула ты. - Двадцать лет тюрьмы, как за терроризм, хотя ты в атаки и не ходила, и здания не минировала. - Она пожала плечами. - Короче, слушай, что от тебя требуется. И рассказала она тогда занимательную историю. Надо же тебя в курс дела ввести, всё-таки ты имеешь право знать, в какие неприятности тебя втянули. Всё покатилось под гору в один из обычных дней, который, если бы не одна деталь, ничем бы не отличался от своих предшественников. Светило жаркое пустынное солнце, воздух пах озоном, а одежда прилипала к телу. Умм аль-ляун аль-ахмар шла в магазин. Несколько её подопечных были отправлены на задания, ничего серьёзного или опасного,так что она даже и не думала о них. Целые и невредимые, они через час должны были показаться и в паре слов рассказать обстановку на местах. Прошёл час, она успела вернуться из магазина и даже бросить одежду в стирку. "Что ж, бывает. Может, их задержало что-то. Арабы - общительные люди, может, друзей или родственников встретили, заболтались. Знают, что дело не к спеху, вот и не торопятся", - промелькнуло у женщины в голове, и она отправилась дальше делать домашние дела: готовить, гладить вещи, разбирать игрушки, а потом и сын из школы пришёл - надо его накормить и помочь с уроками. Умный он очень, так что редко когда просил что-то объяснить. Потом шёл час родного немецкого языка, она очень боялась, что сын его забудет, поэтому ревностно следила за тренировками в нём. Лишь к вечеру, когда Ганс уже спал в своей кровати, пришли её подопечные. Они были бледнее обычного и сразу с порога сказали, что заметили за собой слежку. Хвост сбросить удалось лишь полчаса назад, к ней они добирались уже пешком, так что это заняло так много времени. Умм аль-лаун аль-ахмар не обратила особого внимания на этот факт, слежка была обычным делом, полицейские то одной, то другой страны пытались их поймать, да и верные псины канцлера не дремали, тоже не оставляли попыток выйти на её след. Отпустив своих людей, она легла спать. - А на следующее утро я обнаружила гостя в своей комнате. На подоконнике сидел высокий мужчина в военной форме. Мой взгляд сразу уцепился за нашивки. Так вот, представитель элитного спецназа, из KSK, посетил меня. От таких бегать сложно, да и не убегу я далеко, дёрнусь - пристрелит сразу. Ты сглотнула. Шестое чувство говорило, что этот мужчина принесёт ещё много проблем. - И вот, поговорили мы по душам. Он сразу сказал, что добегалась я и что пора собираться домой. Ну, в Германию. Сын, говорит, в школу ушёл, ну ничего, ты сейчас соберёшься, и мы за ним сходим. - А дальше? - Спросила ты шелестящим голосом, предчувствуя близкий конец истории. - Что дальше-то? - Она закатила глаза и стала что-то судорожно искать по карманам. Наверное, сигареты, но ведь Умм клялась бросить эту вредную привычку, при сыне же и сожгла остатки. И действительно, в карманах было пусто. Чертыхнувшись, она продолжила: - Дальше я стала собираться, но бравый солдатик не учёл того факта, что я женщина хитрая, заначек интересных дома много имею. Вот из одной такой заначечки я и вытащила пистолетик. Он, раззява, в окно смотрел, а не на меня, поэтому только когда первая пуля попала ему в грудь, понял, что происходит, но поздно было. Я весь магазин в него разрядила. Не забыла и о контрольном в голову. Но... - На этих словах она зябко поёжилась. - Понимаешь, потом я ушла прятать сына, а труп кое-как спихнула в тайник под полом, досками прикрыла, а сверху шкаф. Думала, что разберусь, когда сын будет в безопасности. Домой я вернулась уже после полудня, смотрю - шкаф валяется в стороне, доски пола, где труп был, разворочены. И вид был такой, как будто этот мужчина очнулся и вылез из тайника. Сам!!! Но... Но какая же силища для этого нужна?! И вообще.. Вообще, я же его убила. Убила! Тут у террористки началась самая настоящая истерика. Было видно, что в этот раз она не играет, а по-настоящему борется с собой, чтобы не зарыдать или не упасть в обморок. У тебя холодные мурашки побежали по спине, а волосы начали вставать дыбом. - Вижу, хочешь ты сказать, что это его товарищи вытащили труп. Не надо этого. - Она приложила мокрый от прошлых слёз платок ко лбу. - Надо видеть, во что превратилась моя спальня, чтобы поверить мне, а у нас на это времени нет. Я решила вернуть сына домой, а сопроводишь его ты. Сейчас один из моих людей отвезёт тебя к нему, а там, иншаалла, в аэропорт. Всё, хватит. Старик уже какого-то киборга послал, что будет дальше? А я уехать не могу... Надеюсь, сын простит, или, хотя бы, поймёт мои мотивы. - Но почему я? - Ты просто не могла поверить в реальность происходящего и мысленно молилась про себя, чтобы это оказалось просто плохим сном. Кошмаром. - Ну, потому что ты знаешь немецкий... Нет-нет, не перебивай! Знаю, что со словарём только можешь что-то понимать и переводить, но там много и не надо. Не идиоты же они, чтобы тебя мучить, дадут переводчика, а ты уж не зевай - сразу проси из посольства своей страны, а на другого не соглашайся. А то мало ли. - Она перевела дух. - Но это только первая причина. Вторая же заключается в том, что они про тебя уже знают. Знают, что мы подруги, ну, или типа подруги. Сама же сказала, что замазалась об меня... - Женщина хотела что-то сказать, но вдалеке раздались выстрелы. - Чёрт, это он! Короче, я побежала. Удачи тебе. - Она порывисто тебя обняла, а потом встряхнула и продолжила. - Сына береги! После этого она исчезла. Ты же осталась стоять посреди тёмного проулка, полностью ошарашенная. Было тихо, и ничего не напоминало о только что состоявшемся разговоре. Однако долго тебе прохлаждаться не дали. Какой-то араб подошёл к тебе и, кивнув, взял за руку. Вы долго петляли какими-то закоулками, пролезали в щели полуразрушенных зданий, перепрыгивали воронки от взрывов. Вскоре ты поняла, что ещё немного, и ты свалишься в обморок. Усталость давала о себе знать, а заряд адреналина, полученный в ходе разговора с "подругой" уже подошёл к концу. Ужасно болел живот, напоминая, что ела ты последний раз вчера днём. Но вы всё шли и шли. Проводник никак не реагировал на твои вопросы, даже не оборачивался в твою сторону. И вот ты почувствовала, что всё, сознание как будто накрыли тёмным покрывалом, а глаза сами собой закрылись. ... Очнулась ты уже в самолёте. У иллюминатора сидел сын Умм аль-ляун аль-ахмар, с задумчивым и печальным видом он смотрел на проплывающие мимо облака. Справа тоже кто-то сидел, но ты не находила в себе мужества повернуть голову в ту сторону, и даже непонятно, что было бы страшнее: увидеть на мужчине раны от пуль и дырку от контрольного выстрела в голове или не увидеть ничего из перечисленного. "Подруге" ты всё же верила, ну не могла бы она такую историю придумать, не стала бы... - Guten Morgen, wie hast du geschlafen? (2) Ужас затопил всё твоё тело от кончиков волос до кончиков пальцев. Этого не могло быть. Просто невозможно. Неужели это действительно тот мёртвый солдат? Но как? Почему? Все эти вопросы роились в твоём мозгу, причиняя жуткую головную боль. Мужчина же, не дождавшись твоего ответа, продолжил: - Hast du Hunger? (3) Ты, по-прежнему стараясь не смотреть на него, кивнула. - Gut. (4) - Он кивнул и позвал стюардессу. С этого момента ты окончательно перестала понимать, что он там ей говорил. Когда принесли еду, его рядом не было. Видимо, отошёл в туалет. Если так, то у вас с Гансом было достаточно времени, что перекинуться парой фраз.(5) هل أنت بخير؟ هل تريد أي شيء؟ - لا (6) -
Больше он не отвечал на твои вопросы и делал вид, что тебя не существует, а та ситуация, в которой вы вдвоём оказались, его не касается. Вскоре вернулся и тот спецназовец, так что ты оставила все попытки достучаться до мальчика. И остаток полёта вы провели в полной тишине. ...Самолёт приземлился в Германии уже вечером. Сгущались сумерки, когда вы спускались по трапу самолёта. Ты смотрела на первые робкие звёздочки и мучительно думала о своём будущем, о "подруге", о её сыне, о том, почему мёртвый солдат на самом деле не мёртвый, вон, как бодро шагает впереди вас, и ты даже могла поклясться, что видела его улыбку, когда вы только вышли на свежий воздух из самолёта. А всё же смотреть надо было не на звёзды, а под ноги, потому что один из пассажиров перед тобой почему-то замешкался, ты не заметила этого и споткнулась об него. Незадачливый мужчина тоже не удержал равновесия, и вы вместе полетели вниз, сшибая людей. Под трапом мгновенно организовалась куча-мала, лишь твой спутник каким-то чудом не попал вместе с вами в эту копошащуюся массу. Солдат сначала нашёл Ганса, который шёл за тобой, потому тоже не поучаствовал в вашей мини-катастрофе, и взял его за рукой. Потом они вдвоём приблизились к вам, люди уже и сами начали распутываться и выбираться из-под тел друг друга, так что и ты вскоре присоединилась к своей компании. Спецназовец смотрел на тебя с таким разочарованием и упрёком, что ты не нашла ничего лучше, чем сказать: - Ну извините уж! Земля вот не держит меня. - Йа, это есть очевидно. - Ответил тебе солдат. От такого поворота ты так и села обратно на землю и уставилась на него, как будто бы он был восьмым чудом света. - Встать. И не смотреть на меня так. - Немец подал тебе руку, но ты её оттолкнула и встала сама. - Моя подруга, за которой Вы гонялись, русский выучила по книгам Ленина-Сталина, хоть это и удивительно. - Решила ты съязвить. -А Вы-то откуда мой язык знаете? - Выучил. В 41 под Москвой. - От такого ответа тебе вновь сделалось очень дурно. Мужчина же, улыбнувшись своей шутке (боже, пусть это будет только шутка!), повернулся и потащил Ганса к автобусу, который должен был вас отвезти до здания аэропорта. Ты поспешила следом. Остаток дня, как и последующую неделю ты помнила плохо. С Гансом вас разлучили, уже когда ваша троица вышла из аэропорта. Солдат вместе с мальчишкой сели в мерседес с наглухо тонированными стёклами, а тебя упаковали в полицейскую машину и под конвоем доставили в какой-то номер в какой-то гостинице. Вещей, которые можно было тебе, было по пальцам пересчитать, и все они ограничивались пределом номера. Пару раз тебя возили на допросы, но много не добились, да и ты сама многого и не знала. Может, ты была и бы и рада подставить подружку, да только возможности не было. Ганса ты не видела больше, и никто не говорил тебе, как он там. Солдат тот тоже больше не приходил, однако иногда ты могла увидеть его, когда выглядывала в окно. Перед отелем был маленький парк, и вот там он иногда появлялся, бросал взгляд на окна здания и, если видел тебя, сразу исчезал. Так прошёл месяц. Ты уже осмелела настолько, что закатывала истерики всем, кто бы ни появился на пороге твоего номера: и уборщицам, и полицейским. Тебе уже хотелось с кем-то поговорить вживую, но уровень твоего немецкого был слишком низок для этого, а английского они не понимали или делали вид, что не понимали. Но однажды к тебе пришёл настоящий гость. Как только он открыл рот, ты уже пожалела о своём желании поговорить хоть с кем-то. Этот мужчина был чересчур активным, болтал без умолку, так что у тебя вскоре заболела голова. Он представился лучшим другом того бессмертного спецназовца и сказал, что именно этот солдат попросил его навестить тебя. "Интересно девки пляшут", - пронеслось у тебя в голове, и ты стала слушать, что пришелец ещё интересного скажет. Но больше стоящей инфы выловить тебе не удалось, поэтому ты решила взять разговор в свои руки и задать пару мучавших тебя вопросов: правда ли, что этот немец бессмертный? И что означают его слова о том, что русский он выучил в 41 под Москвой? Мужчина стушевался после этих вопросов, а потом заметно занервничал. Промямлив что-то на незнакомом тебе языке, он пулей выскочил из номера, оставив тебя мучится жутким любопытством. Не прошло и двух часов, как в дверь твоего номера вновь постучали. - It's open. You can come in. (7) - Сказала ты, думая, что тот разговорчивый мужчина вернулся, ну, или служанка принесла обед. Но за дверью стоял тот солдат. Твоим первым желанием, когда дверь открылась и ты его увидела, было выпрыгнуть в окно. Но на окне были решётки, видимо, сделанные специально для того, чтобы ты не сбежала, поэтому ты лишь сильнее забилась в угол кровати, где лежала, читая книгу о романтических приключениях какой-то Анжелики. По крайней мере, литературой тебя снабжали хорошо, жаль только, что телефон отобрали. Увидев твою панику, немец даже как-то растерялся и отступил обратно в глубь коридора. Тебя заинтересовала такая смена его настроений: всего месяц назад его грозный вид приводил тебя в ужас, а сейчас он, как подросток, стесняется тебя. Das ist sehr interessant! (8) Но, как бы там ни было, вы поговорили. Он извинился за своё излишне жестокое поведение, но по-другому быть не могло, в его глазах ты была одной из подпольщиков, что автоматически приравнивалось к терроризму, да и был приказ: никакого сочувствия пособникам Хельги (так ты узнала имя своей незадачливой подруги). А сейчас, когда была доказана твоя невиновность, нет необходимости в проявлении недружелюбия. И, конечно, в ближайшее время тебя выпустят из этого номера, вернут паспорт и телефон. Так что скоро ты сможешь связаться с мамой и сообщить, что ты в порядке, и произошло дурацкое недоразумение. А потом уже сможешь вернуться домой или продолжить учить детей в том богом забытом месте. Ты несказанно обрадовалась таким новостям, ведь тебе уже не терпелось уехать как можно дальше отсюда, от этих тайн и странных солдатов, а потом и забыть это происшествие, как страшный сон. ... Через неделю тебя со всеми почестями, в правительственной машине, везли в аэропорт. Через пару часов уже будешь на борту самолёта, который доставит тебя домой. К маме, к семье, к друзьям! А потом, отдохнув, можно будет и вернуться к преподаванию. Как-никак ты не могла подвести Самиру, которая так искренне радовалась вашим с ней занятиям. Но человек предполагает, а располагает кто-то другой. На паспортном контроле тебя развернули: полицейские опять нашли что-то подозрительное, а потому домой ты вернёшься уж точно не сегодня. Стоя у здания аэропорта, ты пыталась не заплакать от обиды, как сзади к тебе подошёл мужчина, которого ты уже ненавидела всем сердцем:- Es tut mir leid aber ich kann nicht dich gehen lassen (9)