* * *
Парашютисты рассказывают, что страшнее всего прыгать не в первый раз, а во второй. Когда прыгаешь впервые, делаешь это как во сне, ну или в обморочном состоянии — потом даже плохо помнишь, как шагнул в бездну под самолетом, как кувырком летел вниз, как открылся парашют… Даже не помнишь, ты его открыл или сработала автоматика. Сознание включается уже ближе к земле, когда надо сосредоточиться, чтобы не сломать себе что-нибудь при приземлении — оно довольно болезненно, как примерно спрыгнуть со второго этажа. А вот второй раз, да и третий, — страшно до ужаса. Сознание ясное, опасность ощущается отчетливо и, главное, осознается. И помнишь всё прекрасно, даже вспоминаешь, что забыл при первом прыжке — как ёкает сердце, как резко начинает кружиться голова от падения, как стремительно и неотвратимо приближается земля, готовая тебя убить, расплющив в лепёшку… Короче, второй прыжок гораздо страшнее. А у Саши с Катей страху добавляла еще и неизвестность — куда они попадут, в какое время: «чёрный портал» вёл в неопределенность и неизвестность. А вдруг действительно — бац, а там война и немцы! Да еще и неизвестно, какая война — вдруг с татаро-монголами, и их сразу поймают, свяжут и сделают рабынями… Бр! Вот еще не хватало! От мрачных раздумий девушек отвлек голос Бориса. — Мы на месте, то есть подлетаем. Ваша полянка будет под крылом… — он посмотрел на часы, — через полторы минуты. Девушки подали сигнал, что готовы. Инструктор проверил парашюты, открыл дверь и махнул рукой: — Пора! Первая прыгнула Саша, за ней Катя. Земля ринулась им навстречу. Но парашют открывать было пока нельзя. Нужно подождать — должен открыться портал. И он открылся! Вот почему его называли «чёрным»: большой искрящийся по контуру круг внутри был абсолютно чёрным, будто там была ночь или… вообще ничего не было — абсолютная пустота. Ведь что такое чёрный цвет — это отсутствие света и цвета, область, из которой к глазу не доходят лучи света, ни от источника, ни отраженные. То, что люди не видят совсем-совсем они назвали чёрным цветом. Портал, ведущий, в неизвестность и темноту, назвали чёрным. Саша ракетой направила себя в искрящуюся дыру. Катя, изогнувшись в полёте, изменила направление и стрелой полетела следом. Девушки ворвались в черноту и та поглотила их и… исчезла так же внезапно, как и появилась. Влетая в портал, Саша успела подумать о том, как обломятся со свиданием Боря с Сеней, но вздохнуть, пожалев парней, девушка не успела — тьма поглотила сестёр, в «чёрном портале» даже ветер был чёрным и густым, как смола. Мысли и чувства исчезли, исчезло абсолютно всё.* * *
Девушки сидели в московском кафе «Мороженое», на столике перед ними стояли железные пиалы с горками пломбира, политого черничным вареньем. Катя с Сашей были одеты в синие спортивные костюмы с надписями «Россия» на груди и спине и с двуглавыми орлами под надписями. Посетители с любопытством поглядывали на необычную символику. — Билеты я купила, — сказала Саша. — А у тебя как дела? Ты обещала придумать, как нам попасть в Варшаву. У сестёр уже был чёткий план: сходить вечером на концерт «Ласкового мая», а дальше… Дальше самое главное — они узнали, что Геннадий поехал в гастрольное турне по Восточной Европе и вернется в Москву не скоро, а значит, им нужно срочно поехать за ним, Кате не терпелось его увидеть, и к тому же по её подсчетам примерно в это время Белов заболеет. Артисту нужно лекарство! И Катя захватила с собой упаковку импортных, очень эффективных таблеток. Ещё девушки взяли с собой вечерние платья, косметику и много чего столь необходимого симпатичным — да что там, неотразимым! — путешественницам во времени. Боря — парашютный инструктор — чуть не отобрал у них перед прыжком их рюкзачки с припасами, мол, не положено… — Всё тип-топ, — подмигнула Катя. — Я познакомилась с одним продюсером… То есть художественным руководителем ансамбля народных инструментов, они завтра едут в Польшу на конкурс. Он сказал, что достанет два билета на поезд для двух очаровательных девушек. — Отлично! — кивнула Саша. — Доедай свое мороженое и поехали, до концерта уже полтора часа осталось. Да, сёстрам удивительно повезло — «чёрный портал» не забросил их ни в сорок первый год двадцатого века, когда немцы подступили к Москве, ни в восемьдесят второй год четырнадцатого, когда столицу взял в осаду Тохтамыш. Они выскочили из портала в 1989 году, в разгар перестройки и демократизации. Вот-вот рухнет Берлинская стена, в воздухе чувствовался запах свободы, манящей неизвестности и… обмана. Советский Союз и Восточная Европа стремительно теряли нравственные ориентиры коммунистической идеологии, а идеология развитого капитализма еще не прижилась. Катя и Саша испытали всю прелесть этого межвременья на себе и в первый же день своего пребывания в 1989 году. Во-первых, они тут же пожалели, что вырядились на концерт в вечерние платья — вся молодёжь, по крайней мере, самые «продвинутые», а не ботаны и неудачники, пришли в спортивных костюмах, это был «писк моды». А во-вторых… — Фу, что это за лажа? — Саша с отвращением смотрела на сцену, где под фонограмму кривлялись подставные подростки — фейковая группа, наряженная под «Ласковый май». А пипл что называется «хавал» — девчонки и мальчишки кричали «Юра!», «Шатунов!» и подпевали известным песням группы, не догадываясь, как их кинули за их же — и не малые — деньги. — Ладно, пойдем отсюда, — вздохнула Катя и потащила сестру к выходу. — Чего такие кислые? — стайка пританцовывающих фанатов «Ласкового мая» обратила на наших девушек внимание, видя, что те, плюясь и кривясь, покидают выступление их любимой группы. — Вам не нравится Юра Шатунов? А зачем тогда пришли? — Это не Юра, вы что ни разу настоящего не видели? То же мне, фанаты! — огрызнулась Саша и зло добавила: — Стряхните лапшу с ушей, детишки. «Детишки» в спортивных костюмах напряглись и, судя по сжатым кулакам, собирались выплеснуть на девушек свою подростковую агрессию, но Катя, подхватив Сашу под руку быстро оттащила её под прикрытие плечистых охранников в кожаных куртках. — Ты чего, не слышала про то, что творилось в Москве в девяностые? Да нас тут покалечат или вообще прибьют! — Но сейчас же только восьмидесятые… — возразила Саша. — Ага, ты, наверное, думаешь, что девяностые наступили ровно в полночь с 31-го декабря 1989-го на 1-е января 1990? — усмехнулась Катя. — Открой глаза, у них тут уже девяностые в полный рост. — и в подтверждение её слов со стороны сцены раздался визг, на танцполе началась драка. Девушки поспешили убраться из зала. На улице начал накрапывать дождик. В вечерних платьях было неуютно и холодно. Сёстры собрались уже остановить такси и поехать в гостиницу, как их сзади окликнул молодой звонкий голос. Саша с Катей обернулись и замерли: к ним подходил Юра Шатунов. Настоящий, не фейковый. И заговорил он с ними «в живую», не под фонограмму. — Ух ты! — восхищенно сказал он, глядя на Сашу. — А вы совсем не изменились! — Так вы знакомы? — удивилась Катя. — Виделись в 1986 году на Патриарших, — кивнула Саша. — А ты подрос, возмужал, — она улыбнулась Шатунову как старому приятелю. — Так вы правда из будущего? И вы тоже? — парень глянул на Катю и представился. — Юрий Шатунов, солист группы «Ласковый май». — Я знаю вас, — усмехнулась Катя. — А там, — она махнула рукой в сторону концертного зала, — ваши подражатели. — Да, — вздохнул Юра. — Вы были правы, — сказал он Саше. — Разин тот ещё жук… А давайте я вас угощу, — Шатунов приободрился, ему в голову пришла какая-то идея. — Тут за углом кафешка, её хозяин мой фанат. Всё будет абсолютно бесплатно и ужасно вкусно! Девушки с радостью согласились, это было куда лучше, чем возвращаться в скучную гостиницу.