Неотправленное письмо

      Повертев потёртую страницу в руках, Поттер взглянул на Драко с доброй и растерянной усмешкой и как-то невпопад сказал:       — Природа моей храбрости, Драко, заключалась в страхе ещё большем, чем ужас, который я готовился перенести.       Он вернул листок Малфою.       — К делу отношения не имеет, — обратился он к своим помощникам, — можете идти в Министерство.       Двое волшебников трансгрессировали. Поттер вздохнул.       — Я боялся за то, что погибнут родные, друзья… весь мир. Так что соглашаться на смерть от руки Волдеморта было легко… — он потёр нос, понимая, что несколько слукавил. Это вышло из-за нежелания показать уязвимость: привычка оставлять горе себе оставалась неизменной, даже когда худшее оказалось позади, — я подумал, это слишком личное, но я советую сохранить этот текст: он может пригодиться на разбирательствах, так чтоб ты не получил серьёзного наказания, — Гарри потёр подбородок, вероятно, раздумывая над тем, как может пойти слушание.       Драко не сразу понял эти слова — пока не взглянул на бумагу, где был тот самый текст, который он всегда хранил при себе, как напоминание о зачатках честности и смелости. Временами, когда он особенно терял веру в лучшее, он перечитывал это письмо, питаясь заложенной в нём надеждой. Он покраснел до ушей: «Теперь Гарри знает». Коснулся пальцами губ, так, если бы сболтнул лишнее, и с испугом посмотрел на Поттера. Тот оставался задумчив и не смотрел на Малфоя.       — Драко, — как-то осторожно обратился он, сменив отстранённый деловой тон на более приятельский, — то, что здесь… это всё правда? Каждая строка? — он старался говорить и выглядеть мягко; в то же время в воздухе ощущался тремор волнения — так сильно, что атмосфера задребезжала…       — Да.       — Каждая?       — Да, — Малфой сглотнул, ещё больше краснея; стук сердца в голове оглушал.       Поттер поправил очки, потерев усталые глаза.       — То, что я прочёл… то, что я понял из того, что прочёл, — он говорил тяжело и медленно, — если это не понадобится для облегчения приговора — останется между нами. И я… мне нужно… я вернусь ещё, чуть позже… Завтра, наверное. Обещаю, Драко, — он встретил смущённый взгляд. Малфой ответил кивком.       Растерянность была обоюдной и ещё долго сохранялась в воздухе после того, как Поттер удалился из его дома.       Малфой сидел на табурете посреди комнаты. Только что у него произвели обыск в рамках разбирательств над Пожирателями: мать и отец давали показания во вновь сформированном министерском Отделе Безопасности; его почему-то не вызвали — быть может, чтобы кто-то из членов семьи присутствовал при изъятии документов. Это было странно, ведь Пожиратели не вели протоколов; хотя кто знает, что могло пройти мимо его глаз, которые он так настойчиво пытался закрыть всё это время. В любом случае его семья взяла курс на сотрудничество со следствием, так что, когда появился Поттер и два его помощника из волшебников помладше, Драко ничуть не подумал сопротивляться и, указав на шкафы, где хранился домашний архив, смиренно занял то место, на котором оставался сидеть, всё еще ошарашенный.       «Наверно, не стоило так встряхивать пиджак от золы, — он посмотрел на комнатный камин, — в другой раз воспользуюсь щёткой», — мысль бесполезная, хотя и могла показаться практичной: разве имеет теперь значение, что будет в следующий раз?       Он чувствовал себя будто полностью обнажённым, испуганным, пойманным с поличным. Страх и стыд заставляли его сутулиться и сильнее вжиматься в табурет. Кожа ощущала каждый атом воздуха, такой колкий и осуждающий: «Теперь он знает. Теперь он знает. Теперь он знает». Дыхание учащалось, и взгляд сверлил пол, и он, казалось, постепенно начинал разверзаться под ним, открывая непроглядную темноту. В сердце стало горячо, и духота заглушила уши, заставив как можно глубже вздохнуть.       — Не хочу так больше, — он резко поднялся с табурета и пнул его ногой в сторону. Малфой подошёл к высокому окну, впускавшему свободу дневного света. За окном был май, перешагнувший несколько свою середину: наливающийся зеленью и солнцем мир, яркий и подвижный, — не хочу так больше…       Тяжёлые чувства не уходили; хотя тело и обрело некоторую твёрдость, волнение не отступало до тех пор, пока в голове не мелькнуло почти ласковое «Обещаю, Драко». Значит, завтра что-то такое произойдёт. «Обещаю, Драко» — что-то странно светлое стало нарастать внутри:       — Хочу поговорить прямо, — неожиданно произнёс он сам себе — неуверенно, тихо, но вполне решительно, — всё равно терять уже нечего.       Драко выдохнул, оборачиваясь от окна к пустому дому, который был в небольшом беспорядке после обыска. Сейчас он казался таким нежилым и обветшавшим; особенно после длительного пребывания здесь штаба Пожирателей. Как будто всё пропиталось отчаянием и разрушением. Всё как-то постарело, износилось, ослабло. И покрылось бесконечной пылью за отсутствием воевавших домовиков. Хотелось всё поменять, отмыть, отчистить… Самому… Тело двигалось как-то неловко, воздух перестал быть колким. Малфой раздумывал, где бы найти подходящую тряпку, и в этот момент грянул гром: пришла первая радостная майская гроза.       И небо пролилось на землю.