Двенадцать коронованных теней

Чародей поставил на краю стола свечу. Тусклого огонька едва хватало, чтобы осветить карту на резной столешнице из чёрного дерева. Ночь вступила в свои владения, но никто из собравшихся не собирался спать. Никому не приходило в голову даже встать из-за стола, чтобы размяться. Шестеро замерли, с нетерпением ожидая начала совета. — Все вы знаете, — торжественно начал Чародей. — Зачем мы здесь. К чему же молчание, господа? Я начну… — Знаем, конечно, знаем! — нахально перебил его сидящий слева Наёмник. — Хорош трепаться, будто есть какая сложность в нашем ремесле! Тараны подготовлены, ребятки прикроют ваших конфетных солдатиков: вышибем ворота да вырежем всех, кто попадётся. Король, собравший их всех здесь, устало прикрыл глаза рукой, словно свет свечи сделался вдруг невыносимо ярок. — К чему, скажите мне, подобная жестокость? Горожане не повинны в том, что правит ими изверг и тиран. — В других обстоятельствах я согласился бы с вами, господин, но разве не довольно мы давали шансов лесьентским глупцам? Разве не посылали к ним послов? Разве, наконец, не отдали их никчёмному королю в супруги вашу старшую сестру? — Генерал отличался прямотой как осанки, так и речей. — Мне жаль, но последний шанс они упустили со смертью госпожи Кларель. Ваш долг, как сына достойного отца, отомстить за её гибель. — А я согласен, совершенно согласен с господином! — разволновался Купец и наклонился поближе: край столешницы утонул в необъятном брюхе, затянутом в расшитый бархат. — Какая нам выгода, ежели у них в столице всё выгорит дотла? День, два — сколько будет длиться битва? А сколько нам после жить здесь, торговать с их соседями, заключать новые сделки? Нет, раз уж я приглашён, решительно возражаю. По мне, так довольно пообещать каждому, кто назовёт вас при всех королём, их жизнь и серебряную… Нет, пожалуй, медную монету впридачу. Чародей кашлянул, привлекая внимание, но что он хотел сказать, никто не узнал, потому что Наёмник оглушительно расхохотался, брызжа слюной. Генерал брезгливо вытер щеку. — Торгаш, а смыслишь поменьше моего! А ну как возомнят дурни, что стоят больше медяка, заломят цену? Шваль становится необычайно храброй, когда сидит за каменными стенами. Тут рецепт один — выковырять, выволочь на площадь да вздёрнуть самых рьяных защитничков старого Лорандина, а жён-мужей ихних и детей рядышком развесить, выпотрошенных, чтоб дошло получше. Король передёрнулся. — Отец мой хотел объединить разрозненные земли под общим мудрым владычеством, прекратить распри: чем буду я лучше Лорандина, если поприветствую новых сограждан кровопролитием? — И всё же он понимал, — Генерал покровительственно похлопал юного Короля по плечу, — что невозможно беседовать со зверьми человечьим языком. Лорандин подписал смертный приговор кровью госпожи Кларель и вашего племянника. Помните о долге, господин, о моём и вашем, не только перед ними — перед народом, что дрожит в страхе, завидев лесьентские знамёна. «Кларель не убивали, она умерла сама», — хотел возразить Король, но не посмел первым нарушить заведённого им самим порядка. Сейчас очередь была за Купцом, и тот не заставил себя долго ждать. Его многочисленные подбородки так и тряслись над кружевным воротником: — Долг, сила — красивые слова, но чем же вы станете кормить солдат, мой господин? На чьё же золото свершается ваша месть, чьих налогов стоит дальний поход? Только посчитайте, чего будет стоить прямая атака, сколько оружия пропадёт даром, сколько хороших кольчуг разрубят вражеские мечи, сколько шлемов сомнут, швыряя со стен камни! — Купец схватился сперва за голову, затем — за тугой кошель на поясе. — Решительный штурм, конечно, пройдёт скорее, чем переговоры, в этом его преимущество. Но нельзя ли, э, как-нибудь подсократить возможные убытки… — Господа! — пламя тревожно колыхнулось от дыхания Чародея и едва не лизнуло его длинную бороду. — Мне казалось, собрались мы лишь затем, чтобы обсудить Синюю Смерть. Тотчас военный совет пришёл в необычайное оживление. Наёмник даже подпрыгнул в предвкушении и по-собачьи облизнулся: — Сильная штука, если не врёшь, старикан! Только что ж это — нам и останется смотреть, как они корчатся? Всё веселье мимо пройдёт! Ну хоть чуток оставьте позабавиться… — Может, — Король затравленно огляделся. — Может, мы всё же справимся… — В честном бою — справимся, но сколько славных воинов поляжет, пока не падут стены? — Генерал тоскливо вздохнул. — Столь многих мы потеряли безвозвратно, и по возвращении кто объявит их матерям, что не сберёг несчастных юнцов? К тому же враг наш способен на бесчисленные подлости, какие и не представить благородным умам. Купец подскочил на стуле: тот опасно затрещал. — Погодите-погодите! Разве так делаются сделки? Хотите сказать, нам за так достанется целый город? Того гляди, в уплату заберут всё золото, всё серебро, до последнего столового прибора! И толку нам тогда с падения Лесьента? Явятся их подпевалы из Дарвайла… Чародей кивнул: — Весь город, его стены, дома и даже, раз вам так важно, столовое серебро — наши. У Синей Смерти другие желания и другая цена. — Это ж какая? Как в сказках, что ли — душу заложить и задницу впридачу? — хохотнул Наёмник. Король, бледный, как призрак, ударил кулаком по столу: — Довольно! Примешься снова язвить — и я прикажу тебя выставить, как невоспитанную псину! — Слушай, что говорит твой повелитель, — назидательно произнёс Генерал. Купец уже открыл рот, но тут Наёмник с интересом привстал, упершись в стол. Задетая свеча вздрогнула, но устояла. — Если кто из нас и похож на псину, так это вы, о «достопочтенный» Генерал! Всё бегаете за сосунком, подтираете ему сопли! Распорядились бы сразу, не уведомляя его о планах атаки, и мы бы сейчас отдыхали перед боем, а не дожидались, пока наш «повелитель» соизволит вырасти из коротких штанишек! Генерал плюнул в ухмыляющееся лицо Наёмника: тот, побагровев, схватился за нож и в одно движение отрубил Генералу указательный палец. Светящаяся сфера вспорхнула с морщинистых ладоней Чародея, на миг ярко озарила зал и тут же распалась на множество искр. Этого оказалось достаточно, чтобы спорщики уселись на места. Купец, убедившись, что никто больше не претендует, торопливо сгрёб со стола отрубленный палец и спрятал в кошель. — Неужто пальцы нынче в цене? — усмехнулся Генерал. Из обрубка шла, пачкая столешницу, кровь и торчал белёсый обломок кости, но ему это будто не причиняло ни малейшего беспокойства. Купец с серьёзным видом закивал: — Вы не представляете, насколько! Достаточно узнать, какого святого более почитают в окрестностях: каждый палец, срезанный у безымянного трупа, мигом хорошо продаётся. Батюшка мой так открыл по всему Рушенну восемнадцать церквей, и даже сбывал реликвии имперскому кафедральному собору! Не беспокойтесь, раз уж вы живы, я непременно пожертвую вам процент от прибыли. Я — честный торговец, а не какой-то мошенник. Настала очередь Чародея: он осторожно провёл по изображённой на карте столице Лесьента, которую поутру предстояло брать штурмом. — Синяя Смерть не питается даже людской пищей: ей интересны души, верно, но не наши. Мы предложим ей всех воинов Лорандина, его свиту, его родню и его самого впридачу: не каждый день случаются такие сделки. — Хороша, конечно, эта ваша Смерть — Наёмник, хоть и убрал нож, рокотал как рассерженный вепрь. — Натура у неё такая, что мне по душе. Но вот ты говоришь, хрыч старый, отдадим воинов… Горожан-то хоть, надеюсь, нам с ребятками оставите на потеху?! А то что ж за победа, если не покуролесить! Король слушал, опустив голову на руки. Осунувшееся лицо тонуло в тени, только лихорадочно поблескивали на нём глаза. Решившись, он выкрикнул: — Сядь, псина! Не было приказа ни лаять, ни кусать. Ты получил своё золото, так помалкивай. — Вы заплатили, чтоб мой отряд ваших прикрывал, — лениво бросил Наёмник, нисколько не испугавшись переменившегося тона. — А если хотели, чтоб молчал, так приплатили б сверху. — Генерал, — обратился Король, — будьте добры, отрежьте ему язык. Генерал только и ждал отмашки. Весь подобравшись, он подскочил, обнажил клинок и воскликнул: — К чему трусливые полумеры! Язык надёжнее всего отрезать вместе с головой. Слово не разошлось с делом. Косматая голова шмякнулась в центр карты, закрыв обзор со стороны Гарлы. Тело Наёмника продолжило сидеть и даже не перестало выстукивать раздражённый ритм по краю стола. Когда Генерал разжал зубы головы, чтобы дотянуться до языка, та возмущённо клацнула челюстью, но заговорить не смогла, только захрипеть. Махнув рукой, Генерал смахнул её со стола и пинком отправил в тёмный угол. Купец изрядно повеселел: — А ведь завтра мы должны были отплатить им по числу выживших! Без головы этого варвара, очевидно, надлежит не считать за живого. Вы поистине сведущи в экономии, господин! Прикажете обезглавить каждого в отряде? Выслужатся — так и быть, дозволим забрать головы обратно для приличествующего случаю упокоения! Тело Наёмника несогласно пнуло ножку стола. — Поосторожнее, — раздосадованный Генерал не спешил убирать меч в ножны. — Будешь буянить — отрублю руки и ноги. Предлагаю вернуться к обсуждению. Я полагаю, Синяя Смерть нам не союзник, но может стать достойным оружием в праведных руках. Ради благого дела, ради исполнения клятвы прежнему королю. — Если она не оставит сопротивления, — Купец раскраснелся и заулыбался от уха до уха, подсчитывая грядущую прибыль. — Выходит, куда меньше будет разрушено при штурме, а, значит, и доход получится что надо! Придётся, конечно, потратиться, чтобы захоронить тела, но, если учитывать, что это покажет нас как готовых к сотрудничеству партнёров, испытывавших ненависть лишь к Лорандину… Наёмник вслепую махнул ножом, попав Чародею в глаз. Тот лопнул и вытек, но старик не шелохнулся, не вскрикнул: он не нарушал очереди. — Вам стоило бы прекратить, или, по крайней мере, ограничиться пальцами! — Купец попытался вытереть карту носовым платком, но лишь больше размазал по ней пятно. — Представляете, как дорого стоила эта карта? Лишь теперь, когда Купец замолк, Чародей шумно охнул и прикрыл изувеченную глазницу. — Начнём на рассвете? — спросил он. Наёмник, на плечах которого кое-как, толчками, пробивалась новая деформированная голова, издал невнятный звук, похожий одновременно на рык и лай, но в нём безусловно слышалось нетерпение. — Нет, — Король откинулся на спинку стула и вдруг хрипло расхохотался. — Сейчас, прямо сейчас! Зови её, как звал бы любимую жену; пусть приходит, забирает подлецов — всех до единого, пусть вычистит их змеиное логово! Плечи Генерала, напряжённые весь вечер, расслабились. Он победно махнул мечом, едва ли заметив, что отрубил Королю ухо: — Такие разговоры по мне! Если угодно, думайте об этом месте как о грядке, где нужно прежде выкорчевать сорняки, а после уже — посадить семена; жду не дождусь, когда Лорандин будет валяться в грязи, моля о пощаде, а Синяя Смерть выжрет его, как сырое яйцо, оставит одну скорлупку! — И так будет с каждым, кто сражался за него! — вторил Купец. — Вы только дозвольте перед погребением вскрыть каждый труп: бывает, дураки глотают золотые монеты! — Да будет так. — Чародей склонился над столом: борода в мгновение ока вспыхнула, но он не замечал пожирающего её пламени. — Всё готово к ритуалу; стоит закончить — и все, защищавшие короля-лжеца, короля-убийцу, канут в небытие. Их душам не видать Круговорота: они будут мучиться вечно, покуда не угаснут в утробе Синей Смерти! Наёмник победно залаял: новая голова, собачья, с вислыми ушами и кривыми клыками, подходила ему необычайно. Хриплый хохот Короля гремел под сводами, всё чаще срываясь и походя на смех безумца. Он шутил, будто речь шла о волнительном приключении, о том, что первыми похоронят храбрецов, а трупы трусов, забившихся поглубже, отыщутся позже, по запаху, или не отыщутся вовсе. Генерал согласно кивал, всё реже поминая госпожу Кларель и чаще — ужас, что застынет на вражеских лицах, упивался им, как лучшим вином, а Купец восторженно, вслух считал прибыль, и всё чаще звучали слова одновременно, сливаясь в безумную какофонию, сквозь которую пробивались только просьбы Чародею не гореть так ярко, чтобы не слепить собравшимся глаза. Дикие беседы совета ходили по замкнутому кругу, продолжались без конца, пока не забрезжил холодный рассвет. Кроваво-алый, он разлился над горизонтом, перечеркнул ночную синеву. Алое пятно растекалось всё шире, пока не поблекло сперва до золотого, а затем — до блеклого серо-голубого. Свет ярко озарил руины пустынного города, заросшего сорной травой. И лишь когда луч солнца проник внутрь сквозь пустые рамы, смеющаяся фигура, вся в густой сине-чёрной слизи, нехотя отползла глубже в тень. Военный совет который век продолжался в её ненасытном брюхе.