***
Чонгук и Намджун предсказуемо наказаны. Дома в тот же вечер разгорается скандал, в ходе которого родители выказывают своё тотальное разочарование в них. Обоих. Они причитают, что такими путями Намджуну не светит никакая спортивная стипендия для поступления в университет и учителя уж точно не напишут ему хорошую рекомендацию, если он будет участвовать в драках, как какая-то шпана. Отец негодует: дети уважаемых людей — хулиганьё. Мама просто вздыхает и отворачивается. Даже смотреть на них не хочет, так сильно они её подвели своим поведением. И ладно Намджун, но Чонгук… тихий, спокойный, стеснительный и робкий Чонгук. Вот это стало для них полной неожиданностью и их главным разочарованием. Мама схватилась за грудь, едва только увидела его раскрасневшуюся скулу, которой он проехался то ли об асфальт, то ли о чей-то кулак, он сам не помнит. Отец убеждён, что это всё — их новая компания. Он разглядел в ней весь корень зла, и переубедить его оказалось просто невозможно. В этот же вечер для них вдруг становится открытием, что их друг Тейлор — сын той самой Элизабет Ким, и это усугубляет ситуацию ещё больше. «Чему я тогда удивляюсь, если мой сын водится с такими людьми?!», — причитает отец. Чонгуку в итоге напрочь запрещают с ним общаться, запрещают с ним гулять и как либо контактировать. Его накрывает паникой, и он тут же вступает с родителями в спор, защищая Тейлора, но делает только хуже. Намджун позже, в спальне перед сном, пытается его успокоить, что это — ерунда. Чонгуку не пять, они не в песочнице, родители не смогут контролировать, с кем он общается, а с кем нет. Весь этот скандал был скорее для их собственного успокоения. Воспитательная мера, которая не имеет никакого смысла, когда дети уже и не дети, а повзрослевшие молодые люди, умеющие отличать чёрное от белого и маломальски разбираться в людях. Только факт остаётся фактом — их наказали. Никаких гулянок, встреч с друзьями, девушками, кино, кафе и далее по списку. В расписании Намджуна теперь только школа и баскетбол, а у Чонгука школа и подработка в «Косточке». К слову, только она его и спасает, потому что даёт возможность немного приврать родителям о своих рабочих часах и урвать лишние минуты на коротенькую встречу с Тейлором. Этого всё равно мало, но это лучше, чем ничего. В школе без него и Хосока грустно и одиноко. Зато Юнги и Соми вернулись за стол. Теперь они за ним вшестером, и Чонгуку это греет душу. Хотя бы здесь всё налаживается. Они снова вместе. Осталось только дождаться, когда Хосок и Тэ вернутся в школу. Ребята тоже приходят в «Косточку», чтобы увидеться с Чонгуком, и эти моменты теперь для него самые долгожданные. Он скучает. По их посиделкам, прогулкам, болтовне обо всём подряд. Чонгуку приходится врать родителям, что его смены длятся до самого закрытия, и тогда они собираются за столиком, как только его отпускают коллеги, и у них есть немного времени, чтобы провести его всем вместе. Намджун наказание воспринимает в целом спокойно. Встреч с Грейс ему хватает в школе и между тренировками, с друзьями — в «Косточке», когда родители думают, что он едет туда, чтобы забрать Чонгука. С Джином они как и всегда созваниваются по домашнему — хотя бы это не запрещено. Родители вообще убеждены, что Джин их единственный нормальный друг. Иронично. Знали бы они… Чонгуку сложнее. У него всё внутри бунтует от дурацкого и несправедливого наказания. Иногда он порывается в моменты злости пойти и выпалить родителям всё как есть: и про Макса, и про травлю, и о том, что его друзья встали на его защиту, но боится сделать только хуже. Он должен сам со всем этим разобраться, не вовлекая родителей. Уж они точно в стороне не останутся, узнав, что Чонгука в школе пытаются цеплять. Ему хватает и того, что Намджун разозлился. Он даже не уверен, что брата сдержит маячащая спортивная стипендия университета, когда Макс вернётся в школу и попадётся ему на глаза. Хуже всего Чонгук переживает выходной. Намджун уезжает на тренировку, а у него самого в этот раз даже смены в «Персиковой косточке» нет. Он вынужден торчать дома, с родителями. По большей части он, конечно, не высовывает из своей комнаты носа, спускаясь только на обед. С утра разбирается с домашними заданиями, наводит хоть какой-то видимый порядок в спальне, делает ленивые записи в свой дневник. Под настроение несколько строк складываются в небольшое стихотворение, корявое, но милое. После тетрадь снова отправляется под матрас. Он планирует пролежать оставшуюся часть дня на кровати, заткнув уши наушниками, переслушать микстейпы Тейлора, которые постепенно все перекочевали из мустанга к нему в комнату. Но во второй половине дня к нему заходит отец, громко постучав по приоткрытой двери, отчего та распахивается: — Собирайся, поедем за продуктами. Чонгук, вздыхая, переворачивается, вытаскивая из ушей наушники и откладывая плеер в сторону. Он ненавидит ездить за продуктами, и родители обычно никогда его с собой не берут, поэтому он расценивает это как ещё один вид наказания. Он искренне не понимает, зачем ему переться вместе с ними. Или, может, они просто думают, что он улизнёт из дома, пока их не будет? Он берёт с собой плеер и всю дорогу до ближайшего гипермаркета молча смотрит в окно, слушая «Рэйдиохэд». Родители изображают счастливое семейство, будто они каждые выходные все вместе выбираются за покупками и проводят вместе время, а не делают это только из-за того, что Чонгук наказан. Настроение из-за этого колеблется где-то между «отвратительное» и «омерзительное». Наверное, ему стоит попросить больше смен на работе, чтобы не торчать дома с предками, потому что это просто невыносимо. У него так скоро начнут сдавать нервы. Пока родители ходят между рядов и полок, он бесцельно следует за ними по пятам, кинув в тележку только большую банку любимого мороженого. Хоть это разрешили. Пока они выбирают мясо для корейских блюд, Чонгук зависает у стеллажа с аудиокассетами и компакт-дисками. На последние он поглядывает с интересом, раздумывая, что надо поднакопить на проигрыватель. Его кассетный плеер уже довольно-таки старенький, он его привёз ещё из Сеула. С такими сейчас немногие ходят. — Вот ты где, — говорит мама, подойдя сзади. — Хочешь что-то взять? — Она проходится взглядом по витрине и переводит его на сына. — Нет, ничего, — качает головой Чонгук и идёт следом за отцом в сторону овощей и фруктов. В отделе, несмотря на выходной, не так много людей, поэтому они свободно набирают всё, что им нужно. Мама собирается вечером приготовить что-нибудь овощное. Чонгук скучающе помогает завесить пакеты, мечтая поскорее оказаться снова в своей комнате и желательно в одиночестве. Он уверен, что уже достаточно намучился и заслужил хотя бы спокойный вечер за закрытой дверью собственной спальни. — Чонгук. Позади раздаётся знакомый голос, и он оборачивается, натыкаясь взглядом на Тейлора и тут же растягивая губы в счастливой улыбке. Его охватывает непреодолимое желание сорваться с места и кинуться ему на шею, чтобы заобнимать, но приходится закусить губу, не в силах прекратить глупо улыбаться. Он так рад его видеть. Тейлор вежливо здоровается с его родителями, и Чонгук даже не замечает, что те в ответ с ним не здороваются, а хмуро переглядываются. Позади своего парня он видит Лиз, которая толкает в их сторону пока ещё почти пустую тележку. — Привет, Чонгук, — улыбается она. — Здравствуйте! — сияет он. — Мам, пап, это… — Чонгук оборачивается на родителей и сталкивается со стальным отцовским взглядом, направленным на него. — Добрый день! — Лиз, не уловив переменившегося настроения родителей Чонгука, подходит ближе, приветливо протягивая руку. — Извините, мы торопимся, — сухо отвечает отец и сжимает плечо Чонгука, идя вперёд и утаскивая за собой. Кожа Чонгука горит от хватки отцовских пальцев. Кое-как обернувшись на Тейлора и его маму, он видит его потухший взгляд. Становится больно. Он пытается вырваться, остановиться, но его продолжают настойчиво вести в сторону касс. Волочат, как маленького ребёнка от витрины с конфетами. — Да прекратите! — почти кричит он, рывком освобождая своё плечо от ладони отца, которой хватает, чтобы сжимать его достаточно крепко. Они останавливаются посреди отдела с хлопьями для завтраков, и Чонгука потряхивает от гнева и негодования. И стыда. — Что вы устроили?! Это было грубо! — Не нужно разговаривать с этими людьми, Чонгук, — цедит отец. — Я тебе об этом, кажется, уже говорил. — Я думал, вы уже успокоились! Вы повели себя некрасиво! Мне стыдно за вас! Что они вам сделали?! Тейлор — мой… мой друг! Вы не можете так обходится с ним и его семьёй! — Побольше смотри новости и читай газеты, а не витай в облаках, как обычно. А теперь успокойся и не устраивай сцену посреди магазина. Дома поговорим. Ты уже исчерпал всё наше с мамой терпение. Будешь дома сидеть до конца учебного года, понял? — Я не собираюсь с вами разговаривать, — выплёвывает Чонгук, чувствуя, как в уголках глаз собираются слёзы. — Вы просто ужасные. Никогда не думал, что мне придётся стыдиться вас. — Чонгук, иди в машину, — настойчивым тоном просит мама, единственная сохраняющая какое-то подобие спокойствия, и вкладывает ему в ладонь ключи. — Мы поговорим потом. Чонгук, выхватив ключ, разворачивается на пятках и быстрым шагом покидает магазин. Плечи подрагивают от разрывающих его эмоций. В голове стучит обида на родителей и отвратительное чувство стыда за них. Он даже не ожидал, что они могут так себя повести с чужими людьми. С людьми, которые важны для Чонгука. Ему так тошно. Он то и дело прокручивает в голове этот взгляд Тейлора. Разочарованный, пустой. У Чонгука крошится сердце, будто это он его разочаровал. Открыв отцовскую машину, Чонгук забирается на заднее сиденье и захлопывает за собой дверь с такой силой, что дрожат стекла. А затем ударяет кулаком по переднему сиденью и зажмуривает глаза, делая себе ещё больнее.***
Чонгук выходит из школы и направляется в сторону дома Тейлора. Всю ночь накануне проворочавшись без сна, утром он встаёт с твёрдым решением извиниться за своих родителей перед Лиз. Своей маме он врёт, что после уроков отправится сразу в «Косточку», а сам идёт уже знакомым маршрутом. У него не так много времени до смены, но на извинения должно хватить. Главное — застать маму Тейлора. Вероятность не очень большая, но он знает, что иногда она всё-таки работает из дома, разбираясь с различными бумагами. Все уроки напролёт он размышляет, стоит ли ему заявляться вот так, без предупреждения и с пустыми руками. В итоге решает, что возьмёт упаковку пирожных, и надеется, что не будет выглядеть с ними глупо или странно. Ему везёт, и Лиз оказывается дома. Её машина стоит возле гаража, а автоматическая калитка открывается для Чонгука почти моментально, стоит только нажать на кнопку звонка. — Привет, Чонгук, — говорит она, распахивая ему дверь. Она улыбается, как будто уже позабыла тот отвратительный инцидент, и он чувствует себя ещё гаже от этого. Лучше бы она сердилась или держала на него обиду. — А Тэхёна дома нет, он на отработку уехал. Вы разве не встретились в школе? — Да, я знаю, что он на отработке. Мы не пересеклись. Но я к вам, не к нему. — Ко мне? — удивляется она. Чонгук кивает и неловко протягивает ей коробку заварных пирожных. — Проходи, чего мы на пороге? — она берёт одной рукой пирожные, второй его локоть и заводит в дом. — У меня совсем немного времени на самом деле, я просто хотел извиниться. — На чашечку чая время найдётся? Чонгуку неудобно отказываться, но время действительно поджимает. Он переводит взгляд на висящие на стене часы и неуверенно кивает. Ладно, минут пятнадцать у него всё-таки есть. Лиз одета в классический костюм, состоящий из юбки и удлинённого жакета, из чего он делает вывод, что она либо только вернулась домой, либо куда-то собирается, и ему действительно повезло застать её. Она ведёт его на кухню, предлагает занять место за столом, а сама хлопочет с чаем и выкладывает принесённые им пирожные на блюдо. Чонгук мнётся, не зная, как начать свои извинения. Вроде, в голове столько мыслей было, а как порог переступил — так пусто. — Чонгук, — обращается к нему Лиз, вырывая из мыслей. Он даже и не заметил, что чашки с чаем уже на столе, как и пирожные. — Тебе не за что извиняться, если ты переживаешь об этом, — мягко говорит она. — Простите, я… — выдыхает. — Они не должны были так себя вести. Мне жаль и я… я не разделяю их мнение. Хочу, чтобы вы знали. Я подумал… вдруг у вас сложилось неверное мнение обо мне. Я ведь… я и Тейлор… — В этом нет твоей вины, перестань нервничать. Я знаю, что ты никогда бы так не поступил. Ты хороший мальчик, Чонгук. И я знаю, как ты относишься к Тэ. — Я видел, что это вас расстроило. — Чонгук смотрит вниз, на свои колени. Стыдно даже поднять взгляд. Ему так сильно не хочется, чтобы мама Тейлора была в нём тоже разочарована. — Всё в порядке, правда. Не волнуйся обо мне. Я в какой-то мере уже привыкла. Да, Тейлор такие вещи принимает близко к сердцу, не так, как я. Ему было неприятно. Но ты в этом не виноват, ты же понимаешь? — Я не виделся с ним со вчерашнего дня, — тихо говорит он. — Я знаю. Он немного задет. — Обижается на меня? — Чонгук наконец поднимает голову, чтобы посмотреть на Лиз. — Нет, что ты, конечно же нет, — успокаивает его. Её рука ложится сверху на его ладонь и слегка её сжимает. — Просто дай ему немного времени. Ты же знаешь, ему надо чуть-чуть перебеситься. Чонгук поникает. — Ты мне нравишься Чонгук, правда. И никакое поведение твоих родителей не сможет этого изменить, — признается она. — Из всех людей, существующих в этом мире, я счастлива, что моему сыну повстречался именно ты. Чонгук чувствует себя странно. Так необычно вести себя открыто, знать, что мама Тейлора в курсе того, что они вместе, и совершенно спокойно к этому относится. И более того, говорит, что Чонгук ей нравится. Лиз совсем не похожа на его собственных родителей или даже родителей Сокджина, которые имеют взгляды во многом более современные, чем его мама и папа. Он смотрит на Лиз и не понимает, как можно держать зло на такого человека, как она, потому что ему она кажется замечательной, и он уверен, что не ошибается. Как иначе Тейлор стал бы таким, какой он есть? А в нём он любит буквально всё. Ему хочется задать ей так много вопросов, поговорить с ней подольше. Он вдруг замечает, что ему в её компании уютно. Немного скованно, необычно, но тепло и хорошо. — Вы, наверное, удивились, когда Тейлор рассказал вам обо мне? — Очень, — улыбнулась она. — Из-за того, что я парень? — Нет. — Лиз качает головой. — Из-за того, что я не думала, что кто-то так скоро сможет его расшевелить. — Что вы имеете в виду? — Последний год, пока мы были в… не здесь, он почти ни с кем не общался. Он тяжело переживал смерть отца и всё произошедшее, и я даже не надеялась, что по возвращении друзья его расшевелят. Он очень замкнулся в себе. — Она тихо вздыхает. — А с тобой он как очнулся от спячки. Ты даже не представляешь себе, что ты сделал, Чонгук. — Но я ничего не… — Поверь мне, сделал. Чонгук едва уловимо улыбается ей. Она улыбается ему в ответ. Стрелки на часах показывают, что ему пора бежать на работу. Он с удовольствием проговорил бы с Лиз ещё хоть час, если бы ему не нужно было поторопиться. Он всё ещё толком ничего не знает об этой семье, и ему так хочется ответов. Хочется больше узнать о Тейлоре, о том, что он ему не рассказывает. Ведь оказывается, есть столько мелочей, скрытых от его глаз. Мама Тейлора раскрывает ему его чувства, и Чонгук даже немного злится, что сам Тейлор ему толком ничего не говорит. — Мне уже пора. — Он тоскливо смотрит на свой нетронутый чай и заставляет себя встать из-за стола. — Извините ещё раз за вчерашнее. — Всё в порядке, Чонгук. Спасибо, что пришёл. — Она дарит ему тёплую родительскую улыбку и поднимается следом. — Идём, я провожу тебя. Лиз кладёт свою ладонь между его лопаток и ведёт в холл. — Заходи к нам почаще, ладно? Вам же не обязательно искать какое-то место, ну… чтобы побыть вместе, да? Он густо краснеет и обрывисто кивает, сконфуженно метая взгляд. — Приезжайте сюда, я тебе всегда рада. — Хорошо, — запинаясь, обещает он ей. Чонгук выходит за ворота с ощущением облегчения. Осталось только поговорить с Тейлором, и он собирается сделать это в самое ближайшее время.***
Чонгук в очередной раз косится на двери. Поднос с грязной посудой в руках в этот момент накреняется, и он тихо вздыхает, беря его покрепче. Если он продолжит так дальше, то точно сегодня что-нибудь разобьёт или о кого-нибудь споткнётся, и ладно, если это будет кто-то из своих, а не из посетителей. Друзья сидят за столиком в конце зала, пьют молочные коктейли и ждут только его. Смена должна вот-вот закончиться. Родители, конечно же, уверены, что он сегодня допоздна. Он относит поднос с посудой, заходит в комнату для персонала и быстро переодевается, а потом идёт к друзьям, не ощущая должной радости. Настроение всё стремится ко дну, и выхода пока не видно. Он втискивается на сиденье с самого края и устало вздыхает, пробежавшись по друзьям взглядом. Тейлора за столом нет. Так же, как не было и вчера, и позавчера. Чонгук этим выбит из колеи. Он расстроен, он зол, он просто не в себе. Почему когда кажется, что всё налаживается, что они всё выяснили и обо всём поговорили, снова происходит какое-то дерьмо? Как ему тогда верить в обещания Тейлора? Чего они стоят? Чонгуку начинает казаться, что ничего. Сокджин и Соми посылают ему сочувственные взгляды, а он изо всех сил пытается изобразить перед всеми, что всё в порядке. Он не будет раскисать из-за того, что его бойфренд снова растворился в воздухе. Тогда, когда он ему так сильно нужен. — Ну, а этот куда делся опять? — интересуется беззаботно Чимин и хлюпает трубочкой шоколадного коктейля. — Понятия не имею. Он мне не докладывает, — в ответ бормочет Чонгук. Он тянется к намджуновой картошке фри и без энтузиазма закидывает парочку в рот. Нет, он не раскисает. — Это странно, — хмыкает Чимин. — Поссорились что ли? Чонгук стискивает зубы и делает глубокий вдох, кое-как удерживаясь, чтобы не сказать что-нибудь резкое, что Чимину не понравится. Он любит его, честно любит, но иногда тот просто не видит границ и не чувствует, где лучше будет промолчать. И он искренне старается на это не раздражаться, понимая, что Чимин делает это не со зла и не чтобы его расстроить. — Чимин. — Джин предостерегающе на него косится. — Да что? — Отстань от Чонгука и от Тейлора тоже, будь любезен. — Всё нормально. — Чонгук, пересилив раздражение, кивает им обоим. — Мы не ссорились. Просто на тех выходных произошло одно недоразумение. Наверное, он обиделся на меня. Хотя он уверен, что это не так. Это точно не причина его очередного исчезновения. — Глупо обижаться из-за этого на тебя, — говорит Намджун. — О чём вы? — интересуется Хосок, смотря то на Чонгука, то на Намджуна. — Мы с родителями в магазине случайно столкнулись с Тейлором и его мамой, и мои повели себя отвратно, — объясняет Чонгук. — Они очень грубо с ними обошлись. Это было… ужасно. Я думал, что сгорю от стыда. Юнги поджимает губы и бросает на него взгляд. — Да, не очень вышло, — вздыхает Соми. — Но вряд ли Тейлор обижен на тебя. Да и мама у Тэ понимающая, так что не переживай. Не думаю, что ты произвёл плохое впечатление на неё. Я уверена, Тейлор ей все объяснил. — Да мы уже знакомы. Дело не во впечатлении, просто это было… — Подожди-подожди, — прерывает его Сокджин. — Минуточку. Тейлор познакомил тебя с мамой, и ты даже ничего нам не сказал?! — В самом деле, — хмыкает Юнги. — А что такого? — не понимает Чонгук. — Тейлор никогда никого не знакомит со своей мамой, — играет бровями Соми и проходится взглядом по друзьям, а те вдогонку ей кивают. Чонгук заливается краской и опускает взгляд: — Ну… не то чтобы это было какое-то прям знакомство… мы просто заехали, и… — смущённо мямлит он. — Ой да ладно, — фыркает Джин. — Все уже поняли, что вы потенциальные женатики. — Что за глупость, — ещё больше краснеет Чонгук и практически заикается, а друзья за столом смеются, тыкая пальцами в его пурпурные щёки. До самого закрытия «Косточки» они сидят всемером, наслаждаются пятничным вечером и набивают желудки фастфудом. Одному только Чонгуку кроме нескольких картошин с тарелки брата ничего в горло не лезет. Он продолжает бросать унылые взгляды на двери, мысленно упрашивая Тейлора прямо сейчас взять и войти сюда. Но каждый вошедший — не он. К концу вечера он всё-таки окончательно скисает, что замечают все. Юнги сжимает его плечо, когда они выходят из кафе и идут на парковку. На улице уже давным-давно темно и стало прохладнее. Ночной воздух рассеивает мурашки по шее, хочется закутаться в куртку ещё сильнее. Чонгук немного отстаёт от ребят, и Юнги тоже замедляет шаг. — Тей умеет быть и мудаком тоже. — Уголок его губ на секунду поднимается, подбадривая его. Как будто должно стать легче оттого, что лучший друг его парня на его, Чонгука, стороне. — Мудачество, как ни странно, прекрасно уживается с его тонкой романтичной натурой. — Ты знаешь, где он, да? — догадывается Чонгук. — Типа того. Хочешь, отвезу? — Сейчас? — удивляется Чонгук. — Ну да. — Но уже… — Чонгук оборачивается на «Косточку», табличка на которой перевернулась на «закрыто»: — уже одиннадцать. Меня родители убьют, — вздыхает. — Смотри сам. Если надумаешь, то без проблем. Чонгук колеблется несколько секунд. Попасть в немилость родителей снова не хочется, но и упускать шанс разобраться, наконец, в чём дело, тоже. Он сомневается, но прекрасно знает, что между образом хорошего сына и Тейлором будет выбирать Тейлора. Теперь только его. — Намджун, — окликает Чонгук брата. Тот оборачивается и тоже замедляется. — Можешь меня перед родителями отмазать? — решается он. Терять всё равно нечего, а к Тейлору ужасно хочется. — Пожалуйста? — Каким образом? — приподнимает тот брови с усмешкой. — Сказать, что я случайно выронил тебя из кармана по дороге? — Я не знаю. Скажи, что я у Соми, — умоляюще смотрит он на него. — Куда ты собрался? — К Тейлору. — На ночь глядя? У тебя же смена с утра завтра. Чонгук сникает ещё больше. — Если надо, я выйду вместо тебя, — говорит Хосок, прокручивая между пальцев ключи от машины. — Правда?.. Спасибо большое! — облегченно выпаливает Чонгук. Намджун вздыхает и складывает на груди руки. — Ладно, я что-нибудь придумаю. Но имей в виду, что этим ты их ещё больше разозлишь. — Пускай, — кивает он и посылает благодарный взгляд Хосоку. — Разберусь со всем этим потом. — Едем? — спрашивает Юнги. Чонгук, выпустив из лёгких воздух, уверенно кивает и идёт к его машине. Время позднее, а половина из них всё ещё наказана за драку, поэтому прощаются быстро, расставаясь до понедельника. Они с Юнги сначала завозят домой Соми, которая пытается отвлекать Чонгука то короткое время, что они проводят в машине втроём. Как только она выходит, в салоне становится тихо. Чонгук теребит на руке фенечки и пристукивает ногой, кусает губы и разглядывает дорогу, пытаясь понять, куда они едут. Спустя минут тридцать, когда дорожные указатели начинают казаться знакомыми, до него доходит. — Мы едем в домик? — озвучивает свою догадку. — Именно, — кивает Юнги. — Я мог и сам сообразить, — сокрушённо вздыхает Чонгук. — Что он там делает? Он там все эти дни? — Спросишь у этого болвана сам. — Он знает, что ты привезёшь меня? — Нет, разумеется. — Юнги на секунду переводит на него насмешливый взгляд, а затем снова возвращает его на трассу. — Почему тогда ты везёшь меня туда? — Потому что надеюсь, что хоть ты сможешь на него повлиять. Разговоры со мной на него особого впечатления не производят. Какой-то я для него не слишком весомый авторитет. Двенадцать лет дружбы сделали своё дело, видимо. — Значит, он будет злиться на тебя. — Может, даже попытается стукнуть, — ухмыляется. Чонгук отворачивается к окну. Ответов на его вопросы не появилось даже после того, как он выяснил, где Тейлор. Окей, он в домике. Но какого чёрта? Что его вынуждает молча собраться и уехать туда? И каким образом он должен на него повлиять, если сам не понимает, что происходит? Всю дорогу его сжирает беспокойство. Нога нервно дёргается, сердце глухо, но часто стучит. Ехать почти два часа, на улице беспроглядная ночь, а он едет к Тейлору, наплевав на наказ родителей и создав тем самым себе ещё больше проблем. Теперь можно вообще не ждать снисхождения, никакого. Временами он посматривает на Юнги, пытаясь различить его черты в темноте. Тот сосредоточенно следит за дорогой, отбивая пальцем по рулю в такт тихо играющему радио. Чонгук размышляет, с какой целью он повёз его среди ночи за сто миль. Неужели правда так рассчитывает, что Чонгук каким-то образом сможет вразумить Тейлора? Так знать бы ещё, о чём вразумлять. Решив хоть немного отвлечься, он пытается завести разговор о чём-нибудь другом. — Вы с Хосоком снова общаетесь, — отмечает, вспоминая всю прошедшую неделю, когда они собирались по вечерам за столиком в «Косточке». — Вроде того, — кивает. — Вы поговорили? — Я бы так не сказал. Да и о чём? Обсудить, что он спал с моей сестрой? Как-то не особо хочется, знаешь. — Она ему нравится, ты знаешь? Юнги отвлекается от дороги на секунды, чтобы посмотреть на Чонгука непонятным ему взглядом. Некоторое время они едут молча. — Тебе Хосок сам сказал? — спустя минут пять Юнги всё-таки нарушает тишину. — Не совсем. То есть, я спросил у него, а он… отреагировал. Мне кажется, это мучает его. — Вот и хорошо. Пускай помучается. Надеюсь, Соми хорошенько его промаринует. Чонгук издает тихий смешок, в ответ на который Юнги улыбается. Спустя почти два часа езды они останавливаются в знакомом Чонгуку месте. Если пройти немного дальше, а потом свернуть, то можно наткнуться на закуток, где Тейлор обычно оставляет свой мустанг, когда приезжает в домик. Наверняка он и сейчас там стоит, если Тейлор здесь. — Тебя проводить? — спрашивает Юнги. — Нет, не нужно. Я дойду. — Чонгук тянется к ручке, чтобы открыть дверь. — Подожди, — просит друг и открывает бардачок, принимаясь что-то в нём искать. — Вот. — Юнги протягивает ему небольшой фонарик. — Проверь на всякий, но должен работать. Чонгук щёлкает выключателем, и фонарь загорается ярким желтым светом. — Пойдёт, — кивает Юнги. — А то там такая дорожка, что убиться можно, пока до дома дойдёшь. — Спасибо, Юнги, — вздыхает. — И за то, что привёз, тоже спасибо. — До понедельника, — машет ему он, улыбнувшись. Чонгук кивает, показывает ему «пять» и захлопывает дверь. Юнги даёт по газам и оставляет его посреди дороги где-то около Санта-Барбары. На улице темно, прохладно, на небе ни облачка, и Чонгук запахивает плотнее куртку, подтягивая ворот повыше. Жутко. Только и греет мысль, что ещё несколько минут, и он сможет увидеть Тейлора. Тропинку совсем не видно, он пытается подсветить её фонариком и находит с трудом. Главное действительно не завалиться где-нибудь. А учитывая, что он даже при свете дня здесь запинался, вероятность упасть в ночи практически стопроцентная. Из-за того, что глаза толком ничего не видят без фонаря, слух и обоняние обостряются. Пение сипух напоминает какой-то дурацкий хоррор, из-за чего он невольно покрывается липкими мурашками и слышит своё учащенное сердцебиение. В нос забивается тошнотворный запах прелой земли и гнили. Чонгук только и успокаивает себя — главное, что не запах падали. Значит, всё не так плохо. Тропинка кажется нескончаемой. Он вздрагивает на каждый резкий звук, который производит сам же, наступая на очередной сухой сук, валяющийся под ногами. Он почти готов разрыдаться, когда видит очертания домика в темноте, и ускоряет шаг, уже собираясь перейти на бег, лишь бы поскорее дойти. Поначалу кажется, что в доме никого нет. Он подходит к нему ближе и отмечает, что ни в одном окне не горит свет. Гнетущее чувство тревоги сдавливает грудную клетку. Что он будет делать, если Тейлора здесь не окажется? Юнги уехал, а он стоит один ночью посреди чёртового леса, в двух шагах от океана. Сам не понимая зачем, он тихонько крадётся к дому по широким ступеням из камней, стараясь не создавать много шума. На носочках поднимается по деревянным ступенькам крыльца, боясь даже лишний раз вдохнуть. Поджилки дрожат от страха. Подойдя ко входной двери, он нервно облизывает пересохшие губы и тянется ладонью вверх, туда, где Тейлор прячет обычно ключ. И ничего не нащупывает. Ключа нет. Переведя дыхание, он кладёт ладонь на дверную ручку и сжимает её, толкая от себя. Не поддаётся. Закрыто. Изнутри. — Тэ? — хрипло и едва слышно зовёт, а голос дрожит от напряжения. — Ты здесь? Это я. Тэ? Дверь распахивается резко, заставляя вздрогнуть от страха, и его обдаёт тяжёлым алкогольным шлейфом. Честно говоря, он чуть не наложил в штаны от ужаса. Сердце разгоняется как ненормальное, стуча в висках. На пороге показывается Тейлор. Он широко распахнутыми глазами смотрит на Чонгука и, опомнившись, заводит руку назад. В темноте что-то блеснуло и скрылось за его спиной, но Чонгук не смог разглядеть. — Ты меня до смерти напугал! — Чонгук? Ты что здесь делаешь? — пьяно хмурится он, хрипя севшим голосом. Он распахивает двери шире, и Чонгук, с сомнением оглядевшись, проходит внутрь. Дверь за ним закрывается, Тейлор включает в прихожей свет. — Приехал к тебе. Ты пьян? — поджимает он губы, скользя взглядом по пробивающейся щетине на подбородке Тейлора и по не первой свежести футболке. — Как ты здесь оказался? — Юнги привёз. — Чонгук стаскивает с себя куртку и вешает на крючок. Дыхание понемногу выравнивается, он почти может взять себя в руки. — Ты один? Тейлор хмуро кивает. — Не помешаю? — Нет, конечно. Чонгук… — Тейлор вздыхает, болезненно прикрывая глаза и сводя к переносице брови. — А в руке что? Он убирает руку из-за спины и являет ему сжатый в ладони перочинный нож. Чонгук недоумённо смотрит то на нож, то на Тейлора. — Мало ли, кто мог здесь оказаться вместо тебя, — ворчливо объясняет он. — Взял первое, что попалось под руку. — А кто говорил о том, что здесь безопасно? — приподнимает брови. — Перестраховаться никогда не помешает. Он складывает нож и, немного качаясь, относит в кабинет, забрасывая его там в ящик письменного стола. Чонгук, обхватив себя руками, стоит посреди маленькой гостиной и сканирует её взглядом. Подушка и плед, брошенные на диван, на столе наполовину пустая бутылка джина. Пепельница с десятком окурков, зажигалка и полупустая пачка «Лаки Страйк» рядом. Вся комната пропахла смесью алкоголя и сигарет. Чонгук морщит нос. — Ты был здесь все эти дни? — спрашивает он у остановившегося в проёме Тейлора. Тот приваливается плечом к дверному косяку и опускает голову. — Да. Чонгук отворачивается. Он всю неделю не находил себе места, а Тейлор всё это время был здесь. Обида начинает заполнять грудную клетку, и он пытается подавить в себе это разрастающееся чувство, решив, что ему сейчас совсем не время. Им бы поговорить нормально. Он не может по-детски обижаться. — Что происходит, Тэ? Ты на меня обижен или что? В ответ тишина, Тейлор только отрицательно качает головой. — У тебя проблемы? Ты связался с наркотиками? Криминалом? С чем, Тэ? Куда ты исчезаешь? Ты здесь прячешься от кого-то или что? Лицо Тейлора вмиг суровеет. Он поднимает на Чонгука глаза, и в них плещется неверие и злость. Губы сжимаются в полоску, он весь напрягается, а вслед за ним и Чонгук, не зная, чего ему ждать. Он уже совершенно ничего не понимает. Проходит несколько долгих секунд, на протяжении которых он буравит его взглядом. — Вот что ты обо мне думаешь, да? — ядовито усмехается Тейлор. — Если мой отец влез во всю эту херню, значит и я могу, верно? Я ведь такой же кусок дерьма как и он. — Нет, я не… — Да, именно это ты и думаешь, — пьяная ухмылка на его лице становится больной. Он отворачивается, не стирая её с губ. — Что ж, рад, что мы выяснили это сейчас, а не через пять лет отношений. — Да ничего я не думаю! Я вообще ничего не знаю о твоём отце! — выходя из себя, прикрикивает Чонгук. Голос дрожит, на глаза наворачиваются слёзы. Смотреть на Тейлора тошно. Видеть его в таком состоянии — пьяным, помятым, пропахшим алкоголем и потом — это больно. Тейлор осекается. — Может быть, для начала нужно хоть во что-то меня посвящать, а? — шипит Чонгук. — Тебе так не кажется? Что я вообще о тебе знаю? Ты не считаешь нужным мне рассказывать что-либо о себе, а потом удивляешься, что я думаю о самом страшном? — смахивает с щёк слёзы. Он отходит к окну и обнимает себя руками. Это что, их первая ссора?.. — Я ни с чем не связался. Можешь не переживать об этом, — голос Тейлора звучит вновь спокойно. Пристыженно. — Тогда что ты здесь делаешь? Ещё скажи, что просто тусуешься здесь и в одного накидываешься. — Да, — коротко отвечает он. — Что «да»? — растерявшись, переспрашивает Чонгук. — Да. Я просто приезжаю сюда, чтобы напиться. У Чонгука опускаются плечи. Он садится на подлокотник дивана и немигающим взглядом смотрит на Тейлора. Горло неприятно сдавливает. — У тебя… — откашливается. — У тебя что, проблемы с алкоголем? — Наверное. Возможно. Я не знаю, я просто… — сипит он, не смея на него посмотреть. У Чонгука крошится терпение и остатки выдержки. Тейлор выглядит побитой дворнягой, разбивая ему сердце одним только своим видом. — Давно это происходит? — С самого начала, как вернулся сюда, — на мгновение замявшись, отвечает он. Чонгук отталкивается пяткой от пола, поднимается и идёт к нему. Встав напротив, в миллиметрах от него, берёт его лицо в свои ладони и заставляет на себя посмотреть. Грудь сжимает от грусти. — Почему ты просто не сказал мне? — Чтобы разочаровать тебя? Как ты себе это представляешь? «Эй, Чонгук, я иногда просто сваливаю и несколько дней подряд нажираюсь как свинья, пока моя мама думает, что я с тобой». Так? Брови Чонгука приподнимаются в негодовании. — Ну ты дурак, да? Тейлор снова сокрушенно вздыхает, плетью повесив голову. — Прости. — Он обвивает руками его талию и утыкается носом в шею. Чонгук облегчённо выдыхает и крепче сжимает его в своих объятьях. Так-то лучше. Все самые страшные мысли, которыми он себя нагнетал по дороге до домика, испаряются. Тейлор здесь, с ним всё в порядке, он ни во что не ввязался и не вляпался. Он стоит в его объятьях и греет его. Тёплый и родной. А всё остальное… оно ведь решаемо. — Хватит уже просить прощения. Просто сделай так, чтобы мне не приходилось ждать от тебя этих слов, ладно? Это порядком надоедает, знаешь ли. Все эти твои исчезновения. — Я постараюсь, — шепчет он. — А сейчас иди ложись. Тебе нужно проспаться. — А ты? Тебе не нужно домой? — Куда уж я пойду среди ночи. — Ляжешь со мной? — На губах Тейлора появляется подобие улыбки. — Только если ты сходишь в ванную. От тебя разит как от бомжа. Тейлор тихо посмеивается. — Поцелуешь потом? — Как только почистишь зубы, — кивает. — От тебя несёт джином за километр. Он хмыкает и отпускает Чонгука, быстро мазнув губами по щеке. — Иди, я пока проветрю здесь. Ты спал на диване? — спрашивает Чонгук и получает в ответ кивок. — Тогда я постелю нам наверху. — Чистое постельное есть в шкафу. — Разберусь. Настроение заметно улучшается. Он убирает со столика бутылку и пустую коробку от пиццы, собирает крошки влажной тряпкой, споласкивает её и ей же протирает пятно на полу — по всей видимости, пролитый алкоголь. Открывать окна настежь побаивается, поэтому оставляет приоткрытыми только форточки по всему первому этажу, надеясь, что хоть немного просквозит и станет свежее. Запах здесь и правда отвратительный. На втором этаже слышен плеск воды. Чонгук не спеша идёт в комнату, в которой уже пару раз останавливался вместе с Тейлором, и приоткрывает в ней окно тоже. Потом снимает старое постельное бельё, которое, он уверен, осталось здесь ещё с их прошлого раза и наверняка содержит их следы. Они точно ничего не убирали за собой. Тейлор заходит в комнату в коротковатых пижамных штанах, когда Чонгук, раздевшись до трусов и футболки, уже сидит на правой половине постели, укрыв голые ноги одеялом. Тот выглядит посвежее, чем был до этого, но всё ещё немного покачивается. Поёжившись, он находит взглядом приоткрытое окно. — Ложись, пока не замёрз. — Чонгук откидывает свободный край одеяла для него, и Тейлор с удовольствием падает на постель. — Теперь поцелуй? — Теперь да. — Улыбнувшись, он двигается ближе и нависает сверху. Тейлор прикрывает глаза. Чонгук рассматривает его недолго, отмечая, что он даже сбрил свои намёки на трехдневную щетину и теперь его подбородок совершенно гладкий. В него он и целится в первую очередь, нежно касаясь губами. Теперь от Тейлора приятно пахнет зубной пастой и лосьоном, и он с удовольствием водит по коже носом, продолжая покрывать её маленькими поцелуями, пока не доходит до губ. Он накрывает их своими и думает, как же сильно скучал и как ему не хватало этого всего. Пальцы зарываются в мокрые волосы Тейлора, зачёсывают их назад. Он только сейчас осознаёт, что толком не живёт всякий раз, когда тот пропадает. Делает всё на автомате да смотрит на двери как преданный пёс — вот, чем он занимается, когда его нет рядом. Тейлор отвечает лениво, мягко, но крепко держит его руками, сцепив их на его пояснице. Не даёт отстраниться. Чонгук и не хочет. Он отрывается от его губ только когда ощущает на них судорожный прерывистый вздох. Отстранившись, он замечает покрасневшие глаза. — Спасибо, что ты здесь, — шепчет Тейлор, протянув к его лицу ладонь и погладив щёку. — Я люблю тебя. Мой Беверли. Мой Чонгук. — Тэ… — брови Чонгука дёргаются. Он вот-вот расплачется, смотря на такого Тейлора. Тихое признание выворачивает наизнанку, так, что он боится даже дышать, глядя в слезящиеся глаза напротив. — Я тоже люблю тебя. Сильно люблю. Ты не представляешь. Он прижимается к нему губами снова, целуя отчаяннее и дрожа. Ему так хочется укрыть Тейлора от всего. Чтобы ничто не беспокоило. Чтобы не было причин уезжать и напиваться в одиночестве. — Расскажи мне, — просит Чонгук, с негромким влажным звуком разорвав поцелуй и заглянув в его глаза. — Хочешь послушать? — неуверенно хмурится Тейлор. — Не хочу, чтобы ты это всё в себе носил, когда можешь поделиться со мной. Тейлор усаживается повыше, подмяв под спину подушку, и притягивает Чонгука к себе, касаясь губами его виска. Какое-то время они сидят в тишине, обнимаясь, иногда сталкиваясь губами, невесомо, не углубляя поцелуи. Вздыхают, слушают дыхание друг друга. Чонгук гладит его лицо, шею, плечи, снова зарывается в подсыхающие волосы и шепчет что-то успокаивающее, почти неразличимое. — В детстве мне казалось, что у меня самая счастливая семья на свете. Да что там в детстве, — начинает Тейлор и тут же запинается, будто нырнув в воспоминания, ища в них те самые. — Она таковой была для меня вплоть до всего того, что произошло. Мой отец… он не был таким уж ужасным, как все говорят. Как в газетах пишут. По крайней мере, я его таким не знал. Я знал только того, который любил маму и обожал меня. Научил меня всему, что я умею, проводил со мной кучу времени. Я души в нём не чаял. Мечтал быть похожим на него. И мама… мама всегда была влюблена в него. Их отношения казались мне идеальными. Мы, наверное, были похожи на одну из тех семей, которые увидишь разве что по телевизору. Знаешь, как в этих дурацких рекламах зубных паст? У отца ещё и дела шли только в гору. Банки приносили прибыль, да и сам он был довольно уважаемым в городе. Многие здесь на него трудились, и почти все были клиентами. А потом… всё рухнуло в один день. Вскрылись финансовые пирамиды, отмывание денег, на которые закупались наркотики и оружие. Был огромный скандал. А отца нашли убитым. Я… нашёл. Его просто убрали. Сразу же. Чонгук ахает. Он приподнимается с его груди и впивается взглядом, полным потрясения. Он понимал, конечно же, что там было всё непросто и замешано… разное, но он не знал, что Тейлор был настолько близко к этому. Что он обнаружил отца мертвым. У Чонгука по спине проходит холод. Ему даже страшно представить себя на его месте, и он изо всех сил эти мысли от себя отгоняет. — Это, наверное, только начало всего того дерьма, что начало происходить. — Тейлор тяжело сглатывает. — Как ты нашёл его?.. — шёпотом осторожно спрашивает Чонгук. — Вернулся поздно от Юнги и Соми домой. Мама была на девичнике у подруги в тот вечер. К счастью. Отец должен был быть дома, мы говорили с ним об этом накануне. Он собирался рано лечь спать, у него на утро было запланировано какое-то важное совещание. Я сначала даже не понял, что что-то произошло. Подумал, что отец просто забыл закрыть калитку. Хотел уже пойти спать, мне утром тоже надо было в школу. Это была среда. А потом я решил заглянуть в их спальню, прежде чем лечь. Не знаю, зачем. Я никогда так не делал. Никогда не заходил к родителям после того, как они легли спать. И я открыл дверь, и… он на полу лежал. С пулей во лбу. Тейлор замолкает. Его подбородок трясётся, будто он старается не расплакаться. Глаза полны непролитых слёз. Чонгук тоже молчит, не зная, что ответить на всё это. Как вообще можно поддержать человека, пережившего такой кошмар? Разве существуют подходящие слова? Он не знает. Вместо этого он крепче сжимает его ладонь. — А дальше… я смутно всё помню. Я позвонил Юнги домой. Его отец приехал. Привёз маму. Я честно очень плохо помню ту ночь. Наверное, мозг сам стирает что-то, что больше всего душит. Хотя поначалу я видел всё это в ночных кошмарах. Может, и хорошо, что оно начало забываться. Кажется, у мамы истерика была. Потом похороны, допросы, куча грязи, которая лилась на нашу семью. Из-за финансовых пирамид огромное количество людей лишись всего. Больших денег, Чонгук. Денег, работы, у многих рухнул бизнес. У большинства заморозили счета на время следствия. И во всём этом виноват мой отец. Оказалось, что он никогда не вел бизнес чисто, как думали мы с мамой. Там были завязаны какие-то авторитеты, которые его, собственно, крышевали. — Это же их посадили потом? Вам же сейчас ничего не угрожает? — Сейчас уже нет. А тогда… — закусывает влажную от скатившихся слезинок губу, смотря в одну точку перед собой. — Это я дал наводку копам. Я узнал одну машину. Видел её у нашего дома в ту ночь, когда возвращался. Только сразу не вспомнил об этом. А потом увидел её снова ещё несколько раз и сложил два плюс два. Они следили за мной. Я сказал об этом мистеру Мину, отцу Юнги. Он предположил, что скорее всего меня тоже хотят убрать. Ну, на всякий. Чтобы не путался под ногами. Чтобы не сболтнул лишнего, если что-то понял. Чонгук вздрагивает. Глаза моментально увлажняются от осознания, что Тейлору грозила настолько большая опасность. Его же могло просто… просто не быть. Чонгук мог приехать, когда все их друзья ходили бы оплакивать его на могилу, а не трепетно ждали его возвращения. От этих картин в голове потряхивает. Он ругает себя за своё слишком яркое больное воображение, но не может перестать представлять. Сейчас Тейлору ничего не грозит, а ему вдруг так страшно стало его потерять. — Нас спрятали в тот же вечер. Дали новые имена, документы, посадили на самолёт. Ни одежды, ничего вообще с собой у нас не было. В чём нас привезли в отдел полиции, в том же и вывели через чёрный ход, в новую жизнь. — Мне… мне так жаль, Тэ, — выдыхает Чонгук, усаживаясь и притягивая его к себе для объятий. Слёзы всё-таки скатываются по его щекам. — Я даже представить не могу, через что тебе пришлось пройти. Так разочароваться в отце… лишиться его… Если бы ты только раньше мне рассказал… — Если бы только на этом всё закончилось. — Нет?.. Тейлор качает головой, мрачнея ещё больше. Он отпускает ладонь Чонгука и тянется к своему лицу, чтобы вытереть его от мокрых дорожек. — Ты про реакцию людей на ваше возвращение? Я знаю, они могут быть жестокими, тот же Макс… но это ведь несправедливо, Тэ. Вы с мамой ни в чём не виноваты. Тем более, насколько я понял, все дела с бизнесом улажены, да? Значит, люди получили свои деньги назад? В газетах писали, что твоя мама продала значительную часть бизнеса на погашение долгов твоего отца. — Нет, я не про это, Чонгук. Когда мы вернулись… спустя некоторое время на меня вышла одна девушка. Она… оказалось, что она любовница отца. Немногим старше нас с тобой. И у неё от него дочь. — Он прикрывает глаза, принимаясь их растирать пальцами, словно старается снова не заплакать. — Отец ничего им не оставил. Совсем. Эта девушка, Эмма, была студенткой, а теперь сидит дома с ребёнком. Девочке сейчас около трёх. Чонгук переваривает, округлив глаза и приоткрыв губы. Разглядывает Тейлора, беспокойно скользя по его лицу. Долго пытается представить, каково это, когда у тебя есть счастливая семья, а потом кто-то отбирает её. Дважды. Сначала отца, а потом все светлые детские воспоминания. Ему сложно даже вообразить, что он чувствует, получив за один несчастный год от жизни столько всякой херни. Кто вообще в здравом уме может нормально с таким справиться? — Ты помогаешь им, — начинает догадываться Чонгук. — Да. Отвожу им наличку несколько раз в месяц. Иногда сижу с Джози, когда Эмма работает. Она берёт смены помощницей в ветеринарной клинике, но с тех денег практически ничего не остаётся после уплаты аренды за квартиру. Плюс за этот год без моего отца у них скопилось долгов. Ребёнок был маленький, Эмма не могла работать полный день. А Джози, она… сообразительная для своих лет. Она правда очень милая. Похожа на меня и на отца. Хорошенькая. Но иногда я так сильно её ненавижу только за одно существование. — Голос Тейлора срывается на вздохе, становясь сиплым и еле слышным. Он плачет. — Как будто это она отобрала у меня эти последние несчастные крохи веры в отца. Остатки слепой детской любви к нему. Она как доказательство, что всё, что было в моей жизни, просто никому ненужная ложь. И я ненавижу самого себя за эти мысли. Она ведь ни в чём не виновата. Она же просто ребёнок. И она, выходит, моя сестра. Самое глупое — это то, что я за эти несколько месяцев к ней привязался, можешь себе представить? Только вечно возвращаюсь к мысли, что всё это время, когда я думал, что живу в счастливой семье, отец кувыркался на стороне с девчонкой лет на пять старше собственного сына. А мама… если она когда-нибудь узнает об этом ребёнке и об Эмме, это окончательно разобьёт ей сердце. Она ведь несмотря ни на что продолжает любить отца. Она так сильно его любила, ты представить себе не можешь. — У Джози самый лучший старший брат, ты знаешь? Тэ, я даже представить не могу, чего тебе всё это стоило. Это же… я бы не смог. Правда. Я не смог бы принять чужого нагулянного ребенка кого-то из своих родителей. А ты… ты ещё и заботишься о ней. — И чувствую себя самым отвратительным сыном каждый прожитый день, думая, за что всё это моей маме. Я же предаю её. Предаю, тайно ездя к любовнице отца. И постоянно подвожу её своим поведением. А она всё терпит, прощает, закрывает на всё глаза. Ещё и эта драка… она была расстроена. Я видел у неё на лице столько сожаления, когда ей пришло письмо из школы. Чонгук обнимает его за голые дрожащие от тихих рыданий плечи. Тейлор утыкается в его шею и тихо беззвучно плачет. У Чонгука разрывает грудную клетку от боли за него. — Чонгук, никому и никогда ни при каких обстоятельствах не рассказывай о том, что сейчас услышал, ясно? Знаешь только ты и Юнги. Больше никто, — негромко говорит он, когда немного успокаивается. — Я обещаю, — отвечает шёпотом Чонгук и гладит его спину. — Спасибо, что рассказал мне всё. Что доверил. — Я люблю тебя, — повторяет Тейлор. — А я люблю тебя. Он касается губ, солёных и влажных, а потом притягивает его к своей груди, и Тейлор засыпает, прижавшись к ней щекой. А Чонгук ещё долго не может сомкнуть глаз, пытаясь переварить в голове услышанное, и гладит его мягкие волосы, слыша тихое беспокойное сопение.