Лучше звоните Томе

«Итак, слушайте. Я знаю, что это будет звучать бредово и притянуто за уши, как будто мы здесь собрались обсудить потенциальную плоскость Земли, но этот вопрос не даёт мне покоя. Поэтому я готова после тщательного расследования представить на ваш суд свою теорию. Встречается ли господин Камисато с тем симпатичным иностранцем? Забегая вперёд, скажу, что мой ответ — да. И вот мои доказательства. Доказательство №1. Вот этот пост (жамкните тут), на фотке хорошо видно, как они друг другу улыбаются. Мой доверенный источник сообщает, что в тот вечер они только познакомились. Ещё мне удалось узнать, что К.А. нанял Т. в качестве репетитора, а мы с вами хорошо знаем, что на репетиторов так не смотрят, правильно? Это подтверждает и факт из другого поста (ссылка), где они занимаются в кофейне. Кофейня находится возле учебного корпуса экономистов, там учится Т. Это факты, выводы делайте сами. Доказательство №2. Мне больно это говорить, но основываясь на историях, которые мы видели раньше (ссылки тут и тут) — у К.А. есть определённый типаж. Светловолосые парни с необычной внешностью. Не кажется ли вам, что Т. (светловолосый европеец, мои источники говорят, что он из Лондона) прекрасно вписывается? Доказательство №3. Знакомая брата моей подруги живёт в районе, где К.А. репетирует со своей группой (здесь уже публиковали расследование о том, чей это дом, мы нашли владельца, вот ссылка на его Инстаграм). Она заявляет, что видела в этом районе кого-то подходящего под описание — смотрите первую фотку. То есть К.А. приглашает Т. на свои репетиции. Ещё один звоночек! Доказательство №4. История Аратаки Итто. Кто не знает, Итто выступает в группе К.А. барабанщиком, вчера он выложил историю из бара — мне удалось выяснить, что они выступали там в субботу. Посмотрите на второй скрин, светловолосая макушка за столиком по центру зала не кажется вам слишком знакомой? Доказательство №5. Никаких фактов, просто логическое мышление. Последняя вечеринка, прошедшая в общежитии К.А., была месяц назад — вот ссылка, кажется, там было весело. Последний случай, когда он был замечен с кем-то на публике, тоже почти месяц назад. Этого парня, кстати, сдеанонили, он оказался из Бункё, и это было через неделю после знакомства с Т. А вот с тех пор подозрительная тишина. Чем это объяснить, если не появлением у К.А. постоянных отношений? И как раз с тем, с кем его так часто видят вместе? В общем, я не склонна делать выводы, которые разобьют мне сердце, потому что мой мозг не принимает такую реальность. Никаких официальных заявлений не было, и пока мы не увидим подтверждение хотя бы в виде держания за ручки, я не советую верить моей теории. Но для тех, кто не хочет принимать факт того, что господин Камисато действительно занят, — пусть этот пост станет для вас моральной подготовкой. Я очень хочу ошибаться. Всем нам желаю сил и опровержения слухов. Анонимно, пожалуйста». У Томы к этому посту много претензий. Очень много. Но, поднимая глаза на так очевидно смущённую Аяку, которая сама пришла и ткнула ему этим постом под нос, он решает озвучить самую тупую: — Что за дурацкая манера писать сокращениями, как будто они не поймут, о ком речь? Аяка тушуется. Она вообще на него не смотрит, словно Тома одним своим существованием оскорбляет её светлые чувства относительно их с Аято отношений. Она сидит на газоне, скромно подобрав ноги, и Тома думает: это начало июля выдалось таким жарким или у него щёки горят от необходимости оправдываться? — Сама не знаю, — Аяка вздыхает. За последние две минуты она делает это уже раз в пятнадцатый. — Ты не в курсе, кто мог бы это написать? Тома пожимает плечами. Два дня назад он сказал бы, что Ёимия, и скорее всего попал бы в десятку. Но Ёимия успела увидеть официальное подтверждение, получить сердечный приступ, выпасть из жизни и воскреснуть только после стакана воды от Шинобу — ей больше не нужны никакие теории. Не говоря уже о том, что позже, когда выступление закончилось и они получили шанс выпить все вместе, она расплакалась и пожелала им счастья до гроба. Такого количества комплиментов Тома, мечтающий провалиться сквозь землю, за всю свою жизнь не получал. — Любая из фанаток господина Камисато, — отмахивается Тома, которого как раз это волнует меньше всего. Что его волнует больше, так это: — Прости, но ты рассчитываешь на опровержение или подтверждение? В смысле, я не настраивался сегодня давать интервью, но посмотри, какие тут доказательства, это же… — Нет-нет, я ни на что не рассчитываю! Моему брату с тобой нравится. Заниматься, то есть, — а теперь у Аяки розовеют щёки. Тома думает, что, если ей всё-таки подтвердить теорию, её ждёт такой же сердечный приступ, как у Ёимии. — И… мне правда неважно, вы… встречаетесь или ещё что-то… — Мы не встречаемся, — легко врёт Тома. Сам Аято ей ничего не сказал, и с точки зрения братосестринских отношений это более чем жестоко, но раз не сказал Аято — Тома тоже не имеет права. Аяка кивает, как будто успокоившись: — Хорошо. В смысле, не хорошо, в смысле… о боже, — она закрывает лицо руками. Тома даёт ей минутку чуть прийти в себя, задумчиво дожёвывая булочку и бездумно скролля пост с теорией вверх-вниз. — Я просто… в прошлый раз, когда вас просто заметили вместе, тебя чуть не убили, а тут… я немного волнуюсь. Аяка смотрит так, будто на Тому уже совершили пару неудачных покушений, и от последнего его спасла она самолично. Иначе говоря — озабоченно. Тома обнаруживает, что улыбается: — Всё в порядке, у меня уже выработался иммунитет. Не переживай за меня так, я знал, на что подписываюсь. — Но я рада, что вы подружились, — Аяка немного светлеет. — С Аято бывает очень сложно. А его отношения… Она машет рукой, будто ставя диагноз: «Безнадёжно». А Тому эта оговорка внезапно очень заинтересовывает. — Что его отношения? — Он… не получается у него с девушками, — Аяка переключает лицо в выражение мученического и прикладывает ладонь ко рту. И понижает голос до стыдливого шёпота: — С парнями на самом деле тоже. Не знаю, кто кого бросает, он же ничего мне не рассказывает, но он как будто в принципе потерял… У неё в кармане коротко вибрирует телефон. Аяка подскакивает, бормочет что-то про срочное собрание старостата и убегает, так и не закончив своё «потерял» — и оставив Тому задумчиво пялиться ей вслед. Не получается у него, значит. То же самое ему какими-то намёками пытался донести Казуха, то же самое говорил сам Аято. Интересно, в чём проблема и почему Аято, если проблема всё-таки в нём, что-то там потерял — гордость, интерес, неважно. Томе радоваться или ужасаться тому факту, что он, видимо, стал первым за долгое время? Что с Аято не так? Помимо того, что он пытается осыпать Тому деньгами, иногда ведёт себя нагло, капризно и невыносимо… что? Тома понимает, в чём проблема у него, например. После первой девушки он обнаружил, что в принципе не по девушкам — он всем говорил, что это и стало причиной расставания, а не её новый парень. Его вторые отношения закончились, когда Тома понял, что начались они из-за его необходимости утвердить свою ориентацию и завести себе парня — неважно какого, просто завести, а «неважно какой» оказался полным уёбком. Аято становится первым в жизни человеком, с которым Томе действительно хотелось бы встречаться — безо всяких «на спор». Первым человеком, в которого Тома не на шутку влюбляется. И он не может просрать такой шанс, потому что у Аято что-то там не клеится. Но в саморефлексии Томе не дают провести и пяти минут. Напротив него останавливается девчонка — её лицо Томе знакомо, кажется, они вместе ходят на пары. Она неловко мнётся, и Тома уже знает, что за этим последует. — Привет, — полушёпотом здоровается она. — А вы с Аято правда встречаетесь? Тома смеряет её изучающим взглядом. Какая-то его часть, мазохистская, по всей видимости, очень хочет посмотреть на её реакцию, когда он скажет «да». — Нет, — отрезает Тома. — Пока. Вот так ему и приходится провести свой понедельник — с флешбеками на день после знакомства с Аято, отшивая всех, кто просто на него не так смотрит, терпя повтор инцидента со слезливой первокурсницей и изрядно веселясь с Аято и Ёимией от этого набора доказательств. С самой Ёимией получается легче, чем Тома ожидал в субботу. Единственное, чем она разочарована, когда они втроём встречаются в кафе, чтобы согласовать расписание на праздник, так это тем фактом, что её старания стилиста пропали зря («Но ты всё равно сделала из него ходячий секс», — утешает Аято, пока Тома опрокидывает в себя литры жидкости, туша собственный стыд). А единственное, чего она до сих пор не может понять, — это: — Но почему вы просто никому не скажете? Аято с Томой переглядываются без слов. На этот раз они сидят по одну сторону стола, и Томе приходится отговаривать Аято от покупки одного баблти на двоих, «вставим две трубочки, как в дурацких ромкомах, почему ты так на меня смотришь?» В итоге платит всё равно Аято. Добрая традиция извинений, ага. — Это… ненастоящие отношения, — наконец сознаётся Аято. — Зачем кому-то говорить, если через неделю он меня броси… ауч! Тома молча пихает его под ребро — так, чтобы было больно и неприятно. Пока Аято морщится, изображает умирающего и требует лёд и врача, Тома вкратце пересказывает Ёимии суть концепции. Избегая пункта о том, что должно случиться, чтобы выиграл он. Ёимия за время их разговора проходит все стадии принятия неизбежного — от первой «Господи, это так тупо, этого не может быть на самом деле» до последней «Ладно, это у вас на двоих одна мозговая клетка, видимо, мне просто не понять». И хмуро резюмирует: — А что вас останавливает от того, чтобы встречаться по-настоящему? Вы ходите на свидания, целуетесь — кстати, если вам не сложно, можете ещё раз при мне, очень нужна фотка, — делаете другие штуки, которые делают все нормальные парочки, он даже поёт для тебя… — Тома по мере продвижения по этому списку чувствует себя всё хуже и хуже. — Так почему это на спор? Тома бессильно вздыхает: — Ну… потому что мы два упёртых барана, которым нужно друг другу что-то доказать? — И потому что мы были слишком пьяные, когда до этого дошли, — вставляет свою версию Аято. Это Томе нравится больше, а вот Ёимии, судя по взгляду, не очень. Ёимии в принципе вся неправдоподобность их отношений не нравится. — Бред полный, — решительно отметает она. — Если хотите знать стороннее мнение — у вас всё очень даже по-настоящему. Тома с улыбкой качает головой, но ни он, ни Аято возражать не собираются. Ёимия — надёжный человек, успокаивал он Аято в субботу за бутылкой пива, если она что-то узнала, она никому не скажет. И Ёимия держит слово. Более того — она становится их личным телохранителем. За весь день она самолично отшила с десяток девчонок, которые имели неосторожность подойти к Томе с расспросами. У одной из них был включён диктофон, и Тома получил уникальную возможность чуть позже прослушать в виде поста её воинственное: «Он не даёт никаких комментариев по ситуации, а теперь катись, пока я тебя не засудила!» И всё это с учётом того, что остаток субботы она злилась на то, что ей не сказали сразу. Поразительно. Но навыки конспиролога преследуют Ёимию недолго. И после этого мини-собрания на занятии во вторник Аято встречает Тому… с абсолютно зелёным лицом. — Мне плохо, — докладывает он, подвигая Томе телефон. Пока он срывает с себя галстук, избавляя Тому от необходимости неловко отворачиваться и мучительно краснеть от этой демо-версии стриптиза в его исполнении, Тома изучает светящийся экран. И не успев осознать, что совершает ошибку, поднимает взгляд: — Что это такое? Аято стоит посреди комнаты с расстёгнутой рубашкой, повисшей на плечах. Хмыкает, когда замечает, как Тома пялится на его пресс — у него есть пресс, Тома знал, что есть! — и пожимает плечами. — Я думал, ты мне объяснишь. Тома только молча качает головой. Он согласен с Аято: теперь плохо и ему тоже. На экране открыта страничка какой-то приватной группы с потрясающим названием «Томато стэн» и эмоджи баблти — какого хрена, ещё на этом этапе думает Тома, именно проклятый баблти? Но всё становится значительно хуже, когда он смотрит на обложку группы — там очень хреново отфотошопленная фотка Аято, который целует кого-то… будем честны, отдалённо напоминающего Тому. Кажется, даже, что это та самая фотка из бара. — Это… о боже. На стол падает тень: Аято, почему-то решивший, что может без зазрения совести и случайных жертв гулять по комнате голый по пояс, нависает над Томой с каменным выражением лица. Тома косится на его живот, слёту насчитывает шесть кубиков… и не знает, куда лучше пялиться — на экран с достойным образчиком компьютерной графики или на что-то, что вызовет у него бешеный стояк. Он выбирает первое. Умирать не входило в планы на вечер. — Стэн-аккаунтов у меня ещё не было, — хмыкает Аято над ухом у Томы. Господи, оденься, что ты себе позволяешь. — Новая степень популярности. — У меня тоже, — сглотнув, сознаётся Тома. — Да ещё и таких, в которых не два с половиной человека, а хренова тысяча. — Это случайно не работа Ёимии? Тома сурово сводит брови и тянется к собственному телефону. Если честно, он просто рад переключиться на что-то, что не будет включать в себя голого Аято, пусть даже это будет выяснение того, кто умудрился за день набить в их стэн-аккаунте целую тысячу подписчиков. Он отправляет Ёимии скрин профиля с содержательным «?????!!!!!!!!!». Ждать долго не приходится: Ёимия перезванивает раньше, чем Аято успевает стянуть с себя штаны. — Поставь на громкую, — велит она сходу. И уже на всю комнату, когда сбитый с толку Тома включает динамик, орёт: — Это не я! Только взявшийся за ремень Аято хмыкает в стиле «ага, как же». Глядя на него, Тома чувствует себя атакованным. Глядя на вызов, где светится смазанная фотка Ёимии с батутов, — тоже. — Вы серьёзно могли подумать, что я после того, как дала торжественную клятву на собственных карманных, пойду и создам ваш стэн-аккаунт? — продолжает распаляться Ёимия. — Я дорожу своими карманными больше, чем вашим спором, уж простите! И как бы я ни хотела… в смысле, я точно ваша фанатка номер один, но делать такое для меня чересчур! Тома ловит на себе взгляд Аято, который как будто до конца не определился, кому верить — орущему динамику или собственной логике. И неловко открывает рот: — Слушай, я тебе верю, правда, но… — Зато я знаю, кто мне не верит! Давай честно, у него сейчас лицо больше источает безграничное доверие или стопроцентный скепсис? Подвисший в пространстве, Тома не отвечает. Лицу Аято, на которое он пялится усерднее, чем на его пресс, скорее подходит второй вариант. — Я могу прислать вам скрин моих админок, — фыркает Ёимия, потому что молчание, видимо, слишком красноречивое. — Там есть стэн-аккаунт, конечно, но это Лиса из Блэкпинк, она на вас не похожа — и обзоры на тренды уходовой косметики. И никаких… хм, знаешь, а «Томато стэн» неплохо звучит… Аято подходит ближе, вызывая у Томы желание выпить немного воды. И раньше, чем Ёимия дойдёт до собственного осознания зависти и «почему я не додумалась первой», наклоняется к динамику: — Хорошо, допустим, это не ты… — Привет, Аято! Я тебе врежу за твоё «допустим», так и знай! — …тогда кто? Аято смотрит Томе в глаза, на громкой связи воцаряется задумчивая тишина. А потом Ёимия прикидывает: — Могу попытаться выяснить… Группа приватная, так что сначала мне надо туда попасть. Вряд ли там указан админ, так что начну с проверки по участникам, потом сравню почерк в постах с диванными теоретиками из подслушки… сопоставлю лайки под тем постом… Пара часов — и я всё выясню. Аято иронично улыбается: — Ладно, действуй. А мы тут пока придумаем достойную месть. — Вам двоим как будто не нравится наличие у вас стэн-аккаунта. Хотите знать моё мнение? Просто обеспечьте их контентом и купайтесь в лучах славы, — Ёимия прикидывает что-то в голове и добавляет: — И начните с нормальной фотки поцелуя на обложку, даже я лучше сфотошопить могу. Чёрт возьми, это должна была быть моя группа!.. Ёимия отключается, не дав ни Томе, ни Аято шанса высказаться решительно против генерирования контента из такой категории. Тома даже не знает, радоваться или огорчаться приватности группы: он не уверен в своём желании знать, что там вообще за контент. Интересно, по ним уже начали клепать коллажи из фоток на Пинтересте? Или рисовать арты? Или писать фанфики?.. Господи, с того поста в подслушке прошло всего двое суток. Тома так сильно недооценивал популярность Аято, что стоило дважды подумать, прежде чем соглашаться на этот дурацкий спор. И будто мало ему того Аято, который там, в приватном стэн-аккаунте, — у него тут под боком стоит Аято настоящий. Всё ещё не снявший штаны. Всё ещё не надевший майку. Томе приходится собрать всё своё мужество, чтобы ткнуть пальцем ему в живот и потребовать: — Оденься, ради всего святого! Простуду подхватишь. Аято весело улыбается. Его здесь мало что смущает, ну ещё бы, думает Тома не то завистливо, не то несчастно, с таким-то идеальным прессом. — Я думал, ты хочешь со мной переспать, — тянет он каким-то подозрительно низким голосом, вынуждая Тому сглотнуть. Одним плавным шагом Аято совсем сокращает между ними дистанцию и теперь чуть ли не прижимается к Томе вплотную. — Ты же в курсе, что люди для этого обычно раздеваются? Как ты планировал действовать дальше? Кто сказал, что Тома вообще планировал действовать дальше? Кто сказал, что он не грохнется в обморок, как только увидит, что там у Аято в трусах? — Тома, — Аято с прежней улыбкой кладёт ладонь ему на талию, подталкивая ещё ближе. От него веет теплом человеческого тела, которое в условиях июля повышает температуру Томы градусов до ста, и это не та температура, с которой он способен на такие подвиги, как ясное сознание. — Ну, давай. Я стою прямо перед тобой. Что будешь делать? Паниковать? — А ты что, — несмело усмехается Тома, который по-прежнему собирается играть роль бетонного столба, — готов проиграть спор прямо сейчас? Вот так сразу? — Конечно, нет. Просто стало интересно, — отлично, свой интерес можешь засунуть себе прямо в за- — Раз уж ты больше не бросаешь меня перед каждым занятием и провоцировать у меня стояк для тебя не проблема… что дальше? Тома улыбается ему прямо в губы. Класс, спасибо, что напомнил. — Дальше… Он не может устоять, возможностью воспользоваться хочется — максимально аккуратно, чтобы раззадорить, но не сломать. Он слабо царапает Аято по животу, ведёт ладонью ниже, самыми кончиками пальцев оглаживая ширинку… Заглядывает в глаза, не без удовольствия отмечая этот слегка потерянный взгляд. — …дальше можно, например, — Тома чуть склоняет голову набок, стараясь сосредоточить всё внимание на каменном лице напротив, а не на собственных подрагивающих пальцах, — избавиться от того, что мне сейчас немного мешает… Поддевает пряжку ремня на брюках, дёргает молнию. Аято прерывисто выдыхает, но не отталкивает, не подаётся навстречу — ждёт. Жди. Не сегодня. — …и переодеться наконец, потому что я тебя всё-таки бросаю, — сообщает Тома со всей жестокостью, на которую способен его плавящийся мозг. И отходит на шаг. — Сегодня у нас перевод старых переговоров по брекситу на слух. Не хочу отвлекать тебя на такие мелочи, как моё желание с тобой переспать. И опускает красноречивый взгляд на пах Аято, где бугрится очевидное доказательство того, что Тома в своих желаниях далеко не одинок. — Чёрт, — выдыхает Аято, едко улыбаясь, — а я ведь почти поверил. Тома предпочитает не отвечать: он, если честно, тоже. Он бы всё отдал за то, чтобы посмотреть на выражение лица Аято, если он сейчас резко опустится на колени, стащит брюки ниже, к коленям, и пройдётся языком по члену прямо сквозь ткань трусов. Тома готов поклясться, что одно это действие — и Аято их спор безбожно проиграет, настолько провокационным взглядом он сейчас смотрит на Тому в ответ. Но… но тогда будет слишком просто и слишком дёшево. А им нужно заниматься. — Ты специально подбираешь мне всякие переговоры и речи послов? — задумчиво спрашивает Аято, когда, господи, спасибо, всё-таки одёргивает на себе футболку. — Мне казалось, у меня ещё не так хорошо с английским. — Тебе с этим работать, — подбадривает Тома с кровати. — Потом поблагодаришь меня за инвестиции в собственное будущее. — Ага, — таким инвестициям Аято, судя по кислому голосу, не особо радуется. Тома благоразумно отворачивается, когда он начинает прыгать по комнате в попытке избавиться от брюк, а возвращает взгляд — когда Аято садится рядом и с улыбкой тычет его в колено. — Кстати, об инвестициях в будущее. Что ты делаешь на этих выходных? Тома воскрешает в памяти свой график. Если они на неделе разберутся с арендой всего сценического оборудования и забронируют киоск со сладостями… — Ничего, — и Аято ведь прекрасно об этом знает. — Есть предложения? Аято заговорщически усмехается. Но начинает почему-то издалека: — Ты же знаешь, что отец на этот год выгнал меня из дома. Я всё равно иногда приезжаю, чтобы взять вещи или помочь ему с очередным благотворительным вечером в моей любимой столовой… — Сколько в вашем доме столовых, если у тебя есть любимая? — Боже мой, одна, мы, по-твоему, миллиардеры? — Аято шутливо поднимает бровь, Тома гневно пфыкает. — Просто любимая. Так вот, на этих выходных он уезжает в Осаку — они хотят ремонтировать шоссе, нужно сидеть на скучных собраниях и делать умный вид, пока подписываешь бумажки. Фурута, наша управляющая, намекнула мне… что ничего не скажет, если я приеду с компанией. Аято замолкает, глядя на Тому так многозначительно, что тот начинает чувствовать себя неуютно. И вкрадчиво добавляет, будто Тома не понял с первого раза: — Ты моя компания. Просто уточняю. — Ты… — нет, Тома всё-таки не понял, — приглашаешь меня к себе домой? — Какой ты догадливый, — Аято весело щиплет его за ляжку, ауч, больно, вообще-то. — Посмотришь, как я живу с таким состоянием. С родителями знакомиться не надо, дома не будет никого, кроме Фуруты и Таромару. И, может быть, Аяки. Тома смеётся в ладонь: — Всё-таки познакомишь меня с собакой? Это значит, что я автоматически выиграл спор? — Не зарывайся, придумаешь себе другое желание. Так что, согласен? Смех замирает у Томы на губах. Провести выходные у Аято дома — с его бассейном, кипарисовым садиком, собакой. Он может закатить тусовку на целый Тодай, как делают все нормальные студенты, когда родители оставляют им пустой дом, но он… не зовёт никого, кроме Томы. Наверное, это стоит воспринимать как милый жест. Новый виток в их отношениях, как там говорится. И Тома с улыбкой кивает: — Согласен. Я твой на все выходные, а теперь давай займёмся переводом, — Аято тянется к нему, чтобы, очевидно, поцеловать, но Тома упирает ладонь ему в грудь. — И не трогай меня, мы не встречаемся, помнишь?

~

— Ты выглядишь очень счастливым. Тома, выбежавший из гаража Казухи на кухню и держащий на вытянутой руке телефон, чтобы мама опять не сетовала на то, что ей видно только его глаз, пожимает плечами. Может быть, может, и счастливым. За последние пару недель это его перманентный режим. А, точно. Они не созванивались с тех пор, как у Томы разбилось сердце. Родители просто не знают, что было потом. — Не припомню у тебя такой улыбки, — заботливо поёт мама. — Что изменилось — тебе разгрузили график? Или ты кого-то нашёл? — Тома открывает рот и кусает губу. К счастью, кажется, мама искренне считает это хорошей шуткой. — И ты что это, не в общежитии? Тома оглядывает кухню Казухи. Ну, да, его духовка с пепельницей прямо на газовой конфорке и жёлтый потолок от постоянного курения прямо здесь плохо похожи на общежитие. Разве что очень запущенное. — У друга, — признаётся Тома, игнорируя ту часть, где он кого-то нашёл. — Меня позвали на репетицию, так что… — О, так я тебя отвлекла? Извини, просто ты давно не звонил, так что я подумала… — Ничего страшного, мам, они же как-то справлялись до меня. На самом деле, — Тома прислушивается к звукам из гаража: музыка стихла, судя по крикам, они опять ругаются, выясняя, кто всё-таки больше лажает, — кажется, я им только мешаю. — Тогда я быстро, ладно? — мама по-деловому подбирается. Рядом с ней на экране вдруг возникает лицо отца, который чмокает её в щёку: сейчас в Лондоне как раз обед, они звонят ему откуда-то с улицы. Тома не совсем уверен, но, кажется, это их любимый ресторанчик. — В общем… мы купили билеты в Токио. — О, — подвисает Тома. Со всей своей беготнёй и наличием Аято в новом статусе его парня на спор… он совсем забыл, что родители собирались в Японию. И не просто собирались, а уже вполне серьёзно собрались. — Поздравляю? Когда вы прилетаете? — Шестого августа, — мама улыбается. Так тепло, что Тома только сейчас понимает, как по ним соскучился. — Эти часовые пояса — просто кошмар, мы вылетаем пятого в девять утра, а прилетаем шестого в пять, но в самолёте всего двенадцать часов. Мы потом забронируем какой-нибудь отель… или, может, квартиру, у тебя ещё останется общежитие на каникулы? Организуешь нам экскурсию, покажешь город… когда мы были в Токио в последний раз, дорогой? — Лет двадцать назад, — смеётся отец рядом, — прямо перед тем, как ты родился. Так что формально ты уже был в Японии. — Эмбрионом, ага, спасибо, — фыркает Тома. — Вы ещё припомните мне поездку в Австралию, когда мне было пять и я запомнил оттуда целое ничего. — Ерунда, у тебя на память осталась такая классная фотка с кенгуру!.. Тома не думает, что они вернутся к теме его странно счастливой улыбки — в представлении мамы, кажется, забитые жизнью студенты в принципе не способны улыбаться, только страдать. Но их с отцом «я быстро» растягивается на добрых полчаса, в течение которых на кухне успевает появиться Аято. Он понимающе усмехается, слыша английскую речь из динамиков, молча забирает воду и уходит, а Тома… слишком глупо смотрит ему вслед. И этим серьёзно себя подставляет. — Вот, ты посмотри! — тут же цепляется мама. О боже, нет. — Видишь, как он улыбается? — Вижу, — авторитетно подтверждает отец. — Сознавайся. Тома вздыхает — против одной мамы он смог бы выстоять, но против них двоих абсолютно бессилен. Он не то чтобы уверен, что стоит о чём-то рассказывать, особенно когда Тома сам не уверен в своём статусе, но… господи, чёрт с ним, у него нет от родителей секретов. И вполголоса, опуская глаза в пол, Тома бормочет: — У меня… да, у меня вроде как есть парень. В этот момент он благодарит всю вселенную за то, что у него такие замечательные родители. В курсе ли они любви Томы к плоской груди и наличию члена у объекта воздыхания? Да, Тома сознался им пару лет назад, было дело. Они даже были знакомы с его бывшим — правда, всего один раз вместе поужинали, потом они расстались, и Тома не сильно грустит по этому поводу. И сейчас: — О, милый, я так рада за тебя! — они, кажется, не собираются от него отказываться. Мама так и вовсе расцветает на глазах. — Как его зовут? Он тоже из Тодая? Познакомишь нас, когда мы приедем? Тома смотрит в камеру абсолютно несчастно. Теперь её «я быстро» растянется ещё на час, они составят об Аято психологический портрет, а потом потребуют увидеть его вживую, и всё это в совокупности означает тот уровень стыда, который Тома в нынешнем состоянии даже после ритуальной бутылки пива не готов выносить. — Мам, я правда вам всё расскажу, — тянет он почти умоляюще, — но давай потом? Я на репетиции, вам надо работать… — Хотя бы фото пришли! — напутствует она напоследок, не желая сдавать позиции так легко. — Надеюсь, он достаточно симпатичный, чтобы мы его одобрили! Тома вспоминает лицо Аято, будто созданное для фотосессий в модных журналах и провоцирования у него, Томы, персональных задержек в сердцебиении. И приходит к выводу, что если для одобрения нужна только фотка — Тома получит это самое одобрение быстрее, чем успеет сказать слово «пиздец». За что ещё он благодарен вселенной, задумывается Тома, когда звонок завершается и он остаётся на пустой кухне в тишине, — так это за светлый оптимизм его семьи. Потому что мама не говорит: «А ты не думал, что будет, когда ты уедешь из Японии?» Или: «Ты завёл отношения на другом конце света, милый, это выглядит как безнадёжный роман». Она не рушит Томе все надежды, просто… принимает ситуацию, как она есть. Её сын счастлив. Для неё это всегда было на первом месте. Утешать Тому в самолёте на обратном пути она будет уже потом, когда в этом возникнет прямая необходимость. Невесело улыбаясь собственным мыслям, Тома быстро разгребает сообщения. Ёимию всё ещё не впустили в тот приватный аккаунт, Саре нужна сводка по текущим расходам, Горо присылает фотку целой кучи сломанных барабанных палочек на своей кровати. Горо: Боже, я не хочу знать, что у вас там происходит Тома едва усмехается. Тома: Скорее всего, это работа Шинобу И убирает телефон в карман, чтобы вернуться в гараж. Наблюдая за тем, как Аято распевается полной ерундой, Тома невесело приходит к мысли, что сам себя довёл до какого-то полудепрессивного состояния. Ему ведь действительно осталось несчастных два месяца — им с Аято осталось. Потом ему придётся сесть на самолёт до Лондона и доучиваться выпускной год. А от Токио до Лондона, если у вас плохо с географией, очень далеко добираться — целый континент. Что будет дальше? Отношения на расстоянии в девять тысяч километров? Взаимное согласие на расставание? Тома укатится прямиком в депрессию, Аято продолжит целоваться с незнакомыми парнями или спать с Казухой, потому что Казуха «понимает его проблемы»? Они вообще переживут эти два месяца? Аято как будто ловит его обеспокоенный взгляд и общий настрой, потому что знаком просит остановиться и откладывает гитару. Тома даже не сразу понимает, что музыка стихла и Аято заглядывает ему в глаза. — Что-то случилось? Тома ожесточённо трясёт головой. Он не готов это обсуждать — прямо здесь, посреди того, насколько у них всё хорошо, перед выходными только на них двоих. Но Аято как будто не нужно ничего объяснять. — У тебя глаза на мокром месте, — сообщает он шёпотом. Тома смаргивает — правда? Он даже не заметил. — А песня вроде не настолько грустная, Казуха её в хорошем настроении писал. Тома не отвечает, и Аято приходится прибегнуть к крайним мерам. Быстрый поцелуй стараниями Томы и того, как отчаянно он в своих мыслях цепляется за Аято, приводит к долгому и глубокому. Тома с такой силой давит ему на плечи, что Аято охает, сгибаясь пополам над диваном. — Эй, ну что такое, — шепчет Аято в поцелуй. Так заботливо, с шутливым осуждением — я тут для тебя стараюсь, а ты. — Ты с родителями говорил? Вы поссорились? Тома отводит взгляд. И обнимает Аято ещё сильнее. — Нет, всё хорошо. Просто… дай мне пару секунд. Вот так. Аято вздыхает. Переползает на диван с концами, позволяя Томе уткнуться себе в плечо, его ладони ласково проходятся по дыбящимся лопаткам. Он тёплый — приятно тёплый, как каминный огонь, расползающийся по комнате, или вещь, нагретая в чужих руках, или едва остывшая лампочка… — Я могу попросить Итто зачитать свой сборник тупых анекдотов, если тебе станет легче, — Аято треплет Тому по голове. — Он, вообще-то, так и говорит. Что нет такой проблемы, которую не решит сборник тупых анекдотов. Он хочет как лучше, но делает только хуже. В голове у Томы так и стучит: он уедет, и всё это закончится. Больше не будет бесплатного баблти, этого гаража, креветок с ананасами, организации праздников, боевой Ёимии, ухмылок Горо, ужасного английского Аято, самого Аято. Тома ехал в Японию с мыслью просто узнать, как живут местные студенты, а в итоге прикипел настолько, что… Господи, как перевестись сюда с концами, он готов сдавать академическую разницу хоть в сотню экзаменов, лишь бы остаться в Тодае. С Аято. Откровенно тупая затея, когда они знают друг друга всего месяц, но Томе в душе пятнадцать, ему можно быть драматичным. — Ладно, — он глубоко вздыхает, когда голова более-менее проясняется. — Я в норме. Относительно, — тяжёлое чувство никуда не уходит, но сборник тупых анекдотов у Итто действительно тупой, так что, взвешивая риски, Тома даже улыбается Аято в губы. И в неожиданном порыве спрашивает: — Ты же правда познакомишь меня с Таромару? Аято приходится подавить смешок, чтобы ответить со всей серьёзностью: — Тебя к нему отвезёт мой личный водитель, — Тома бледнеет, и Аято спокойно добивает: — На лимузине. Хочешь? — Нет, спасибо, меня устроит автобус… Аято обещает ему ещё что-то: Тома плохо разбирает и плохо запоминает этот момент, он так и остаётся в голове смазанным пятном из ласковых улыбок и лёгких поцелуев. А потом всё-таки отходит к остальным, и Тома закрывает глаза, пытаясь абстрагироваться от собственных загонов мелодией и голосом. Он так и не говорит Аято, что за дела и почему он расклеивается посреди репетиции на ровном месте. Может быть, думает Тома, слушая плавные гитарные аккорды, потом — после выходных, или после праздника, или вообще никогда. У них так хорошо идёт… а если начать загоняться по поводу расстояния и обязаловки, можно словить депрессию до конца жизни. И почему такой парень, как Аято, должен жить именно в хреновом Токио? Тома был бы согласен на Глазго, Дублин, даже какой-нибудь Брюссель — знаете, когда вас разделяет десять евро и час в воздухе, это как съездить к бабушке на выходные. Но Токио. Ну почему именно Токио. Тома пытается прикинуть реакцию Аято на их возможное сопливое прощание в аэропорту. Вряд ли Аято расстроится так же сильно… у него ведь с Токио связан не только Тома — чёрт возьми, он здесь живёт. А Тома — Тома нет. И этот факт оставляет Тому перед тупой реальностью, где всё идёт не так, как ему хочется, совершенно безоружным.