И так мы пылали

Дориан/м! Тревельян До того, как оказаться на руинах разрушенного Убежища, Максвелл Тревельян искренне считал, что привык к морозу. В детстве, еще будучи несмышленым мальчонкой, балованным четвертым сыном, он частенько выбирался зимой поиграть в сугробах, побегать наперегонки с другими ребятами и слепить снежную крепость, которую с переменным успехом штурмовал с приятелями. Да что он знал о холоде, глупец! Убежище печально догорало вдалеке — оскаленные остовы домов черными пальцами когтили ночное небо. Зарево от пожара было видно далеко — проклятый древний магистр точно не усомнится в том, что одержал победу. Сколько же людей осталось там, на руинах, под завалами! Скольких сжег пламенем дракон Корифея… Макс не удержался, уходя, все же обернулся, безмолвно сожалея о том месте, которое было таким важным для всех верующих в Андрасте людей. Самого милорда Вестника, несмотря на его положение, вера затронула постольку-поскольку, но ведь многие из тех, кто жил в Убежище, действительно верили в него! Что он избран, что спасет, что божественным светом укроет их от беды. Начиналась метель. Снежинки, довольно крупные для поздней осени, падали на землю, милосердно заставив приугаснуть пожар. Кажется, непогода собиралась разыграться не на шутку. Макс подтянул пониже рукава куртки, чтобы прикрыть запястья. Левая ладонь, кажется, горела за компанию с бывшим Убежищем. Он сощурился, через поднимающийся снег оглядев руку. Метка оставалась при нем, Корифею не удалось ее забрать, хотя ощущение было такое, как будто он многострадальную руку оторвал напрочь. Зеленое свечение пробивалось сквозь перчатку, ярко полыхало в сгущающемся сумраке. — Мадам, — укоризненно обратился Максвелл в пространство, — если вы все же где-то там, в Тени, наслаждаетесь обществом божественного супруга, знайте: я крайне вами обоими недоволен! Кощунственная речь осталась неуслышанной — церковников здесь не было, а Андрасте, если она где-то и оставалась, плевать хотела на названного Ее Вестником человечка. — Ну, раз чудесного спасения не предвидится, выберемся сами, — вздохнул юноша. Снег согласно усилился, делая испытание на прочность более суровым. Пришлось замолчать, чтобы не ловить ртом ледяную мерзкую влагу, и пойти вперед. На горизонте темнели вершины Морозных гор, и именно в той стороне Макс видел сигнальную стрелу, когда отвлекал Корифея от остальных беженцев из Убежища. Снег, сперва крупный и довольно мягкий, быстро перешел в противную метель, стал мелким и колючим, набился на сапоги и за шкирку. Идти по сугробам стало куда тяжелее, ноги казались неподъемными. Макс подбодрил себя, представив, как выйдет к костру, где греются его союзники. Они наверняка сочли его погибшим, но он все же может догнать их — в такую погоду беженцы не уйдут очень уж далеко. Сапоги безбожно вязли, и совсем скоро сугробы стали такими глубокими, что снег забился и в обувь. Тревельян пробормотал проклятье, но останавливаться и вытряхивать быстро тающее колкое крошево не было смысла — через минуту он опять окажется в таком же положении. Ступни промокли и быстро начали замерзать. Он поддернул длинные полы куртки, кляня себя за то, что из дурацкого щегольства заказал портному именно такую — легкую, толком не спасающую от мороза. — Если все же выберусь, первым делом потребую пальто из медвежьего меха, — прошептал сам себе Вестник. — И шапку с пришитыми «ушами», чтобы мозг не мерз… Совсем скоро он заледенел окончательно. Пальцы на правой руке окоченели и с трудом сгибались, а вот левая все так же горела, будто объятая пламенем. Казалось, в многострадальной ладони поселились огненные муравьи, снуют себе туда-сюда, грызут сладкую человеческую плоть, им и дела нет до мучений Вестника. Не выдержав, Макс кое-как стащил перчатку и, щурясь от летящего в лицо снега, уставился на метку. Вроде бы шире или длиннее она не стала, но контакт с Корифеем явно не пошел конечности на пользу. — Вот урод, — обругал древнего магистра юноша. — Ему, видишь ли, в Тень хочется, а с дырявой рукой мне ходить! Злость немного помогла. Где-то целый час Макс брел сквозь метель, уговаривая себя сделать еще шаг, потом еще… Где-то там были друзья, те, кто верил в него и помогал. Он дойдет, непременно дойдет, только надо не останавливаться, месить проклятущие сугробы и заставлять ноги идти. Он часто моргал, стряхивая с ресниц снег, но давно не вытирал колких слез, выступивших на глазах то ли от метели, то ли от горя. Столько жертв… Максвелл не мог себе позволить толком оплакать погибших, надо было действовать, спасать свою жизнь и строить планы, как уничтожить древнее зло, поднявшее мерзкую голову. Он шел, перечисляя про себя имена тех погибших жителей Убежища, которых знал, и жалея, что не познакомился со всеми. Те, кто были храмовниками и пришли защищать. Те, кто были магами и обрели под его рукой защиту. Сомнительную, как оказалось, защиту, но что он мог против толпы обожравшихся красного лириума марионеток Корифея и особенно дракона? Лишь бы не Архидемон, Тень его побери! Только нового Мора им на головы еще не хватало, Ферелден и так еще не оправился от предыдущего, закончившегося несколько лет назад… Где-то вдалеке раздался тоскливый волчий вой. Отлично. Избранный Вестник Андрасте будет сожран на пути к спасению, отличная ирония. — Надо срочно уверовать, авось спасен буду, — из последних сил усмехнулся Макс. Увы, вера по заказу не приходила, и далекие витражи в церквях, изображавшие Пророчицу и укрытого вуалью Тени Создателя, оставались для него только витражами. Красиво, но кланяться разноцветным стеклышкам он никогда толком не умел. Волки, к счастью, оставались где-то там, в метели. То ли у них в такую погоду сбилось чутье, то ли их не прельщало промерзшее и жесткое мясо одинокого путника. А может, бедняги тоже заблудились и замерзают в этой глуши на краю мира. — Права была Жозефина, тут действительно редкостная дыра, — проворчал Макс, вытирая лицо. Слезы замерзали на щеках, пальцев на правой руке он давно не чувствовал, шел дальше только на чистом упрямстве. Из метели он отчасти выбрался спустя еще одну бесконечную ледяную вечность. Склон стал выше и круче, и Вестник поднялся к перевалу. Где-то там, в стороне от занесенной дороги, пролегал путь в Орлей, но перед глазами Тревельяна была сплошная снежная пустыня. По крайней мере, метель немного утихла, оставшись бушевать там, внизу, в долине, где догорали останки Убежища. Выстукивая зубами бодрую дробь, достойный сын оствикского семейства продолжил свой путь. Вот будет забавно, если сейчас над ним пролетит на драконе Корифей! А у Макса даже плохонького меча нет, не говоря уж о любимом луке. — Урод покореженный! — снова помянул он нелестным словом объявившегося из глубины веков врага. — Столько трудов, зачарований, лук был не хуже варриковой Бьянки, и где он теперь? Догорает, небось, в моей бывшей спальне… Он шагал, уже не поднимая ног, просто полз кое-как по снежной равнине, сам не зная куда. Злость помогала, но и она уже подергивалась усталой дымкой. Если он не поторопится, скоро наступит изнурение и ледяной холод проберет до костей. А там — падение в сугроб, милосердный сон и тихая смерть от мороза… Ну уж нет! Макс отчаянно скрипнул зубами и опустил ноющую ладонь с меткой в сугроб. Постоял, согнувшись, с минуту, уговаривая себя идти. Поднял голову, прикидывая расстояние, почти безнадежно ожидая увидеть лица друзей — и заметил впереди остатки кострища. Частично заметенная снегом, перед ним лежала перевернутая телега, около нее тлели в золе угольки. — Только что остыл, — заметил Максвелл. Повезло! Даже если впереди лагерь дикарей-варваров, это уже лучше, чем просто брести неизвестно куда и рисковать умереть от холода и усталости. Немного приободренный, он заставил себя пройти еще немного. Ноги будто свинцом налились, мышцы кричали от усталости, и он был почти уверен, что лишится пары обмороженных пальцев. Там, в горах, за поворотом дороги, кто-то был! Мелькнули чуть ниже по склону костры, темными пятнышками завиднелись палатки. Большой лагерь, много людей… Свои? Он сделал шаг — и рухнул в колкий, уже не казавшийся холодным снег. Ноги согнулись — надо же, а Макс думал, они сломаются, как хрупкие ледышки… — Это он! Слава Создателю! — к нему бежали люди. Сквозь колючую пелену слипшихся ресниц Тревельян почти не различал лиц своих спасителей, его хватило только на улыбку — такую же кривую и ломкую, как приугасшая метка на его руке. *** Дориан был в числе тех, кто искал Инквизитора. Сидеть на месте, в лагере у костра, было бы легче, но тевинтерец просто не смог. Макс не взял его с собой защищать Убежище и отвлекать войска Корифея от спасавшихся тайными ходами беженцев. Но обида на возможное недоверие быстро прошла, как только маг увидел рушащийся склон горы. Молодой Вестник как-то смог запустить требушет, чтобы последний залп спустил лавину с гор, заваливающую остатки горящих зданий. После этого от Вестника не было ни слуху ни духу, и беженцы с грустью шептались, что он, скорее всего, погиб. Героическая смерть была совершенно не тем, чего Дориан желал бы их вождю. Макс, сильный и умелый, решительный и храбрый, заслуживал лучшего. Лелиана молилась о его спасении — и была в том не одинока. Многие шептали строки Песни Света или просто просили Пророчицу сохранить Ее избранника. Дориан тоже молился — по-своему, деятельно. В мыслях он сто раз обругал упрямого Вестника за то, что вызвался на такое самоубийство. Потом те же сто раз мысленно извинился перед ним и пообещал себе, что непременно поздравит его, если тот выживет. А как только Кассандра заявила, что снег в горах достаточно слежался и можно выйти на поиски, маг вызвался идти с ней и Калленом. К счастью, против этого не возразили — и хорошо, иначе тевинтерцу пришлось бы показать кое-что из арсенала некроманта, чтобы заставить их взять его с собой. Он так нервничал, что даже потратил немного маны на то, чтобы растопить вспышками пламени снег на заметенной дороге. Просто надо было делать хоть что-то. Солдаты и в особенности Кассандра на него косились, но у Дориана не было свойственного южным магам страха перед храмовниками, и он занимался своим делом, не обращая внимания на спутников. И Максвелл нашелся. Они не успели уйти очень далеко от лагеря беженцев и поставили всего пару вешек, обозначая дорогу, когда Вестник Андрасте сам вышел им навстречу. Выглядел бедняга — краше на костер ложатся. Весь синеватый от холода, в оборванной куртке, обе руки в крови — видно, разодрал об лед и снежное крошево. И этот невозможный идиот улыбался! Скалился, как будто клад нашел, чтоб его! Только Создатель знает, каких усилий стоило Дориану удержаться от упреков или даже от того, чтобы как следует отчитать пострадавшего героя. Он просто отметил себе на будущее приглядывать за этим лезущим в самое пекло парнем. Судя по всему, сам он о себе не позаботится, это точно. Кассандра укутала найденного Вестника в прихваченную с собой шубу и поволокла к лагерю, отогреваться. Дориан шевельнул посохом, запуская впереди бредущего Тревельяна огненную дорожку. Вроде как для тепла, да. Внутри все еще трепетала тревога, но она рассеялась, когда Павус увидел лица людей, узревших явление своего Вестника. В пламени и свете, ага. Тевинтерец тихонько хихикнул в усы, поражаясь, как мало надо простым людям для счастья. Час назад стонали о своей горькой доле, а теперь, гляди-ка, даже о погибших на время забыли, восхищенно пялятся, кое-кто даже на колени опустился… Хотя, может, они просто устали? Мало что соображавший Максвелл был заботливо уложен в самой обогретой палатке. Дориан прихватил с собой флягу подогретого вина с пряностями — неприкосновенный запас, ну да ладно, он еще достанет, если удастся выбраться из треклятых ледяных гор — и заявился во временное пристанище спасенного Вестника, игнорируя протесты церковниц, хлопотавших над Максом. — Я принес тебе благую весть, о милорд Избранный, — заявил некромант, усаживаясь рядом с ложем явственно дрожащего Вестника. Тот с интересом воззрился на Дориана из-под пары одеял. — Давай ее сюда, — потребовал он. — Благие вести надо употреблять свежими. С этим маг согласился — и передал флягу во все еще прохладную ладонь Тревельяна. Пока тот жадно пил и блаженно улыбался, Дориан не удержался от легкого ехидства: — В другой раз сражайся с древними чудовищами в Тевинтере, милорд. Кроме того, что мы к подобным чучелам привыкли больше, на моей родине еще и гораздо теплее. Там ты не заледенеешь так. — Сейчас мне уже тепло, — отозвался Максвелл, возвращая почти опустевшую флягу. Он накрыл ладонь Дориана своей и мимолетно погладил костяшки его пальцев. — Спасибо, Дориан. Не уходи, если нет срочных дел, ладно? А то я опять замерзну. Маг вскинул бровь. Можно, конечно, было списать сей откровенный флирт на рассеянное состояние Макса, но зачем, если куда приятнее остаться сидеть рядом? Как бы делая одолжение, да, у него ведь есть чувство собственного достоинства, и все же… Дориан улыбнулся, аккуратно вынимая ладонь из-под руки задремавшего Вестника. Святой там или нет, Тревельян был жив, почти здоров и согрет. Быть может, когда-нибудь, если все пойдет хорошо, Дориан согреет его получше. Весь долгий путь, что беженцы шли до крепости Скайхолд, своего нового убежища, Дориан пребывал в отличном настроении, несмотря на сугробы, тяготы дороги и проклятый южный холод.