И так мы пылали

м! Хоук/Андерс Вообще-то Андерс не любил собак. Его передергивало, когда он замечал какую-нибудь знатную даму, у которой на руках развалился тявкающий ужас. Бесполезные крошечные шавки годны были только на то, чтобы с хрипом таскаться по полу и хватать за пятки зазевавшихся гостей. Еще хуже, считал маг, здоровенные волкодавы и прочие борзые, которых так любили заводить на псарнях более знатные господа. Если мелкую левретку можно было отпихнуть или передать хозяйке, когда псинка кидалась под ноги, то крупного пса так легко не оттолкнешь. Увы, Андерс любил Гаррета Хоука — а это значило, что придется смириться с тем, что в доме его любовника обитает Пес. Не просто собака-дворняга, а чистокровный мабари, крупный, широкий в кости и ужасно шумный. Впервые придя в гости к Хоуку в его новый особняк, Андерс был неприятно поражен тем, как быстро им навстречу вылетело шерстистое чудище. Помилуй Андрасте, все эти сто с небольшим фунтов собачьей радости на полном разгоне неслись навстречу и врезались в хозяина так, что бедняга Гаррет, мужчина не хрупкий, аж покачнулся! — Привет, мальчик, — заулыбался он, наглаживая радостно урчащее чудище. Чудище отчаянно мотало обрубком хвоста и роняло на чистый пол слюни. Андерс украдкой брезгливо поморщился и решил, что с этим псом он будет встречаться как можно меньше. Если бы его решение еще что-то значило! Гаррет торжественно представил ему собаку, будто знакомил не меньше чем с кровным лордом: — Вот, Андерс, это Гром. Гхм, мой мабари, но ты и так это уже понял. Ты не бойся, он очень добрый и жует только бандитов или тех, кто на меня нападает. Хочешь, погладь, он не будет против. В этом Андерс очень сомневался. Чудище пялилось на него глазками-бусинками, продолжало мотать куцым хвостиком. И скалилось, показывая клыки длиной в палец, чтоб его! Перед глазами целителя мигом встала картинка из его очень далекого и полузабытого детства, когда стая собак, крутившаяся в окрестностях, загнала на деревья и его самого, и всех его тогдашних приятелей. Те псы не были мабари и не отличались ни умом, ни послушанием — только голодом и злобой от побоев. У этой собаки был хозяин, и ради него маг несмело протянул руку и пару раз хлопнул пса по лобастой башке. Тот радостно гавкнул, да так громко, что у Андерса зазвенело в ушах. — Понимаю, почему ты его Громом назвал, — улыбнулся он. Хоук счастливо кивнул, скалясь не хуже своего чудища. Не иначе, был счастлив, что они нашли общий язык. Ох, если бы! Пес не то чтобы Андерса невзлюбил, наоборот — часто подбегал и ждал, что его погладят. Будь дело только в этом, маг смирился бы и иногда трепал бы собаку по загривку. Но у Грома оказалась пренеприятная привычка лезть в постель к хозяину. Хоука псина обожала фанатично, больше, чем монну Леандру и юную Бетани. — Милый, — шептал Андерс, отзываясь в полумраке хоуковой спальни на настойчивые ласки. — Да, да, любовь моя, еще… Они только что вернулись с нелегкой прогулки по Клоаке, где подверглись нападению разбойной банды. И, едва успев скинуть перепачканную одежду, торопливо обнимались, не в силах даже добраться до ванной комнаты и ополоснуться как следует. Хоук ему вздохнуть не давал, целовал, прижимая к себе и жадно лапая за задницу, и Андерс как раз подумал, что надо бы ответить тем же. И вдруг со стороны кровати, к которой они добирались ощупью, донеслось басовитое «Гав!» Да такое, гарлок дери, бодрое и жизнерадостное, будто непрошеный свидетель их страсти на отличное шоу угодил! Гаррет остановился и уставился на развалившегося на постели мабари. Тот улыбался во всю пасть, крутился, напрочь сбив все простыни, и уже готовился соскочить со своего нагретого места и кинуться лизаться. О, облизывать все доступные конечности хозяина это чудище умело и любило! — Соскучился, малыш? — усмехнулся Хоук вместо того, чтобы шугануть собаку. И ласково потрепал своего питомца по ушам. Предатель. Андерс дождался, пока слегка сконфуженный любовник выставит удивленного немилостью пса, и демонстративно устроился на краешке кровати, скрестив на груди руки и надувшись. Хоук, быстро осознавший свою (а точнее, собачью) промашку, приобнял обиженного любовника за плечо. — Сердце мое, — искушающе протянул он. Никакого ответа, только печальное молчание. — Солнышко, — попробовал он еще раз. С тем же результатом. Не то чтобы Андерс вправду обижался, конечно же нет. Просто интересно было сыграть в игру «вытяни из Хоука побольше ласковых слов». Обычно суровый Гаррет в минуты уединения буквально таял, мог в порыве страсти бормотать о любви или, размякнув от удовольствия, валяться на Андерсе и называть его «любовью, солнцем, сокровищем» и прочими банальными, но жутко приятными словами. Вот и в этот раз кончилось тем, что маг заслушался нежным шепотом любовника, сменил несуществующий гнев на вполне осязаемую милость и обнял в ответ. Хоук обрадованно заворчал на ухо «Андерс, радость моя…» и полез языком к шее, а руками — в совсем уж непристойные места. Целитель подумал, что вполне в силах пережить то, что постель основательно пропахла псиной — так и быть, ради горячего и жаждущего приласкать Гаррета он смирится с этим. И тут в дверь заскреблись. Требовательно так, с силой, нехилыми когтями, попортившими не одно хозяйское кресло. И заскулили до того жалостно, что Хоук дал слабину и снова оторвался от разгоряченного и недовольного любовника. — Если его не впустить, он всю дверь обдерет, — виновато вздохнул он. — А если впустить, я лишусь некоторых важных частей тела, — возразил Андерс, — и магией их обратно не прирастишь. — Он жалобно заломил брови. — Гаррет, милый, я правда не могу ужиться с твоим мабари! Он привык получать тебя в безраздельное пользование и не хочет делиться. — Не преувеличивай, максимум, он тебя хорошенько оближет и обсопит как следует, — улыбнулся Хоук. — Обещаю, Гром нам не помешает. Собаку впустили. Гром обежал комнату, деловито инспектируя все углы, и, разумеется, полез на кровать. Устроился в ногах, радостно слюнявил покрывало и всем видом излучал счастье. Смирившись с проигранной битвой за постель, Гаррет и Андерс удалились в ванную. Пришлось немного потрудиться, чтобы вернуть слегка угасший пыл, но в итоге их ночью Андерс остался вполне доволен. Ну, не считая того, что мабари почти до утра возился, грызя ткань, и сопел как усталый дедушка. Но, по крайней мере, он завалился на кровать со стороны Хоука, а спальное ложе Гаррета было широким, не чета наспех сколоченной койке Андерса в лечебнице. Увы, присутствие пса в спальне повторялось с удручающим постоянством. Бедняга искренне не понимал, с чего бы его гонят с такой мягкой и уютной хозяйской кровати — разве не он днем сопровождал обожаемого Хоука на Рваный берег и так хорошо там кусал мерзких рогатых разбойников, которые осмелились нападать на него? С точки зрения пса, он заслужил поваляться в тепле и уюте. А хозяин, всегда гладивший его, теперь обнимает другого хозяина, шепчет ему что-то ласковое и соглашается прогнать Грома из комнаты. Более того, через некоторое время Хоук подарил любимому ключ от тайной двери в подвале особняка, чтобы Андерсу было удобнее приходить домой из лечебницы по секретному проходу. И окончательно освоившийся маг набрался смелости и строго отчитал мабари. — Теперь здесь живу я, — четко и раздельно сказал он, прекрасно зная, что пес его понимает. — И в хозяйской спальне тебе места больше нет. И — надо же! — жалобный скулеж тоже не подействовал. Второй хозяин оказался кошатником. Гром не очень понимал, за что можно любить этих наглых, вальяжных созданий, которые так и норовят цапнуть тебя из-за угла лапой и противно шипят. Но раз уж второму хозяину они нравятся, можно его и задобрить… В тот вечер Андерс устроился на кровати особенно удобно. Спина жутко ныла после рабочего дня, когда он принимал роды у одной особо нервной горожанки и носился с тазиками и полотенцами. И как же хорошо было вот так растянуться под одеялом, оперевшись на грудь Хоука, и жмуриться, пока сильные пальцы любовника разминают плечи и спину! Он не сразу разобрал активное сопение у кровати, а когда понял, что их опять посетил настырный гость, только вздохнул. — Опять скажешь, выстави пса? — Хоук вздохнул и потянулся подняться. Андерс знал, что Гаррет очень любит свое слюнявое чудище, и осознание того, что он готов ради спокойствия мага прогнать собаку, отозвалось в сердце щемящей нежностью. — Погоди-ка, — изумился Гаррет, разом растеряв всю рассеянность. — Это еще что? «Что» извивалось, аккуратно прихваченное за холку крепкими зубами мабари. У «что» были жалкие тощие лапки, трясущиеся от холода, коротенький хвост, зажатый между задних ног, и совершенно грязная, свалявшаяся шерстка непонятного бурого цвета. — Ох, титьки Андрасте! — подхватился с кровати Андерс. Он наскоро накинул широковатый для него халат Хоука и бережно подхватил уроненную ему в ладони ношу. Мабари вывалил язык и уселся на ковер, ожидая реакции. — Это же котенок! — охнул целитель. Грязное тощее создание слепо тыкалось ему в пальцы, слишком слабое, чтобы нормально шевелиться. — И в каком ты состоянии, бедняжка! — Я налью ему молока, — предложил Гаррет. — Он сам поесть-то сможет? Слабый такой, как бы не сдох… — Лучше скажи Оране, чтобы покрошила мяса или принесла творога, — попросил Андерс. — Я пока малыша помою и осмотрю, нет ли травм или болезней. Над принесенным котенком завязалась настоящая суматоха, контролируемая только распоряжениями Андерса. После осмотра котенок оказался кошечкой, крохотной, умещающейся в ладонях, едва умеющей ходить. Где Гром умудрился найти эту бедняжку, умирающую от голода и холода, так и осталось неизвестным, но под присмотром Андерса кошечка быстро пошла на поправку. Нарезанную ей курятину она лопала так, что аж подрагивала, будто боялась, что отберут — вполне возможно, что так оно и было. Отмытая и расчесанная, кошечка была устроена в глубокой корзинке в окружении одеяла. Новая питомица оказалась огненно-рыжей масти — потому и казалась бурой из-под грязи. — Монна Джиневра, — решительно поименовал найденыша Андерс. И так свирепо уставился на Хоука, что тот даже речи не стал заводить о том, чтобы пристроить найденную кошку куда-то еще. Ничего, дом большой, тут и для десятка питомцев было бы просторно. Пока Андерс возился с новой любимицей, ворковал и гладил, Гаррет подвинулся к мабари и покаянно вздохнул. — Ты умнее меня, приятель, — признал он. — Я про подарок в виде кошки даже не подумал. Мабари благодушно гавкнул и подставил голову — мол, почеши, мой глупый хозяин, своего умного пса. Устроив кошечку и убедившись, что ей тепло и сонно, Андерс вернулся к постели и протянул руку. — Ладно, так и быть, моя неприязнь к тебе уменьшилась, — проворчал он. — Нет, это не значит, что тебе можно на постель, но я согласен носить тебе вкусности и чесать, если хочешь. Мабари насмешливо сощурил крохотные глазки — мол, знаем цену твоим посулам, кошатник! И все же принял почесывание и даже вытянул лапу для пожатия. …Когда у Монны Джиневры обнаружилась премилая привычка по утрам заползать на Хоука и активно чесать свои бока об его бороду, Андерс почувствовал себя отмщенным.