Ангел

Ее выходки иногда удивляли. Она была замкнутой и молчаливой, но иногда превращалась в веселую и шаловливую девчонку, бросающую в опасного воина снежки во время его медитации. Она была загадкой, разгадки которой он ждал. Нет, не те ответы, что были в головах Иго и Такаи. Эти сектанты называли ее ангелом, спустившимся с небес. Он хотел правды. От нее. Через неделю ему необходимо будет вернуться в Амэ. Однако, девчонка все еще говорила, что недостаточно восстановилась. — Можно я сегодня снова поучаствую в тренировке? — Робко спросила она. Что ж, ему даже стало интересно, сможет ли она хоть раз попасть в него. Хоть какое-то разнообразие, Учиха определенно соскучился по спаррингам с Кисаме. Они вышли на улицу, где только-только поднималось солнце, и иней плотным слоем улёгся на все поверхности избушки. Девчонка снова вышла босиком, но Итачи не сказал ей ни слова. Он не нянька ей. — Я всегда начинаю с медитации. — Констатировал Итачи. — И настоящий бой тоже? — Если он запланированный, то да. Она кивнула, заявив, что тогда будет лепить снежки, пока он медитирует. А потом у них состоялся замечательный бой. Точнее, нукенин сражался с летящими снежками, стараясь, чтобы его одежды не коснулась ни одна снежинка. А Кин развлекалась, азартно атакуя Итачи. Когда все ее снаряды кончились, она просто стала брать снег и бросать в него, заливисто смеясь. Наверное, первый раз с тех пор, как она пришла в себя, Кин смеялась. На него так и не упало ни одной снежинки, отчего тренировку Учиха посчитал довольно продуктивной. Когда после двух часов на улице, Итачи позвал ее в дом, сказав, что организует воду, чтобы можно было принять ванную, она на мгновение запротестовала, желая остаться на улице подольше. — Нам пора. — Голосом не терпящим отказов повторил нукенин и Кин с глубокой печалью последовала за ним. Они завтракали, сидя за столом в кухоньке. Волосы обоих еще были мокрыми от ванной, и оба затянули на волосах слабенькие резинки, собрав их в хвост, чтобы не мешало приему пищи. — Скажи, что тебя удивляет в том, что Кагуя была небожителем? — Потому, что этого не бывает. — Учиха пожал плечами. — Ты хочешь сказать, что ниндзя могут летать, воскрешать, пользоваться силами Богов Смерти, исчезать и появляться в других местах, носить внутри себя демонов, но не могут жить вне этой планеты? — Что ты знаешь способностях ниндзя? — Не так много. — Она пожала плечами. — Наверное… До вечера они не разговаривали, Итачи провел еще одну одиночную тренировку и совершил вылазку в деревню, чтобы припасти немного еды. А когда вернулся, его ждал ужин. Нукенин был удивлен этому. — Ты не ел с самого утра, я хотела, чтобы ты вернулся и почувствовал, что тебя ждали. — Она улыбнулась, приглашая отведать простенькие блюда, старательно приготовленные ее руками. — Спасибо. — Никто не говорил ему таких вещей… С момента, как он самолично уничтожил весь свой клан. Это было вкусно. Учиха не был привередлив в еде, ведь ему бывало приходилось есть даже личинок жуков, когда в длительных разведывательных миссиях нужно было скрываться в довольно скудном на живность ландшафте. Но то, что Кин приготовила — было очень похоже на домашнюю еду. На мгновение вспомнив, как мама звала их всех к столу, он прикрыл глаза, пытаясь поймать и задержать в голове образ Микото, который с каждым годом становился все туманнее в воспоминаниях. Он тосковал по маме… — Итачи-сан? — Кин слегка виновато заерзала на стуле. — Невкусно? Он тут же вернулся в реальность, понимая, что возможно своим непроницаемым выражением лица расстроил девчонку. — Мне очень понравилось, Кин. Спасибо. И она просияла. Уже ложась спать на пол подле ее кровати, как и все эти три недели до, Учиха расстелил свернутый рулоном спальник и уже приготовился погрузиться в свои мысли, когда девчонка вдруг слегка свесилась со своей кровати, протянула к нему руку и на миг замерла не касаясь пальцами его лица. — Можно, я попробую показать тебе? — Шепнула она. — Покажи. — Что ты хочешь увидеть? — Что с тобой произошло? Она судорожно вздохнула. — Хорошо. Только, верь мне, ладно? — Я поверю. Ладошка коснулась его лба и Учиху словно затянуло в какой-то странный туннель, полный цветных всполохов и черноты. А потом он понял, что видит воспоминания, словно смотрит на них ее глазами. Это были странные картинки, которые напоминали беспорядочную карусель образов и все никак не могли собраться в одну историю. Прости, сейчас я постараюсь сосредоточиться… — Раздалось в голове у Итачи. Он не знал, как ответить и просто принялся ждать. А потом его глазам предстало ужасное зрелище, напоминавшее резню клана Учиха. Только кровь принадлежала лишь одному человеку. Тому, чьими глазами он все это видел. Они били ее цепями, резали ножами, пинали, истязали, насиловали… — Ну же! Твое имя! — Рычал один из мучителей, хватая ее за волосы и тряся изо всех сил. Но Кин молчала. Плакала и молчала. А он пинал ее, рвал руками кожу, вызывая страшные стоны боли у девушки. — Имя! Назови свое имя, девчонка! — Последний пинок в живот, и потом все погрузилось в темноту. Потом картинка прояснилась, видимо, глаза Кин снова открылись. — Проснулась? — Злобно прорычал уже другой мужчина, одетый в военную форму. На миг в поле зрения попало тело Кин, оно было чистым, ни одного следа от нанесенных травм. Может, это картинка из другого временного промежутка? Нет. — Услышал он в ответ на свои мысли шепот Кин. — Эти воспоминания идут подряд. Мое тело быстро регенерирует, если в нем достаточно чакры. Потом последовали еще несколько таких же картинок, где ее истязали, насиловали, били и требовали имя. А потом потоки картинок пропали. Итачи почувствовал, как ладошка отпрянула от его лица. — Прости, я устала показывать. Это очень энергозатратно. Но, завтра я продолжу, ладно? — Ее сил не хватало даже на то, чтобы положить свесившуюся руку обратно на кровать, так что она так и уснула со свешенной вниз рукой и наполовину завалившись на край кровати. Итачи не ответил, переваривая увиденное. Вот почему она так спокойно относилась к тому, что он помогал ей переодеваться, водил в туалет и придерживал ее там, она не старалась смущенно прикрыть наготу, и не протестовала, что он что-то увидит. Просто, ее слишком долго истязали. Бедняжка… Так он и уснул с мыслями о том, как же ей пришлось тяжело. Ему почти никогда не снились сны. За это он был благодарен своей измученной мыслями голове. Наверное, если бы он еще и во сне думал о брате, или о той самой резне, в которой своими руками убил своих родителей и сломал свою собственную жизнь, то точно сошел бы с ума.