Асмодей никогда не смеется

      Винницкий ожидал, что как только попадет в Марибор, то увидит самый обыкновенный замок или крепость, как ее описывали на форумах и сайтах с теориями заговора. В его представлении Марибор был выстроен из брусьев на манер древнерусских хат или помпезно обустроен как какой-нибудь Зимний дворец в Санкт-Петербурге… Но то, что лежало перед ним оказалось много выше ожиданий. Во все стороны тянулись улицы, дороги которых были мощены брусчаткой.       Винницкий не раз мечтал попасть в Санкт-Петербург, считая, что это один из самых красивых городов Европы. Однако зрелище лежащее сейчас перед парнем оказалось выше всяких мыслей. Все здания, разложившиеся вокруг Марибора, были выполнены в каком-то необычном сплетении готического и старорусского стилей – строгие, но явно дополнялись то одним, то другим. Все здесь двигалось ввысь, даже остроконечные стрельчатые арки, соединяющие жилые дома или лавки. Помимо привычных устрашающих шпилей, которые Винницкий видел на картинках, башни были представлены красивейшими шатрами.       Город ли, поселение ли, но стоящий посреди улицы Винницкий ощущал величественную и мистическую атмосферу, которая тонкими нитями переплеталась с торжеством и загадочностью. Наверное, именно такой атмосферой русский лицей чародейства и волшебства и должен обладать.       – Гребанное дерьмо, – осторожно выдохнул Маглиновский.       – Угу, ты даже представить себе не можешь, как я согласен с тобой.       – Ну чего встали, первогодки? – каркнул ворон Винницкого присаживаясь на ближайший фонарный столб. – Вам дальше по улице, а нам пришло время оставить вас.       – Вы серьезно?       – Да. Удачи.       На этой ноте пара черных птиц оставила людей, и Винницкий осторожно осмотрел улицы. Не было никакого намека, что здесь есть какой-нибудь общественный транспорт, все шагали на своих двоих, а оживленно тут было, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Уверенность была у Винницкого, что людей здесь как в какой-нибудь кубанской станице. Если не больше… По улице, на которой парни стояли, спешили маги в богато расшитых кафтанах или парадной форме Марибора, о чем свидетельствовали мундиры на мальчиках и плащи-болеро на девочках.       В центре улицы стояла мраморная статуя двух мужчин и одной женщины. Возможно, это были основатели Марибора, а может быть еще кто-то. Плащ на плечах мужчины в центре будто застыл под порывами ветра. Тело было покрыто вырезанными вороньими перьями и костями, а голову венчали левитирующие осколки острой короны с черепами.       Женщина выглядела многим беднее и ощущалась деревенской ворожейкой, на которых Винницкий насмотрелся в видеоиграх. Изваяние ее длинных волос подобно плащу подхватил ветер, а посох в ее руке мерцал синевой из распухающего бутона на верхнем конце.       Их спутник выглядел больше, как змея, принявшая человеческий облик, но сохранившая черты пресмыкающегося. Его хвост переходил в мускулистое тело с множеством чешуек, а голова была сплющена и чем-то напоминала орлиную мордашку, но лишь формой. Капюшон его головы был раскрыт, явно намекая, что это чудовище уже угрожает.       – Пойдемте, хватит глазеть, – сказал Федор Николаевич, и повел первокурсников вдоль улицы, по которой спешили маги.       Они шли меж зданиями, сложенными из позолоченного и белого камня с красивыми витиеватыми узорами. То тут, то там стены украшали всяческие лепнины и изваяния красивейших дев, поддерживающих карнизы или контрфорсы. Парни шли мимо магазинчиков и лавок. «ВСЯКАЯ ВСЯЧIНА». «КОФЕЙНЯ ГОСПОЖИ АЛIССЫ СХАРБЕКАНСКОЙ». «ИЗЫСКАННЫЙ ЛАГЕР». Улица, идя прямо, поворачивала влево, где столпотворение было не меньшим.       Вышли на перекресток, где Винницким и Маглиновским заприметился филиал известнейшего ресторана фастфудных закусок, фасад которого был отделан строгими черными панелями с резьбой. Через два-три дома от известного ресторана фастфудных закусок парни прошли мимо зеленого здания, карниз которого поддерживала пара скульптур. Первый этаж этого здания занимала кофейня известного писателя-видеоблогера.       – Райкин держит у Марибора точку? – Маглиновский округлил глаза и затрясся от радости. – Винник, мы обязаны сходить сюда, как нас распределят по Дворам!       – Не вопи так.       Винницкий млел и млел. Он будто попал в прошлое, по улицам которого расхаживали горожане в кафтанах, епанечках или каратаях.       – Что, тоже почувствовал себя белой вороной? – спросил Маглиновский, стараясь тоже уследить за удивительным явлением.       – Угу.       – Сюда, – сказал Федор Николаевич, и провел мариборских гостей по кольцу направо.       «ТОРГОВЫЙ ДОМЪ» и стоящие рядом многоквартирные дома выглядели не из российской действительности, а будто застыли в далеком прошлом, сохранив свою девственность. Винницкий бы сравнил находящееся вокруг него со скромным европейским городком, который местами разворачивал современные технологии.       Прошли мимо огромного замка, крыши которого были крыта красной черепицей. Замок окружал высокий каменный забор, а над воротами висел медный герб, вырезанный в форме ворона. Замок был очень огромным – над пятью этажами и башенками с бойницами можно было разглядеть некое подобие аллейки, а выше поднимались еще этажи и еще большое башен. Двор был богато украшен зеленью и множеством фигур в виде различных животных.       – Это общежитие дажбожичей, – Таисия Владимировна не без гордости указала на помпезный замок.       – Ого. – У Винницкого отвисла челюсть – если это общежитие Двора Дажбог, то как выглядят общежития двух других Дворов? Похожи ли они на этот замок или они много больше и много помпезнее?       По краям дороги напротив общежития, у бордюров, рядами выстраивались черные фонарные столбы, между которым были проведены линии передач. Федор Николаевич указал на булочную «ДОБРЫЕ БУЛКI», которая примыкала к безымянной улице, соединяющей набережную.       – Ты молодой, – сказал он внуку, – запомни – на обратном пути купим здесь хлебушка и булочек с корицей. Они здесь очень вкусные.       – Ловлю на слове.       Прошли мимо «ПАРIКМАХЕРСКОЙ» и «ТЕАТРА ДРАМЫ». Позади осталась «МОДНАЯ ЖЕНСКАЯ ОДЕЖДА» и «ВИНОМАНIЯ». Маглиновский не плохо так посмеялся с дореволюционной транскрипции магазина, который все никак не может закрыться. Доехали до местной красной площади с медной статуей дедушки Ленина, который помахивал рукой всем проходящим мимо горожанам. У Винницкого отвисла челюсть.       – Ебанный в рот… – изрек он и отхватил затрещину.       – Не матерись, дебил. Ай! За что?       – Ты тоже язык за зубами держи, – сказал Маглиновский-старший.       – Прежде чем идти и закупаться, – Таисия Владимировна вышла вперед, прерывая бессмысленный диалог, – надо обменять валюту.       – А рублями разве нельзя расплатиться? – спросила Дина Тимофеевна, вопросительно изогнув бровь.       – В Мариборе своя валюта, Динусь. Нам туда.       Федор Николаевич и Таисия Владимировна повели Винницкого с Диной Тимофеевной и Маглиновским через дорогу возле жилого здания в три этажа, отделанного желтым известняком. Его угол поднимался одинокой куполообразной башенкой, на шпиле которой заседали вороны, о чем не преминул заметить Маглиновский:       – Они наблюдают за своими подопечными, – отозвалась Таисия Владимировна. – Приглядись внимательно.       Пока они выходили на площадь с приветствующей прохожих медной статуей дедушки Ленина, Винницкий осматривался по сторонам. Да, внешний вид выделял гостей среди жителей, но не заметить излишнее скопление юношей и девушек одного возраста было очень сложно. Одни шли мимо, практически полностью игнорируя любое движение статуи, а другие кротко кивали.       Дедушка Ленин вынул руку из-за пазухи своего пальто и приветственно снял шляпу. Дина Тимофеевна встала как вкопанная, пораженная этому явлению. Винницкий замер внутри, но попытался скрыть удивление.       – Девушка, ты очень удивлена. Очень удивлена, – заметила статуя.       – Я-я… просто впервые… вижу… – Дина Тимофеевна так и замолчала не в силах подобрать еще слов.       – Владимир Ильич… – Федор Николаевич приветственно махнул рукой.       – И вам доброго дня, юноша. Доброго дня. Никак новые маги пожаловали?       – Будущие первокурсники, Владимир Ильич, – Таисия Владимировна положила руки на плечи внука. Дина Тимофеевна попытался обнаружить руку Винницкого, чтобы не упасть.       – Ах, мариборцы… – Владимир Ильич неприятно поморщился. – Таким «талантам» не грех посидеть недельки в тюрьме. Недельки в тюрьме…       – Идемте, а то он сейчас начнет распинаться, – Федор Николаевич повел всех мимо статуи, мимо прохода во внутренний двор зданий, где расположился «САДОВЫЙ ЦЕНТРЪ».       Площадь на Крестовой была облицована брусчаткой, где то тут, то там расположились квадраты газона, а между ними были расставлены белые лавочки. Огромная часть павильона, занимаемая тремя большими арочными окнами, была отведена под «ХЛЕБНЫЙ ГОСТИННЫЙ ДВОРЪ».       Винницкого вели к большому зданию, похожу одновременно на боярский терем и на готический собор. Казначейство было облицовано сероватой плиткой и яркими изразцами. Самый большой корпус казначейства был отделан порталами под высокие окна. Углы красиво венчали пилястры, а фронтоны были отделаны искусной резьбой согласно всем русским мотивам. Вход венчали три двери, уходящие во внутрь порталами с разноцветной мозаикой.       Маглиновский хлопнул Винницкого по плечу, идя следом за бабушкой и дедушкой.       – Ну что, ждем гоблинов в славянской обстановке? – усмехнулся он.       – Там работают скшаты[1], дубина, – хохотнул Федор Николаевич?       – Кто?       – Гномы, – пояснил мужчина коротко и ясно. Всегда бы все так объясняли, и мир был бы лучше.       Внутри казначейства все было обставлено не так, как ожидал Винницкий. Стены были отделаны белым, а буквально через каждые метра два, а то и три, дуги делали деревянные каркасы, уходящие виньетками к красивым пилястрам с резьбой. Потолки были красиво разукрашены разными цветочками и позолоченными рамками. Освещали все открытые окна, но для ночного времени тут были предусмотрены вполне себе дорогие люстры из множества кристаллов. Стоящие в разных углах большого зала кресла были очень стары, Винницкий бы даже сказал, что раритетные, но их активно использовали. Потолок поддерживали колонны, красиво разукрашенные. Лестницы из темного дерева очень ярко контрастировали со светлыми тонами зала.       Гостевые зоны делились на секции, в которых стояли длинные диванчики и кресла, которые были обрамлены темным деревом. Подушки же их были серыми с редкой яркой вышивкой.       К вошедшим в развалку подошел коренастый скшат ростом едва ли метр. Нос у него был огромный, а бородка аккуратно подстрижена. Одет он был в расстегнутую епанечку с золотой цыфровкою, под которой проглядывалась белоснежная хлопчаная рубашка с глубоким вырезом.       – Вам помочь? – скшат говорил глубоко, но очень высоко, что очень резало по ушам. Винницкий был готов сравнить это с наложенным эффектом детского голоска. – Значится, вы здесь по делу, аль как?       – Да, уважаемый, нам нужно сделать обмен валюты, – сказала Таисия Владимировна. – С карты, если есть такая возможность.       – А как ей не быть? Из рублей?       – Да.       – Прошу за мной.       Скшат посеменил к дальнему столу из светлого дерева с красивыми узорами и большой цифре «9» по середине, что Винницкий счел забавным. Парень глянул на Дину Тимофеевну, выражение лица которой было ну уж очень одичалым. На шатающихся скшатов женщина смотрела как на очень редкую дичинку, с широко выпученными глазами.       Здесь все было практически как в самом обычном отделении Сбербанка. Сидевший за столом другой скшат был немногим моложе того, что встретил Винницких и Маглиновских. Борода у него так же была, но была она скорее рыжеватой, а не темной, как у первого.       – Гында, – обратился скшат к сгорбившемуся работнику, – людям нужен обмен с рубля на кун.       – Сию же минуту, – кивнул Гында и протянул Таисии Владимировне формуляр на вполне современной бумаге. – Заполните и укажите размер суммы.       Федор Николаевич обмакнул перо в чернильницу и аккуратным почерком подписал все по всем пунктам.       – Маглиновский Федор Николаевич, верно?       – Да.       – Обмен валюты у нас уже проводили, верно? – Гында заглянул в огромный гроссбух, лежащий у него на столе, и принялся его листать.       – Да.       – Хорошо. Кредитная карта, аль наличные?       – По карте, – сказал Федор Николаевич, доставая кредитницу из кармана. Скшат кивнул и полез в стол за вполне знакомым устройством, которое Винницкие много раз видел в магазинчиках. Даже магическое общество приняло в оборот простецкие технологии.       – Сумма на пять тысяч российских рублей, верно? – уточнил Гында.       – Верно, – кивнул Федор Николаевич.       – Тридцать тысяч кунов, – подсчитал Гында и, взяв заполненный формуляр, спрыгнул с высокого стула, удаляясь куда-то в соседнюю комнату.       Винницкий обратил внимание, что Гында был одет в черный контуш, расшитый золотым орнаментом по всей груди. Скшат вернулся минут через пять, если часы правильно показывали время, с двумя толстыми мешочками звонких монет. Кое-как гномик забрался на свой высокий стул и принялся отсчитывать тридцать тысяч. Вышло сколько-то там золотых, серебряных и медных монет, которые Гында смахнул в бархатный мешочек.       – Пожалуйста, – Гында протянул мешочек Федору Николаевичу и тут же пододвинул копию заполненного формуляра. – Поставьте вот здесь подпись. И здесь.       Маглиновский-старший расписался, и скшат с удивительной точностью, будто под линейку, оторвал нижнюю часть формуляра, передав верхнюю.       – Молодому человеку, – Дина Тимофеевна попыталась взять себя в руки и положила руку на плечо Винницкого, – тоже требуется обмен. Он впервые это делает.       – Ох, молодому человеку придется в таком случае заполнить формуляр №20-Т18. Это за третьим столом.       – Тут сложностей, наверное, не должно возникнуть, – сказал Маглиновский и глянул на бабушку с дедушкой. – Давайте вы прогуляетесь с Диной Тимофеевной, а мы пока тут разберемся?       – Список давай. Женщины прогуляются, а я загляну за учебниками, – Маглиновский протянул лист деду, и тот пробежал глазами. – У вас артефаторику и метаморфизм на первый год поставили? У нас Можаев вел во второй год, а Сытин так вообще на четвертом.       – Идем уже, – Таисия Владимировна улыбнулась и потянула мужа на выход, – хватит бурчать.       – Я сяду на диванчик, – сказал Маглиновский и удалился в ближайший гостевой уголок.       – Ты же знаешь, я ненавижу с людьми контактировать.       – Социализируйся, – Маглиновский улыбнулся, разводя руками, мол, ничего он не знает, и пусть Винницкий сам крутится, как хочет.       – Влад прав, солнышко, – заявила Дина Тимофеевна и чмокнула внука в щеку, поспешив за подругой, по дороге нет-нет, а кидая взгляды на блуждающих туда-сюда скшатов.       Винницкий отошел к точно такому же столу только с большой цифрой «3» по середине. Скшат за ним очень сильно отличался от первых двух – борода у него была длиннее, до груди, а усы лихо закручены в небольшие косички. На глаза ему сползала шляпа, похожа на поганку. Одет он был в такой же черный контуш с золотым орнаментов на груди.       – Чем могу помочь, молодой человек? – осведомился скшат, представившись именем Рацко. Или это он пожелал доброго дня.       – Э-э, мне нужно заполнить формуляр.       – Конечно, молодой человек, – скшат кивнул. – Какой номер?       – 20-Т18.       – Ох, простите, но я не выдаю на заполнение этот формуляр, – Рацко скрестил пальцы толстых рук.       – Мне сказали подойти сюда.       – К сожалению, молодой человек, не могу вам помочь. Формуляр №20-Т18 открывает счет, – начал пояснять скшат, – на имя определенного человека. Во все последующие посещения нашего казначейства именно на это имя вы будет совершаться обмен.       – Где мне его заполнить?       – Регистрирует новых посетителей секретариат, молодой человек, – ответил Рацко и указал на дальнюю лестницу. – По той лестнице, на втором этаже. Дверь возле подъема в башню.       – Угу.       Винницкий пошел, куда отправил скшат Рацко. Второй этаж оказался более красочен, чем первый. Стены были обклеены зелеными обоями с золотыми узорами, а переходы и входы в кабинеты украшали облицовки из деревянных темных панелей, настолько вычищенных, что Винницкий видел собственное отражение. Местами были развешаны портреты разных скшатов в позолоченных рамах с виньетками. Лестница башню располагалась сразу между двух дверей, которые были отделаны тяжелой железной ручкой и такими же петлями. К дверям были прибиты таблички, надписи на которых были сделаны рунами.       – Вмять…       Рун Винницкий не знал, а соответственно понять, что написано на табличках, оставалась непосильной задачей. Напротив подъема в башню расположился диванчик для посетителей, один из которых как раз сидел на нем. Этот был одет в богато расшитый кафтан. Еще несколько посетителей стояли возле каждой двери. У диванчика на резном пьедестале стоял бюст мужчины с длинным прямым носом и густой длинной бородой, какие обычно носили бояре. Голову его венчала высокая шапка.       Никто из присутствующих не обратил на Винницкого внимания, а будучи не любителем контактировать с посторонними людьми, он просто присел на край диванчика возле статуи, вроде как, зная куда ему надо.       – Пс-с, паренек, а тебе куда надо-то? – спросил мужской голос. – Сел, знай себе, будто понимает, что и к чему здесь. Эй, я к тебе обращаюсь. Да не вертись ты, здесь я. Да влево глянь, дурачок.       – Еперный… – Винницкий проглотил ругань, но вид бюста, смотрящего на парня как на полного дурака, заставлял все же смачно изречься.       – Паренек, не выражайся. Ты кто, значится, будешь?       – Это имеет значения?       – Ну-с по тебе видно, что ты в этом учреждении впервые.       – А ты кто?       – Ох, прошу простить мои манеры, паренек, – бюст фальшиво откашлялся. – И не ты, а вы. Я – Афанасий Лаврентьевич[2], значится. Так куда тебе надо? Ты у нас, похоже, не из болтливых.       – Секретариат.       – А-а. Это та дверка, паренек. Да не та, а та. Ох, вмять, как же тяжело без рук, – Афанасий Лаврентьевич возвел очи горя. – В общем, та, которая справа от тебя. Да, эти четверо тоже туда. Когда подам сигнал, рви когти в кабинет.       – Что?       – Эй, молодняк!       Люди, стоявшие в очереди в секретариат, повернули головы на бюст Афанасия Лаврентьевича.       – Кто последний в секретариат? – спросил бюст.       – Вообще я, – ответил парень, стоявший ближе всех к двери, – а что?       – Да вот пареньку спросить надо, – бюст кивнул на Винницкого.       – Нам всем спросить надо, – усмехнулся мужчина в кафтане, сидящий на одном диванчике с Винницким.       – Да ты разве не видишь, милок, парень явно первый раз вхож сюда. Ему явно только спросить, верно говорю?       – Угу.       – Нет-нет, не прокатит. Пусть стоит и ждет очереди.       – Екарный театр, что за молодежь пошла? Ни во что старших не ставят.       – И не говорите, Афанасий Лаврентьевич, – кивнул мужчина, стоявший возле двери напротив бюста. Этот был уже в летах и одет в самые что ни на есть обычные русские одежды. – Вот раньше старость уважали, а сейчас все в выскочки заделались.       – А вашему поколению, – сказал парень, стоявший ближе всех к двери секретариата, и закатил глаза, – давно пора лежать на кладбище, по которому вы ходите.       – Ты чего вякнул, сопля зеленая?       – Точно. По имей уважения.       – Какого уважения? И к кому? Старый хрыч, который только и бубнить только может, вряд ли заслуживает уважения.       – Чему тебя только отец твой учил? – крикнул старый.       – У меня его нет. Надеюсь, что эта гнида подохла где-нибудь, укатив за своим хлебушком, – бросил парень.       – Воу-воу, Феликс, полегче, – мужчина в кафтане, сидевший на одном диванчике с Винницким, выпрямился, поднимая руку, чтобы успокоить начинающуюся потасовку.       – А вы мне рот не затыкайте, Григорий Ефимович.       – Сопляк, – старый сплюнул, – совсем берега попутал. Ладно бы мне, но со всеми решил поогрызаться.       – Хайло прикрой, дедуль. – Парень отошел от двери, делая шаг в сторону старого. Мужчина в дорогом кафтане встал.       – Насчет три, – шепнул Афанасий Лаврентьевич. – Один…       – Молодой человек, успокойтесь, пожалуйста, – встряла женщина, так же стоявшая у двери в секретариат. – Вы не в цирке, откуда вы там вылезли, а в государственном учреждении.       – Вас, кажется, не спрашивали, мадам.       – Три…       Винницкий в два шага одолел расстояние до двери секретариата, обогнав борзого парня и пытающегося урезонить ситуацию мужчину в кафтане. Посетители среагировали едва ли после того, как Винницкий открывал дверь, а бюст Афанасия Лаврентьевича победоносного хвалил парня из своего уголка. Винницкий захлопнул за собой дверь, перекрывая полетевшие в его сторону крики и ругань.       Секретариат был погружен в полумрак, который развеивали горящие канделябры. Стены были обклеены теми же обоями, что и коридор. В паре мест висели подсвечники, картины и шкуры животных. Стол с красивой резьбой был занят скшатом, одетым в жупан. Тот поднял взгляд на Винницкого, когда парень влетел в его кабинет. Еще несколько скшатов обернулись на незваного гостя, но практически тут же вернулись к своей работе, если пролистывание книг у стеллажей можно было назвать работой.       – Я могу вам чем-то помочь, молодой человек? – спросил скшат, одетый в жупан, кладя руки на стол.       – Мне нужно заполнить формуляр №20-Т18.       – Ах, вы впервые у нас, верно?       – Угу.       – В таком случае, – скшат в жупане слез с высокого стула и просеменил к Винницкому, протягивая ему руку, которую парень тем не менее не принял, – позвольте поздравить вас. Вы сделали правильный выбор, что пришли к нам.       Винницкий смерил протянутую руку отсутствующим взглядом, от которого скшату сделалось дурно.       – Кхм… формуляр №20-Т18, конечно, молодой человек. – Скшат в жупане протопал к шкафчику с рядами множества бланков и формул.       Из одной из таких стопок скшат вынул лист и вернулся обратно за свой стол. Взбирались эти гномики на своих высокие табуретки, конечно, очень комично, и если бы Винницкий умел улыбаться, то непременно бы хихикнул. А так он внутренне порадовался, что заполнит сейчас необходимые данные. Винницкий, подойдя к столу, обратил внимание, что требуется заполнить паспортные данные – благо, парень держит копию паспорта в галереи телефона.       Парень уже собрался, было, взяться за перо, как скшат в жупане отодвинул формуляр в сторону.       – Но прежде, чем заполнить формуляр №20-Т18, – сказал скшат в жупане, глядя на Винницкого, – вы, молодой человек, должны предоставить нам справку 23-46.       – А это что?       – Справка 23-46 – это соглашение на пользование нашими услугами, – пояснил скшат в жупане, жестикулируя руками, – и соглашение на оповещение об казначейских изменениях согласно вашему адресу проживания.       – Вмять, а это обязательно?       – К сожалению, да, молодой человек. Таков закон…       – А где мне заполнить эту справку?       – За третьим столом.       – Да вы, на хер, издеваетесь… – Винницкий тяжело выдохнул.       Парень сжал губы в тонкую ниточку и вышел в коридор, где сразу наткнулся на нахального парня, который чуть ранее наезжал на старика. Старик сидел сейчас возле бюста Афанасия Лаврентьевича вместе с мужчиной в дорогом кафтане и что-то оживленно обсуждал. Следом за нахальным парнем к Винницкому подошли две женщины – возможно, даже родственницы, учитывая, как та, что была помоложе, держала под руку ту, что была более в возрасте.       – А ты из особливо наглых, дружок? – рыкнул нахальный парень. – В простецкой одежде, но держишься вполне себе… первокурсник, да?       – Это имеет значение?       – Ты, наверное, перепутал, – нахальный криво усмехнулся и схватил Винницкого за грудки футболки. – Говор не знакомый. Ты откуда, сука?       – Выбирай слова, щенок! – рявкнул мужчина в дорогом кафтане, оборачиваясь к разворачивающейся потасовке.       Винницкий вгляделся в лицо мужчины, и оно смутно показалось ему знакомым. Парень явно уже видел это лицо – неровное с ухоженной бородой. Большой некрасивый нос. Большие голубые глаза. Темные волосы, зачесанные назад. Взгляд у этого человека был очень недобрым, будто у самого закостенелого колдуна. Кафтан его был позолочен, а красивые узоры были расшиты черными нитями. На руках кожаные перчатки.       – Отпусти первокурсника, Сабадаш, – ровным голосом, но с явной угрозой, потребовал мужчина в дорогом кафтане, положив руку на предплечье нахального. Феликс Сабадаш – если Винницкий правильно услышал – странное сочетание…       – Но профессор…       – Я сказал, чтобы ты его отпустил, – все таким же ровным голосом повторил мужчина, опуская руку. – Иначе, будь уверен, Кощей узнает о твоем неподобающем сварожичу поведении в государственном учреждении, и проблем ты уже не оберешься от него, а не от других преподавателей.       – Да, Григорий Ефимович. – Сабадаш послушно выпустил Винницкого из рук и сделал шаг назад, с возмущением глянув на парня. – Но он не имел…       – Рот, студент, – мужчина в дорогом кафтане, названный Григорием Ефимовичем, поднял руку, и Сабадаш не смог и слова изречь.       – Спасибо тебе, Гриша, – Афанасий Лаврентьевич облегченно вздохнул. – Я подбил паренька на это. А он же сразу видно, порядочный.       – Да, видно, – Григорий Ефимович согласно кивнул и с оценкой взглянул на Винницкого. – Первый год же?       – Вроде как.       – Тогда пока не станем раскрывать всех карт, мальчик. Узнал там все, что тебе надо было?       – Почти.       – Тогда не станем задерживать, первокурсник, – мужчина в дорогом кафтане сделал шаг в сторону, пропуская Винницкого, а Сабадаш что-то замычал, не в силах выговорить ни слога. Женщины – возможно даже родственницы – принялись возмущаться. – Да молчите вы! Всю жизнь живете здесь и понятия не имеете разве, что Афанасий Лаврентьевич добрая душа и проказник?..       Он еще что-то говорил, но Винницкий этого уже не слышал. Спустившись по лестнице обратно на первый этаж, парень вернулся к третьему столу, который активно решил начать пустовать. Парень огляделся, скшаты, работающие в казначействе, семенили туда-сюда на своих коротеньких ножках, погруженные в работу. Взгляд Винницкого упал на Маглиновского, который сидел на ближайшем кресле в гостевой зоне, опустив зеленые с серыми крапинками глаза в экран телефона. Кейра сидела рядом, высунув язык.       Тяжело вздохнув, Винницкий подошел к Маглиновскому и почесал у Кейры за ушком. Собака блаженно склонила голову, прикрыв умные васильковые глаза. Из динамика лились самые разнообразные звуки, а палец то и дело скользил вверх-вниз по экрану.       – Ты уже закончил? – спросил Маглиновский, не отрываясь от времяпрепровождения в «Тик Токе».       – Нет.       Повисшую на некоторое время паузу Маглиновский развеял разочарованным выдохом. Одноклассник поставил телефон на блокировку и убрал в карман джинс. Он глянул на Винницкого.       – Из тебя все время приходится все вытягивать, – заметил Маглиновский. – В школе с такой манерой тебе приходилось туго, а в Мариборе тем более будет.       – Спасибо, что лишний раз напоминаешь.       – Да, давлю на больное, – Маглиновский поднял руки в извиняющемся жесте, – но я хочу как лучше. Меня всегда тянуло к сивым и убогим.       – Ублюдок.       – Я знаю, спасибо, – Маглиновский искренне улыбнулся и гордо вздернул подбородок. – Что тебе сказали в секретариате?       – Нужна какая-то справка – соглашение пользователя. Взять ее надо у третьего стола, – Винницкий кивнул на пустующее место с цифрой «3».       – Гребанная бюрократия, – сплюнул Маглиновский и завел руки за голову, откидываясь на спинку кресла. – Придется нам подождать. Джордан Прентис куда-то почапал с Питером Динклейджом.       – Давно?       – Минут десять назад, кажется.       Одноклассники замолчали, и Винницкий задумался, что у таких магических созданий как скшаты активно развит бюрократизм. Это удивляло, потому что вряд ли такой человеческий грех мог бы быть присущ магическому обществу. Парень попытался вспомнить все магические части произведений, с которыми Винницкий был знаком. Их писали в основном простые люди, которые были подвержены влиянию социума. И человеческим порокам, которые были самой простой частью жизни. Люди слишком люди, чтобы избавиться от своих проблем. Или решить их как-то.       – Пашков все же поступил в университет МВД, – сказал Маглиновский, стараясь снова развеять возникшую паузу.       – Я видел его и Сочилину на собеседовании.       – Я кажется говорил, что она с парнем рассталась, – с полуулыбкой напомнил Маглиновский.       – Ну, было такое.       – Не бурчи, Винник. – Маглиновский хлопнул одноклассника по плечу, и Винницкий вздрогнул непроизвольно. – Она плакала в чате класса из-за того, что рассталась с бывшим.       – Меня там нет.       – Я помню, ты вышел из него, как выпускной закончился. Она не так плоха… – начал, было, Маглиновский, но его прервал Винницкий:       – Она ужасна.       – Сосет хорошо.       – И ты тоже ужасен.       – Я знаю, друг. Тяжело быть самым лучшим, – Маглиновский пожал плечами не без гордости.       – Ты ждешь, что я стану интересоваться при каких обстоятельствах это было? – спросил Винницкий, наблюдая за столом под номером «3».       – О, раз ты спросил, – Маглиновский самодовольно ухмыльнулся и фальшиво прочистил горло, – я, так и быть, расскажу. Это было в десятом классе.       – Избавь.       – Где-то через неделю после…       – Ты сейчас либо закроешь свой рот…       – Это были ее извинения, – перебил Маглиновский, ухмыляясь уголком рта. – Ей было очень стыдно.       – Сочилина знает, что такое чувство стыда?       – Вряд ли, – Маглиновский выпрямился. – С Пашковым потом это обсуждали, он уверял, что Женечку я очень вдохновил тем, что защищал тебя.       – Я рыгаю.       – Вытащила меня в туалет на уроке. Попка у нее, кстати, тоже очень хорошенькая.       – Беру свои слова назад.       – Чего?       – Ты не ужасен. – Винницкий глянул на Маглиновского. – Ты отвратителен.       – Вообще-то я не на всех девушек смотрю как на мясо для ебли, – поднял палец Маглиновский. – Со своей первой девушкой я вступил в отношения из-за ее характера.       – Она была стервой?       – Робкая серенькая мышка, – мотнул головой Маглиновский. – Очень хороший человек, таких никогда не ценят. Они всегда остаются одни в этом жестоком мире. Доброту и хорошее отношение никто не хочет ценить. Всем подавай абьюзеров, которые только портят жизнь.       – Потянуло на философию?       – Мысли вслух.       – Ну и где сейчас твоя первая девушка?       – Даша? А хер ее знает – надеюсь, где-нибудь в пи… – Маглиновский замолчал резко, обычно он не стеснялся в красках выражаться о людях, которых недолюбливал, – в очке. Сучка – ненавижу ее.       – Ты отвратителен.       – Отвратителен не я. Отвратителен мир, – заметил Маглиновский. – Кому как не нам этого не знать.       – Не смей сравнивать меня и себя.       – Бу-бу-бу. – Маглиновский захохотал. – Не будь Сочилина такой шлендрой, я бы даже подумал над тем, чтобы с ней встречаться.       – А трахалась она бы все равно с Пашковым.       – Поэтому и говорю, не будь она такой шлендрой.       Рацко, шагая в развалку, возвращался к своему рабочему месту. Винницкий тут же встал и подошел к нему.       – Мне нужна справка 23-46, – начал Винницкий без всяких вступлений.       – Ах, да-да, соглашение на пользование нашими услугами и соглашение на оповещение об казначейских изменениях согласно вашему адресу проживания… – Скшат скрестил пальцы рук в неловкости. – Видите ли, молодой человек, эту справку выдаю не я.       – Мне сказали, что взять ее я могу у вас.       – Прошу прощения, но возможно произошла ошибка…       Подошедший Маглиновский хлопнул по столу и подался вперед, дыхнув на Рацко. Постоянно развязанный взгляд и расслабленное выражение лица одноклассника сменилось. Лицо стало каменным, а в глазах блестел опасный огонек, с таким взглядом смотрят маньяки-психопаты, угрожая очередной жертве.       – Эй, Фродо Бэггинс, – холодно произнес Маглиновский, – мой друг, кажется, сказал, что справку ему сказали взять у тебя. Не ломайся как целка и дай моему другу справку 23-46.       – М-молодой ч-человек, – затараторил Рацко, стараясь отползти от Маглиновского, – п-поймите… я-я н-не в-выдаю…       – Вмять, я же тебе сказал по-хорошему…       – Маглиновский, перестань.       – Ротик свой молчи, брат, – бросил через плечо одноклассник и вновь с угрозой маньяка-психопата глянул на скшата. – Гони гребанную справку, хоббит.       Скшат нервно сглотнул и неловко сполз с высоко стула. Он в припрыжку посеменил к одному из соседних столов и бегло заговорил с другим работником, с опаской кидая взгляды на Маглиновского, который уже успел измениться в лице. Парень положил руку на бок и самодовольно хмыкнул.       – Ненавижу бюрократию, – сказал он и, чуть погодя, добавил: – Бюрократия – это зло, а зло есть зло… Меньшее, большее, среднее – не важно. Но когда приходится выбирать между одним злом и другим, я всегда делаю выбор в пользу большего.       – Поэтому Цири и умерла, когда ты проходил третьего "Ведьмака"?       – Да. Я аж слезу пустил на этой концовке, – признался Маглиновский, опустив взгляд. – Заканчивай в темпе. Мы тут малость подзадержались.       – Спасибо… – нехотя и тихо изрек Винницкий.       Маглиновский, хмурясь, обернулся.       – Ты что-то сказал?       – Нет.       – Хм… показалось, наверное. В любом случае, Винник, я другу всегда помогу.       – У меня нет друзей.       – Есть, брат. Есть.