Позабудь об этом дне, спор не нужен никому.
Не читай нотаций мне, — мама, это ни к чему.
Снова к друзьям я своим убегаю, что меня тянет сюда — я не знаю.
Без музыки мне оставаться надолго нельзя.
Музыка нас связала, тайною нашей стала.
Всем уговорам твержу я в ответ: «Нас не разлучат, нет!»[1]
Асмодей направился вдоль коридора к спиральной лестнице, перилла которой были искусно вырезаны в виде узоров. По ней спустился вниз в гостиную, где черно-белая плитка была выложена шахматным полем. Кресла и диванчики здесь были с изящными золотыми ножками и белыми подушками. То тут, то там стояли столики и шкафчики, наполненные книгами, фотографиями лицеистов и вообще самыми разнообразными аксессуарами. Возле камина, над которым висел телевизор, сидели старшекурсники в кафтанах, подпевающие подошедшему припеву. Среди них затесался Добрынич-Рюрикович и Деордиев, они при виде Винницкого мгновенно оживились. – О, первый пошел! – воскликнул Добрынич-Рюрикович. – В этот раз и десяти минут не прошло. – Идиоты… – прошипел Асмодей и прошел через гостиную. Вход на винтовую лестницу венчал портал с красивой лепниной. По бокам стояли пьедесталы с бюстами явно известных личностей – Левитан и Чернышевский, если таблички на пьедесталах говорили правду. Оба бюста двигали плечами в такт песне и подпевали ей. Асмодей поднялся на четвертый этаж, перепрыгивая через несколько ступенек разом. Коридор здесь ничем не отличался от того, какой был в женском крыле. Из первой и второй комнаты вывалились парни, по-девичьи визжа. Они встретились взглядами и завизжали пуще прежнего. Асмодей прошел мимо них, и они провели его взглядом, выпав на мгновение в осадок. В дверях третьей комнаты показался Гончаров в черном кафтане. Парень всячески давил улыбку, но вот-вот был готов сорваться на смех – весело ему… Асмодей дернул ручку в пятую комнату и вошел. Одеяло лежало на паркете, как и телефон, у которого треснуло защитное стекло. Прикроватный коврик улетел черте куда. Винницкий вошел в ванную комнату, где и обнаружил свое тело в черной пижаме с мордашкой енота, которое с глубочайшим интересом рассматривало, что находится в штанах. Асмодей фальшиво откашлялся, и его тело обернулось к нему, округлив яшмовые глаза. Девушка спешно подошла к нему, не веря своим глазам, и положила руки на плечи. – Охренеть! – проговорил голос Винницкого. – Это мое тело. – Забавно, а это мое, – Винницкий по-детски улыбнулся. Слишком много эмоций на этой родной мордашке, Асмодея это выводило из себя. – Иронично-то как, не находишь? – Угу. – Честно, никогда не думала, что окажусь в теле парня, – сказал Винницкий – нет, вмять, Разумихина! – и прошествовал в спальню, где потянулся. – Поэтому сразу полезла, проверять на месте ли хер? – Ой, а ты, Асмодей, как будто не полез лапать мое тело, – Разумихина ухмыльнулась, глянув на свое тело. – Нет. – Ой, не пизди, – Разумихина скрестила руки на груди и показала язык. Повисла неловкая пауза. – И что нам теперь делать? – Я ебу, что ли? Музыка в коридоре стихла. В приоткрытой двери показался долговязый мариборец с пышной шевелюрой темно-ореховых волос, которые были зачесаны на бок. Овалолицый с шоколадными глазами. Длинный нос. На русского он не особо смахивал, оценил Асмодей. Одет он был в черный кафтан, который был расстегнут, а под ним проглядывалась белая туника-косоворотка. – Первогодки, давайте в гостиную, – сказал мариборец. Говорил он очень своеобразно, немного шепелявил. – Мы сейчас объясним, что с вами не так. В дверях показались Гончаров и Ласка. – Ха, а Винник быстрее собрался с духом, чем мы с тобой, – сказал Гончаров Русу. – Я пока с сиськами не наигрался, искать свое тело не пошел. – Ты противен, – фыркнула Разумихина. – Это же кто тебе попался, Асмодей? – спросил Рус. – Разумихина. В гостиной выстроилась толчея первокурсников, среди которых было немного лицеистов курсами старше. Мариборец с шевелюрой темно-ореховых волос протиснулся к Добрынич-Рюриковичу и Деордиеву с их компанией. Зал полнился переговорами. Кто-то умудрялся моментально обнаружить свое тело – в основном это делали девушки, которые тут же старались протолкнуться к своим достоинствам. Асмодей хотел было по наитию убрать руки в карманы, но в шортиках их не было. Разумихина хихикнула, глядя на Асмодея сверху-вниз – он был сейчас на полголовы ниже. Деордиев запрыгнул на кресло и властно поднял руку, все первокурсники мгновенно умолкли. – Отлично, – произнес Деордиев. – Ребятки, вы наверняка в полном выпаде, не понимаете, что происходит. Это нормально. Вит вам сейчас все объяснит. – Это, ребятки, – вперед вышла шевелюра темно-ореховых волос, – у нас на Хорсе своеобразная традыцья. Каждый первый курс, начиная с нынешнего четвертого, проходит через это. Мы называем это чем-то вроде сондова посвящения. Делается это для того, чтобы сплотить ваш коллектив, навьюзания пшияжни и узнать друг друга поближе. – Классное сплочение коллектива, вмять! – крикнула кто-то из девушек, что была в теле парня. – Это надолго? – Нет, заклинание действует йеден джень, – ответил Вит. – Я поясню, – сказал Деордиев, – Вит у нас просто поляк и часто смешивает польскую речь с русской. Вы такими пробудете только сутки. В полночь заклинание спадет. – И что нам делать целый день? – Как что? – Добрынич-Рюрикович хмыкнул и развел руками. – Быть вместе друг с другом. Поднялась кутерьма. Все принялись возмущаться, но Асмодей стоял в стороне и наблюдал за всем безучастным взглядом серо-зеленых глаз. Его не особо прельщала мысль ходить весь день с Разумихиной. Она по его меркам была слишком яркой, слишком красивой, слишком… Такие как она обычно любят издеваться над серыми мышками и над теми, кто обычно предпочитает одиночество и не любит шумные компании. И с такой девкой парню придется провести целый день. Он поежился от одной мысли. – Ты чего? – спросила Разумихина, глянув на парня. – Ничего. Представил, что придется проторчать рядом с тобой весь день. – Не самая плохая перспектива, – улыбнулась Разумихина, и Винницкому показалось странным видеть столь расслабленную и приветливую улыбку на своем лице. – Ты прикольный. Закрытый, но прикольный. – Окстись. – Что? Асмодей тяжело вздохнул, закатив глаза. Не стихающий гам, остановил поляк, вынувший палочку. Он легонько коснулся горла, шепнув какое-то заклинание, и в следующий момент его голос стал подобен грому, который раскатился эхом по всей гостиной. Первокурсники стихли в мгновение ока. – ДОВОЛЬНО ПИЗДЕЖА. ТО-ТО ЖЕ. – Опять «Глас Чижа» используешь, – улыбнулся Деордиев. – ХОРОШИЕ ФОРМУЛЫ ОН ПРИДУМЫВАЛ. В ОБЩЕМ… – Вит вновь коснулся горла, и заговорил обычным голосом: – В общем, Коля правильно сказал – вам придется провести разэм чауи джень. Кому-то из вас повезло, як та пара, – Вит указал на Асмодея и Разумихину. – Думаю, Асмодею, – подал голос Деордиев, – следует поаплодировать – он среагировал много быстрее прочих. Молодец, дружок. – Мы, правда, ожидали, что Разумихинская наследница среагирует первой, – заметила девушка с пшеничными волосами и сапфировыми глазами. – Шутишь? – тут же воскликнула Разумихина. – Я попала в тело парня, такое раз в жизни случается! – Ни хера себе оптимизм, – девушка с пшеничными волосами и сапфировыми глазами хохотнула, явно удивленная. – Летт, хватит отвлекаться, – осек Деордиев подругу, похлопав ее по плечу. – Вы поняли, да, что от вас требуется? Если вдруг по какой-то причине, вы считаете, что заклинание не спадет, то спешу уверить, оно не спадет, если мы увидим, что кто-то не контактирует друг с другом. – Ребятки, не думайте, – подал голос Добрынич-Рюрикович, – что мы пытаемся вас как-то принудить… – Мы же это и делаем, – поляк многозначительно улыбнулся. – Да ну тебя, Вит, – Добрынич-Рюрикович улыбнулся, отмахнувшись от друга. – Наша цель – сплотить вас вместе, потому что наш Двор ценит единство. Вам еще только предстоит узнать, что хорсовичи – нечто большее. – Мы здесь все семья, – сказала Летта. – Кто-то сказал семья? – поляк подошел к названной Летте и положил руку на плечо, чуть сощурив глаза. – О, мой бог! – Добрынич-Рюрикович скорчил женский голос. – Это что, Доминик Торетто? – Да-да, нет ничего важнее семьи, – не без улыбки на хабальском личике отмахнулась девушка с сапфировыми глазами. – Думаю, мотивационных речей достаточно, – произнес Деордиев, останавливая свою странную компанию. – Завтрак уже начался, поэтому идите и собирайтесь. Вы поняли, что вам нужно делать? Нестройное «да» прокатилось по гостиной, и первокурсники начали тщетные попытки поисков своих тел. Кому-то это удавалось, и начинались перепалки, требования и прочее. В конечном счете это сводилось к самому обычному компромиссу и солидарности в общей «проблеме». Асмодей уже было собрался вернуться в свою комнату, но осек себя, ведь ему надо было идти в комнату Разумихиной. Она опешила его, положив руку на плечо. – Я могу тебе попросить? – осведомилась девушка. – Что? – Надень форму, которую я повесила на тремпель у рабочего стола. – Разумихина стеснительно стучала указательными пальцами – выглядело это, по меньшей мере, по-детски и по-мультяшному. – На чем весит одежда? – На тремпеле, – с легким возмущением повторила Разумихина. – Я не знаю питерского диалекта. – Ух, – Разумихина помедлила, – …на плечиках. – Хорошо. – Серьезно? – девушка оживилась. Асмодей ей ничего не ответил. Он решил, что будет правильным пойти девке на встречу в ее просьбах. В конце концов, это было ее тело, а Винницкий в нем был не званным гостем. Парень хотел вернуться в родные хоромы тесного тела, а для этого следовало быть вместе, работать сообща. Лучше не искушать судьбу, как он считал. – А мне надеть что-нибудь конкретное? – спросила Разумихина, ступив на лестницу. – Чего ты хочешь? – Плевать. На Разумихинских тремпелях – Асмодей прыснул с этого – висел самый обычный черный кафтан с серебряной вышивкой, какие носили поголовно все лицеисты Хорса. Но по ощущению ткань явно отличалась от той, из которой был пошит кафтан Винницкого. Возможно, это был бархат. Длинные объемные рукава, на краях тесьма. Под ним Асмодей обнаружил белую тунику с небольшим вырезом и свободной шнуровкой. Узкие рукава были обшиты красивым кружевом. На кресле аккуратно были сложены черные брюки, которые самую малость обтягивали попу, стоило Винницкому их надеть. Глянув в отражение в зеркале за ширмой, Асмодей невольно провел рукой по попе, понимая, что у Разумихиной она действительно… Да перестань же ты так похотливо смотреть на ее тело, придурок! Винницкий мотнул головой, прогоняя все эти мысли, и стянул футболку для сна. Серо-зеленый взгляд упал на грудь… Третий, что ли… Винницкий встал боком, продолжая не без интереса бегать глазами по телу. Аккуратным маникюром, выполненном в виде снежинок, на небольших ноготках он медленно провел по коже. Побежала дрожь. Асмодей осторожно выдохнул. Коснулся груди. К горлу подступил ком… Ты охренел, уебок? Винницкий резко дернул руками и вернулся к буфету, где принялся рыскать в поисках бюстгальтера. Но нет-нет, а взгляд все возвращался к груди – интерес был выше рациональности, которую парень всячески пытался ставить на первое место. Нашел черно-розовый бюстгальтер – возможно, от какого-то комплекта, но Асмодея это особо не волновало. Парень вернулся к зеркалу. – А как эта херня застегивается? Поняв, что он этого не знает, Асмодей кинулся к телефону, который оказался фиолетовеньким iPhone 12, чему Винницкий был не удивлен. Кое-как разблокировав его, парень принялся искать в поисковике интересующий его вопрос. Ответ не заставил себя долго ждать, но из объяснения парень ничего не понял и выругался. Попытался повторить, но ничего не вышло. Оставался только один выход, к которому Асмодей не хотел идти, но выбора, похоже, не было. Он открыл «Bungie» – аккаунт Разумихиной назывался @Hichertic – и вбил в поисковой строке имя своего аккаунта. Личная страница у Винницкого была закрытой, поэтому чтобы написать ему требовалось сперва отправить запрос. Прошла едва ли минута, прежде чем пришло оповещении о принятии запроса. Тут же Разумихина написала Асмодею – «А ты оперативен» – «Я бы этого не делал без необходимости» – «Интересно, что это за необходимость, как ты ее называешь?» – «Как застегивать лифчик?». Тишина. Асмодей представил, что Разумихина сейчас катается по полу со смеха, и он бы этому не удивился. Опыта в общении с девушками Винницкий едва ли имел – весь его базис складывался из просмотренных сериалов, прочтенных книг да истории с Сочилиной, о которой он не любил вспоминать. Чего уж говорить о сексе… @_hurfari_ набирал сообщение. «Я надеюсь, что ты пошутил» – «Я не шучу» – «Ты серьезно? Не умеешь застегивать лифчик?» – «Угу» – «Вмять, ты не шутишь? Прости, просто… я бы не сказала, что ты создаешь впечатление… Ну, ты понимаешь» – «Нет, не понимаю» – «Я тебя поняла, сейчас поднимусь». Минут через пять раздался стук в дверь. Винницкий осторожно приоткрыл ее, за ней стояла девушка из компании Деордиева, Добрынич-Рюриковича и поляка, у которой были пшеничные волосы и сапфировые глаза. У нее было овальное лицо и аккуратный вздернутый носик. При взгляде на нее у Винницкого сложилось впечатление, что эта девушка была слишком уж необычна, даже для центра России. В ней было что-то специфичное, немножко хабальское и наркоманское. – Крупская и Коллонтай не пустят сюда Разумихину, – тут же пояснила девушка, – им особо не важно, что это девушка в теле парня. Она объяснила проблему. Разрешишь войти? Асмодей шагнул в сторону, пропуская – как ее Деордиев назвал? Летта? – в спальню Разумихиной. Парню было не комфортно, что посторонний застал его в столь щекотливой обстановке. Летта положила руки на бедра, глянув на Асмодея. – Не стесняйся так, – улыбнулась девушка, – все рано или поздно сталкиваются с этим. Ты думаешь, мои мальчишки все сразу умели? Надевай. Асмодей просунул руки через бретельки и осторожно поправил бюстгальтер. – Расслабься, Асмодей. Верно же? – Угу. – Я – Виолетта Камерцель. Девушка затянула лифчик и ловким движением пальцев застегнула его. Кожу неприятно сдавило, и Асмодей ахнул от этого. – Ощутил, да? – улыбнулась Камерцель. – Как вы это носите? – Терпим, – Камерцель пожала плечами, – эта ебанина держит форму сисек. Понимаешь, лифчик – это наше эстетическое довольствие собой. – Чего? – Красивое белье помогает нам чувствовать себя сексуальными, Асмодей, – с уст Камерцель не сходила улыбка. – Мы более уверены в себе, да и самооценку поддерживает. Но всегда есть пару «но». – Ждешь, что я спрошу, что за «но»? – А тебе не интересно? – Камерцель вопросительно изогнула бровь. – Не особо, но говори. – Асмодей снял с плечиков тунику и натянул. – Как ты уже заметил, эта штука жутко неудобная, а еще есть извечный вопрос, который нет-нет да волнует нас, юных дам. – И что это за вопрос? – Асмодей надел кафтан и аккуратно убрал длинные волосы. Эти локоны явно стоило расчесать, прежде чем идти куда-то. – Когда лифчик есть и сиськи приподняты? Или когда его нет и соски проступают? Это интересует не сколько нас, сколько – дай мне, ты неправильно делаешь, – Камерцель принялась водить изящным деревянным гребнем по светлым русым волосам, – мнение парней на этот счет. Тебе как нравится? – Наповал бьешь таким вопросом. – У тебя девушка разве не спрашивала этого? – Камерцель заглянула в серо-зеленые глаза. – У меня ее нет. – А… – И не было никогда. – Прости, – Камерцель поморщилась, поняв, что тронула не самую приятную тему. – Но глядишь и появится. – Ты на что намекаешь? – Обещаешь никому не говорить? – Посмотрим. – У нас на Хорсе любят строить «Санта-Барбару», – сказала Камерцель и, убрав гребень на рабочий стол, взяла Винницкого за плечи. – Потрясающе выглядишь. – Чувствую себя не привычно. – Это со всеми так будет, – отмахнулась Камерцель и вышла из комнаты. Асмодей последовал за ней. – Когда мы придумывали эту традицию, надеялись, что все будут взаимодействовать друг с другом и в бытовых вопросах. Это редко когда случается. Ты и Илона, к примеру, действительно молодцы – первые взяли себя в руки… – Я взял себя в руки. – У тебя никогда не было девушки, а из этого следует, что ты девственник… – Ты к чему клонишь? – Женское тело, а особенно такое, – Камерцель многозначительно кивнула на Винницкого, – очень притягивает молодых мальчиков вроде тебя. Не надо отрицать, что не облапал тело Илоны с ног до головы. – Меня это мало интересует. – Ух, а мы асексуальны, я погляжу. Не надо втирать мне тут. – Камерцель и Асмодей ступили на лестницу. – Готова поставить всю свою стипендию за этот месяц, что первое, к чему ты потянулся, были ее сиськи. – Закроем тему. – Тонко увиливаешь, – Камерцель ехидно улыбнулась. – Ты говорила, что хорсовичи любят «Санта-Барбару». – Ах, точно. – Камерцель хлопнула себя по лбу. – Мы любим сводить парочки и наблюдать за развитием их отношений. Это интересно. – Не вижу ничего интересного. – Возьмем тебя, Асмодей, и Илону. Вы вместе победили в поисках алатыря, – Камерцель через плечо глянула на Винницкого. – Оба попали на один Двор. Попали в тела друг друга. Помяни мое слово, Асмодей, среди ваших однокурсников уже найдется пара, а то и тройка, кто будет вас шипперить. В наших глазах вы уже представляете интерес. – Это почему? – Ну ты сам посмотри. Камерцель остановилась у подножья лестницы и кивнула на Разумихину, которая была одета в черный кафтан, пошитый слегка на манер косоворотки. Она о чем-то беседовала с Лаской и Деордиевым. – Симпатичный парень, – сказала Камерцель и глянула на Винницкого, – и красивая девушка, разделившие победу. Попавшие на один Двор. Он – хмурый и смотрит так, как будто недоволен чем-то. Явно не любитель пустой болтовни и больших компаний, но у него уже есть знакомые здесь. Она – яркая и активная, явно способна подхватить почти любой разговор и в любой компании. – Звучит, как что-то несовместимое. – Согласна, сходства в вас как у ворона и письменного стола… – Тоже есть сраное перо? – А ты с юморком, – с улыбкой заметила Камерцель. – Никто и не говорит, что все пары должны быть схожи во всем. Одинаковые люди зачастую скучные и не интересные – такие союзы не держатся долго. То ли дело, когда партнеры разные и в чем-то дополняют друг друга. Поспорим на мою месячную стипендию, что к концу этого учебного года вы будете встречаться? – Глупо. – Давай, – Камерцель подмигнула Асмодею. – Ты же понимаешь, если мы поспорим, – нехотя произнес Асмодей, – ты точно будешь всячески подталкивать меня и Разумихину к этому? Создавать ситуации и прочую херню? – Сейчас ты сказал самый большой набор слов, который я могла услышать от тебя за два дня. Что в лесу, что здесь ты не слишком многословен. – В лесу? – Я и Ваня, – Камерцель кивнула на Деордиева, – встретили вас с этим парнишкой из сварожичей, когда вы сбились с пути во время поиска. Гвенаэль, кажется, его зовут… Не важно. Так что, спорим? Я постараюсь не вмешиваться – пусть все идет своим чередом. – Нет. – Ты противный, – с улыбкой заметила Камерцель. – Держи в курсе. – А вот и Асмодей, – сказал Рус, переминаясь с ноги на ногу, когда Винницкий и Камерцель подошли к ним. – Ох! – Разумихина округлила глаза, а лицо ее пронзила улыбка – слишком искренняя. – Спасибо тебе. Эх, почему я не… Нет! Это было бы и так верхом наглости, просить тебя еще и накраситься. – Я хочу завтракать, идем. Войдя в крепостные стены Марибора, лицеисты прошли по двору к ступенчатой лестнице, которая буквой Г поднималась выше. Здесь, у входа в самый большой корпус замка, раскинулись живописные газоны, окрасившиеся в жухлые оранжевые тона. Над ними высились красиво подстриженные деревца, которые сомкнутыми рядами были посажены в крепостном парке. В центре расположился небольшой фонтанчик в виде рыси, а вокруг него были посажены красивые цветы, которые еще тянулись к жизни в эту осеннюю пору. Прошли мимо высокой ели и небольшого пруда, а после поднялись по лестнице в холл. Холл был выстроен ротондой и поднимался к стеклянным нервюрам. Вокруг царила отделка белыми панелями с вкраплением золота и красивейших лепнин. Своды второго этажа поддерживали высокие белые колонны, а с потолка свисали люстры, обрамленные золотом, а кристаллы среди их подвесок в отсвете солнечного света мерцали миллиардами бликов. От холла уходило три коридора, а промежутки их занимали огромные портреты в золотых рамах с множеством завитков и резьбы. Первый портрет изображал профессора Могилевского, а другие три каких-то исторических личностей, среди которых самым узнаваемым для Асмодея оказался Петр I. То тут, то там стояли пьедесталы, которые занимали движущиеся и переговаривающиеся с собой или с проходящими лицеистами бюсты самых разных людей. Через коридор справа от входа вошли в главный зал, где уже за столами собирались мариборцы. Асмодей и Разумихина прошли мимо стола сварожичей, и парня окликнули. Маглиновский схватил Разумихину в охапку и потер кулаком голову. Девушка заметно вздрогнула. – Винник, шалопай ты такой, – проговорил Маглиновский, – здоров. Скажу честно, общага у Сварога – мое почтение. – Простите? – смутилась Разумихина, вырываясь из хватки одноклассника Винницкого. – Вы меня с кем-то спутали, наверное. – Ты ебнулся? – Маглиновский вопросительно изогнул бровь. – Это я, – Асмодей поднял руку, и Маглиновский перевел зеленый с серыми крапинками взгляд на тело девушки, стоящей рядом. Сперва сварожич водил глазами то на Винницкого, то на Разумихину, но мало-по-малу к нему приходило осознание ситуации. – Без комментариев. – Нет, комментарии уместны, – Маглиновский ткнул пальцем в Асмодея. – А как такое?.. – Это на Хорсе посвящение такое. – Охренеть, – Маглиновский восторженно выдохнул, затем глянул на Разумихину. – Прошу простить, сударыня, я спутал вас с моим другом. Я не знал всю… сложность ситуации. Гвенаэль. – Илона. – А мы с вами раньше не могли встречаться? – Ты ей подмигивал, когда мы были в буяне, – сказал Асмодей. – В Швейной мастерской. – Точно, – лицо Разумихиной посветлело, – а я еще думала, где видела тебя, Асмодей. А ты, Гвенаэль, забавный малый. – Ты ужасен, – украдкой шепнул Маглиновский Асмодею. – Судьба сводит людей в самых необычных обстоятельствах, Илона. Будьте аккуратны с этой хмурой мордашкой. – Я учту, Гвенаэль, – Разумихина мило улыбнулась, – но решать все же буду сама, быть мне аккуратной или нет. – Прошу простить меня, если показался бестактным, – Маглиновский отвесил демонстративный поклон. – Позер. – Не бурчи, Винник, я хотел предложить тебе после занятий сходить к Райкину и отметить первый день в Мариборе. Как ты на это смотришь? – Маглиновский вопросительно изогнул бровь. – Мы – за, – Разумихина взяла Асмодея под руку и вздрогнула. – Ой… – Вы? – Маглиновский уставился на Винницкого. – Мы должны провести весь день вместе, – пояснил Асмодей, – делая все сообща. Только так вернемся в наши тела. – Ага, – Маглиновский многозначительно кивнул, как бы понимая соль ситуации. – Илона, я могу попросить тебя об одолжении? – Все зависит о сути одолжения. Чего-то бесстыжего я делать не собираюсь. – О нет-нет-нет, – Маглиновский поднял руки в защитном жесте, – ничего такого, сударыня. Невинная просьба – раз ты будешь весь день с моим другом, займись его воспитанием. – То есть? – У него проблемы с социализацией. – Нет. – Помолчи, – шикнула Разумихина на Асмодея. – В каком смысле проблемы с социализацией? – Он не любит людей, – пояснил Маглиновский, – ему надо больше контактировать с ними. Я хочу сделать из этой серой мышки человека, а будучи на другом Дворе это тяжело. – Достойная просьба, я постараюсь. – Благодарю от всей души. И приятного аппетита, – Маглиновский кротко кивнул и удалился к столу своего Двора. – Он и правда забавный малый, – хихикнула Разумихина. – Откуда ты его знаешь? – Мы с ним одноклассники. – Асмодей, – окликнул парня Рус, севший рядом с Гончаровым, – давайте сюда, к нам. – А их откуда знаешь? – Познакомились на Соловцах. – Ты, я погляжу, вообще не любишь много говорить? – Угу. Асмодей сел в кресло рядом с Русом, а Разумихина пристроилась рядом. Столы уже были заставлены самыми разными яствами, какие только успевал ухватить глаз, потому что блюда улетали в мгновения ока. Самый ярким, пожалуй, оказался салат из печенного картофеля, охотничьих колбасок, маринованных огурцов и лука с приправкой из горчицы – дух луковый стоял от него сильный, но многие на него налегали с большой охотой, особенно старшие курсы. В качестве блюда на первое был луковый суп, который по ощущениям был приготовлен на молоке. Стоило Асмодею его попробовать, как почувствовался привкус сыра на шапке, которая покрывала бульон. Суп на вкус оказался сдобный, копченный, немного отдавал ветчиной. Чувствовалось что-то домашнее. Заедал все это парень хрустящими гренками с чесноком. На второе был подан гуляш из косули в большой буханке хлеба. Гуляш был замечательно приготовлен на томатной пасте, местами встречался болгарский перец и тимьян. Во вкусе прослеживалось что-то винное. – Косуля не зря умерла, – оценил Асмодей, пробуя нежное мясо, которое так и сочилось податливостью. Почувствовалась печень. Заедал гуляш Асмодей хлебом, который пылал жаром и обжигал пальцы. До третьего блюда было еще время, поэтому Винницкий потянулся к куриным крылышкам, которые сопровождали овощи и чесночный соус. Крылышки по виду были жирненькими, так и играли на свету. Они слегка хрустели, но нежное мясо буквально таяло во рту. Разумихина же решила попробовать шашлык из вепря с нарезанными огурцами, помидорами и луком. Девушка попыталась разрезать мясо, которое было не таким податливым, каким показалось на первый взгляд. Судя по выражению лица Разумихиной, никакого чуда она не попробовала. На третье блюдо подали пельмени из медвежатины с зажаренным луком и шампиньонами. Никакого характерного запаха Асмодей сперва не ощутил, а как попробовал, так рецепторы наполнились чем-то необычным. Это не было не вкусным, но Винницкому было сложно сказать, нравится ли ему. А вот лук с шампиньонами оказался очень даже не дурен, но стоило Асмодею совместить все это вместе да добавить сметаны… парень ощутил вкусовой оргазм во всем его великолепии. Запил Асмодей все это крайне необычным напитком, который отдавал поджаренным сахаром, виски и молотым кофе. По парню как будто ударили так, что он проснулся от долгого сна, да еще и так проснулся, что оказался в колее мгновенно. – Это было невероятно, – проговорила Разумихина, откидываясь на спинку кресла. – Сейчас бы упасть на кровать и умереть после этого. В чем-чем, а в этом Асмодей оказался солидарен с Разумихиной. Завтрак оказался выше всяких похвал и на занятия сейчас вообще не хотелось идти. Парень сверился с часами на телефоне – без двадцати минут девять, а алхимия начиналась без десяти десять, о чем не преминула заметить Разумихина. – Я не знаю как ты, – протянула она, вставая из-за стола, – но я пойду полежать, пока время есть. И Разумихина ушла, Асмодей тоже не стал терять времени даром. Тоже решил вернуться в спальню девицы, где надо было еще взять вещи на занятия. На выходе стоял Маглиновский в своем красном кафтане с медными узорами. Парочка однокашников встретилась взглядами, и Маглиновский поманил Асмодея пальцем. – Как? – вопросил Маглиновский, как только Винницкий подошел. – Каким образом? И с ней? – Это все старшие. – Я завидую, с такой красоткой и поменялся телами. – Доброе утро, Асмодей. Мимо прошла девушка с васильковыми глазами, которая накануне ночью улыбалась ему и чмокнула в щеку. От этого воспоминания по телу пробежала неприятная дрожь. Девушка была одета в длинную белую рубашку – возможно, мужскую. Черную просторную юбку. Выше колен поднимались черные чулки, а на ножках были черные кеды. Шею ее оттягивал галстук со змеей хорсовичей. Возможно, эта девушка была одной из старшекурсниц. – Э-э, доброе… – Елена, – подсказала девушка с васильковыми глазами и подмигнула парню. Развернувшись, она в припрыжку поспешила по коридору. – А ты нарасхват, – заметил Маглиновский. – Херню сказал. – Чел, ты глянь на себя! – Маглиновский принялся активно жестикулировать руками. – В теле такой красавицы, а она в твоем и еще улыбается. Я умею чувствовать настроение людей, и скажу тебе, Разумихина улыбается тебе искренне. – Бесишь. До встречи.